Юля

Сейчас я думаю о ней редко. Пытаюсь вспомнить, как она выглядела, и в памяти всплывает нечеткий образ. Он всегда разный. Это потому, что и она всегда была разной. Но я все еще ее чувствую. Это сложно объяснить, но когда я вспоминаю ее имя, то ощущаю ее рядом с собой. И мне совсем не важно, как она выглядит. Это чувство появилось в день нашей первой встречи, на школьном звонке. Тогда мама подвела меня к ней и сказала:

— Коля, это Юля. Вы будете сегодня на звонке вместе. — Мама щелкнула меня по носу, а потом добавила: — И, по-моему, вы — самая красивая пара.

Юля робко протянула мне свою маленькую влажную ладонь.

— Меня зовут Юля, — сказала она и обернулась назад, пытаясь взглядом найти своих родителей.

— Не бойся, мама сейчас подойдет, она говорит с вашей учительницей, — успокоила ее моя мама.

— А я и не боюсь. — Юля выпрямилась, словно пионер на линейке, и я разглядел маленькую родинку на ее тонкой шее.

— Вот и славно. Держитесь друг за друга крепче. Сейчас вас поведут по аллее. А ты, как мужчина, должен ее защищать! — сказала мама и поправила мне портфель.

— Я готов… — с трудом выдавил я и внимательно посмотрел на Юлю.

С первого взгляда можно было сказать одно — она самая красивая девочка в классе. Спустя столько лет я бы не взялся ее описывать. Помню лишь ее немного пухловатые щечки и длинные волосы, сплетенные в косу. Она была выше остальных и казалась старше своего возраста. Должно быть, она быстро повзрослела. Рядом с ней я ощущал себя маленьким мальчиком, которому безумно повезло вести за руку такую красавицу. И то, наверно, потому, что наши матери работали вместе.

Мы прошли вокруг аллеи, почти не разговаривая друг с другом. Потом нас провели в класс, где мы сели за одну парту. Начался наш первый в жизни урок. Юля внимательно слушала учителя и что-то записывала в свою тетрадь. Я же смотрел на нее, будучи не в состоянии отвести глаз. В какой-то момент она вдруг повернулась ко мне и сказала:

— Ну не смотри на меня так, неудобно же… — после чего вся покраснела.

— Не буду, — я закрыл глаза и почувствовал, как колотится мое маленькое сердце.

Мы сидели вместе на всех уроках. Она давала мне списывать, а я в ответ писал любовные записки и запихивал их в карман ее платья. Почему-то она всегда краснела, когда читала их. Один раз, между уроками, она взяла меня за руку и потащила в классную комнату. Последняя была пустой — все дети вышли на перемену.

— Не пиши мне больше записки! — попросила она. — Не надо этого делать.

— Ты меня не любишь? — я слегка дрожал. — Не любишь, да?

— Люблю, очень… — Она опустила свой взгляд. — Просто все видят, как ты мне записки пишешь.

— Я больше не буду, клянусь. Но только ты мне обещай одно!

— Что?

— Любить меня всегда. До конца жизни!

— Обещаю, — она слегка нагнулась и чмокнула меня в лоб. Я обнял ее за талию.

— А я обещаю не писать тебе!

С тех пор мы всегда были вместе, почти не расставались. Много гуляли и иногда делали вместе уроки. Ее родители любили меня. Тем более что наши мамы вместе работали. Так было до средней школы, пока в один момент нас не рассадили. Это случилось на уроке русского языка. И все из-за того, что я списывал у Юли. Почему-то именно литература и русский язык давались мне хуже всего.

— Куценко! «Два» за диктант! — сказала в тот день учительница.

— Как «два»? — удивился я, ведь Юля дала мне все списать. А у нее были исключительно пятерки. Она была отличницей. И даже проходных четверок не получала.

— «Два»! Списано все! Надо это дело заканчивать. А ну пересядь за свободную парту.

— Я не буду… — дрожащим голосом сказал я. — Не пересяду!

— А ну давай. Хватит дурака валять! Пересаживайся!

— Я не пересяду! — твердо сказал я и заплакал.

— Иди, — услышал я сбоку и посмотрел на Юлю. Под ее глазами я увидел две тонкие струйки — слезы падали на тетрадные листы, оставляя на них едва заметные следы.

— Иди, — повторила она, и я ее послушался.

С тех пор мы сидели отдельно. Я почти сразу скатился по учебе. Тройки появились по всем основным предметам. А она так и оставалась отличницей. Со временем у нее появились новые подруги, а у меня — друзья. Мы виделись все меньше и меньше. Но в графе «Я люблю», которая неизбежно была в каждой девичьей анкете, мы все еще писали друг друга. Хотя и недолго…

Один раз после школы я встретил ее с парнем из старших классов. Местным хулиганом и отщепенцем. Его все побаивались. Я подбежал к ней и закричал:

— Не гуляй с ним! Он же отморозок! — Я попытался встать между ними, но он грубо толкнул меня, и я оказался на земле.

— Что это за ушлепок? — спросил он ее с каким-то презрением. — Ему жить надоело?

— Уйди от нее, — кинулся я ему в ноги, но сразу же получил ботинком под дых.

— Хватит, пойдем отсюда! — сказала она ухажеру. — А ты домой иди! — услышал я в свой адрес.

— Я не уйду… — держась за живот, прохрипел я. Но меня уже никто не слышал. Они зашли в здание школы.

Количество старшеклассников вокруг Юли только увеличивалось. Ровно как и мои страдания. Каждый день я пытался встретиться с ней. Или хотя бы увидеть ее. Со временем она стала меня избегать. Ухудшилась ситуация и в школе, особенно по русскому языку и литературе.

— Куценко, опять «три» за сочинение, хотя могло быть и «два»! Ты что, совсем писать не можешь?

— Могу, — сказал я и услышал за спиной смех.

— Может, вас вместе посадить опять? Хоть списывать будешь у нее, — и она кивнула на Юлю, — а то так совсем скатишься.

— Посадите, пожалуйста, — взмолился я, — я не буду списывать. Вы только посадите.

— Нет уж, — внезапно сказала Юля. — Не надо!

— Но мы же… — От волнения у меня закружилась голова и, держась за край стола, чтобы не упасть, я наконец-то сел.

В тот вечер я караулил ее на лестничной площадке. Там было сыро и темно и воняло мочой. Внезапно загрохотал лифт — его двери открылись, и из него вышла Юля. Я выбежал и схватил ее за руку. Она вздрогнула от страха.

— Дурак совсем, я чуть со страха не умерла! — задрожал ее голос.

— Я люблю тебя! — сказал я и попытался ее поцеловать, но она меня оттолкнула.

— Хватит уже! Перестань! Мы выросли. — В ее расстегнутом портфеле я увидел конверт и выхватил его.

— Да что же ты делаешь? — Она пыталась забрать письмо. — А ну отдай!

В одно мгновение я открыл конверт и прочитал письмо. Это было чье-то признание в любви, в конце которого шел стих.

— Отдай, — наконец-то вырвала она письмо.

— У тебя много таких?

— Чего много? — Она спрятала конверт в портфель.

— Стихов!

— Полно! Ты даже не представляешь сколько! — Она ухмыльнулась так, что я почувствовал себя ничтожеством.

— Я напишу тебе! Я напишу про тебя!

— Что ты напишешь?

— Стих! Я напишу тебе лучший стих на Земле.

— Да ты даже сочинение написать не можешь! — Она все еще презрительно ухмылялась. Я видел ее кристально-белые ровные зубы.

— Я напишу. Я клянусь тебе.

— Довольно! — Она развернулась и пошла в сторону квартиры. Через несколько секунд я услышал, как она закрыла дверь на замок.

Весь вечер я пытался написать стих. Но ничего не выходило. Ни строчки. Видимо, писательство сложное дело, подумал я тогда и нашел сборник стихов Лермонтова. Переписав один из них, я положил конверт со стихом на коврик рядом с входной дверью квартиры Юли в надежде, что утром она его увидит.

— Как тебе мой стих? Ты читала? — подбежал я к ней, как только встретил в классе.

— Это не ты написал! — грубо отрезала она.

— А кто же, если не я?

— Поэт какой-нибудь! Или писатель! А ты передрал.

— Ну и что! Я свой напишу! Дай мне только время!

Она ничего так и не ответила. Просто прошла в глубь класса и села за парту. Через минуту начался урок.

В старшей школе нас развели в разные классы, и мы совсем перестали видеться. У меня появились новые подруги. За некоторыми из них я ухаживал. Конечно, им было далеко до Юли и в учебе, и в красоте, но, в отличие от нее, я им нравился. К тому же, чтобы не думать о Юле, я стал все время заниматься и со временем стал отличником. Она же, наоборот, училась все хуже и хуже.

В следующий раз мы встретились случайно, на дискотеке. Она была в компании каких-то отморозков гораздо старше ее. Ей всегда нравились ухаживания хулиганов. На ее лице гуляла неподдельная улыбка. Некоторые из ее новых знакомых были наркоманами. Я подошел к Юле, мне показалось, что она была под кайфом или пьяна.

— Зачем ты с ними водишься? Ты разве не знаешь…

Не успел я договорить, как она перебила меня.

— Отвали уже от меня, идиот, достал, — она вытащила из пачки сигарету и закурила.

— Но ты же обещала… помнишь?

— Ты что? Совсем дурак? Или как?

— Зря ты так… со мной.

— Кто это? — грубо спросил подваливший к ней парень.

— Писатель-неудачник! — Она засмеялась. — Который стих мне обещал написать!

— И напишу…

— Да пошел ты! — Она стала целовать парня в губы, а тот обхватил ее за талию и прижал к себе. Мне стало противно. Я развернулся и пошел прочь.

Когда я получал свою медаль на выпускном вечере, то увидел Юлю в толпе, заполнившей зал. Мне казалось, что она не смотрит в мою сторону, когда меня награждали, а просто с кем-то болтает. Но я все еще ловил ее взгляд, приподняв свою медаль повыше, чтобы ее видели все. А главное — она. Но она так и не повернулась.

Прошло десять лет, и я приехал на юбилей выпуска. Я давно женился и редко вспоминал про Юлю, но в тот день надеялся ее встретить. Посмотреть на нее и узнать, как сложилась ее жизнь. И мне было все еще не безразлично, не все равно. Мы встретились с ней в курилке. Она сильно изменилась — ее лицо стало грубым, несимпатичным, а голос — немного хриплым. Она чуть располнела. Но полнота эта была болезненной. Увидев меня, она смутилась, растерялась, не зная, как себя вести. Я попытался с ней заговорить, но что-то не клеилось. Я посмотрел на ее руки — все стало сразу ясно. Она была на игле.

— Юля, да что же ты наделала?! — я кивнул на ее руки.

— Не надо. Прошу тебя.

— Не буду, только ты…

— А как твой стих? Ты написал мне стих? — вдруг засмеялась она, но под одним глазом я заметил маленькую слезинку. Юля смахнула ее рукой.

— Нет, не написал.

— Ну, ты же обещал. А ты упертый! Я это знаю, ты напишешь! Ты не сдашься!

— Хорошо. Я напишу.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Про меня?

— Про тебя.

Она умерла через год. На похороны не пригласили никого из класса. Я узнал о них случайно, когда приехал к родителям. Опоздал всего на несколько дней. Она так и не смогла справиться с зависимостью, несмотря на то, что во всем привыкла быть первой. Наркотики оказались сильнее ее. В тот вечер я впервые сел за стол, достал бумагу, нашел ручку и начал писать…