Глава 7. Анна, вновь королева? (1498)

Лош. Выставка, посвященная Анне Бретонской.

Анна находилась в прострации – необычное состояние для этой энергичной женщины. Ведь в течение своей короткой жизни она всегда смело встречала лицом к лицу все многочисленные трудности. Может быть, она опустила руки перед новым несчастьем?

Однако герои никогда не сдаются – и Анна взяла себя в руки. Да, она предавалась отчаянию в первые дни после кончины супруга, но с этим было покончено. Нужно подумать о будущем. В двадцать один год она не собиралась быть мертвой королевой. Когда первый шок прошел, Анна приступила к размышлениям о собственной судьбе. О чем она могла подумать в первую очередь? Конечно, о Бретани. Ведь несмотря на все старания Карла, она так и не стала француженкой, оставаясь глубоко преданной своей земле. Один только пресловутый чепец, который она носила всегда, даже в годы роскошной жизни в Амбуазе, мог продемонстрировать всю преданность бретонки оставленной родине. А ведь этот наряд выглядел немного странным при королевском дворе. Но Анну это не заботило.

Бретань… Ей оставалась Бретань! Немного сентиментально, но и юридически правильно. При составлении гнусного брачного контракта, по условиям которого ее фактически вынудили подарить свою страну французскому королю, советники Анны смогли вставить в него важный пункт: в случае, если Карл VIII умрет раньше своей супруги, то все права на Бретань возвращаются к ней в полном объеме. И вот сейчас Анна могла воспользоваться этим пунктом договора – а ведь несколько лет назад никто не верил в возможность смерти французского короля, молодой муж был тогда полон сил и, несмотря на внешнюю хрупкость, крепок. Так великое несчастье апреля 1498 года помогло Анне Бретонской вернуть потерянное состояние. Одна эта мысль воодушевила ее. Возвращение любимой страны компенсировало боль потери любви.

Анна возродилась: полноправная правительница Бретани, она собиралась управлять герцогством, как прежде ее отец, Франциск II. Но всё же обстоятельства изменились. Многочисленные испытания, перенесённые Анной, закалили её. Она уже имела опыт королевского правления. Ей исполнился двадцать один год. Она уже не ребенок – женщина, вдовствующая королева.

Бретани больше не угрожало вторжение. Фактически присоединенная к Франции Карлом VIII, она вот уже несколько лет рассматривалась французским правительством как подчиненная земля. Оставалась одна проблема: а что если Анна, вернувшись на свои земли, вновь начнет политику своих предков Монфоров, если она вновь поднимет армию против Франции? Нужно заметить, что брачный договор Ланже предусмотрительно включал в себя следующий пункт: в случае, если Карл VIII скончается раньше своей супруги и не оставит наследника, то она должна будет выйти замуж за преемника французского короля. То есть новый король Людовик XII был обязан жениться на вдове Карла, чтобы ликвидировать опасность нового бретонского восстания. Однако на момент своего восшествия на престол Людовик оставался женатым мужчиной. Значит, в дело вступал следующий наследник короны – и на сцену выступил трехлетний Франсуа Ангулемский. Но Людовик не желал Анне подобной судьбы. Он решил иначе, и это решение ясно дает понять Анне, какое будущее ей уготовано: ей разрешено вернуться в Бретань, на время; затем она должна будет выйти замуж за Людовика XII – рано или поздно он разведется со своей физически неполноценной супругой и будет свободен для нового брака.

Все для Франции… Однако на первое место Людовик ставил спокойствие Анны, ни к чему не принуждая ее немедленно. Кажется, что выбор лишь за ней – и что же она предпочтет: Бретань или Францию? Чувства, несомненно, склоняли ее к первому, тем более, что никто не давил на нее.

После неудачной попытки поговорить с Анной сразу же после смерти Карла VIII, Людовик отступил, обменявшись с ней лишь несколькими осторожными словами – он пообещал устроить покойному королю грандиозные похороны. Не промах ли это – так подчеркивать достоинства своего «соперника»?

Ожидая своего возможного будущего в качестве вновь королевы Франции, Анна тем не менее устремила свои взоры на родные земли, ибо они уже были в ее руках, а уж она сумеет позаботиться о Бретани. Тем более, что она обладала реальными возможностями для этого, несмотря на все шаги, предпринятые Карлом VIII для усмирения покоренной территории. А их было немало.

Воспользовавшись своей военной и политической победой, французский король – забыв о своих же обещаниях – позаботился о том, чтобы оставить французские войска в гарнизонах главных бретонских городов. Так он обеспечил верность бывших мятежников. В 1493 году был издан указ, согласно которому Сен-Мало становился доменом французской короны (а не Бретани). Карл даже назначил епископом этого портового города одного из своих советников – Гийома Брисонне (Guillaume Bri?onnet).

Что касается прочих учреждений герцогства, то за ними осуществлялся строгий надзор. 9 декабря 1493 года Карл VIII упразднил канцлерство Бретани, заменив простым Советом по делам провинции: шесть человек должны были заседать либо в Ренне, либо в Нанте. Даже это подчеркивало зависимость герцогства от Франции: получалось, что оно отныне не имело столицы, а заседания подчиненных французской короне советников проходили в некогда мятежных городах.

Парламент Бретани, созданный в 1485 году Франциском II, на вполне законных основаниях установил бретонскую независимость. Карл VIII попросту проигнорировал этот факт, хотя и признал в 1495 году эту обособленность герцогства, назвав тот период «Великие Дни». И спешно назначил двух президентов и 18 советников для управления приобретенной провинции (разумеется, истинных французов). Побежденная Анна, согласно как мирному договору, так и брачному, была вынуждена издалека наблюдать за политическим переделом своей страны.

Став сама себе хозяйкой, она первым делом занялась возвращением утраченных позиций. И сделала это очень быстро. Если и не осталось свидетелей ее поступков сразу после 7 апреля 1498 года, то ценные выдержки из счетов Анны Бретонской вполне проясняют картину.

В тот апрель из замка Амбуаз было отправлено множество корреспонденции, письма везли далеко, курьерам было необходимо вознаграждение – и эти траты были внесены в реестр Анны Бретонской. Также там указаны точные адреса и объекты их миссий.

Кто же были эти посланцы, эти доверенные лица Анны, которые осуществляли ее связь с внешним миром? Будучи запертой в замке, принуждаемая к этому и почтением к памяти мужа, и условностями этикета, тем не менее Анна Бретонская нашла доверенных людей, доселе неизвестных Истории. Вот их имена: паж Филипп де Шатене (Philippe de Chantenay), конюший Жиль де Масдр (Gilles de Masdre), оруженосец Одет де Лойон (Odet de Loyon), еще один паж Шарль де Мипон (Charles de Mypont), а также Трофемон де Лабьер (Trophemon de Labieres), «советник и дворецкий». Были также задействованы многочисленные слуги, такие как Плезанс (Plaisance), Эстамп (Estampes), Эннебон (Hennebond), Франсуа Киле (Fran?ois Quillet), Жак Грапан (Jacques Grappin), Бланкассор (Blancassort), Вен (Vennes), Робер Жостон (Robert Joston), Луи Арпан (Louis Harpin), Гийом Бертелеми (Guillaume Berthelemy), Пьер Од (Pierre Aude) или Жан Тьерселан (Jean Tiercelin). Всего за краткий промежуток времени чуть больше месяца (с 10 апреля до середины мая) в известных списках королевы числится 17 посланников. Однако в них не упомянуты курьеры для коротких выездов из Амбуаза в Блуа, где теперь располагался двор. Не внесены в реестр и посланники из Бретани, которые получали вознаграждения от собственных хозяев.

Итак, 10 апреля Анна отправила Филиппа де Шантене в Блуа с миссией предупредить о визите более важной персоны, хорошо нам известной – Жана де Шалон, принца Оранского, одного из бретонских соратников, на которого можно было рассчитывать. Однако Анна не преминула напомнить ему, что следует поторопиться и не задерживаться при дворе нового короля Людовика XII, а как можно скорее прибыть к ней в Амбуаз. Анна беспокоилась по поводу возможного соглашения между бретонским предводителем и Людовиком?

Поэтому герцогиня приняла меры: вызвала принца Оранского к себе и по прибытии тут же назначила его на должность генерал-лейтенанта Бретани, поручив военное управление страной. Кроме того днем раньше, 9 числа, она подписала приказ о восстановлении канцлерства Бретани, назначив главой своей верного друга Филиппа де Монтобана.

Вот так, за два дня было принято два важных решения: восстановление бретонского правительства и назначение главы бретонской армии. Оба героя получили неограниченные полномочия и надлежащие титулы от правительницы. Анна решила придерживаться традиционного пути управления. Политик и военный, под рукой единого законного правителя – не было ли это грандиозным возвращением утраченной независимости?

1498 год – год, когда на бретонской политической арене вновь появился глава, способный не повиноваться своему французскому соседу. Анна Бретонская хотела и могла управлять страной. Как все Монфоры до нее. Как ее отец, Франциск II. Почему же король Людовик XII не использовал условия договора Ланже? У Анны в руке были сильные козыри, она имела крепкое ядро союзников, мысли ее были в Нанте, в Ренне, в герцогстве, которое после шести лет французского правления встало на путь возвращения себе свободы.

По праву рождения Анна занимала высокое место в иерархии своей страны. Чтобы дать знать своему народу об изменившейся ситуации, 14 апреля она отправила Плезанса с новостями. Письма были предназначены «прелатам, людям церкви, дворянам и другим». Текст заключался в следующем: герцогиня сожалеет, что не писала раньше, связывая это с печалью и опустошением, вызванного в ее сердце из-за смерти мужа; сейчас же она полна «великим и единственным желанием принести мир и спокойствие добрым людям». Несомненно, таким образом Анна давала знать, что собирается взять бразды правления в свои руки – через послания к духовенству страны она взывала ко всему народу. Казалось, все были готовы принять «добрую герцогиню», настрадавшись от гнета французского правления.

Однако за хлопотами по возвращению своей власти в Бретани Анна не вычеркнула из памяти своего мужа. Несмотря на свои планы покинуть Амбуаз, она позаботилась о том, чтобы устроить в замке своей первой любви пышные похороны Карла VIII, дабы упокоить его тело и душу. 5 мая она отправила Жака Граппан (Jacques Grappin) к аббату де Болье (Beaulieu) с просьбой о помощи в организации церемонии. 9 числа был послан Энебон к аббату Вандом (Vend?me) – с той же просьбой. Епископы Шартрский и Орлеанский были призваны для ведения службы. Таким был последний жест памяти Карлу, единственному принцу, которого она когда-либо любила.

Отдав дань памяти покойному, Анна уже занялась будущим своего герцогства. Можно было подумать и о себе. Невозможно было в ее возрасте отречься от жизни. Должна ли она выйти замуж за Людовика XII – как только тот освободится от своего отвратительного союза? Возможно ли отказаться от принятого на себя обязательства – навязанного в момент крушения Бретани? Нужно ли так поступать? Ведь сейчас она была и правительницей сильного герцогства, свободной в своей власти, и вдовствующей королевой, со всеми вытекающими из этого ранга преимуществами.

Возможно, Анна всерьез раздумывала об отказе Людовику. Еще в детстве она познакомилась с ним, когда Луи прибыл ко двору Франциска II в качестве союзника. И она очень хорошо знала первого принца крови – этого верзилу, охотника за юбками и заядлого развратника. Впоследствии, уже при французском дворе, она имела причины невзлюбить этого интригана, который имел неосторожность выразить удовлетворение при известии о смерти дофина Шарля-Орланда, да и не слишком сочувствовал королевской паре в смерти других детей – ведь каждый раз это возрождало его надежды на престол. Фактически, у Анны не могло быть никакого желания связывать свою жизнь с соперником ее же собственной семьи, с человеком, которому ее потери приносили радостное удовлетворение. Кроме того, резвый и развитый юноша времен ее детства в свои тридцать шесть лет выглядел дряхло, преждевременно состарившись из-за болезни и бесчисленных оргий. Так что Анна испытывала скорее антипатию к Людовику XII и не была склонна к снисхождению. Однако она не позволяла эмоциям влиять на ее решения, ибо хотела добиться наиболее выгодных для себя условий, которые позволили бы ей забыть унижения времен договора в Ланже.

И да, герцогиня хотела вновь стать королевой. И ради этого давала обещания новому суверену, желая добиться всего того, в чем Карл VIII ей отказывал – силу и власть. В этом ей помогала женская привлекательность. И в общем-то, Людовик был в менее выгодном положении, ведь он до сих пор оставался связан узами брака с умной, но уродливой Жанной Хромоножкой, сестрой Карла VIII. 22 года брака, который можно охарактеризовать только как «кошмарный», должны были закончиться аннуляцией. Ради того, чтобы Луи мог жениться на юной женщине, обещавшей принести многочисленное потомство – в противоположность стерильной дочери Людовика XI. И разумеется, новый король Франции беспокоился из-за возрождения Бретани, вчера еще покорной. И все из-за женщины, над которой он пока не имел власти.

Надо сказать, что в этой игре козыри были в руках Анны Бретонской: Людовик не был политическим стратегом, он был связан, он опасался – она же имела холодную голову, свободу и спокойствие. Она могла просчитать ходы противника, могла увлечь, а затем оттолкнуть… Это прекрасно организованное колебание между согласием и отказом являлось делом рук бретонки, уверенной в своих действиях.

Действительно ли Анна хотела вновь стать королевой Франции, невзирая на свои холодные чувства по отношению к Людовику XII? Определенно и несомненно – да! Она уже вкусила радости всеобщего почтения, она любила роскошь и парадную сторону власти. Однако на этот раз, более зрелая, наученная опытом, она хотела пойти дальше: получить власть. Королева Франции – опять! Правящая королева Франции – впервые! Она не просто хотела выйти замуж за Людовика, она хотела править.

Впрочем, их союз не был таким уж мезальянсом, новый король был вполне достоин ее по чистоте крови. Как и Карл VIII, он происходил от Святого Людовика – через Карла V, который был отцом Карла VI и его младшего брата Людовика Орлеанского. В то время как преемники Карла VI– Карл VII, Людовик XI, а затем Карл VIII – были наследниками власти по прямой линии, то Орлеанская ветвь никогда не сидела на троне, хотя и не была второстепенной фамилией. Дед Людовика XII, Людовик I Орлеанский, был женат на Валентине Висконти (Valentine Visconti), происходившей из влиятельного миланского рода. Его отец, Шарль Орлеанский, был в XV веке одним из знаменитейших поэтов, сопоставимом с Франсуа Виньоном. Правда, злые языки высказывали некоторые сомнения по поводу чистоты крови Людовика – отцовство Шарля вызывало подозрения, поскольку в момент рождения своего наследника 27 июня 1462 года он был уже в преклонных годах и слаб здоровьем. А его супругу, Марию Клевскую, всегда сопровождал конюж по имени Байон (Bayonne)…

Верила ли Анна слухам? Это неважно, ибо для нее главным оставался тот факт, что именно Людовик XII был единственным законным правителем Франции. По словам Брантома (ценного свидетеля жизни при королевском дворе), она предпочла был остаться вдовой, чем выйти замуж за принца вторых кровей. Конечно, на пути к трону для нее оставались препятствия, в первую очередь аннуляция союза Луи и Жанны, однако бретонка была достаточно уверена в себе, чтобы заявить: «я верю в свою звезду и стану во второй раз королевой Франции».

Время сомнений и страданий закончилось. Смена правителей на троне стала и периодом ее личного успеха. Весной 1498 года Анна в полной мере может отнести на свой счет строки из чудесной баллады Шарля Орлеанского:

Время сбросило свой плащ

Из ветра, холода, дождя

И облачилось в прекрасные узоры

Из нитей сияющего солнца.

Le temps a laiss? son manteau

De vent, de froidure et de pluie,

Et s’est v?tu de broderie

De soleil luisant, clair et beau.

Но между желаниями и возможностями есть большая разница. Чтобы этот брак мог быть заключен, должны пройти многие месяцы, требовавшие терпения и сил. Нужно было не только очаровать короля, но и подольстится к его фавориту, Жоржу д’Амбуазу (Georges d'Amboise), который всегда радел за интересы своего господина.

Что же нужно было предпринять Анне, чтобы достичь этой цели? Ее действия стали известны нам благодаря все тем же бухгалтерским книгам, оставшиеся после нее. По скупым строчкам можно восстановить и темперамент бретонки, и ее изящную политику.

21 апреля она отправила две делегации в Орлеан, где находился тогда король. Первая имела цель передать Людовику «20 000 ливров на турнир в честь умершего короля, являвшиеся жалованием участников». То есть ее первое послание было финансового характера. Достаточно удивительно, учитывая, что в сундуках Карла – после всех его итальянских авантюр и грандиозных перестроек Амбуаза – не осталось ничего. А ведь Людовик XII открыто заявлял, что оплатит все грандиозные церемонии из своих личных фондов. Тем не менее королева-герцогиня нашла в своих кошельках средства, чтобы предложить королю возместить потраченные средства. Банальный и безобидный шаг: ясно было, что король-рыцарь откажется от предложения.

Такой стала первая сцена в этой пьесе дипломатического сближения: она предлагает финансы, он отказывается, все довольны. Тем более, что суммы на траурные церемонии были весьма велики по тем временам: от 45 до 200 тысяч ливров. Новый король, зная о глубоких чувствах Анны по отношению к покойному супругу, сумел ее растрогать, преуспев в этой пьесе больше, чем она. Возможно, что это послание стало продолжением того разговора, что состоялся между вдовой и новым королем сразу после смерти Карла.

Второе послание было отправлено Анной также 21 апреля. Делегация состояла из достойных людей: мессир Лоппе де Дикастильо (Loppe de Dicastillo), «советник и мажордом этой дамы», Пьер Моран (Peirre Morin), «камергер» и Жан Бернар (Jean Bernard), «хранитель серебра и монет». Их сопровождал Франсуа Килле (Fran?ois Quillet), «кавалер экю» – и для охраны, и для придания дополнительного блеска процессии, двигавшейся в Орлеан.

Какова была цель этого второго посольства? В книгах значится: «чтобы утвердить намерения указанной дамы». Загадочные слова, однако… Возможно, Анна хотела вызвать жалость у Людовика XII, подчеркнуть (через слова своих верных слуг), в каком отчаянии она находилась, напомнить, что нуждается в поддержке нового суверена… Также они были уполномочены выразить мысль Анны о вечной верности покойному мужу и готовности принять любую свою судьбу… Быть может, новую жизнь?..

От финансовых сообщений послания перешли к разговорам о бедной Анне, и только о ней. Все эти письма имели своей целью привлечение внимания Людовика к юной и красивой вдове. Пока она не говорила ничего прямо, ограничиваясь намеками и напоминаниями о себе.

Прошло немного времени – и в мае Анна вновь отправила из Амбуаза, где до сих пор она жила, новое послание с верным Оде де Лойон (Odet de Loyon) к королю, который по-прежнему жил в Орлеане. В книгах цель миссии зафиксирована лаконично: «Отвезти письма, касающиеся дел дамы». Этакая тонкая психологическая подготовка. «Ее дела» касались мелких проблем, стиль послания выдерживался в дружеской манере – Анна подчеркивала, что видит в короле прежде всего друга. И делала все, чтобы воспламенить его дух и заставить его воображение работать.

Анна была осторожна. Как за вдовой короля, за ней наблюдали, ее личный штат прислуги был сокращен. Людовик XII находился в Иль-де-Франс, и Анна решила к нему присоединиться, чтобы начать наконец более активную фазу переговоров. В Париже на набережной Сен-Поль (современная набережная Селестан (C?lestins) рядом с дворцом архиепископа Санс находился великолепный особняк, выстроенный в готическом стиле. Отель д’Этамп был частью традиционного владения королев Франции – и именно туда решила отправиться Анна. В середине мая она покинула свой замок на берегах Луары, чтобы начать медленный подъем к столице. Но в ее планы не входило появление перед горожанами и перед королем в скромном экипаже с минимальным эскортом. Бретонке было необходимо продемонстрировать знаки своего величия. А поскольку вся ее сила была сосредоточена в герцогстве, то в Бретань были отправлены послания.

Первое повез Килет, который покинул 9 мая Амбуаз, отправившись в направлении епархий Сен-Бриек, Трегье (Tr?guier) и Леон (L?on). Его миссией было «принести эти письма прелатам, церковникам, баронам, дворянам, буржуа и жителям указанных епархий с призывом сопровождать свою госпожу в ее поездке в Париж». В тот же день другой кавалер, Этамп, отправился со аналогичной миссией к людям «епархий Нанта, Рена и Корнуайя (Cornouaille)». Практически вся Бретань была приглашена в свиту герцогини. Этот шаг имел единственную цель – продемонстрировать власть Анны Бретонской. Также это была и демонстрация силы, которую бретонка и не думала скрывать.

Это путешествие, привлечение внимания, роскошь и демонстративная сила не могли не удивить и не заинтриговать Людовика. Еще вчера он видел Анну сломленной – а сегодня ему показывали гордость, достоинство, пышность. И в то же время бретонка не думала настраивать француза против себя. Королю предлагалась женщина и Бретань. Трудно устоять…

Анна смеялась над сомнениями и растерянностью своего оппонента. 11 мая, еще из Амбуаза, она выслала в Париж предписание ускорить обустройство особняка Отель д’Этамп. В свою очередь король отдал необходимые распоряжения некоему Трезору (Tr?sor), чтобы работы были проведены без промедления. Очередной реверанс в обмене любезностей. Так что отъезд из Амбуаза, все эти приготовления, вся пышность, тщательно рассчитанная, оказались центром политических интересов той весной 1498 года. Готовилось что-то важное.

Но чего же желал достичь король? Чего в реальности хотела Анна? 13 мая она вновь отправила королю послание с Шарлем де Мипон (Charles de Mypont), просто с целью держать Людовика в курсе своих «дел». Не было ли в этом некоего женского злорадства? Да, герцогиня-королева поддерживала с ним контакт, но не высказывала четких пожеланий, намекая, что собирается удалиться от двора и посвятить себя Бретани. Возможно, так Анна хотела сохранить интригу для этого ветреного мужчины, озадачивая его. И в середине мая, когда королева покинула Амбуаз, выдвинувшись в Париж, она явно хотела изящно шантажировать Людовика, чтобы повлиять на него.

Демонстрация силы – это вовсе не был единственный козырь Анны. Ее внешняя привлекательность, женский шарм были весомым аргументом для мужчины, который ради юбок забывал о политике. Анна же, без сомнения, была «красива и в хорошем состоянии», писал Сен-Желе (Saint-Gelais), а также «красива и приятна», как рапортовал Брантом, известный скептическим отношением к женскому полу. Он же добавлял: «она благоразумна, честна, нежна и сильна духом». В XIX веке говорили, что герцогиня «излучала полноту и величие».

Благородная женщина, знавшая себе цену, умевшая извлечь выгоду из ситуации и восторжествовать над соперником.

Людовик же не обладал схожими достоинствами. Он имел скромную внешность, даже вульгарную (что может служить доказательством его происхождения от «простого» конюха). Чуть выше среднего роста, слегка сутулый, с тощими ногами, не позволявшими иметь благородную походку. На лицо король и вовсе был уродлив: длинный нос, больше глаза, густая челка закрывала низкий лоб. В сорок лет он выглядел уже стариком. То есть мало что могло привлечь внимание Анны. Но со времен Карла VIII мы знаем, как мало для нее значила красивая внешность – гораздо большее значение для бретонки была духовная красота.

Со времен своей молодости Луи не упускал ни одной возможности утолить свою излишнюю чувствительность, потакая извращенным желаниям. В его постели побывало множество женщин, между которыми он не делал особого различия, одним из любимых его времяпрепровождений были оргии в компании женщин легкого поведения. На фоне Луи Карл VIII казался невинным младенцем! Конечно, можно отыскать в жизни Людовика оправдывающие его обстоятельства: силой женатый в юном возрасте на Жанне Хромоножке, физически отвратительной для него, молодой принц пустился во все тяжкие, чтобы компенсировать разочарование неудавшейся личной жизни.

Можно еще сказать о его лени и апатичности, столь контрастировавшей с решительностью, силой воли и смелостью Анны. Добавить о не слишком высокой образованности короля. Конечно, он читал по-французски и разбирался в латыни – но на необходимом для себя уровне, ведь суверен обязан был вести переписку с зарубежными коллегами и принимать иностранные посольства. Однако у короля был специальный человек для более глубоких переговоров.

Анна тщательно наблюдала и подсчитывала слабости «соперника». Главными своими помощниками она считала недостаток у Людовика политического чутья и его аппетиты по женской части. Разве мог этот ловелас и покоритель женских сердец не увлечься первой женщиной, отказавшей ему? К тому же обладавшей красотой, захватывавшей дух, изяществом и множеством добродетелей, одним из которых было крупнейшее герцогство западного мира.

Прекрасно осведомленная о своей женской силе, Анна гордо несла себя, поистине с имперским величием. Белизна ее кожи напоминала о молодости. Большие глаза отражали живой ум, который подчеркивал и слегка выпуклый высокий лоб. Рот ее был маленьким и улыбающимся, нос изящным. Венчал это совершенство природы знаменитый бретонский чепчик, подчеркивая индивидуальность хозяйки. И нельзя не отметить одежду, украшения из золота и бриллиантов, придававшие ей величие настоящей королевы. Было чем зацепить преждевременно постаревшего мужчину. К достоинствам Анны можно добавить и ее ставшую легендарной набожность. Так что можно понять заинтересованность прожженного плута, Людовика XII. А была ли Анна глупышкой? Отнюдь! Зрелая женщина, получившая прекрасный опыт манипулирования мужчиной в первом браке, она умела пользоваться своей физической привлекательностью и душевными качествами. Сначала в письменной форме, а затем – и лично.

По правде говоря, Анна Бретонская могла управлять королем, потому что хорошо его знала. Она умело использовала его для достижения своих целей. Людовик же напротив, находился в неведении относительно истинных планов бретонки. Он считал, что она печется исключительно о благе своего герцогства, не видя ее желания стать властвующей королевой Франции.

Переговоры и встречи длились в течение двух месяцев после прибытия Анны в Париж. Она встречалась с королем для обсуждения «своих дел». Людовик не уставал восхищаться своей предполагаемой будущей женой, давая волю своему воображению – и ничего более. В течение этих бесед – иногда тет-а-тет, иногда в присутствии Жоржа д’Амбуаза, Анна могла в полную меру использовать свой дипломатический талант, набивая себе цену.

Велись ли между ними разговоры о браке? Возможно, но Анна не преминула указать Луи, что даже если король и уверен в аннуляции своего предыдущего брака, процесс будет не быстрым. А потому она никак не могла принять его предложение, несмотря на свое желание. Да, Людовик был уверен в положительном ответе Папы Александра VI Борджиа. Но у бретонки были и другие возражения – слишком хорошо она помнила те несчастья, которые обрушились на ее первый брак, когда союз был заключен до получения благословения Святого Престола…

… И Луи попался в эту ловушку. Он настаивал, он умолял. Пресловутый брачный контракт, заключенный в Ланже, словно вывернулся наизнанку: теперь не она должна была выйти замуж, а он смиренно просил об этом. Идеальная ситуация, в которой Анна могла торговаться и диктовать свои условия. Она дала понять королю, что в данный момент интересуется исключительно своим герцогством, что намерена после Парижа сразу же вернуться на родину… Король был в ужасе!

4 июня Анна отправила из Шартра Эннебона к Рогану и Рьё «которые были в своих полях» с приказом срочной встречи. А 22 мая Жиль де Масдр (Gilles de Masdre) уже уехал в Нант с поручением герцогини подготовить город для встречи указанных персон. Как приказала Анна.

12 июня Эннебон прибыл в Компьень, чтобы передать инструкции Бурбону, Оранскому и Жьё. Четыре дня спустя Франсуа Килет получил новое задание для Рогана и Рьё, которые проживали в Париже. Все эти распоряжения Анны достигли своей цели. Все важные персоны ее герцогства находились рядом, готовые исполнить любой приказ герцогини. 18 июля Ванн (Vennes) повез новый приказ принцу Оранскому. Бретонский клан мобилизовался, Бретань вновь обрела свободу.

Все эти тайные переговоры проходили в доме Анны, но не оставались тайной для Людовика XII, все больше и больше беспокоя его. А цель бретонки именно в этом и состояла. Анна даже позволила себе приказать отчеканить золотые и серебряные монеты со своим изображением, которые отправила в Нант 22 мая с Франсуа Килетом. Собственные деньги – знак полной независимости.

Перед такой демонстративной активностью король отступил. Чтобы добиться наконец от вдовы согласия на брак, он обещал ей, что размещенные в Бретани французские войска будут переданы под командование бретонских офицеров – за исключением Нанта и Фужера, где французские командиры все же останутся в качестве подтверждения союза с королевством.

Это был не просто жест любезности – это было практически возвращение свободы герцогству. Анна сумела выторговать это.

Был ли король обманут? И да, и нет. Нет – потому что он инстинктивно не доверял бретонке, опасаясь обмана. Да – потому что он никогда не планировал возвращать Бретани независимость.

Впрочем, Людовик все подсчитал. Возможно, он не был таким уж простаком и прекрасно видел все ходы, предпринимаемые Анной. Есть вероятность, что король отправил тайные распоряжения командующим Бреста, Конша (Conches) и Сен-Мало – сохранить военные крепости этих городов для Франции как в высшей степени важные в стратегическом значении. Этим объясняется гнев Анны, которая увидела себя обыгранной. В настоятельной манере, поддерживаемая принцем Оранским, герцогиня попросила короля уважать сделанные им самим обещания.

Новая выгода для Бретани. Возможно, именно тогда герцогиня-победительница адресовала Луи эти слова: «Я получила с сиром де ла Помрей (Pomeraye) ваши письма, в которой вы выражаете благосклонность и дружбу. Я очень утешена и благодарна всем сердцем. И прошу вас всегда придерживаться этого твердого союза. Ваша добрая сестра, кузина и союзница, Анна.»

Письмо кажется безобидным, но заслуживает короткого комментария. Нет ничего более естественного, чем ответить благодарностью на жест доброй воли короля. Но с другой стороны Анна не забывает и дать Луи указания – в вежливых и любезных выражениях – о том, как должен вести себя король в будущем: оставаться верным заключенным соглашениям…

И стоит обратить внимание на подпись. Казалось бы, ничего необычного – именно «братьями» в официальной корреспонденции обращались друг другу короли разных стран, подчеркивая свое родство, а также свой союз. Но здесь королева бывшая пишет королю действующему. Не отдает ли высокомерием?

Наконец произошло то, к чему так стремились и Анна, и Луи в ходе своих маневров и уступок: 19 августа 1498 года в Этампе (то есть у Анны) были подписаны два важных акта, ради которых из Парижа прибыл весь Двор. В первом акте Людовик XII обязался вступить в брак с Анной Бретонской через год. Осторожный и недоверчивый, он оговорил, что отдаст герцогине-королеве Нант и Фужер только в случае, если брак не будет заключен в указанный срок. Во втором акте Анна давала торжественное обещание выйти замуж за французского короля, как только это станет возможным.

Безоговорочная победа женщины, которая, по сути, получила гарантию, что останется хозяйкой своих территорий, а заодно и добилась желанного титула королевы Франции. Для Людовика оставалась опасность: бретонцы могли найти лазейку для того, чтобы отложить брак – например, признать условия договора в Ланже недействительными из-за того, что Луи был женат – и тогда Бретань полностью перейдет в руки герцогини.

Дата подписания договора не была случайной: 29 июля Папа подписал прошение Людовика, в котором тот кратко излагал причины для аннуляции своего брака с Жанной Французской. 10 августа процесс начался, и можно было составлять новые брачные договора, ведь Анна не соглашалась на них до получения благословения понтифика. Теперь же эта гарантия от Святого Престола была получена, оставались формальности развода.

После подписания актов Анна не стала задерживаться в королевском окружении – она быстро покинула Этамп и отправилась на запад, очевидно, в Бретань. Это также было частью плана бретонки – Анна пока не собиралась подписывать другие договоренности, которые могли коснуться ее личного будущего и будущего ее земель, подобно брачному договору в Ланже. Удаляясь от своего жениха, она увеличивала в его глазах свою ценность и усиливала свое влияние на него. Разумеется, Луи не могло понравиться это расставание: и потому, что французскому королю было приятно общество герцогини-королевы, но и потому, что он мог бы наблюдать за ней, успокаивая свою подозрительность. Анне же напротив – хотелось поддерживать в Людовике огонек сомнений. Для этого отъезд подходил идеально.

Уехать, проложить расстояние между собой и королем… но ни в коем случае нельзя было его раздражать. И Анна поначалу приняла компромиссное решение: она решила остановиться в Лавале, у своей кузины и подруги Жанны, вдовы короля Рене Анжуйского. Видимость покоя, потому что думала она в первую очередь о герцогстве. Еще не отбыв даже из Этампа, на следующий же день после подписания актов – 20 августа – Анна написала «народу и церковникам Трегье». В своем послании она заявила о намерении созвать собрание Штатов в Ренне, чтобы выслушать своих подданных и дать им свои советы, и просила прислать своих представителей – «две или три достойные персоны». 24 августа, проезжая через Шартр, герцогиня отправила Венна «в большой и чрезвычайной поспешности в Бретань принести письма <…> прелатам, людям церкви, баронам, жителям городов и другим в епархии Ренна, Сен-Мало, Сен-Бриек и Трегье». Содержание посланий было тем же: созыв Штатов. В тот же день такой же приказ был отправлен с Плезансом для информирования об этом событии сановников других епархий – Нанта, Корнуайя и Леона. Два верховых посланца обошлись кошельку герцогини в 50 ливров.

30 августа Анна прибыла в Лаваль. Она не забывала о короле. 9 сентября герцогиня отправила своего пажа Филиппа де Шантеней (Philippe de Chantenay) с письмами к Людовику. Шарль де Мипон также отвез ему «пакет писем от вдовствующей королевы». Так что расстояние не помешало жениху и невесте продолжать вести переговоры. Анна желала заключить выгодный брачный контракт, где ее возможное вдовство было бы оговорено со всеми подробностями – ведь она любила роскошь и не желала оказаться в безденежном состоянии. Если уж обсуждались такие вопросы, было ясно, что все остальное она уже получила. Вот какие красивые контракты можно заключить, когда новобрачная не влюблена…

… но думает о своей будущей жизни. И в течение долгого времени. 14 августа Анна отправила Эннебона в Купкуль (Coupcoul), чтобы тот организовал для нее «100 добрых лучников для охраны». Это было еще до подписания договоров в Этампе, сразу же после начала бракоразводного процесса Людовика и Жанны. Она уже чувствовала свою силу. Она желала завербовать особую гвардию, способную и многочисленную, для охраны будущей правительницы. С чувством прекрасного и изысканным вкусом, столь характерном для бретонки, она готовила себе эскорт для триумфального возвращения на родину, где ее так долго ждали. 24 сентября она написала королю, «чтобы ему знать эти новости». Требовательность и дружба…

Наконец 3 октября Анна торжественно прибыла в Нант в великолепном, но странном экипаже: она ступала по земле под балдахином из черного бархата. Перед герцогиней несли флаги из белого атласа, украшенные ее гербами и девизом. Позади – кресты и черные баннеры. Толпа безумствовала. Но что означала эта столь контрастная смесь цветов? Белый – знак вдовства французских королев, черный – символ вдовства в Бретани. Анна предстала перед своим народом, столь радостно ее приветствовавшим, в виде скорбящей женщины. Было ли это правдой? Возможно, да, если вспомнить то состояние прострации, в которое она погрузилась на сорок восемь часов после 7 апреля – о котором единодушно упоминают и хроники, и мемуары. Но этот облик скорбящей вдовы несколько меркнет при воспоминании о той ловкой игре, что бретонка вела в переговорах с Людовиком XII. Хотя даже в его воспоминаниях она предстает безутешной женщиной.

Так или иначе, но в Нант она вступила в облике вдовы, возможно, слишком демонстративном. Но каким триумфальным было это возвращение на родину! Она вновь была герцогиней, утешившейся получением свободы для своей страны. Однако не следует забывать, что соглашения, заключенные в Этампе, предусматривали брак через год. С тех пор уже прошло полтора месяца… И Анна выглядела взволнованной под своим тяжелым балдахином из черного бархата. В соборе епископ обратился к герцогине-королеве, принеся ей от имени всей Бретани искренние соболезнования.

Во время пребывания Анны в Нанте, скончалась Франсуаза де Динан, дама де Шатобриан де Лаваль – бывшая гувернантка дочерей Франциска II, раскаявшаяся в своем предательстве. Была ли эта смерть дурным предзнаменованием?

В середине октября Анна Бретонская председательствовала на созыве Штатов в Ренне. И перед представителями бретонцев предстала уже совсем другая женщина: из вдовы она превратилась в правительницу. Сопровождаемая сотней бретонских сеньоров, которые составили (и так будет до самой ее смерти) личную гвардию – но не герцогини, а королевы.

Оставалось утвердиться. По случаю возвращения бретонки были отчеканены изображения герцогини на золотых монетах, символизируя ее силу, подчеркивая словами, весьма знаменательными: «Анна, королева Французская милостью Божией и герцогиня Бретонцев». Сама она изображена с короной на голове и скипетром в руке. На реверсе монеты отчеканен на латыни девиз королей: «что во имя Бога должно благословенно».

Две грани Анны проявились в великий день ее возвращения: вдова, отмеченная печалью, и всесильная правительница, словно уже поднявшаяся по ступенькам к трону. Эта двойная роль помогала ей во всех политических переговорах, скрывая истинные чувства.

И Луи уступил, очевидно, впечатлившись печалью вдовы: он отдал ей все, что было доходом Шарлотты Савойской после смерти Людовика XI – Онис (Aunis) и значительная часть Сентонж (Saintonge). К этому он присовокупил земли, дававшие неплохие доходы в Лангедоке – например, Нарбонну (Narbonne) и Бокер (Beaucaire), убеждая Анну в своей щедрости. Так что теперь у нее почти не было причин для промедления – только процесс развода с Жанной Французской. Но и эту отсрочку герцогиня использовала для дополнительных переговоров.

Главное – брак был обещан. Но кто мог знать, не потребует ли завтра гордая и требовательная бретонка еще каких-то уступок для себя и для своей страны?