«Марг бар Шурави…»

После налета на советское посольство 1 января 1980 г., о котором уже говорилось ранее, атаки против Советского Союза продолжались, принимая самые различные формы. На начало января этого года приходился траурный праздник шиитов – арбаин, день поминовения сорокового дня после смерти имама Хоссейна. В такие дни организуются траурные шествия. Накануне были опубликованы официально утвержденные лозунги, не менее половины их – яро-антисоветского содержания, например: «СССР и США, кровь наших борцов капает с ваших когтей!». Чепуха, но… специально задуманная властями, т. е. правительством. На наш протест в МИДе Ирана отвечают: иранский «народ (эх, опять бедный народ! – В.В.) имеет право выражать свои чувства». Доводы о том, что не «народ» сочиняет эти лозунги, не помогают.

Примерно через неделю разыгрывается какой-то странный спектакль, иначе это событие не назовешь. Публикуется со ссылкой на Франс Пресс сообщение из Мехико (!) о заявлении некоего советского дипломата, «атташе Русова», о том, что в случае просьбы Хомейни Советский Союз окажет помощь Ирану, в том числе военную, чтобы противостоять нажиму США. На следующий день публикуется громоподобное заявление Хомейни: слова советского дипломата «оскорбительные» и т. д. Хомейни требует, чтобы Исламский ревсовет и МИД сделали советскому посольству представление с требованием о наказании этого «советского дипломата» в Мексике. И угроза: если подобные вещи будут повторяться, «мы примем меры, о которых Советский Союз будет сожалеть». Это заявление Хомейни развязало руки многим антисоветчикам.

Было яснее ясного – это провокация американских спецслужб, попытка возбудить настроения против СССР как раз в то время, когда Советский Союз сорвал принятие антииранской резолюции в Совете Безопасности ООН. Наше ответное заявление, адресованное Хомейни, было передано через первого заместителя министра иностранных дел Харази, который попросил нас также сделать заявление посольства для иранской печати. Получилось курьезно: сначала иранское радио и телевидение передавали заявление Хомейни и ИРСа, а затем без перерыва заявление нашего посольства о том, что все изложенное в предыдущих заявлениях – ложь!

В таких случаях отношение в МИДе даже к рядовым, техническим вопросам, касающимся деятельности посольства, резко менялось. Задерживали, например, выдачу разрешений на получение из таможни присланных нам из СССР советских кинофильмов для нужд посольства. «Зачем вы так часто смотрите фильмы?», «зачем вас прислано из Москвы так много аккумуляторов для автомашин?» и другие подобные вопросы ставились как бы нарочно перед нашими товарищами, и выдача разрешений затягивалась на 4–5 месяцев, причем посольство вынуждено было оплачивать хранение груза в таможне…

Когда наступали холода, нам всячески тормозили выдачу разрешений на покупку газойля, а когда мы обратились за разрешением получать для нужд посольства газойль с советских теплоходов в Энзели и тем самым прекратить обращаться к иранским властям, нам немедленно и без объяснений отказали в этом.

В марте 1980 г. власти запретили поездки иранских туристов в Советский Союз. Делали это бесцеремонно: когда я направлялся, например, в командировку в Москву, то сам был свидетелем, как с аэрофлотовского самолета сняли 130 иранских армян, которые направлялись в туристическую поездку в СССР, хотя у них у всех за 10 дней до отлета были сданы паспорта «на проверку» и получено официальное разрешение правительства.

А чего стоит, например, публичное заявление премьер-министра Раджаи в ноябре 1980 года? Выступая на митинге, он вещал: США толкнули Ирак на агрессию против Ирана, чтобы Иран «бросился в объятия СССР» (?!). Он же поучал посла КНДР: то, что КНДР хочет развивать отношения с Ираном, хорошо, но «для нас главное – как КНДР относится к нашему северному соседу, которого мы сравниваем с Америкой (!)».

По телевидению репортаж – берут интервью у мальчика лет двенадцати: «Ты против кого воюешь?» Он отвечает: «Против баасистов, американцев и советских». Корреспондент удовлетворенно, гордо смотрит в объектив телекамеры. Рядом с ним мальчик, который наверняка не знает, кто такие баасисты и советские… Впрочем, привлечение школьников к антисоветским затеям было излюбленным делом исламских пропагандистов. Не раз у стен нашего посольства можно было видеть приведенных какими-то молодыми бородачами школьников – девочек и мальчиков, которые истошными голосами визжали под команду учителя из мегафона: «Смерть Советскому Союзу!»

1981 год не принес ослабления кампании. Буржуазные либералы, которые как политическая группировка уже дышали на ладан, особо не усердствовали. Наверное, думали выслужиться у правительства. Договаривались до оглушающей чуши: Советский Союз-де «боится» исламской революции в Иране! («У Советского Союза дрожат ноги», – писали они.) Хотелось ответить им: «То-то иранское правительство боится пускать в Иран мусульман из Советского Союза, а своих в СССР!» Но кто знает здесь об этом? Кому отвечать на это?

Иранские власти приняли меры, чтобы удалить из страны советских корреспондентов, не смущаясь тем, что Иран был наводнен американскими, японскими, западногерманскими, английскими и другими иностранными корреспондентами, которые, в отличие от советских корреспондентов, часто передавали за границу всякую антииранскую чушь. Власти оставили только одного корреспондента ТАСС, не разрешив пребывания корреспондентов каких-либо советских газет, а также радио и телевидения.

Ответ на наш запрос был явно лживый: принято решение, говорили нам, чтобы иметь в Иране столько же корреспондентов от какой-либо страны, сколько иранских корреспондентов находится в той или другой стране. Все прекрасно знали, что в США, ФРГ, Японии, Англии и других западных странах нет иранских корреспондентов, а мы уже давно приглашаем иранских корреспондентов в СССР, но иранские власти их не посылают…

Когда же, естественно, в нашей печати сократилось число публикаций об Иране, иранские руководители стали выступать с претензиями в адрес Советского Союза, выдвигая нелепые обвинения в создании «заговора молчания». А о чем было писать-то? О массовых репрессиях в отношении левых сил, о беспорядке внутри страны, о неспособности духовенства наладить нормальную жизнь в стране, о разнузданной антисоветской кампании?

В сентябре 1981 г. иранских рабочих культурного отдела посольства (он находился в отдельном помещении) вызвали в премьер-министерство и заставили дать расписку о прекращении работы в советском учреждении, иначе… Им пригрозили арестом и тюрьмой. Несмотря на протесты посольства и явные нелепости в так называемых «аргументах» МИДа, культурный отдел посольства, помещения которого использовались и Иранским обществом культурных связей с СССР, пришлось закрыть. По требованию правительства прекратил свою деятельность и ИОКС, «самораспустился», а генеральный секретарь его, известный переводчик с русского языка на персидский (Толстой, Достоевский, детские книги) Форухани, был арестован и расстрелян.

Осенью заработало иранское радио на русском языке, вещавшее на Советский Союз. Дико было слышать на русском языке восхваление порядков в Иране. Конечно, и тут шла антисоветская пропаганда, уже рассчитанная на советских слушателей. По своим действиям в отношении Советского Союза и «почерку» этих действий Иран все больше и больше напоминал рядовую западную страну, находящуюся под американским политическим господством.

Чтобы сорвать какое-либо дипломатическое мероприятие в нашем посольстве, МИД заявлял, что у него нет уверенности в том, что будет обеспечена безопасность гостей.

Когда на празднование третьей годовщины революции из Советского Союза прибыла делегация мусульман (глава Закавказского управления мусульман, настоятели Московской и Ленинградской мечетей), их начали оскорблять с момента прибытия на аэродроме, когда подготовленные молодцы из «корпуса стражей исламской революции» кричали хором: «Смерть Советскому Союзу!». Потом их пытались не выпускать из гостиницы, угрожали, если они не будут выступать против… советского правительства. Когда наши мусульмане заявили, что немедленно покинут Иран, если не изменится к ним отношение, им представители «комитета по празднованию» открыто заявили: «Когда мы придем в Баку, мы повесим вас всех за ноги».

Наиболее наглый антисоветский поступок был совершен, конечно, 11 февраля 1982 г.

В этот день по случаю годовщины революции должен был состояться военный парад и другие мероприятия. На парад иностранных послов не приглашали – только военных атташе.

Утром в кабинет вбежал явно взволнованный наш военный атташе полковник Хрисанов. Он был в форме, должно быть, с парада. Хрисанов доложил, что он действительно только что прибыл с парада, покинув его в самом начале. Во время прохождения войск под ноги солдат быстро расстелили большой Государственный флаг Советского Союза, и солдаты маршировали по нему. Флаг был заранее подготовлен устроителями парада. Хрисанов немедленно встал и вместе со своими помощниками покинул трибуну, заявив тут же резкий протест иранским военным чинам. Решительно отстранив иранцев, пытавшихся было помешать их уходу, наши офицеры вернулись в посольство.

Случай действительно из рук вон выходящий. Как реагировать? Ведь надо действовать быстро и эффективно. И как нарочно в тот же день вечером была назначена встреча дипкорпуса с президентом Хаменеи, с поздравлениями по случаю годовщины революции. И тут кольнуло в сердце: ведь мне как дуайену предстоит и выступать с речью от имени дипкорпуса. Текст этой речи я уже послал в МИД Ирана и всем послам. Как поступить? Кто даст совет? Времени оставалось мало.

Мелькнула мысль не ходить на прием. Тогда возникает вопрос: объяснять или не объяснять причину неожиданного отсутствия? Если объяснять, то как, ссылаться на инцидент с флагом или дать другую уважительную причину – плохое самочувствие (а это, в общем-то, соответствовало действительности)? Если сослаться на инцидент с флагом – что дальше логически надо будет предпринять? Как поведут себя иранцы? Если сослаться на плохое самочувствие, то, хотя это и будет правдой, никто не поверит. Нет, это какое-то трусливое решение. А если идти, то как вести себя? Как дуайену и как послу страны, которой нанесено оскорбление? Вытаскивать перед всем дипкорпусом историю или нет? Ведь многим в дипкорпусе случай был по душе по своему существу, хотя, возможно, и не по форме.

Как сделать так, чтобы не уронить честь нашего государства и в то же время дать понять иранскому высшему руководству, что оно зарвалось и мы не пройдем мимо грубой выходки, ответственность за последствия которой, естественно, ляжет на иранскую сторону?

Встреча в день инцидента с президентом – высшим государственным деятелем страны – предоставляла возможность для проявления нашей немедленной реакции, для заявления решительного и строгого протеста на самом высоком уровне. Эту возможность нельзя упускать. Но сначала надо будет изменить тон и текст моей речи, кое-что опустить, кое-что добавить. Пусть это будет заметно всем – и иранскому руководству, и послам. Надо, чтобы почувствовали: мы приветствуем революцию и народ, ее совершивший, но не действия нынешнего руководства. Добавил о необходимости уважения других стран и народов, снял приветственные слова от имени Советского Союза.

…В парадном зале МИДа, когда я туда вошел, уже жужжали группками главы дипломатических миссий. Бросилось в глаза подобострастие некоторых к угрюмой и бородатой новой поросли мидовских работников. На меня бросали осторожные, косые взгляды – весь дипкорпус знал о сегодняшнем происшествии, в феодальные времена это повод для начала войны. Сейчас… Но ко мне приветливы, уж слишком любезны. Как в доме повешенного, о веревке, т. е. о происшествии, не говорят. Не говорят воспитанные и умеющие себя держать послы. Но на многих лицах видно любопытство: как же будет вести себя сегодня советский посол?

Подошел иранский посол в Москве Мокри, он находится в Тегеране в больнице, но решил прийти сегодня на встречу послов с президентом. Я рассказал ему и об инциденте на параде с флагом, и недавнем обстреле моей автомашины; о том, что со стороны МИД Ирана никакой реакции нет – так, как если бы ничего не случилось. Единственным порядочным иранцем оказался религиозный деятель Халхалиль, который сам позвонил мне и, выразив сожаление в связи с обстрелом, поинтересовался, все ли в порядке и т. д. Спросил у Мокри, как бы он себя чувствовал в подобной ситуации, которой, естественно, не может возникнуть в Москве.

Мокри молчал.

Расселись в зале. На первые два ряда «стражи» никого из послов не пускали. Там позднее уселась какая-то чиновная знать. Сел в третий ряд. Подошел заместитель начальника протокольного департамента Масуми, объяснил мне программу, потом начал уточнять название страны, которую я представляю. Я медленно ему продиктовал по-английски. Он что-то записал.

В зал вошел президент Хаменеи, министр иностранных дел Велаяти с группой охранников.

Масуми объявил программу: сура из Корана, выступление посла Виноградова – он заглянул в бумажку – «из социалистических республик», затем выступления Хаменеи и Велаяти.

Заныли суру, в ней, между прочим, говорилось, что евреи – не люди. Странная сура…

Потом вышел я, послы зашелестели бумажками – следить за речью. Однако по мере произнесения речи они сначала недоуменно посматривали то на текст, то на меня, потом вытащили карандашики и стали быстро вносить поправки по тексту. В речи говорилось с уважением об иранском народе, совершившем революцию, о пожеланиях ему успехов в строительстве новой жизни, пожелании мира. Когда в заключение я подчеркнул, что уважение достоинства других наций есть необходимое условие, чтобы уважали любую нацию, зал дружно зааплодировал.

Речи Велаяти и Хаменеи были весьма общего плана, и я отметил, что дипкорпус не аплодировал им, а иранцы одни не решились хлопать в ладоши.

После речи Хаменеи он встал из-за столика и направился к выходу.

Я быстро подошел к нему, послы, было окружившие его, отступили назад. Сказал президенту, что должен сделать ему неприятное заявление, хотя день и торжественный. Кратко рассказал об инциденте с советским флагом на параде. Поскольку вокруг начала создаваться толпа стремящихся услышать, о чем говорит советский посол (я сознательно говорил по-русски через переводчика и негромко), Хаменеи, зыркнув по головам толпы и обменявшись взглядом с Велаяти, взял меня под руку, повел из зала.

Он спросил:

– Вы сами видели этот случай или вам рассказали?

Я ответил, что советский военный атташе был вынужден покинуть парад, а об инциденте знают все послы.

– В качестве посла СССР я заявляю вам, господин президент, как высшему государственному деятелю страны самый решительный протест. Последствия этого дикого случая могут быть самыми серьезными, и нести ответственность за них будет иранская сторона. Мы также требуем выявления и наказания виновных и хотели бы знать, отражает ли этот случай с Государственным флагом СССР истинную политику иранского правительства в отношении моей страны.

Хаменеи молчал, уставив глаза в пол. Затем, как бы взвесив что-то, сказал:

– Я сам займусь этим делом, а господину Велаяти поручаю тщательно расследовать случившееся и доложить мне. Ответ вам будет дан в ближайшие дни.

Велаяти в знак согласия кивнул.

К этому времени послы уже выстроились в одну линию, Хаменеи и Велаяти прошли, прощаясь. Уходя, Велаяти заверил, что он сделает все, что ему поручено.

Как оказалось, наши муллы на параде вели себя также достойным образом. Они немедленно встали, заявили протест и покинули трибуну, осыпаемые оскорблениями собравшихся там так называемых «религиозных деятелей». Вечером они заявили официальный протест МИДу Ирана. «Мой отец лишился на войне ног, – сказал Аль Шукюр Паша-заде, – защищая флаг, который вы здесь, в Иране, топчете. Мы нашим мусульманам расскажем о вашем «исламе». В знак протеста наши духовные деятели отказались от традиционной поездки к «святым местам» в Мешхед и от участия в церемонии закрытия празднеств.

Через день меня пригласил к себе заместитель министра иностранных дел Шейхольэслам.

Начал он робким голосом, сильно нервничал. Его ответ я помню почти дословно:

– Я пригласил вас в связи с инцидентом с советским флагом, случившимся позавчера. Мы произвели расследование. Флаг был брошен на землю по указанию одного из военных офицеров. Это действие ни в коей мере не отражает позицию иранского правительства или его намерения в отношении вашей страны. Через 10–15 минут после того, как флаг был замечен, министр исламской ориентации приказал убрать флаг, что и было сделано. Иранское правительство приносит свои извинения Советскому правительству. Офицер, допустивший проступок, будет наказан. Прошу передать все это в Москву.

Я ответил, что, конечно, передам изложенное в Москву, заметив, что подобный недопустимый инцидент мог иметь место только в обстановке антисоветской истерии, постоянно разжигаемой в Иране. Советский Союз с самого начала иранской революции проводит дружественную политику в отношении Ирана. Мы себя ни в чем упрекнуть не можем, если Иран хочет враждовать – это его дело, пусть потом пеняет на себя.

Привел ему в качестве иллюстрации следующий, совсем свежий случай: вчера в учебном центре Казвина, где советские специалисты подготавливают иранские квалифицированные кадры, был митинг. Когда там начали кричать «смерть Советскому Союзу!», советские специалисты, конечно, встали и ушли. За ними побежали руководители центра – иранцы, «объясняя», что эти выкрики не против советских специалистов, а против Советского правительства (?!). Можно ли себе представить что-либо безобразнее этого?

Сказал далее, что такая волна чувствуется и в самом МИДе. 8 февраля машина советского посла была обстреляна днем на улице. Мы выяснили, кто стрелял, сообщили в МИД, который даже и не поинтересовался, не произошло ли чего-либо печального. Более того, сегодня МИД Ирана вернул нам ноту протеста в связи с этим случаем без каких-либо объяснений. Разве эти факты – не стремление сознательно осложнить отношения между обеими странами?

Шейхольэслам начал отвечать в том духе, что поскольку у СССР и Ирана есть общие враги, то мы должны быть друзьями. Советский Союз неплохо относился к Ирану, а иранский лозунг «Ни Восток, ни Запад» лишь символизирует независимость страны. «Пока мы будем у власти (кто это «мы», подумал я) – США будут нашим заклятым врагом». Он принес официальные извинения в связи с обстрелом автомашины, однако заметил, что когда посол ФРГ заявил протест в связи с обстрелом его автомашины – это понятно, но советский посол должен, дескать, понимать сложность обстановки, проявить терпение и т. д.

Ответил Шейхольэсламу, что извинения принимаю к сведению, но хотел бы спросить его, что следовало бы делать нам – радоваться, поздравлять МИД или что?

Заместитель министра ничего не ответил. Помолчав, он спросил, чем вызваны изменения в моей речи на встрече с президентом по сравнению с ранее присланным текстом.

Ответил, что заместитель министра сам может догадаться о причине – враждебные акты в отношении Советского Союза, которые никогда не останутся без надлежащей реакции.

Провожая до двери, Шейхольэслам сказал на прощание: «Не забудьте передать Советскому правительству извинения нашего правительства».

Наша твердая и быстрая реакция, видимо, сыграла свою роль в улаживании этого неприятного инцидента.

Не менее трудным испытаниям мы подвергались во время организованных налетов на посольство, которые иначе и не назовешь, как бандитские.