Глава первая. ПОЗДНЕЕ РАСКАЯНИЕ

Глава первая. ПОЗДНЕЕ РАСКАЯНИЕ

Чем ближе подходило к концу расследование обстоятельств мятежа на «Сторожевом», тем меньше самоуверенности становилось у главного обвиняемого. Если на первых допросах Саблин вел себя почти с вызовом, бросая обвинения в адрес всех и вся, то теперь он уже никого не обвинял и только каялся, каялся, каялся...

Вот как объяснял мотивы своего поведения Саблин в начале следствия: «С пограничных кораблей я получал приказы остановиться и следовать в город Ригу, но этого не сделал. Это было диким упрямством с моей стороны, которое я объяснить не могу...» Как все просто: «объяснить не могу»! Перед нами явная попытка выставить себя идиотом, мол, что с меня взять, если я идиот. Но в КГБ видели и не таких умников, там подобные штучки не проходили. Когда такие объяснения «не прокатили», Саблин начал каяться, и чем дальше, тем больше... Постепенно меняется и тон его «откровений».

На допросе 19 ноября 1975 года Саблину был задан вопрос: «Признаете ли вы себя виновным?»

На это он ответил так: «Частично. Я признаю себя виновным в нарушении присяги и в том, что:

— изолировал командира, офицеров и мичманов;

— выступал перед личным составом, повлекшим раскол экипажа и беспорядки на корабле;

— захватил власть на корабле;

— самовольно вышел в море;

— открыто и умышленно не выполнил приказ командующего Балтийского флота и Главнокомандующего ВМФ.

Не считаю себя изменником Родины. Свои заявления о необходимости перестройки нашего общества, создании двухпартийной системы, замене КПСС другой партией я не считаю антисоветскими и демагогическими.

Я глубоко раскаиваюсь в содеянном, осуждаю свои действия по захвату корабля, самовольному выходу в Балтийское море и невыполнению приказов Командующего Балтийским флотом и Главнокомандующего ВМФ. Совершив много преступлений, я, как понимаю, нанес урон боеготовности ВМФ».

На допросе 22 декабря 1975 года тон показаний Саблина становится уж совсем покаянным: «За время следствия я имел возможность еще раз подумать и более трезво оценить свою жизнь, свои взгляды и суждения политического характера, в результате чего пришел к выводу, что глубоко заблуждался в своих оценках внутриполитической деятельности ЦК КПСС и Советского правительства, в своих суждениях о будущих, так называемых “преобразованиях” в нашей стране. Я пришел к выводу, что мое предполагаемое выступление по телевидению ненаучно, абсурдно по содержанию, носит клеветнический характер, и так называемые “теоретические” положения этого выступления не были бы поняты советским народом. Этим выступлением я опозорил бы себя, своих родных и близких.

Я раскаиваюсь в своих действиях по захвату власти на БПК “Сторожевой”, сожалею, что вовлек в это преступление молодых еще людей — матросов, мичманов, офицеров. Считаю, что их увлекла, как мне сейчас представляется, новизна и эффектность поставленных мною вопросов...

Я полностью (окончательно и бесповоротно) отказываюсь от всех глубоко неверных моих “теоретических” положений и резких клеветнических высказываний в адрес КПСС и Советского правительства, изложенных в различных моих записях, выступлениях 8—9 ноября 1975 года перед экипажем, а также моими речами, изложенными на трех магнитных лентах.

Более того, я осуждаю эти свои взгляды и суждения обо всем этом. 21 декабря 1975 года по своей инициативе в камере следственного изолятора я написал собственное заявление, которое передаю следователю и прошу приобщить его к настоящему протоколу допроса.

Прошу поверить в мое искреннее раскаяние и желание в последующем искупить свою вину».

После этого следует вопрос следователя:

— Имеете ли вы чем-либо дополнить свои показания?

Ответ:

— Нет, не имею.

Подпись листа «Саблин».

«Протокол допроса мною прочитан. Показания с моих слов записаны правильно. Замечаний по протоколу не имею. Подпись Саблин».

Подпись следователя «Добровольский».

Не удовлетворившись написанием первого заявления о своем полном раскаянии, Саблин на следующий день пишет второе. Это второе заявление о раскаянии практически полностью повторяет первое, за исключением концовки, которую Саблин несколько изменил. Второе заявление о раскаянии завершается фразой: «Прошу поверить в мое искреннее раскаяние. Уверен, что своей последующей жизнью смогу доказать это».

Последнее заявление Саблина, написанное им перед началом судебного процесса, я перечитывал всякий раз, пока работал с томом № 6, в котором собраны все протоколы допросов обвиняемого. Заявлением том, собственно и заканчивается. Не скрою, всякий раз, перечитывая написанное четким штурманским подчерком послание следователю с покаянием и просьбой о снисхождении, вызывало у меня сложные чувства. Ведь это последнее, что написал в своей жизни человек, которого в скором времени ждали суд и девять граммов свинца. Вот последние слова просьбы о помиловании, за ними размашистая роспись, а за ней уже вечность. О чем думал он, когда писал эти свои самые последние строки в жизни? О том, что в своих грандиозных планах что-то недодумал и совершил какую-то досадную ошибку, или о том, что вообще пошел неверной дорогой и совершенно зря все затеял? Насколько честно написаны последние строки Саблина? Действительно ли он раскаялся, очнувшись от своих бонапартовских планов и ужаснувшись от содеянного, или это была всего лишь попытка обхитрить судьбу?

«Старшему следователю по особо важным делам следовательского отдела КГБ при Совете Министров СССР капитану Добровольскому от обвиняемого Саблина Валерия Михайловича

Заявление

Признавая, что мои преступные действия, изложенные в представленном мне обвинении, можно квалифицировать как измену Родине, я в то же время заявляю, что не могу считать себя изменником Родины. Чтобы как-то объяснить это кажущееся противоречие, я хочу заявить следующее.

Сугубо неверные теоретические положения о политическом переустройстве общества и устранении имеющихся в жизни нашего общества недостатков, а также средства и путь (захват корабля с целью добиться разрешения на выступление по телевидению), которые я избрал для осуществления своих планов, требуют самого серьезного обвинения.

Но в то же время я хочу подчеркнуть, что, основываясь на неправильно построенной политической “теории”, я тем не менее ставил перед собой как конечную цель — преобразование нашего общества в коммунистическое, изменение существующих социально-общественных отношений на коммунистические, изжитие всех пороков и недостатков. Об этом свидетельствуют все мои документы, выступления и показания, которые имеются у следователей. Я неверно полагал, что путь к этому — через развертывание политической борьбы внутри страны, через борьбу различных политических мнений и взглядов, через существование многопартийной системы в стране.

Желая сделать что-то хорошее, полезное для Родины, я, сам того не осознавая, нанес ей удар, о чем и говорится в представленном мне обвинении.

Заканчивая дачу показаний этим заявлением, отказываясь от всех своих лжетеорий, как неверных и вредных, признавая себя виновным в совершении преступлений, я хочу заверить, что искренне желаю искупить свою вину и докажу это всей своей последующей жизнью на благо Родины. 30.03.1976 г. В. Саблин».

Полностью признал свою вину на суде и во всем каялся главный подручный Саблина матрос Шейн.

Из показаний матроса Шейна на суде: «У меня были сомнения, что действия Саблина противозаконны, но по его заявлению, всю ответственность за последствия он возьмет на себя. Захват власти на корабле “Сторожевой” произошел с помощью оружия.

Измену Родине я вижу в том, что явился пособником Саблина на корабле, нарушил присягу и помог захватить Саблину власть на корабле».

* * *

6 января 1976 года Саблин сделал новое заявление. В нем он уже не вспоминал о коммунистической революции, а говорил лишь о недостатках в военно-морском флоте. Теперь, по словам Саблина, именно эти недостатки и толкнули его сердешного на мятеж: «Недостатки в боевой подготовке, воспитании личного состава флота и стала причиной, которая толкнула многих матросов, старших, мичманов и офицеров БПК “Сторожевой” на необдуманный, неверный шаг — согласиться с моими предложениями».

Далее Саблин опять долго рассказывает; как его прадед служил на крейсере «Паллада» и погиб на ней. Саблин пишет: «Дед и отец посвятили жизнь флоту, и я не жалею, что отдал флоту лучшие годы жизни».

А дальше следует вообще потрясающий пассаж, о котором мы уже говороили, но который я считаю нужным еще раз повторить: «Если наше дурацкое (грубо говоря, но конкретно) выступление привлечет внимание к положению на флоте, а мое заявление поможет хоть в чем-то разобраться в обстановке, то подтвердится известная поговорка: “Нет худа без добра”». Ничего себе, теперь оказывается, что все затеянное им имело вовсе не планетарные социальные потрясения, а всего-навсего привлечь внимание командования ВМФ к чисто флотским проблемам! Как лихо Саблин перекрасился из вождя мировой революции в простого доносчика!

Тему покаяния Саблин продолжил и на следующем допросе 8 января 1976 года: «Сейчас все, обдумав и взвесив, я хочу еще раз дать оценку своим вышеперечисленным выступлениям, как устным, так и написанным на бумаге и магнитной ленте. Все мои выступления перед офицерами и мичманами, перед радистами, перед матросами и старшинами, транслировавшиеся по корабельной радиосвязи, а также написанные мною и находящиеся в папке синего цвета, имели антисоветскую направленность, содержали клеветнические высказывания в адрес ЦК и Советского правительства и призывы к изменению существующего порядка управления страной, замена КПСС другой партией, нынешнего правительства другим, правительством мирным или, при определенных обстоятельствах, как например сопротивление властей с помощью войск, милицией и т.д., — немирным, вооруженным путем. В своих выступлениях я приводил тенденциозно подобранные примеры недостатков в жизни нашей страны, на флоте, на “Сторожевом”. Эмоциональное изложение этих недостатков вызвало возбуждение слушателей и способствовало тому, что офицеры, мичманы и срочнослужащие согласились с моей программой и планом захвата корабля для политического выступления.

В своих речах и записях я высказывал и беспочвенные идеи преобразования нашего общества, называл все это “теорией коммунистической революции”. Сейчас я понимаю, что нанес вред Советскому государству не только тем, что захватил боевой корабль, но и тем, что вовлек в свое преступление многих молодых людей.

Я хотел бы сказать, кроме этого, что выступая перед экипажем “Сторожевого” искренно, с душой, я не сознавал в полной мере того, что мои действия антисоветские, что речи клеветнические. Подготовив выступление, много раз переписывая, я свыкся с ним и считал, что оно является правильным, поэтому не подверг положения этого выступления критическому анализу».

На допросе 1 марта Саблин говорит уже так: «Я сожалею, что столкнувшись с недостатками на флоте, возвел их до недостатков в масштабе страны, избрал крайне неверный путь критики внутренней деятельности КПСС, борьбы с недостатками, захватил корабль для выступлений».

* * *

Одной из придуманных страшилок о Саблине является «сенсационное сообщение» о том, что Саблина избивали в тюрьме.

Из повести О.П. Бар-Бирюкова: «Незадолго до этого Саблину разрешили первое и последнее пятиминутное свидание с женой и малолетним сыном. Они едва узнали его, похудевшего, с выбитыми передними зубами, с потускневшими, ввалившимися, но по-прежнему голубыми тазами. Измученного, но не сломленного. Надеявшегося на торжество справедливости. Старавшегося подбодрить их. Даже проститься с родными ему как следует не дали: короткое, по сути дела, предсмертное, свидание закончилось без объятий, с прощальными поцелуями через широкий тюремный стол, под которым Саблин прятал руки в наручниках. Выбитые зубы и поврежденные пальцы руки (почерк в письмах из Лефортова странно изменился — видимо, писать правой рукой стало трудно) убедительно свидетельствуют о тех мерах воздействия, которые применялись к Саблину в ходе следствия... Зная, что судьба его предрешена, следователи не церемонились, стараясь во что бы то ни стало выбить из него фамилии сообщников, особенно с других кораблей, которые так и остались неизвестными. Но версия о “бунтовщике-одиночке” оказалась удобной для КГБ. Беспрецедентное в таких случаях разрешение на свидание (прощание!) с женой и сыном, сделанное, видимо, по указанию “сверху” с целью “очистки совести”, явилось для тюремщиков полной неожиданностью, но его пришлось выполнить... В последних письмах Саблина родным было несколько его рисунков, изображавших Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами... На одном из них — слова Рыцаря печального образа: “Намерения мои направлены всегда к хорошей цели: именно — делать всем добро и никому не делать зла!..”»

Почему Бар-Бирюков считает, что Саблина избивали? В тюрьме при отсутствии витаминов зубы выпадают и сами, то, что Саблин похудел и глаза его ввалились, говорит прежде всего о его душевных муках и переживаниях за свою судьбу, не более того. А откуда известно про зубы? Это латвийскому журналисту А. Майданову якобы сообщила жена Саблина, увидевшая отсутствие зубов на свидании с мужем. При этом сам Саблин ничего о том, что ему выбивали зубы, разумеется, не говорил. Наоборот, он написал жене в письме, что ему просто меняют зубные мосты. Врать в письме Саблин в его ситуации бы не стал, т.к. все его письма проверялись следователями и любая неправда или передергивание фактов привело бы к прекращению переписки.

Что касается Бар-Бирюкова, то он переписал страшилку про отсутствие зубных мостов и худой вид у журналиста Майданова, прибавив к этому свои охи и ахи. Чего стоит его более чем смелый вывод — если почерк изменился, значит, писавшему перебили пальцы... «Логика» железная! Но ведь почерк, как известно, меняется от душевного состояния, настроения, от того, что писали письмо впопыхах или, наоборот, в спокойной обстановке. Почему же сразу про перебитые пальцы! Впрочем, Бар-Бирюков нагло врет. Видел ли он бумаги, написанные на допросах Саблиным? Нет, не видел! А я не только видел, но и работал с ними. А потому ответственно заявляю, что все показания, заявления и другие документ^, подшитые в уголовном деле, написаны Саблиным четким и ровным почерком, причем гораздо более четким и спокойным, чем былые торопливые записи в рабочих тетрадях. Так что все с пальцами у Саблина было в полном порядке, и не надо врать. Даже свидание с женой и сыном Бар-Бирюков представляет как особо изощренную подлость советских чекистов. Где документ, что команду о свидании дали начальнику Лефортовской тюрьмы сверху? Бар-Бирюков его видел? Почему разрешение на свидание было для «тюремщиков» неожиданностью? Они об этом лично рассказывали Бар-Бирюкову? О том, что Саблин никому не сделал зла, Бар-Бирюков лучше бы вообще молчал. Он исковеркал жизни сотням людей.

Любопытная деталь, уже в 90-х годах бывший следователь Саблина полковник Добровольский, рассказывая о своем участии в «деле Саблина», упомянул, что из-за раненой ноги Саблина приносили на допросы на особых носилках. Помимо этого во время самих допросов он не сидел на обычном казенном стуле, а полулежал в специально доставленном для него кресле. Как-то это не вяжется все с историями о выбитых зубах и перебитых пальцах.

Заметим, что даже верный Шейн, который видел и общался с Саблиным во время судебного процесса, ни следов побоев, ни выбитых зубов, ни перебитых пальцев тоже почему-то не заметил.

Из письма Саблина родителям 24 марта 1976 года: «...У меня все хорошо. Продолжаю поддерживать здоровье и настроение на должном уровне. Много читаю, так как здесь очень хорошая библиотека. Стараюсь меньше сидеть и лежать, а больше ходить. На прогулках напеваю песни, что помогает прочищать легкие и поднимает жизненный тонус: “Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно!”»

Ну не стыкуются надуманные «избиения» с чтением книг в библиотеке, рачительной заботой о своем здоровье и распеванием во весь голос песен.

Поэтому когда сегодня очередные недобросовестные журналисты реанимируют россказни о том, что Саблина якобы избивали во время допросов и вообще держали в черном теле, этому верить не следует. Содержание Саблина осуществлялось строго в рамках советского законодательства. Ни о каком физическом насилии над подследственными не было и речи. Это признает даже не слишком лояльный к советской власти бывший подручный Саблина Шейн. С первого дня пребывания в следственном изоляторе Саблину оказывалась квалифицированная медицинская помощь. Подследственные Саблин и Шейн имели свидание с родными, им регулярно передавались передачи, они вели переписку с родственниками. Саблину была предоставлена возможность даже заниматься творчеством. Так, за время следствия он много рисовал и даже написал детскую повесть о морском псе Дике. Согласитесь, что когда тебя пытают кровожадные чекисты, то тебе уже не до написания детских книжек. В последнем письме от 14 июня 1976 года Саблин пишет еще и о нескольких написанных им рассказах, которые находятся в Москве у друзей, с просьбой напечатать их в тогдашней либеральной прессе: в журнале «Огонек», в «Литературной газете» или в «Неделе». Искренне жаль, что все написанные рассказы Саблина, как и повесть о собаке Дике, исчезли. А может, вовсе не исчезли, а просто были опубликованы под другим именем?

Полностью отрицает факт избиения Саблина и его адвокат Л.В. Аксенов. Наконец, зададимся вопросом: а для чего Саблина вообще было бить? Протоколы его допросов свидетельствуют, что он рассказывал все, о чем его спрашивали, предельно откровенно и каялся, каялся в содеянном...

* * *

Закрытое судебное заседание Военной коллегии Верховного суда СССР, на котором слушалось дело Валерия Михайловича Саблина и его ближайшего подручного Александра Николаевича Шейна, открылось в Москве 6 июля 1976 года.

На суде в последнем слове Саблин, в частности, сказал: «Я люблю жизнь. У меня есть семья, сын, которому нужен отец. Все».

На закрытом заседании 13 июля 1976 года председатель суда генерал-майор юстиции Г.И. Бушуев огласил приговор.

ПРИГОВОР

Именем Союза Советских Социалистических Республик

13 июня 1976 года г. Москва

Военная коллегия Верховного суда СССР в составе: председательствующего генерал-майора юстиции Бушуева Т.И. и народных заседателей: генерал-лейтенанта инженера Цыганкова И.С. и генерал-майора инженерных войск Козлова Б.В. при секретарях: полковника административной службы Афанасьева М.В., служащего Советской армии Кузнецова B.C., генерал-майора юстиции Шантурова B.C. и защитников — адвокатов Аксенова A.B. и Попова Л.М. рассмотрела в закрытом заседании уголовное дело по обвинению капитана 3-го ранга Саблина В.М. о совершении преступления, предусмотренного пунктом «а» статья 64 уголовного кодекса РСФСР и матроса Шейна А.Н. по статье 17 и пункту «а» статьи 64 уголовного кодекса РСФСР...

1. Капитана 3-го ранга Саблина Валерия Михайловича, родившегося 1 января 1939 г. в г. Ленинграде, русского, исключенного из членов КПСС в связи с данным делом, имеющего высшее образование, женатого, ранее не судимого, на службе в Военно-Морском Флоте СССР с июля 1956 г., — в совершении преступления, предусмотренного пунктом «а» ст. 64 УК РСФСР.

2. Матроса Шейна Александра Николаевича, родившегося 7 марта 1955 г. в г. Рубцовске Алтайского края, русского, исключенного из членов ВЛКСМ в связи с данным делом, с образованием 10 классов, холостого, не имеющего судимостей, на службу в Военно-Морской Флот СССР призванного в мае 1973 г. по статье 17 и пункту «а» статьи 64 уголовного кодекса.

(Далее на 13 страницах убористого машинописного текста рассказывается об обстоятельствах мятежа на БПК «Сторожевой», преступных действиях Саблина и Шейна.)

...При назначении Шейну наказания в качестве пособника, суд принял во внимание признание им своей вины и раскаяние в содеянном, что преступление он совершил под влиянием Саблина, который был его начальником, а также степень и характер его участия в совершении преступления, находит возможным применить к нему статью 43 уголовного кодекса РСФСР и не применять ссылку.

В отношении Саблина, учитывая исключительную опасность совершенного им преступления, суд считает необходимым применить исключительную меру наказания, предусмотренную законом, хотя в судебном заседании Саблин полностью признал свою вину, раскаялся в содеянном, имеет на иждивении ребенка, а за время военной службы неоднократно поощрялся.

На основании изложенного и руководствуясь статьей 44 «Основного уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик», статьями 301—303, 312—315 и статьи 317 УПК РСФСР, Военная коллегия Верховного суда СССР приговаривает:

Саблина Валерия Михайловича... признать виновным в измене Родине, т.е. в совершении преступления, предусмотренного пунктом «а» статьи 64 уголовного кодекса РСФСР, и на основании этого уголовного закона подвергнуть его смертной казни — расстрелу без конфискации имущества за отсутствием такового.

На основании статьи 36 уголовного кодекса РСФСР Саблина В.М. лишить воинского звания «капитан 3-го ранга». Внести представление в Президиум Верховного Совета СССР о лишении Саблина В.М. ордена «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени и медалей...

Шейна Александра Николаевича... признать виновным в соучастии в измене Родине (в качестве пособника), т.е. в совершении преступления, предусмотренного статьей 17 и пунктом «а» статьи 64 уголовного кодекса РСФСР, и на основании этого уголовного закона с применением статьи 43 уголовного кодекса РСФСР лишить его свободы сроком на 8 (восемь) лет; из которых первые два года содержать в тюрьме, а остальной срок в исправительно-трудовой колонии строгого режима, без ссылки и без конфискации имущества за отсутствием такового. Начальный срок отбытия Шейным А.Н. наказания с зачетом предварительного заключения исчислить с 9 ноября 1975 года.

Возвратить по принадлежности в воинские части 2 пистолета и 2 обоймы, переданные на хранение в войсковую часть 49358.

Судебные издержки на общую сумму 243 рубля 10 копеек распределить следующим образом: взыскать с Шейна А.Н. в доход государства 186 рублей 50 копеек, остальную сумму 56 рублей 60 копеек принять на счет государства.

Приговор обжалованию и опротестованию в кассационном порядке не подлежит.

Подписи председатель... народные заседатели...

Если кумир Саблина лейтенант Петр Шмидт, несмотря на все то, что он натворил, приговор суда встретил достойно, как в целом достойно встретил и смерть, то о его последователе Саблине этого не скажешь.

Из воспоминаний присутствовавших на последнем судебном заседании:«...Очевидно, жесткая кара была неожиданной для Саблина. Сразу же после объявления приговора, не дав опомниться, к нему подскочили несколько охранников, заломили руки назад, надели наручники, заклеили рот черным пластырем и поволокли к двери из зала заседания. Он вырывался, упирался, мычал сквозь наклейку, видимо, стараясь сказать что-то важное для него и нежелательное для судей и присутствовавших... В воздухе запахло лекарством. Его подтащили к двери и выволокли в коридор. Послышались глухие удары, возня. Потом все стихло...»

В печати время от времени публикуют выдержки из некой «Особой папки» ЦК КПСС, якобы недавно рассекреченной. В этой таинственной папке журналисты нашли следующую бумагу, предрешившую судьбу Саблина:

«Совершенно секретно. ЦК КПСС:

Комитетом Государственной безопасности заканчивается расследование уголовного дела по обвинению капитана 3-го ранга В.М. Саблина и других военнослужащих — участников преступной акции 8—9 ноября 1975 года на большом противолодочном корабле “Сторожевой”. Установлено, что организатор этого преступления Саблин, попав под влияние ревизионистской идеологии, на протяжении ряда лет вынашивал враждебные взгляды на советскую действительность. В апреле 1975 года он сформулировал их в письменном виде, записал на магнитофонную ленту, а во время событий на “Сторожевом” выступил с антисоветской речью перед личным составом. “Политическая платформа” Саблина включала набор заимствованных из буржуазной пропаганды клеветнических утверждений об “устарелости” марксистско-ленинского учения и “бюрократического перерождения” государственного и партийного аппарата в СССР и призывы к отстранению КПСС от руководства обществом, к созданию новой “более прогрессивной” партии. Весной 1975 года он разработал детальный план захвата военного корабля, который намеревался использовать как “политическую трибуну” для выдвижения требований об изменении государственного строя в СССР и борьбы с Советской властью. Он организовал и осуществил самовольный угон большого противолодочного корабля за пределы советских территориальных вод. Эти его действия квалифицированы (вот так — еще до суда!) как измена Родине...»

Под документом стоят подписи председателя КГБ Андропова, Генерального прокурора Руденко, министра обороны Гречко и председателя Верховного суда СССР Смирнова. А на его полях четко видны росписи Брежнева, Суслова, Пельше и других членов тогдашнего высшего партийного руководства СССР по результатам поименного голосования за смертный приговор Саблину. Все «за». В точности, как это бывало при Сталине в тридцатые годы...

Признаюсь, что я оригинала этой «особой папки» не видел. Зачем вообще работникам ЦК КПСС надо было собирать весь компромат на своих начальников в некую «особую папку»? Чтобы потом при случае ее опубликовать? А чего стоит авторская вставка — (вот так — еще до суда!) А почему, спрашивается, «до суда», где же дата, это утверждение подтверждающая? Впрочем, в одной из многочисленных публикаций я все же нашел номер и дату — № 408-А в ЦК КПСС от 18 февраля 1976 года. Насколько она соответствует действительности, надо проверять. И почему во всех других вариантах номер и дата отсутствуют?

И последнее, у членов Политбюро ЦК КПСС, что, больше не было более важных дел, чтобы голосовать за приговор Саблину? Неужели он был для них столь важной персоной и они его так боялись? Короче, я более чем уверен, что документ из «особой папки» это еще одна подделка. Тем более что опубликовал данный опус не кто-нибудь, а все тот уже не раз уличенный нами во лжи Бар-Бирюков. Так что цена этой сенсации — дырка от бублика.

Вот типичный прием журналистов-либералов: «По некоторым сведениям (каким? откуда?), после вынесения смертного приговора Саблину было предложено отказаться от своих взглядов, признать их ошибочными — в обмен на сохранение жизни и длительный срок тюремного заключения. Но Саблин отказался».

И это полное вранье! Саблин поступил как раз наоборот, он признал свою вину, отказался от всех своих политических взглядов и каялся в содеянном уже задолго до суда. Перед нами еще один лживый миф о несгибаемом борце за дело демократии.

Как бы мы ни относились к кумиру Саблина лейтенанту Шмидту, он во всяком случае оказался выше своего последователя, т.к. просьбу о помиловании на имя императора Николая Второго писать не стал. Саблин написал, впрочем, без всякого успеха. Его просьбу о помиловании Президиум Верховного Совета СССР отклонил.

«Рассмотрев ходатайство о помиловании В.М. Саблина, осужденного к смертной казни, предложения в связи с этим Прокуратуры СССР и Верховного суда СССР, ввиду исключительной тяжести совершенного им преступления, Президиум Верховного Совета СССР постановляет: отклонить ходатайство о помиловании В.М. Саблина рождения 1939 года, уроженца гор. Ленинграда. Н. Подгорный — Председатель Президиума Верховного Совета СССР. М. Георгадзе — Секретарь Президиума Верховного Совета СССР. 2 августа 1976 года № 4305-IX».

На следующий день после отклонения просьбы о помиловании, 3 августа 1976 года, Саблина расстреляли.

Из очередного опуса о героическом замполите: «Его родные, которых Саблин поставил в известность о своих намерениях только накануне выступления, написав им письма с борта “Сторожевого”, мучительно переживали происшедшее. О казни они узнали лишь спустя восемь месяцев после суда, получив официальное свидетельство о его смерти, небрежно оформленное в феврале 1977 года. Но отец казненного, капитан 1-го ранга в отставке Михаил Павлович Саблин, воевавший во время Великой Отечественной войны на Северном флоте, каким-то образом узнал о расстреле сына раньше, и это свело его в могилу: в конце января 1977 года сердце не выдержало, Роковая весть сразила и бабушку Саблина, вдову моряка с погибшего еще до революции крейсера “Паллада”. Вскоре умерла мать Саблина, Анна Васильевна».

Но при чем здесь советская власть, которая справедливо покарала человека, вооруженным путем захватившего боевой корабль? В преждевременной смерти свих родных виноват лишь один человек — сам Саблин.

Журналисты много пишут о том, как нелегко было родственникам Саблина после того, как он стал преступникам. А родственникам каких преступников легко? Такова их планида — жить с сознанием мысли, что твой близкий человек преступил законы государства и человеческой морали, ежедневно и ежечасно читать в глазах окружающих осуждение. Впрочем, что касается родителей Саблина, то поняв из письма сына, что тот готовит государственное преступление, они даже попытались это преступление предупредить, как это было в их силах.

Впрочем, советская власть действительно обратила внимание на родственников Саблина и... бесплатно предоставила семье расстрелянного изменника без всякой очереди новую отдельную благоустроенную квартиру в Калининграде. Об этом факте все многочисленные писаки-либералы вспоминать не любят, а зря! Проанализировали бы и опубликовали, когда и в какой стране власти столь гуманно и благородно поступали по отношению к семье казненного преступника?

Нам неизвестно в точности, как произошла казнь Саблина, да и нужно ли нам все знать? Скорее всего, все происходило в печально знаменитом лефортовском подвале. Да и процедура, по-видимому, была стандартной: оповещение об отказе на ходатайство о помиловании, спуск без объявления причины под конвоем в подвал, смертная комната и пуля в затылок. При этом в обязательном порядке должны были присутствовать помимо непосредственного исполнителя приговора: начальник тюрьмы, прокурор и врач. После смерти казненного закопали на одном из служебных кладбищ в могиле под номером-шифром. Мы не знаем, как вел себя в последние минуты жизни Валерий Саблин. Возможно, с ним была такая же истерика, что и на суде в момент оглашения приговора, ведь пока он не услышал об отказе на прошение о помиловании, у него оставалась надежда на жизнь. Честно говоря, мне очень хотелось, чтобы в эти свои последние минуты бывший замполит вел себя достойно, как настоящий русский офицер, пусть совершивший тягчайшее преступление, но искренне это осознавший, раскаивавшийся и нашедший в себе силы мужественно встретить свой последний миг. Мир его праху...

После ареста Саблина среди других вещей, изъятых при обыске из его каюты, был изъят и тот самый старый немецко-фашистский кортик со свастикой на ножнах и рукоятке. В протоколе обыска он фигурирует как «трофейный немецкий кортик, подаренный отцом». Дальнейшую судьбу этого кортика я не знаю. Возможно, он был приобщен к делу и навсегда исчез в хранилищах КГБ, возможно, после суда и вынесения приговора был возвращен семье.

Порой я невольно думаю, что этот фашистский «проклятый» кинжал, возможно, и стал тем зловещим талисманом, который заставил его обладателя свернуть с пути служения силам добра и справедливости на путь служению делу предательства Родины, измены и зла.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.