Исламизация

С процессом укрепления у власти духовенства все сильнее шла так называемая «исламизация» страны, т. е. установление такого же порядка отношений между людьми в самых различных сферах человеческого общения, который, как считал Хомейни и те, кто ему поддакивал, отвечает нормам «настоящего ислама».

В экономической области с «исламизацией» дело шло туго попросту по той причине, что никто не знал, что именно в экономике соответствует нормам ислама. Сами духовные деятели – люди богатые, они не могут поступиться своим богатством, поскольку по Корану частная собственность неприкосновенна. Заявили было о необходимости национализации внешней торговли, о конфискации в пользу «обездоленных» имущества сбежавших за границу богатеев, ан нет – всемогущий Наблюдательный совет, стоящий над парламентом, почел эти дерзости делом недозволенным, противоречащим Корану. На том дело и кончилось.

Рьяно выступали в первые дни после революции «исламские экономисты» – теоретики, так сказать, за создание банков, которые давали бы взаймы без процентов. Исламский принцип: нельзя из одних денег делать большие деньги. Нет, ничего не вышло: не нашлось желающих даром деньги ссужать, ведь они не лишние, они могут «работать» где-то в другом месте, создавая прибавочную стоимость.

У крестьян главная надежда была – получить землю от помещиков, государства, шахских владений, да и духовенство имело немало земель. Начали разрабатывать закон, уточнять, урезать права крестьян, а потом и вовсе последовал окрик сверху: нельзя покушаться на частную собственность!

Появилась было форма проявления сознательного отношения к труду как части общественно-полезного дела. Я имею в виду движение так называемого «созидательного джихада», т. е. добровольную бесплатную работу на строительстве домов в сельских местностях, дорог, помощи в сборе урожая и т. д. Но и эта полезная форма труда носила в значительной степени показной характер и, уж конечно, никакой существенной роли в экономике страны не играла. А потом и заглохла.

Кстати говоря, наибольших прав для себя требовали многочисленные мелкие и средние лавочники – опора духовенства. Недаром Хомейни признал, как мы уже указывали выше, что опора исламской революции – средний класс, ради его интересов она и делалась.

Если в экономике «исламизация» была равна нулю, то вовсю она развернулась в других сферах – нематериальных.

Прежде всего сильный удар был нанесен по культуре. Этот удар назывался «культурной революцией». Формально овладевший религиозными догмами человек объявлялся выше ученого («осел, нагруженный книгами»).

Казалось бы, первым проявлением культурного подвига должна была стать ликвидация неграмотности в Иране, она была велика – называли 70–80 %. Новой власти следовало бы начинать с массового обучения родному языку, с тем чтобы широкие слои народа приобщались к своей культуре и культуре всего человечества. Даже шах вел довольно энергичную кампанию борьбы с неграмотностью. Но исламские власти поступили иначе. Они прежде всего ввели обязательное изучение арабского языка – только потому, что на нем написан Коран. В школах было немедленно введено строго раздельное обучение.

Летом 1980 г. были закрыты университеты «на два года» под предлогом пересмотра программ, приведение их в исламский вид. Была и другая причина – избежать концентрации молодежи, студентов, явно критически настроенных к вводившимся порядкам. Вера была объявлена выше знаний.

В конце сентября 1981 г. открылись начальные школы. По этому случаю на улицах демонстрации… школьников. Идут дети разных взглядов, кричат исламские и политические лозунги, которые наверняка не понимают. Особенно стараются девочки. Мальчишки так себе, шаляй-валяй, а девицы старательно истошны. Хомейни обратился с посланием по этому поводу; оно – сплошное заклинание от… левизны и знаний. Ничто другое, кроме ислама, – прямо-таки страх сквозит в этом послании, не дай бог знаний, кое-какие в голову придут! Нет, Коран – начало и конец всего! «Если мы в детстве не привьем ислам, – вещает вождь, – мы все пропали!»

Для проведения «культурной революции» создан «штаб». В нем руководят необразованные, вынырнувшие откуда-то авантюристы: Фарси, Хабиб.

Дела с этой «революцией» идут туговато, встречается сильное сопротивление интеллигенции, студентов. Да и вообще рядовые иранцы не понимают: почему надо забыть про Фирдоуси, Хафеза, Саади, Омар Хайяма, Рудаки и других светочей древней иранской культуры. Только потому, что там не прославляется ислам? Как можно так быстро и неубедительно переоценивать ценности? Говорят, что эти классики литературы воспевали лишь царей и ничего не говорили об угнетенных. А может быть, причина в том, что сказал бессмертный Фирдоуси в «Шахнамэ»: «Наши отцы также чтили Бога. Арабы заставили нас обращаться в своих молитвах к черному камню, а те обращались к огню, горевшему чудными цветами радуги. Что же достойнее поклонения?»

В январе 1982 г. университеты все еще закрыты. Даже предложения Фарси и Хабиба, тянущие молодежь в Средневековье, не принимаются высшим духовенством – мало ислама. Руководители «культурной революции» идут к Хомейни, жалуются, тот отвечает кратко: «Разберемся». Ему говорят, что духовенство против открытия факультетов гуманитарных наук, дескать, и так слишком много вольнодумства. Спрашивают у Хомейни: что же относится к гуманитарным наукам? Хомейни ответил: «Это этика и культура ислама?» Его спросили: «А география?» Он ответил: «География – это не наука, о ней ничего в Коране не сказано».

В конце января 1982 г. во время беседы в МИДе с зав. европейским департаментом спросил его, почему запрещены в Иране столь популярные курсы русского языка. Тот ответил, что «штаб по проведению культурной революции» считает, что для рассмотрения этого вопроса нужно прежде всего определить, что за люди и с какой целью хотят изучать русский язык (!!). И вообще решено, что изучение иностранных языков в Иране нужно только для тех, кто будет работать профессиональным переводчиком (!), а их не так уж много требуется. Для всех остальных изучение иностранных языков вредно, поскольку их знание будет вносить в Иран коррумпированный образ жизни.

Я все-таки усомнился: действительно ли по всей стране запрещено свободное изучение не только русского, но и других иностранных языков? Ведь, например, посольство ФРГ открывает специальную школу на немецком языке, чтобы дети иранцев могли ее посещать (в основном, конечно, верхних слоев общества), существуют курсы английского и французского языков. Мой собеседник лишь мог буркнуть что-то насчет сохранившихся «плохих привычек».

Мы уже говорили о запрете всякой неиранской музыки, а из самой народной музыки было изгнано все женское пение и всякая «лирика». Революция родила много интересных и искренних маршей-песен, но они тонули в куче примитивных композиций.

Сильный удар был нанесен по изобразительному искусству. Появилась, правда, масса плакатов, иногда весьма выразительных, но чаще всего изобразительная продукция смаковала кровь, жертвы, жестокости, страдала натурализмом при весьма бедном, скажем, идейном содержании.

Кинотеатры после нескольких послереволюционных месяцев свободы были закрыты. Причина была объявлена очень простая: власти не имеют критериев, какие фильмы можно показывать. Позднее они открылись, только были запрещены все советские фильмы.

В конце 1980 г. Хомейни дал разъяснение: «Шахматы – дело запретное, разжигают ненужный азарт. Они так же вредны, как и университеты». Видимо, игра в шахматы продолжалась, так как в канун 1982 г. он издал официальную фетву о запрете игры в шахматы, даже если и играют не на деньги. Аналогичной участи подверглась традиционная народная игра – нарды. Впрочем, на улицах и в лавчонках вы всегда могли купить и шахматы, и нарды, не говоря уже об игральных картах. Так что фетва фетвой, а жизнь жизнью.

Спорт стал делом только мужчин, особенно два любимых иранцами вида: футбол и классическая борьба. Уровень, конечно, понизился. И немаловажную роль сыграло искусственное отделение иранских спортсменов от остального мира. Началось это с отказа участвовать в Московской олимпиаде 1980 г. Несмотря на антиамериканские лозунги, иранское руководство последовало за США и некоторыми другими западными странами, не пустив в Москву своих спортсменов, хотя иранский олимпийский комитет был решительно за участие, даже Банисадр был «за». Готбзаде был «против», он следовал американской линии, но тем не менее просил нас неофициально «устроить» билеты для его родственников на Олимпийские игры в Москве.