Глава 6 О ЕГО ТЕРПЕЛИВОСТИ И О ЕГО ВЕРЕ В МИЛОСТЬ АЛЛАХА

Всемогущий Аллах сказал: ...К тем, которые... затем боролись и терпели, — поистине, Прощающ твой Господь и Милосерден... (Коран, 16:11). Я видел нашего султана на равнине Акры в ужас­ных страданиях от постигшей его болезни; все его тело покрылось сыпью из гнойников, от талии до колен, и это не позволяло ему сидеть. Находясь в шатре, он был вынужден сидеть, откинувшись набок, и не мог сидеть за столом. Поэтому он повелел раздавать всю приготов­ленную для него еду людям, которые там были. При этом его походный шатер стоял неподалеку от врага. Расставив армию в боевом порядке, поделив ее на центр, правый и левый фланги, он не покидал седла с ран­него утра до дневной молитвы[34], проводя смотры своим отрядам, а затем, с третьего часа пополудни и до заката, вновь проводил время в сед­ле. В течение всего этого времени он терпеливейшим образом сносил великую боль, которую причиняли ему болезненные нарывы. Я был потрясен этим, но он все время повторял: «Когда я в седле, то не чувствую боли, она возвращается только тогда, когда я схожу с коня». Какое доказа­тельство благосклонности Аллаха!

Пока мы находились в ал-Харнубе[35], после того как султан был вы­нужден по причине болезни покинуть Талл[36] ал-Хажл (холм куропаток), франки получили известие об его отбытии и высыпали (из своего лагеря), надеясь нанести удар по мусульманам. Это был тот день, когда [28] они обычно водили коней на водопой. Они дошли до источников (ал-Абар), расположенных в одном дне пути, у подножья Талл ал-Хажл. Султан отправил свой багаж назад, в сторону Назарета, и позволил 'Имад ад-Дину[37], повелителю Синжара, сопровождать его, поскольку этот властитель также был болен. Сам султан остался на месте. На сле­дующий день, видя, что враги наступают на нас, он, больной, сел на коня и построил своих воинов для пресечения атаки. Ал-Малику ал-'Адилю он поручил командовать правым крылом войска; (своему племяннику) Таки ад-Дину[38] он доверил командовать левым флангом; а в центре он поставил своих сыновей, ал-Малика аз-Захдра и ал-Малика ал-Афдаля[39]. Сам же он занял позицию, которая угрожала тылу противника. Как только он спустился с горы, к нему привели пленного франкского во­ина, и он повелел отсечь ему голову, поскольку этому франку предло­жили принять Ислам, но он упорствовал в своем неверии и отказался. Враги продолжали продвигаться к истоку реки, и, пока они наступали, султан совершил фланговый маневр, выйдя им в тыл, и отрезал им путь к лагерю. Время от времени он останавливался, чтобы сойти с коня и передохнуть в тени от куска ткани, который держали над его головой. Хотя солнце палило немилосердно, он не позволял расставить ему ша­тер, опасаясь, что врагам станет известно о его болезни. Франки, дойдя до истока реки[40], остановились, а султан занял господствующую пози­цию на возвышенности напротив них. Когда день подошел к концу, он приказал своим воинам вернуться на посты, которые они занимали в самом начале, и всю ночь быть во всеоружии. Сам он вместе с нами, бывшими при нем, отошел в тыл и велел поставить свой шатер на вер­шине холма. Его врач и я провели ночь, ухаживая за ним. Его сон, часто прерывавшийся, продолжался до рассвета. При звуке трубы он [29] сел в седло и повел вперед свое войско, намереваясь окружить врага. Тогда вражеская армия [оставив надежду на атаку] начала отступать от западного берега реки к лагерю, и мусульмане в течение всего дня наседали на них. Вверив себя во власть (Господа), султан выслал вперед тех из своих сыновей, которые находились при нем, а именно ал-Малика ал-Афдаля и ал-Малика аз-Захира. Одного за другим он от­правлял в бой своих приближенных, до тех пор пока рядом с ним не оста­лось никого, кроме его врача, меня, инспектора военных запасов и сна­ряжения и юных слуг, державших флаги и штандарты, — никого, кроме нас. Каждый, кто увидел бы эти знамена издалека, подумал бы, что под ними собралось великое множество людей. Враг продолжал свое отсту­пление, скрывая потери. Каждый раз, когда человека убивали, они не­медленно хоронили его, а своих раненых они уносили с собой, чтобы никто не мог определить, каковы понесенные ими потери. Мы следили за каждым шагом этого отступления и видели, что противники ужасно измотались до того, как добрались до моста[41] и сделали привал.

Каждый раз, когда они останавливались и спешивались, мусуль­мане отходили назад, так как стоило франкам образовать линию и встать плечом к плечу, как они становились способными энергично и эффективно отразить конные атаки. До вечера, до тех пор пока его войско воевало с врагом, султан находился в седле. Он приказал, что­бы и эта ночь прошла так же, как предыдущая. Мы вновь заняли наши прежние позиции и оставались на них до утра. В тот день наши войска начали докучать противнику, как и в предыдущий день, и заставили их, измотанных боями и людскими потерями, продолжать отступле­ние к лагерю. Приблизившись к лагерю, враг получил подкрепление изнутри, которое позволило ему наконец убраться внутрь лагеря.

Какое же терпение было продемонстрировано нам в этом случае! Как этот человек владел собой, полагаясь на милость Аллаха! О Аллах, это Ты ниспослал ему подобное терпение и такую веру в Тебя! Не откажи ему в его награде, Ты, Кто милосерднее всех милосердных!

Я был при нем в тот день, когда он получил известие о смерти своего сына Исма'йла, молодого человека в нежном цветении юности. Он озна­комился с содержанием письма, но никому ничего не сказал. Мы узнали о понесенной им утрате из другого источника. Его лицо не дрогнуло, когда он читал это послание, но в его глазах мы увидели слезы. [30]

Как-то вечером, когда мы находились под стенами Сафада[42], укреп­ленного города, который он осадил, я услышал, как он сказал: «Сегодня мы не ляжем спать до тех пор, пока не будут установлены пять баллист», и он отрядил рабочих, достаточных для того, чтобы собрать каждую из баллист. Мы с ним приятнейшим образом провели этот вечер, на­слаждаясь упоительной беседой, и в течение всего этого времени к нему прибывали гонцы, один за другим, сообщая о том, как продвига­ется сооружение этих машин. К утру работа была завершена, и остава­лось лишь приладить ханазир[43]. В течение всей ночи, очень долгой, было очень холодно и шел сильный дождь.

Я был при нем, когда он получил известие о смерти своего племян­ника, Таки ад-Дина. Тогда мы стояли лагерем с отрядом легкой конни­цы в окрестностях Рамлы, напротив франков. Их войска [расположи­лись в Йазуре[44]] находились так близко от нас, что могли бы мгновенно добраться до нас, пусти они своих лошадей галопом. Он призвал к себе ал-Малика ал-'Адиля, 'Илм ад-Дина Сулеймана, Сабик ад-Дина и 'Изз ад-Дина; затем он велел всем находившимся в шатре отойти на расстояние полета стрелы. После этого он достал письмо и прочел его, плача так, что присутствовавшие зарыдали вместе с ним, не зная при­чины его горя. Затем голосом, дрожащим от рыданий, он объявил им о смерти Таки ад-Дина. Он вместе с окружавшими его людьми вновь принялся оплакивать умершего, но я взял себя в руки и произнес следу­ющие слова: «Просите прощения у Аллаха за то, что вы позволяете себе такую слабость; помните, где вы находитесь и что делаете. Прекратите рыдать и подумайте о чем-то другом». Султан ответил, вновь и вновь моля Аллаха простить его. Потом он попросил нам никому ничего не сообщать о случившемся. Затем, велев принести ему немного розовой [31] воды, он промыл глаза и приказал подать еду, которую мы все поели. Никто не узнал о случившемся до тех пор, пока враг не отступил в на­правлении Йаффы. Мы, соответственно, вновь отошли к Натруну[45], где оставили свой багаж.

Султан испытывал нежную привязанность к своим маленьким де­тям и все же он по своей воле покинул их и довольствовался тяжкой, трудной жизнью, хотя в его власти было поступить иначе. В ведении войны с неверными захватчиками он полагался на Аллаха. Великий Господь! Он пожертвовал всем, чтобы угодить Тебе! Соблаговоли же даровать ему Твою милость и Твое милосердие! [32]