О безумии

За всю свою жизнь я, пожалуй, единственный раз встречал по-настоящему безумного человека — не считая нескольких посещений дурдомов. Дело было в Восточной Африке, был он капитаном шхуны и звали его Йохан. Но — по порядку.

Пятнадцать лет назад я снимал для телевидения фильмы про подводную жизнь. Особенно меня интересовали акулы — я обожал их с детства, всяческое вранье про их кровожадность воспринимал как личное оскорбление и в фильмах своих стремился доказать, что уж для человека с аквалангом акулы не представляют никакой опасности. С этими съемками мы мотались по всему свету и иногда попадали в совершенно удивительные места.

Остров Бассас да Индиа расположен в Мозамбикском проливе аккурат между Мозамбиком и Мадагаскаром. Островом его можно назвать с большой натяжкой — это риф, образованный жерлом древнего вулкана диаметром около трех миль. В моменты отлива его поверхность возвышается над гладью океана сантиметров на пятьдесят, не более, во время прилива он полностью скрывается под водой. До открытия судоходства по Суэцкому каналу, то есть до 1869 года, морские пути лежали вокруг Африки, и на этом рифе закончили свой путь сотни кораблей. Когда океан отступает, видно, что поверхность его украшает множество старинных и совсем древних якорей — все, что осталось от разбившихся фрегатов, шхун и каравелл — дерево в тропических водах сохраняется совсем недолго. Я знал, что место это совсем дикое, дайверов там не бывает, и акулы должны быть непуганные — явление сегодня уже редкое.

Так вот, капитана шхуны, которую мы арендовали для нашей экспедиции, звали Йохан, он был из Южной Африки. Когда я увидел его посудину, я сперва подумал, что это реплика для ублажения туристов — и ошибся. Это была настоящая древняя двухмачтовая шхуна — прямо из «Детей капитана Гранта» и примерно того же возраста, причем, похоже, в доке за это время она не бывала ни разу. Правда, имелся в наличии кое-какой мотор.

Команда оказалась малочисленной, странной и неприветливой. Она состояла из моториста — он однажды показал свою чумазую рожу и навсегда скрылся в трюме, юного черного паренька, который лопотал по-своему, ни черта не понимал по-английски и был прозван Максимкой, и здоровенного мужика в бакенбардах, который по утрам сидел на палубе и чистил железяки, очень напоминавщие детали ручного пулемета. Впоследствии мой товарищ Марк все же разговорил его, и он оказался настоящим солдатом удачи, провоевавшим в Мозамбике десять лет за деньги. Еще имелись в наличии две одинаковые тайские девушки, которые появлялись, когда нас надо было кормить — все остальное время они, похоже, содержались взаперти в капитанской каюте. Кормление являло из себя пытку — обеденный стол был прикручен на корме намертво, как и две длинные лавки вдоль него. Лавки отстояли от стола сантиметров на семьдесят, и дотянуться до тарелки было практически невозможно. К тому же шхуна очень плохо держала волну, тарелки то и дело летели на палубу, и тайки с каменными улыбками несли новые.

За сутки мы дошли до острова, встали на якорь с подветренной стороны — болтать наконец перестало — и занялись работой. Капитан поглядывал на нас, как на малых неразумных детей — он не понимал, чем мы занимаемся и зачем нам акулы. На вторые сутки я узнал, чем занимается он.

Капитан Йохан искал сокровища. Он составил карту острова, изучил все немногочисленные архивы — свидетельства кораблекрушений. И тут возникло совершенно неожиданное препятствие: оказалось, что Французское государство (а остров находится под юрисдикцией Франции) тоже в курсе возможного наличия сокровищ на морском дне и не собирается никого допускать к этим поискам. Йохан пришел туда на катере — военный патруль прогнал его на следующий день, чуть не арестовав. Йохан арендовал гидросамолет — французы пообещали его сбить. Но не так-то прост был капитан Йохан — он выяснил, в каком случае морской кодекс позволяет тебе бросать якорь невзирая на запреты: исключительно если ты находишься на парусном судне и оно терпит бедствие либо требует починки.

И тогда Иохан купил «Миеко» — разваливающуюся двухмачтовую шхуну начала XX века. Он подходил к острову и объявлял, что шхуна сломалась и необходим срочный ремонт — и французы ничего не могли с ним сделать — по крайней мере несколько дней. А Йохан надевал акваланг и с утра до ночи шарил по дну. Останки кораблей в тропических морях быстро зарастают кораллами, так что нашел Йохан немного — ящик английского фарфора XVIII века и пару корабельных пушек, но это его не обескуражило — когда он начинал говорить о сокровищах, глаза у него загорались нездешним лиловым светом. Если бы я знал все это на берегу, я бы ни в коем случае не вписался в эту авантюру. Но было поздно.

Ветер с каждым днем крепчал, и на четвертый день стало ясно, что надо уходить — впрочем, материала мы наснимали достаточно. Мы подняли якорь, и как только вышли из-за острова в открытый океан, поняли, что дело плохо — в океане бушевал пятибалльный шторм, и прогноз обещал усиление ветра. Шхуну клало с борта на борт с амлитудой сто двадцать градусов. Абсолютно спокойный капитан Йохан посоветовал нам разойтись по каютам и сообщил, что его «Миеко» обладает такой плавучестью и балансом, что даже если нас перевернет — достаточно будет всем прилечь на один борт — и шхуна перевернется обратно. После этого он заперся с тайками в своей каюте.

Быстро стемнело. Мы с Марком, обливаясь потом, лежали вдвоем на моей полке, потому что только она была снабжена специальной сеткой, которая туго пристегивала тебя к койке на случай шторма. Сетка не помогала — то я валился на Марка, то он покрывал меня всей своей сотней килограммов. Где-то через час этой средневековой пытки неверная шахтерская лампочка над нашими головами мигнула и погасла. Еще через мгновенье остановился двигатель. «Вот теперь п…дец», — очень спокойно сказал Марк. Волны били по бортам нашей посудины с такой силой, что каждый удар казался предпоследним. Трещали мачты, хлестали по бортам оторванные ураганом снасти, с грохотом пролетела мимо иллюминатора наша единственная шлюпка. Забавно — в этот момент страха уже не было. Я как бы отделился от себя и наблюдал за происходящим с печальным интересом. Я не помню, сколько это продолжалось.

Мы не утонули. Взошло солнце, шторм утих, и мы сошли на берег. «Миека» затонула через две недели — капитан Йохан, наскоро подлатав шхуну, опять отправился за сокровищами и опять попал в шторм. Говорят, все спаслись. У таких безумцев, как капитан Йохан, как правило, очень крепкие ангелы-хранители. Они держат.