Глава семнадцатая ОТЕЛЬ «У ПОГИБШЕГО СЦЕНАРИСТА»
Глава семнадцатая
ОТЕЛЬ «У ПОГИБШЕГО СЦЕНАРИСТА»
«В конце концов, литература — это высоко символизированная действительность, совсем особая система ассоциаций, воздействие на совсем иные органы чувств, в то время как кино — это живопись, это музыка, это совершенно реальный, я бы даже сказал — беспощадно реальный мир, элементарной единицей которого является не слово, а звучащий образ…»
Б. Стругацкий. «Комментарии к пройденному»
Важнейшим из искусств в Советском Союзе всегда являлось кино. И это знали все, даже те, кто не помнил, что фраза, растиражированная на стенах многих кинотеатров страны, принадлежит Ленину. Потому что это была правда. Долгие годы именно кинематограф служил Системе самым мощным инструментом пропаганды. Потом его сменило телевидение, но и тогда большинство населения любило смотреть по телевизору в первую очередь именно художественные фильмы. Кино было и оставалось любимым видом досуга — ввиду доступности (по распространённости и по деньгам), а также простоты, понятности и увлекательности. Культурный досуг советского человека не отличался разнообразием: кино да книги, театр — это уже для узкого круга. Кино главенствовало всегда и всюду. Поэтому неудивительно, что как только фантастика в литературе сформировалась в могучее и крайне популярное направление, сразу начались разговоры о фантастических фильмах. Режиссёры и сценаристы в начале 1960-х рвались в бой, через одного мечтали они создать грандиозный фильм о будущем, о космосе, о гениальных изобретениях, мечтали положить начало славной отечественной кинофантастике, разумеется, лучшей в мире, о другом у нас никогда и речи быть не могло. Но… не довелось. Не было ничего более убогого в нашей культуре, чем кинофантастика (если брать её в целом).
Стругацкие не могли не видеть этого. И в первом февральском номере «Советского экрана» за 1967 год выступили можно сказать с программной статьёй «Почему нет кинофантастики», в которой очень чётко определили все тенденции фантастического кино в СССР и сформировали все требования к нему. Жаль, что ни высокое начальство, ни сами кинодеятели — никто не прислушался тогда к этим советам. А ведь концовка у статьи была такая по-советски бодрая! Даже обидно вспоминать сегодня:
«Лично мы оптимисты. Логика развития фантастики, наблюдаемая в советской и мировой культуре, должна обязательно привести к развитию у нас кинофантастики. Это почти неизбежно. Перспективы, во всяком случае, обнадеживают. В Киеве собираются выпускать картину по „Туманности Андромеды“, на „Мосфильме“ сделали „Мы — марсиане“. Заинтересовалась как будто фантастикой студия „Ленфильм“…
Зритель имеет все основания надеяться: советский фантастический фильм будет и, может быть, даже скоро».
Ну, с предпоследней фразой понятно. Здесь они намекают на собственный проект с Германом, суеверно не произнося ничего конкретного. «Марсиан» даже и комментировать не хочется, а «Туманность Андромеды» Евгения Шерстобитова, в отличие от романа Ефремова, событием не стала. Плоский сюжет, картонные декорации и дутый пафос этого фильма разочаровали практически всех. Тогда многие недоумевали — почему? А сегодня с высоты нашего опыта понятно, что, во-первых, десять лет — это много: искренней веры в те идеалы не было теперь даже у самого Ивана Антоновича (он уже работал над «Часом быка»); а во-вторых, искусственные монологи и диалоги ефремовских героев ещё можно было худо-бедно воспринимать с бумаги, когда же их стали произносить вслух с экрана, фальшь почувствовали все, включая автора. Этот философский трактат явно не предназначался для кинематографа.
Зато безусловной удачей начала 60-х стал «Человек-амфибия»: добротный сценарий, отличные актёры, прекрасные подводные съёмки (редкость по тем временам) и вообще яркое зрелище. Сборы оказались невиданными. Рекорд фильма был побит через несколько лет только сверхпопулярными комедиями Леонида Гайдая «Кавказская пленница» и «Бриллиантовая рука». В общем, это не удивительно: 1962 год, поздняя оттепель, пик интереса к фантастике. «Человек-амфибия» вызвал в прессе целый шквал обсуждений и дискуссий, поднял огромную волну надежд на развитие нашей кинофантастики. Увы. Ничего сопоставимого по успеху больше десяти лет не было. Относительной удачей можно считать НФ-комедию «Его звали Роберт» (1966). Следующим безусловным прорывом в нашей фантастике стал «Иван Васильевич меняет профессию» (1973), но это всё-таки гениальный Гайдай, да ещё помноженный на гениального Булгакова. Нечего было и мечтать снять что-то близкое к этому. Ещё одним потрясающим фантастическим фильмом стал «Кин-дза-дза» (1986) — через 13 лет! Но тут опять же сыграла роль личность Георгия Данелии — одного из сильнейших режиссёров нашего кино. У него и «Слёзы капали» (1982) я считаю прекрасным и сильно недооценённым фантастическим фильмом. Ну и, собственно, на этом можно заканчивать наш обзор. Я бы только ещё добавил к нему великолепный и незаслуженно забытый «День гнева» (1985) Суламбека Мамилова по рассказу Севера Гансовского. И всё. Дальше начинается эпоха российского кино, о которой говорить не очень хочется. К сожалению, в последние двадцать лет, когда стало всё можно, — ни цензуры тебе, ни технических ограничений! — ожидания любителей фантастики не оправдались. Реальным следующим прорывом в кинофантастике стал, конечно, «Ночной дозор», но его успех измеряют в миллионах долларов, а успех старых кинолент — в миллионах зрителей. По какому курсу считать сегодняшний доллар к тогдашнему зрителю — непростая задачка для математика-экономиста. Но ясно одно: посещаемость кинотеатров всё равно на два (если не на три) порядка ниже. И какой смысл считать?
Ну а что касается Тарковского, то и «Солярис», и «Сталкер», и «Жертвоприношение» — вне конкуренции. Их как-то даже неловко сравнивать со всеми остальными картинами.
О Тарковском вообще разговор особый.
Вернёмся к неудачам советского кино, к очевидному и сокрушительному провалу нашей кинофантастики. В чём дело?
Мне видятся целых три причины. Первая — самая незначительная, но о ней чаще других говорят: отсутствие необходимой техники, навыков, традиций, общей культуры фантастического кино. Конечно, это удобная отговорка, хорошее оправдание чьей-то лени, инертности и бездарности.
Второе. Презрительное отношение литературного мейнстрима к фантастике, автоматически переносимое и на кино. Считалось просто несолидным работать в «низком» жанре. А руководство определяло НФ как детско-юношеское направление. Вот почему фантастика, граничащая со сказкой, и снималась, как правило, с расчётом на школьников. Таких фильмов было больше, но и они не радовали — все эти шаги с крыши, приключения электроников, а тем более всякие отроки во вселенной. Они были на удивление аляповаты и малограмотны, будто их специально доверяли людям предельно далёким от фантастики, чтобы дискредитировать её как класс. Булычёвская «Гостья из будущего» (1985) оказалась уже рангом повыше, но сравнения с настоящей кинофантастикой уровня «Back to the future»(«Назад в будущее») — год тот же, 1985-й! — не выдерживала совершенно.
И, наконец, третья и главная причина. Фантастика — вещь идеологически ненадёжная. Цензура видела в ней эзопов язык даже там, где на него и намёка не было. Начальству тяжеловато было разбираться в научной зауми, и от греха подальше фантастику задвигали в наиболее безопасные сферы. В книгах с ней худо-бедно мирились. В периодике — уже суровее относились: отдельные рубрики — пожалуйста, но специализированный журнал — ни-ни! В кино — в этом главном оплоте пропаганды, — не место сомнительной фантастике! Ну а на ТВ — новейшем и наиболее эффективном инструменте промывания мозгов — это вообще табу. Вот почему так удивительно было появление программы «Этот фантастический мир». Она держалась только на энтузиазме космонавтов — особой касты советского общества. Потом всё рухнуло: и Система, давившая свободную мысль, и — вместе с нею, — авторитет космонавтов.
В итоге поразительный результат: после 1991-го в отношении к фантастике мало что изменилось. Идеологическая парадигма перевернулась с ног на голову (точнее с головы на ноги), но некоторые традиции у нас продолжают чтить не хуже, чем в Великобритании. Судите сами: книжек — завал любых, в них можно писать и печатать даже то, что противоречит конституции или здравому смыслу. Кино и прессу контролируют уже весьма заметно. Даже Интернет фильтруют основательно. Ну а уж телевидение… Там вообще — Советский Союз в полный рост! И фантастики на ТВ как не было, так и нет.
К чему это я всё? Да к тому, что Стругацким фантастически не повезло с кинематографом. В стране, где тридцать лет работали писатели высшего мирового класса (рядом с ними из ровесников-соратников по цеху я готов поставить лишь троих — Лема, Брэдбери и Воннегута), кинофантастику просто вывели за рамки общекультурного процесса. Сначала по политическим соображениям, потом — по коммерческим.
Не повезло Стругацким и в личном плане — за всё это время не нашлось НИ ОДНОГО режиссёра, который, будучи одновременно талантливым и признанным (уже редкое сочетание), был бы ещё готов понять их как авторов, пойти навстречу, а в идеале — раствориться в их творчестве, что для режиссёра, тем более талантливого, вообще почти нереально. И тем не менее — я уверен, — это было бы возможно, если бы… Но не случилось. Работали со Стругацкими либо профессионалы средней руки, не сумевшие подняться на должную ступень обобщений и открытий, либо — конгениальные им художники, для которых по определению, что Стругацкие, что Флобер, что Богомолов, что Симонов — всего лишь отправная точка для собственных идей, им никто не указ.
Совсем не удивительно, что к прозе АБС обратились три самых неординарных, самых тонких, самых сложных художника в нашем кино — Герман, Тарковский и Сокуров. Это всё тот же закон всемирного тяготения — большие массы притягиваются сильнее. Художников такого уровня мастерства слишком мало, чтобы они могли не заметить друг друга, не заинтересоваться друг другом. Вот только результат… Результат во всех случаях получился странный.
Таков общий фон, исходная ситуация. Ну а теперь конкретно обо всех фильмах, к которым АБС имели хоть малейшее отношение.
Говоря о Стругацких и кино, следовало бы разделить наш рассказ на три части. Первая: самостоятельное написание сценариев по собственным повестям, активное участие в работе над фильмами, связанное, прежде всего, с творческим поиском и желанием расширить свою аудиторию. Вторая часть: работа для кино как один из способов заработка. Иногда из этого получались любопытные вещи. Но редко. И третья часть: экранизации без всякого участия авторов. Эта тема — открытая ещё на долгие годы вперед.
Да, хотелось бы разделить повествование на части, однако в жизни все три формы взаимодействия АБС с кино так тесно переплетались, что нам невольно придётся рассказывать обо всём вперемежку.
Итак.
Эпизод I — «Страна багровых туч»
Всё происходило по классической советской схеме. Успешная книга должна быть экранизирована, светлый ей путь. Но у АБС и здесь получилось не как у людей. Фильм даже не был запущен в производство. Внятных объяснений этому не найдено за давностью лет. Мистические — неуместны. Остаётся говорить о случайности, а уж несчастной или счастливой — это кому как нравится. За экранизацию брался Василий Николаевич Журавлёв (1904–1987). Он стал первым кинорежиссёром в жизни АБС и потому достоин отдельного представления. Журавлёв начал работать в кино ещё в конце двадцатых — в славную эпоху Протазанова, Эйзенштейна и Довженко. Был помрежем у Сергея Юткевича, работал с Михаилом Роммом как со сценаристом. Но сам в классики не попал. Принято считать, что три его фильма — «Граница на замке», «Гибель „Орла“» и «Пятнадцатилетний капитан», — вошли в золотой фонд советской приключенческой классики, однако в массовом сознании фамилия «Журавлёв» не запечатлелась. И, собственно, из шестнадцати снятых им за долгую жизнь полнометражных фильмов событиями стали лишь два. Та самая послевоенная экранизация Жюля Верна и «Космический рейс» (1935) — второй советский фильм о полёте в космос. Он имел куда больший успех, чем созданная на одиннадцать лет раньше легендарная «Аэлита», несмотря на громкие имена Алексея Толстого и Якова Протазанова. В общем, понятно, почему именно Журавлёв проявил интерес к Стругацким.
В начале октября 1960 года АН получил официальное письмо от «Мосфильма» с предложением об экранизации. Над сценарием работали быстро и с огоньком. В молодости хочется попробовать всё, и любая цель кажется достижимой. Было страшно интересно: и новые диалоги, и новые сюжетные ходы, и очередная замена фамилий (о, как это знакомо!), и придумывание новых персонажей, и даже перенос действия с Венеры куда-нибудь ещё. «А это зачем?» — недоумевает, в первую очередь, БН ещё в октябре 1960-го. АН рассказывает ему последние московские (а также и ленинградские) сплетни. Оказывается, на «Ленфильме» уже запущена «Планета бурь» по Казанцеву, и на коллегии Минкульта полагают, что два фильма о Венере — это перебор. Правда, Фурцева — умная женщина: оставила этот вопрос решать самим киношникам, ну, вот они и предложили выбрать другую планету. АБС перебрали варианты: Ганимед, Титан, Нептун… Остановились на Плутоне — под него и переписали сценарий. Но, к сожалению, в итоге чиновникам из Госкино даже два фильма просто о космосе показалось многовато. И это в год полета Гагарина и бурного роста интереса к фантастике! Поразительно: 21 апреля 1961 года АН расторгает договор с «Мосфильмом», успев получить только аванс.
А сценарий Казанцева был ужасен, как говорили знакомые киношники, бешено ругаясь: «Испортил тему, дурак!» Вот так Казанцев впервые активно вторгся в жизнь АБС и сразу с резко отрицательным эффектом.
Как начались отношения АБС с кино, так они и продолжились.
Не думаю, что фильм Журавлёва по Стругацким, будь он снят, вошёл бы в «золотой фонд», но уж точно принёс бы авторам и деньги, и дополнительные возможности. И потому всё-таки жаль. А сценарий остался. Крепкий сценарий. И, учитывая сегодняшний несколько болезненный интерес к советскому «ретро», чем чёрт не шутит, может быть, он ещё найдёт своего режиссёра.
Эпизод II — «Трудно быть богом».
«Отель „У погибшего альпиниста“»
Перед следующим сценарием перерыв получился изрядный — пять лет. Эти годы были заполнены предельно интенсивной литературной работой — по две книжки в год. Какое уж там кино! Нет, они, конечно, следят за происходящим, но самим включаться решительно некогда. Пока БН не познакомится с Лёшей Германом, сыном известного писателя Юрия Германа, а тот вдруг возьмёт да и предложит экранизировать «Трудно быть богом» — роман, в который он влюбился с первого чтения, хотя отцу книга не понравилась, и Юрий Павлович считал полнейшим сумасшествием замысел сына.
На дворе 1966-й. Оттепель закончилась. Правда, никакие ужасы в явном виде на горизонте ещё не маячат, и АБС с энтузиазмом берутся за очередной киноэксперимент.
Они уже не совсем новички, а Герман в отличие от почтенного Журавлёва — на пять лет моложе БНа, и с ним куда проще общаться. В тот момент в активе Алексея нет ещё ни одного собственного фильма: на «Рабочем посёлке» он работал вторым у Венгерова, а «Седьмой спутник» только заканчивает и притом совместно с Ароновым. Так что похвастаться пока нечем. Зато есть чёткое представление, как надо снимать настоящее кино и есть прекрасное взаимопонимание с БНом. Ах, если бы именно тот фильм стал первым и у Германа, и у Стругацких! Не сложилось. Вот тут уже по-крупному не повезло.
А ведь именно тогда они понимают, что работа с первым сценарием, собственно, и не была ещё настоящей школой кино. Да, Василий Николаевич что-то объяснял им о принципах кинодраматургии, но в том-то и беда, что многие из тех принципов безнадёжно устарели. Только теперь, благодаря Герману приходит ясность: сценарий ни при каких обстоятельствах не может быть механическим повтором, сокращённым или удлинённым пересказом литературного текста. Сценарий должен быть оригинальным произведением. Когда делаешь его, надо постараться в идеале увидеть каждый кадр будущего фильма. А это — совсем не те образы, которые стояли перед глазами, пока ты писал книгу. Необходимо придумать, увидеть, создать новую реальность. А это — немыслимо трудно и даже страшно. Это — как прыжок в пустоту из самолёта без всякой гарантии, что парашют раскроется, даже без всякой уверенности, что он вообще есть у тебя за плечами. Бывает так, что там, на спине, — лишь иллюзия. Но ты уже прыгнул. А дальше — как повезёт. Только одного нельзя делать наверняка — оставаться в самолёте, то есть внутри книги. Это будет никому не интересно и не нужно. Кино — свободный полёт: фантазии, идей, новых сюжетов.
И АБС вместе с Германом сделают этот сценарий — эту новую инкарнацию великой книги — примерно к началу 1968-го. Как жаль, что первая рукопись навсегда исчезла после того, как фильм, так и не запущенный в производство, прикрыли той же осенью. Думалось, что и прикрыли тоже навсегда…
Но Алексей Георгиевич и БН вернутся к идее этого фильма через два десятка лет в том же городе, на той же студии, но уже практически в другой стране. Вот как об этом рассказывал сам режиссёр в разговоре со мною:
«Пришел Горбачёв, и у меня дела начали поправляться. Ведь до этого я был отовсюду выгнан. И вдруг оказалось, что „Трудно быть богом“ снимает Фляйшман в Киеве.
Я пошёл к тогдашнему председателю Госкино Камшалову. „Почему, — говорю, — мне запретили, а Фляйшману разрешили?“. Он засуетился: „Фляйшман — жулик и негодяй, он денег не платит, он вообще немецкий шпион, поезжайте, — сказал, — и заберите у него картину“. Ну, я и поехал в Киев. Меня там приветствовали молча, угрюмо. Они все пили немецкое пиво и ходили с радиотелефонами. Они не хотели уходить от Фляйшмана к Герману. Я посмотрел на его декорации. Это было что-то невероятное. Незнакомый мне материал типа целлулоида, и всё огромное, как в Голливуде. Тут из закоулка вышел какой-то человек. „Вы — Герман? А я — Фляйшман, — он прекрасно говорил по-русски, почти без акцента. — Вы хотите снять это кино?“ „Ну, не то чтобы это… Но я хотел снять фильм по Стругацким“. Потом я передал ему слова Камшалова, и он захохотал. „А вот скажите, — спросил он после, — с точки зрения режиссёра, здесь можно снять что-нибудь путное?“ Я посмотрел ещё раз и ужаснулся. Весь этот городок где-то украли, он был совершенно не приспособлен для нашего сюжета. Фляйшман сказал: „Беритесь. Я заплачу вам больше, чем ваше Госкино“. Оказывается, он был не просто режиссёр, а фактически хозяин всего этого. „Но! — он поднял палец. — Сценарий трогать нельзя. Актёры могут быть любые, а сценарий — только этот. Каждый кадр уже посчитан“. А в сценарии участвовали не только немцы, но ещё и Даль Орлов, тогда главный редактор Госкино. В общем, я отказался, конечно. Вернулся в Москву к Камшалову и довольно резко всё ему выложил. Он немножко испугался и предложил мне снимать параллельно с Фляйшманом. „Хорошее предложение, — сказал я, — у него там бюджет — тридцать миллионов, а у меня будет шестьсот тысяч“. „Дадим миллион, — предложил Камшалов, — и пусть у вас будет соревнование“. Хорошо не добавил „социалистическое“.
И вот тут мы с Борей стали писать. Но получался совершенно фантасмагорический текст. В чём дело? Поначалу не могли понять. Потом поняли.
Мы же погрузились тогда в мир иллюзий: вот ещё год, ну два, и всё будет прекрасно, разгонят все эти ненавистные организации, настанет совсем другая жизнь…
А надо сказать, что всякие эти организации потрепали нас обоих здорово. В моей последней паузе у меня соскочил ещё замысел „Палаты № 6“. И было непонятно, зачем теперь снимать про эту палату, когда уже надо снимать про генерала Григоренко, который сидел в своей палате, совсем с другим номером… Чехов стал не интересен в те годы. И „Трудно быть богом“ стало отходить, как прошлое, оно стало какой-то пародией на историю. Ну, вот, представьте: человек боялся своего господина, а потом господин умер, человек выскочил на улицу и начинает рассказывать про него всякие байки… Всё стало плоско и очень быстро таяло, как снег.
А уж если сводить счёты с той властью, которая сделала нам много дурного, то как-то совсем иначе… Уж мне-то все картины запрещали. Третья чудом вышла, а после четвёртой я был уволен навсегда. И Стругацким крови попортили… А теперь вот так жидко им отвечать — Рэбой, глупым королём, уничтожением книгочеев? Мелко, неинтересно показалось, и мы это дело бросили…»
А потом прошло ещё лет десять с лишним, и в 1999-м, да, это было именно в 1999-м, когда и власть-то ещё формально не поменялась, но политический вектор России в очередной раз начал поворачиваться. Большой художник почувствовал если ещё не гонения, то уже явное давление на культуру, и ему снова стало интересно делать этот фильм. Вся традиционная «мушкетёрщина», которой много в повести и которая режиссёру и раньше казалась не слишком интересной, теперь была отброшена напрочь. Он создал для себя некий страшноватый мир в духе Босха, и одним из его свойств стала удивительная подвижность, переменчивость. За весь долгий семилетний период работы над фильмом этот мир менялся вместе с нашей реальностью, и было это страшно увлекательно…
На момент, когда я пишу эти строки, съёмки закончены. Идёт монтажный период, но, к сожалению, неизвестно, что выйдет раньше — долгожданный фильм или моя книга.
…БН и Алексей Георгиевич дружат всю жизнь и всю жизнь высоко ценят творчество друг друга, поэтому они не раз и не два помогали друг другу. Мы расскажем о двух таких случаях, не слишком известных широкой публике. Первый — это уже упоминавшийся сценарий «Отеля „У погибшего альпиниста“», который они написали в сентябре 1969-го, как отметил БН в своём дневнике, исключительно для денег, не надеясь на фильм. Но это не совсем правда. Во-первых, БНу, безусловно, было интересно переделать для кино свежую, только что написанную вещь, а во-вторых, надежда всегда умирает последней. И работа не пропала даром. Пусть через десять лет, но именно «Отель…» стал первой экранизацией АБС, опередившей даже «Сталкера». Сценарий, написанный в основном БНом (Герман выступал больше в роли консультанта), был предложен Григорию Кроманову, который сам вышел на АНа в Эстонии в 1977-м. Кроманов чужой сценарий, понятно, отверг. Началась долгая и нудная возня с новым вариантом, который писал АН по требованию Кроманова. Дело шло из рук вон плохо. Наконец, АН изнемог (мало ему было Тарковского!) и перебросил Кроманова на БНа. Тот снова предложил германовский вариант, и Кроманов в общем и целом сценарий принял. Промучились ещё с полгода, переносили действие из зимы в лето и обратно, убирали и возвращали персонажей… В общем, укатали друг друга здорово, но, в конце концов, получилось то, что получилось — средненький, по-ученически грамотный, в меру беззубый, никого не раздражающий и весьма зрелищный фильм. По всеобщему признанию, он на сегодняшний день — самая точная экранизация АБС, не исказившая авторского замысла, но и доказавшая в очередной раз, что не привнеся ничего нового, своего, нельзя создать произведения киноискусства.
Рассказывая об этом фильме, хочется завершить цитатой из письма БНа АНу от 7 ноября 1981 года:
«Вдруг подвалило из Таллинфильма — 2188.82. За что? Неужели добавка за выполнение плана? Если так, то — ай да ОуПА! А вы всё долдоните: „Сталкер! Сталкер!“ Вот фильм так фильм! Тарковский, Тарковский!.. Вот режиссёр — Кроманов! Да здравствует коммерческий кинематограф!»
И возвращаясь к Герману — о втором случае их эпизодической совместной работы с БНом.
В 1975 году БН был, мягко говоря, не сильно занят и по просьбе друга Лёши в течение месяца, а то и двух помогал ему выстраивать сценарий будущего фильма «Двадцать дней без войны». Участие БНа в итоге никак и нигде не обозначили, Алексей просто по взаимному согласию заплатил ему 300 рублей, что по тем временам было очень и очень кстати. А уже летом 1976-го БН напишет в письме Борису Штерну:
«С фильмом Германа тоже ни хрена не понять. С одной стороны, он, казалось бы, формально принят. С другой — ленинградское начальство стоит горой против и требует вырезать то-то и сократить то-то. С третьей — в „КомсПравде“ была превосходная, хвалебная и точная рецензия на этот фильм. С четвёртой — высшее московское начальство должно смотреть и сказать последнее окончательное слово… в общем, ни хрена не понять. А у Германа — жена на сносях, и родственники уехали в США, и нервы — как рояльные струны… Жуть!»
Действительно, нелегко понять, как могут не выпускать в прокат фильм, на который уже была положительная рецензия в центральной прессе. Но такова уж судьба всех больших талантов. Действительно, ни один из фильмов Германа не выходил на экран без приключений.
Наконец, история с «Трудно быть богом» тоже имела ещё несколько «промежуточных финишей» и даже без участия Германа. Отлежавшись добрые десять лет, замысел был реанимирован в пору литературного затишья и активной работы братьев в кино — в конце семидесятых. АН в Москве познакомился с режиссёром Ирмой Рауш (она же Ирина Тарковская — первая жена Андрея Арсеньевича), и той показалось, что наступил удачный момент для запуска картины теперь уже на «Мосфильме» или на студии Горького. Вот пара строчек из письма АНа от 1 марта 1978 года:
«Ирина Тарковская (наш реж по ТББс) землю роет, требует поскорее оформлять последний вариант сценария. Что-то там проясняется, как я понял. Обещал сделать и сдать ей к следующему вторнику».
Какой при этом использовался сценарий, выяснить за давностью лет не удалось. Вероятнее всего, за основу принимался германовский и переделывался под нового заказчика, во всяком случае известно, что за вполне законченный текст Стругацким даже были заплачены деньги, причем именно со студии Горького. Однако и этот проект увял, не успев расцвести. Всё-таки где-то там наверху врагов у АБС оказалось больше, чем друзей.
А через два года — новое оживление. В конце апреля 1980-го к АНу пришёл молодой, энергичный, не равнодушный к фантастике вообще и к АБС в частности Карен Шахназаров. К тому времени он уже поставил неплохой фильм «Добряки» по пьесе Леонида Зорина с Бурковым в главной роли и написал один вполне успешный сценарий — «Дамы приглашают кавалеров». Карен предложил следующую схему: «Мосфильм» как бы выкупает сценарий «Трудно быть богом» у студии Горького, АБС уже ничего не получают в аванс, но им и работать не надо. Потому что сценарий он напишет сам, совершенно другой. В наше время это бы назвали просто выкупом прав, но в те годы так ещё не говорили: не было у автора никаких прав, он просто выполнял работу. Но, так или иначе, АБС согласились, оба, им уже не охота было возиться с той же вещью в третий раз. Главное — сняли бы фильм, а там и на потиражные есть надежда, и на вторую серию, как было с Тарковским. В общем, доверились мальчишке (ему тогда было двадцать восемь). А мальчишка оказался талантливый.
В день открытия московской Олимпиады, 19 июля, АН пишет брату:
«Впечатление о ТББс — самые приятные. Шахназаров сделал поистине великолепную штуку: взял текст ТББ и, практически не прибавив ни слова, изъял из него текст ТББс — не изъял, конечно, а извлек. Эффект при чтении получился ошеломляющий. Сейчас он распечатывает и передаёт Алову и Наумову (это руководство студией-4 „Мосфильма“). Уверяет, что единственный уровень, где сценарий может застрять, — это Госкино».
Вот там он, как видно, и застрял. Ничего не удалось сделать даже энергичному Карену, даже несмотря на папу — известного философа, высокопоставленного работника ЦК КПСС Георгия Хосроевича Шахназарова, по совместительству фантаста Георгия Шаха. Жаль.
И особенно жаль, что Карен Георгиевич, автор многих замечательных фильмов, в том числе и фантастических («Город Зеро», «Сны») не вернулся позже к этой своей идее.
Разумеется, следует рассказать чуть больше и о советско-германском фильме. Этот новый дерзкий киноподход к непокорённой книге был совершён в середине 80-х, и теперь амбиции взыграли у столь серьёзной организации, как «Совинфильм». Кто-то там сообразил, что достойную фантастическую картину не удастся снять без участия иностранного капитала, а также иностранных же профессионалов. Почему-то совместное производство решили затеять на Киевской студии имени Довженко. Договор с АБС был заключен 7 марта 1984 года, но как-то странно: составлен, обсуждён во всех деталях, однако подписан лишь со стороны авторов. Не дождавшись подписи другой стороны и чувствуя, что их пытаются полностью отстранить от написания сценария, АБС 14 августа того же года пишут письмо на студию и отдельное письмо в Госкино, где заявляют о расторжении договора. Даты известны нам точно благодаря письму АНа брату, в котором все эти страдания подробно излагаются.
А письмо-то примечательное! Оно стало последним в огромной (больше тысячи конвертов) переписке соавторов. Дальше, начиная с 15 августа 1984 года, Стругацкие общаются между собой только по телефону и при встречах. Сыграли роль три фактора: ставшая простой и удобной автоматическая связь между городами, некоторая усталость обоих от бесконечного писания и заметное улучшение материального положения — междугородние звонки они вполне могут себе позволить, не глядя в ужасе на часы по ходу долгих разговоров. А мне как биографу остаётся только пожалеть, что никто не записывал на магнитную ленту всех этих бесценных теперь разговоров.
Так вот, на желании АБС расторгнуть договор история с «Трудно быть богом» не завершилась, как всем известно. Она тянулась ещё пять лет. Стругацким не хватило терпения и сил бороться, довольно скоро они махнули на всё рукой (кроме гонораров, конечно, которые, слава богу, были всё-таки выплачены) и стали смиренно ждать, что из всей этой ерунды получится. Особенно раздражал Даль Орлов, против которого рьяно выступал АН. Но что поделать! Коммерческое кино да ещё в союзе с советской Системой, пусть и в предынфарктном уже состоянии, показало свой звериный оскал. Фильм немало попил кровушки у братьев и получился (в противоположность «Отелю…») самым далёким от идей, от стилистики, от образов — от всего, что было в повести. Наверно, можно простить создателям многие глупости, допущенные в сценарии (хотя лично я прощать бы им не стал ничего), но концовку с применением землянами всей мощи своей техники, уничтожающую весь авторский замысел, — простить нельзя. И потому в итоге я тяготею, конечно, к резкой оценке БНа, считающего немецкий фильм самой большой неудачей из всех экранизаций АБС. Более мягкого мнения придерживался АН. К такого рода фильмам он умел относиться по-детски доброжелательно и признавался, что несколько раз смотрел фляйшмановскую поделку не без удовольствия, ведь с какой-то стороны всегда приятно, если из того, что ты придумал, делают кино, его ведь многие посмотрят, а потом, глядишь, и книжку прочтут.
И это правда. Две самых рейтинговых книги АБС во всём мире — это «Пикник на обочине» и «Трудно быть богом». Режиссёры выбирали их не по этому принципу. Наоборот — благодаря фильмам многократно вырастали тиражи. Так что и поклонники АБС и сами авторы, в общем, должны говорить спасибо любой экранизации. Они и говорят, только попутно всё равно ругаются.
Третьим в рейтинге популярности книг АБС всегда стоял «Понедельник». Ему и посвятим мы наш следующий эпизод.
Эпизод III — «Понедельник начинается в субботу»
Я бы назвал «Понедельник» одной из самых киногеничных вещей АБС, причём как в игровом, так и в анимационном варианте, потому и не удивительно, что именно эта вещь стала их формальным «кинодебютом». Идея перенести на экран задорную фантастическую сказку, существовавшую тогда ещё только в виде первой части — «Суета вокруг дивана» — пришла в голову режиссёру ленинградского телевидения Александру Аркадьевичу Белинскому. На сегодняшний день им сделано почти полторы сотни (!) телевизионных постановок, среди которых такие знаменитые, как, например, фильмы-балеты «Галатэя» и «Анюта» с легендарной Екатериной Максимовой. Но в далеком 1964-м Белинский был молод, неопытен, собственно, это был едва ли не первый его телеспектакль, да и фантастики он не понимал и не чувствовал, скорее всего, просто отдал дань моде, и получилось нечто, резко не понравившееся как самим авторам, так и их поклонникам. Телефильм «Суета вокруг дивана» не только не появлялся больше в эфире, но и не упоминался практически нигде. А самое любопытное в этой истории, пожалуй, то, что на «Понедельник» впервые обратил внимание именно мастер музыкального кино. Выходит, неслучайно, всё пришло в «Чародеям»…
Однако до того была вторая попытка, более серьёзная, — в начале 70-х, когда и на издательском фронте перспективы были ещё не так плохи. Авторы с энтузиазмом откликнулись на предложение несчастливой для них в будущем студии Довженко и сотворили весьма грамотный сценарий полнометражного фильма. Эпопея в лучших традициях отечественного кино затянулась на несколько лет, были выплачены авансы, но когда дело дошло до дела, фильм не запустили. Возможно, местное киевское начальство само пришло к гениальной мысли о том, что «Понедельник» — это сплошное ёрничество и клевета на советскую науку, а возможно, — что более вероятно, — эту железную аргументацию подсказали им более хорошо подкованные товарищи из Москвы. Но, так или иначе, когда летом 1975-го АН жил в Киеве и пытался на «Киевнаучфильме» пробивать придуманный АБС документальный фильм, никаких разговоров о «Понедельнике» уже не было.
Новый раунд начался через пять лет, когда АН познакомился с Константином Бромбергом, и тот, хорошо понимающий, в какой стране живёт, лихо предложил сделать из повести киномюзикл — вот уж жанр, где трудно будет усмотреть очернительство, злобную сатиру и прочую антисоветчину. БНа такая идея не увлекла, поэтому непосредственно и плотно над «Чародеями» трудился АН — целых два года. И не без интереса. БН, конечно, сценарии читал и даже делал какие-то там замечания, но и только. А результат сильно разочаровал обоих. Ведь, по большому счёту, от Стругацких остались в фильме лишь отдельные придумки вроде «вагонного» или капризной скатерти-самобранки. Всё прочее было совсем не в их духе.
Новый восемьдесят третий год АН встречал у Миреров, и дочь Александра Исааковича Варя, тогда уже взрослая, вспоминает, как классик закрылся в комнате, попросил всех не беспокоить его и, сидя в кресле перед телевизором, мрачный, как туча, два часа терпеливо внимал праздничному и весёлому (для кого-то) зрелищу.
Признаюсь честно, мне, как и всем моим «братьям во Стругацких», было тоже очень невесело в тот вечер. Бромберг крепко испортил нам настроение под Новый год, можно сказать подложил свинью, а ведь 1983-й как раз встречали под знаком этого животного…
АН напишет в своей биографии в августе 1986-го:
«По нашим сценариям снято четыре фильма: один очень скверный, два сносных и один на мировом уровне».
Очень скверный — это про «Чародеев». Мирового уровня — это, конечно, «Сталкер», а вот на одну доску с Кромановым поставлен ещё и Ахадов с «Семейными делами Гаюровых». Стоило ли вообще записывать этот фильм в снятые «по нашим сценариям»? Но фильмов слишком мало, АНу хотелось упомянуть все. Впрочем, есть и такая версия: скверный — это как раз «Гаюровы». Но лично я полагаю, что досталось всё-таки именно Бромбергу.
БН же наоборот проявляет с годами большую мягкость к «Чародеям». Думаю, уже в 1986-м он пересматривал фильм без раздражения, а сегодня и вовсе законно гордится его неизменной популярностью на протяжении стольких лет.
Аналогично и мы, поклонники АБС, частенько щёлкнув пультом и попав случайно на этот фильм, невольно увлекаемся и смотрим его без начала и конца, и вдруг обнаруживаем в давно знакомых кадрах всё больше и больше милых сердцу узнаваемых деталей, и вполне «Стругацкие» фразы, и в меру «Стругацкие» образы и даже элементы вполне «Стругацкого» отношения к жизни. В конце-то концов, теперь это уже портрет той эпохи — не самой скверной в жизни АБС — эпохи возвращения через кино к читателю.
В довершение можно сообщить, что «Понедельник» и сегодня вызывает повышенный интерес у киношников, и новая попытка его экранизации — дай-то Бог удачная! — находится в стадии проработки.
Эпизод IV — «За миллиард лет до конца света»
Это — самая короткая и быть может не самая печальная история.
Не было многократных попыток и разных режиссёров. Была заявка, написанная в 1980-м на «Ленфильме» — не под конкретного режиссёра, а так, по старым связям и в ощущении, что худшие времена миновали и теперь всё должно склеиться. «Сталкер» совершал своё триумфальное шествие по экранам мира, и «Неназначенные встречи» в «МГ» вот-вот должны были выйти. А может быть, наоборот, заявка эта писалась от усталости и отчаяния, но так или иначе, а получилась она на этом фоне лихо, профессионально, с фантазией и точно должна была кого-то зацепить. Ну, она и зацепила — Александра Николаевича Сокурова. Он заглянул в принесённые ему журналы с повестью и, даже ещё не прочитав её насквозь, вдруг выхватил эпизод с телеграммой, когда перед Маляновым возникает выбор — спасать жену с ребёнком или дальше заниматься своей наукой — вот в этом месте у Сокурова ёкнуло что-то внутри, и он понял, что будет делать фильм. Имя режиссёра тогда ещё мало кому было известно, но среди своих… Ниже — любопытный фрагмент из переписки братьев. 16 января 1981-го АН пишет:
«А пропо: сообщи Лёше Герману, — это его, возможно, порадует, — что Тарковский считает его самым лучшим режиссёром в нашей стране. За ним, по мнению Тарковского, но много ниже его следуют некий Сакуров (в письме именно так. — А.С.) и Авербах».
23 января БН отвечает:
«Общался с нашим режиссёром по зМЛдКС. Это, между прочим, тот самый „некий Сокуров“, которого, судя по твоему письму, Тарковский назвал третьим или даже вторым режиссёром в СССР. Мальчик совсем молодой, но, видимо, на самом деле талантливый».
Через две недели БН попадёт в больницу с инфарктом, а сценарий надо будет делать срочно, поэтому его начнёт писать практически в одиночку Пётр Кадочников, сын знаменитого актёра и хороший знакомый Германа. Сокуров отнесётся скептически к непрофессиональному сценаристу — Пётр вообще-то актёр. Режиссёра придётся уговаривать прямо в больнице, в конце февраля, едва врачи позволят БНу такие встречи. В итоге Кадочников в авральном порядке закончит первый вариант сценария к началу апреля. Кто б ещё знал, что спешить, как обычно, было совершенно некуда. В июле полностью оклемавшийся БН пройдёт по тексту, как говорится, рукой мастера, и лишь в сентябре сценарий будет сдан на студию. Но это ещё цветочки. Кадочниковский сценарий останется в истории лишь книжно-журнальными публикациями, а вариант для фильма напишет постоянный соавтор Сокурова — Юрий Арабов. Он практически всё сделает с нуля и не тогда, в 1981-м, когда были все эти ужимки и прыжки в кардиологическом отделении, а через шесть лет. Для Стругацких, в общем-то, дело обычное (у Германа от заявки до съёмок тридцать три года прошло), а тут — какая ерунда — всего шесть! Причём из них по вине студии всего год или два — было много дурацких требований и замечаний цензурного характера. Потом, в 1984-м трагически погиб Петр Кадочников, потом начались проблемы у самого режиссёра.
Но… всё хорошо, что хорошо кончается.
24 января 1987 года Сокуров приехал в Репино для важного, принципиального разговора, ехал без всякой надежды на положительный исход, с какими-то дурными предчувствиями, в смятении весь. Мало того что он предлагал Стругацким полностью переделать их замысел, так он ещё фактически хотел навязать им своего соавтора, что, по сути, означало отстранение АБС от дальнейшей работы над фильмом.
Стругацкие приятно удивили Александра Николаевича. Они были согласны на всё. Они сами ему сказали, что кино — искусство режиссёрское, и дело писателя — не мешать режиссёру создавать фильм. Позиция просто уникальная, Сокуров не встречал такого понимания никогда — не только у писателей, но даже у профессиональных сценаристов. Разговор получился предельно коротким — минут на двадцать — и очень конструктивным. Сокуров уезжал с чувством безмерной благодарности и облегчения — гора с плеч свалилась. Позднее он вспоминал, что главную роль в этой благородной позиции он мысленно отвёл Аркадию — так ему показалось. Может, потому, что Бориса он видел много раз, и тот бывал иногда и весьма неуступчив, а тут — такая мягкость. Значит, это от старшего брата.
А на самом-то деле повлиял на ситуацию их многолетний опыт, особенно незаменимая закалка на работе с Тарковским, ну и ещё — прекрасное, благодушное настроение. Они ведь приехали тогда в Репино работать с «Градом обреченным» — это было событие, они его редактировали под заказ, для конкретного издания — свершилось почти невозможное, то, о чём мечтали чуть ли не двадцать лет… И какая тут разница, кто и как напишет сценарий по «Миллиарду»?
Ну а фильм получился не просто интересный, фильм получился по-своему великолепный, выдающийся. Некоторые, например Алексей Герман, считают, что он практически лучший у Сокурова, что режиссёру надо было и дальше работать примерно в том же направлении, ведь он хорошо видит и понимает фантастику.
Поразительно, но разговор со мною Александр Николаевич сразу начал со слов, что фантастику не любит, не знает и не понимает, а к творчеству Стругацких вообще обратился совершенно случайно. К концу разговора я уже понял, что это, мягко говоря, не совсем так. А потом прочёл в Интернете, в каком-то интервью, что Сокуров, по его собственному мнению, и в игровое кино пришел абсолютно случайно… Что ж, можно и так смотреть на мир, ведь кто-то справедливо заметил: случайность — один из псевдонимов Бога.
Но ещё интереснее другое. Сокуров почему-то утверждал и утверждает, что всю фантастику из повести убрал и снял сугубо реалистический фильм. И вслед за ним, словно зомбированные авторитетным мнением мэтра, то же самое повторяли кинокритики и журналисты, которые, возможно, и не читали никогда первоисточника. Сегодня я ещё раз внимательно пересмотрел фильм и могу свидетельствовать: в версии Сокурова фантастики вдвое, а то и втрое больше, чем в оригинале АБС. Собственно, у Стругацких вся фантастика в повести не фактурна, а умозрительна. Хочешь, понимай как сон, хочешь — как бред, а Вечеровский в финале всё равно объяснит тебе, что чудес не бывает, а есть только законы природы и скучные до оскомины чисто бытовые проблемы каждого.
У Сокурова же один только говорящий мертвец чего стоит! У него детишки улетают в небо, удавы и вараны приползают из параллельных миров, чтобы съесть невесть откуда взявшихся кроликов, все читают мысли друг друга, телефоны искрят, обугленные стены сочатся инопланетной кровью, в железнодорожный вагон впрыгивают на ходу посередь чиста поля, и наконец в финале стирается с лица Земли целый город.
Но главное, конечно, не в этом. Фильм «Дни затмения» получился сюжетно и концептуально совершенно не про то. Нет в нём никакого Гомеостатического Мироздания и проблемы выбора — тоже нет. Герои только носят фамилии, взятые у Стругацких, а ведут они себя примерно как персонажи Даниила Хармса или Бориса Виана, если и того и другого начисто лишить чувства юмора. Этим героям уже нечего выбирать, за них всё выбрали, а им остаётся лишь медленно сходить с ума.
Но это опять о различиях. Что же всё-таки роднит фильм Сокурова с повестью Стругацких? Когда я смотрел «Дни затмения» в первый раз, у меня было ощущение удивительного созвучия, чего-то неуловимо точно схваченного. С третьего просмотра я догадался, что это было. А сам Сокуров ещё и подсказал мне правильное слово. «Это очень атмосферная вещь, — сказал он. — Понимаете, у Стругацких, по-моему, вообще всюду атмосфера — это один из персонажей».
И тогда я понял окончательно: наверно, никому — ни до, ни после — не удавалось так точно передать атмосферу АБС. Жаль, что слишком немногие способны оценить это.
Даже сами АБС оценили несколько своеобразно (видно, свою атмосферу так же сложно узнать, как и свой голос, записанный на плёнку):
«Увы, пока нечем похвастаться. Тарковский и Сокуров — режиссёры высшего мирового класса. Они сделали свои фильмы. Но мы не теряем надежды, что когда-нибудь найдётся режиссёр, который сделает фильмы наши». (Из интервью АНа, май 1989 г.)
«…Фильм значительный, мощный, превосходный в своём роде, но очень далёкий и от исходной повести, и от последнего варианта авторского сценария». (Из книги БНа «Комментарии к пройденному», 1998 г.)
Сценарий в очередной раз погиб, но в данном случае, «ему было за что умирать у Черной речки».
Эпизод V — «Пять ложек эликсира»
Вначале был сюжет. Сюжет, встроенный в повесть «Хромая судьба» ещё в 1981-м. «Хромую судьбу» он сильно утяжелял, а главное, перетягивал на себя весь читательский интерес, и потому в итоге был оттуда безжалостно выкинут, оставшись между строк полунамёком-полузавязкой чего-то несостоявшегося, несбывшегося, как и все прочие линии этой тонкой, прозрачной, эскизной повести, напоминающей по манере японскую картинку, нарисованную тушью.