ДОМ НА ИНДУСТРИАЛЬНОЙ

Сейчас там, где до войны жили Волошины, раскинулись корпуса завода «Карболит». А раньше на этом месте были небольшие улочки, утопавшие летом в пышной зелени. И среди них бежавшая к Томи Индустриальная. Здесь и прошли детство и юность Веры.

Возвращаясь из школы, она обычно стучала в окно. Если получала оценку «отлично», то пять раз, а если «хорошо», то четыре. Бывали и короткие сигналы, и вслед за ними на пороге появлялась Вера, грустная и молчаливая, казалось, равнодушная ко всему. Но это длилось недолго. Вскоре она, прижавшись к матери а виновато заглядывая ей в глаза, рассказывала все, что случилось на уроке.

— Я, мама, сегодня не пойду на каток, — говорила Вера, упрямо тряхнув белокурой головкой. — Завтра обязательно исправлю. Вот увидишь!

И весь вечер сидела над книжками и тетрадями, шептала что-то, смешно хмуря лоб.

Первым не выдерживал отец, мастеривший в своем углу.

— Может, тебе помочь, Вера? — спрашивал он.

— Нет, дядя Володя, я сама!

Дядя Володя… Так она звала своего приемного отца. Родного не помнила, он погиб в гражданскую войну, вскоре после того как она родилась. С приемным отцом с детства у нее установились своеобразные отношения. Он — и отец и «дядя Володя», с которым можно запросто отправиться на рыбалку, искупаться в Томи и рассказать о своих детских проказах, о том, чего не решалась рассказать матери. Как старшему, хорошему другу, которого любишь и которому очень-очень веришь. Ведь он в гражданскую был красным командиром, командовал ротой. И Вера очень гордилась своим отцом, дядей Володей, который знал много-много, мог не задумываясь ответить на все ее «почему». Еще бы! Ведь он работал механиком на коксохимзаводе.

Вера с родителями.

Вот и сейчас дядя Володя хочет помочь решить ей задачку с двумя неизвестными. Но с сегодняшнего дня Вера начала «новую жизнь» — решила во всем разбираться сама. А то получится, как у Светы Васильевой: она сегодня так и не смогла у доски объяснить задачу, которую решала дома.

— Это хорошо, Васильева, что ваши родные знают математику, — сказал ей Михаил Николаевич, — но надо и свою голову иметь на плечах. Садитесь, «плохо»…

Нет, у Веры своя голова на плечах, она обязательно сама решит задачу!

И вот наконец, кажется, получилось.

— Мама! Дядя Володя! Решила, сама решила! Все сошлось с ответом!

— Дай-ка, дочка, я проверю, — пряча улыбку, говорит отец. И пока он, вооружившись карандашом, проверяет ход решения, девочка с волнением следит за ним.

— Все правильно, — говорит отец. — Молодец, Вера!

Он обычно скуп на похвалу, знает ей цену. Но сегодня надо — дочка одержала свою первую победу. Маленькую, каких еще будет много. Но эта первая, от которой зависит многое…

А на следующий день раздалась торопливая дробь в окно, и сразу же на пороге появилась ликующая Вера.

— Мамочка! «Отлично»!

В школе любили девочку-непоседу. Старшие — за трудолюбие, внутреннюю собранность и прямоту, а малыши за то, что она не «задавалась», всегда держалась с ними как равная. А главное, за то, что не давала малышей в обиду. Правда, ей нередко попадало от мальчишек, но Вера никогда не жаловалась. Заметив у дочки синяки, Клавдия Лукьяновна только вздыхала. Знала, что, очевидно, опять сражалась с мальчишками, но не хотела об этом рассказывать. Только однажды прорвалось: вбежала с улицы раскрасневшаяся, возбужденная:

— Вот я ему сейчас надавала! Будет знать, как задираться!

— Кому это, дочка?

— Петьке Горе. Все пристает, за косы дергает…

Повзрослев, занялась самовоспитанием — вырабатывала характер, закаляла волю. Однажды в октябре все девочки ее класса пришли в школу в легкой одежде. Это Вера придумала конкурс на закаливание…

Она хорошо каталась на коньках, лыжах. Любила спускаться с ледяных гор на куске фанеры или же просто на сумке с книгами. А однажды поспорила с мальчишками, сказав, что съедет на лыжах с крыши сарая, стоявшего на краю глубокого оврага, занесенного снегом. Те, конечно, не поверили. Тогда она, подхватив под мышку лыжи, полезла по лестнице на крышу. Забралась на самую вершину, стала на лыжи и, оттолкнувшись, стремительно понеслась вниз и тут же с головой скрылась в сугробе. Когда Веру вытащили из оврага, она, отряхнув снег с шубки и закинув косы за плечи, сказала окружившим ее мальчишкам:

— Захотела и прыгнула! А вот вы попробуйте!

Охотников не нашлось…

Крепко досталось ей в тот вечер от Клавдии Лукьяновны. Но все же Вере показалось, что в глазах матери было что-то похожее на гордость за свою смелую дочку.

…Многое можно вспомнить за эти длинные зимние ночи. Тихо и темно в маленькой комнатушке. Вот так часто и лежит без сна Клавдия Лукьяновна до самого рассвета. Или же встанет, зажжет свет и, прислонившись к стене, молча смотрит на фотокарточку дочери. Долго-долго… А потом на востоке начинает алеть первая полоска зари — пора собираться на работу. Дел у нее прибавилось: война кончилась, и дети стали рождаться чаще…

* * *

Здесь, в Сибири, прошли детство и юность Клавдии Лукьяновны, опаленные гражданской войной. В 1919 году, в самое трудное время, родилась ее Веруська. А потом в эту сказочную даль Зауралья ворвалась новая жизнь, бурная и стремительная. Строились новые города, рудники, заводы. А их Щегловск, маленький уездный городишко, буквально на глазах превращался в один из крупнейших промышленных центров Сибири. Сюда приезжали тысячи и тысячи добровольцев: задорная комсомолия, демобилизованные красноармейцы, шахтеры, сталевары, строители, иностранные колонисты. И все это переплавлялось в горячем кипении наших советских будней, где каждый день — это стремительный прыжок в будущее.

Дети росли вместе с городом, его новыми шахтами, заводами, их тоже властно захватывала романтика трудового подвига. Они были свидетелями первых пятилеток, на их глазах создавалась новая, удивительная жизнь, которая свежим ветром врывалась в каждую семью, никого не оставляя равнодушным. И как тут было не убежать после уроков на строительную площадку Кемеровской ГРЭС, где работало много удивительных машин и все так интересно, необычно? Или всем классом отправиться на строительство азотнотукового завода помогать взрослым? А сколько раз Вера с друзьями работала в новом городском парке на берегу Томи, где они своими руками сажали деревья, которые теперь стали такими большими и красивыми…

Вера очень любила деревья и даже утверждала, что они, как и люди, имеют свой характер, свою судьбу. Вот эту высокую ель с редкими ветвями она называла подростком, который очень торопится скорее вырасти, и поэтому все его одежды коротковаты, словно с чужого плеча. А вот эти две елочки — модницы. У них нарядные зеленые шубки и шишки у самых вершин, будто серьги. Чуть подальше береза, вся изогнувшаяся в поклоне. Вера называла ее ябедой и подхалимом. А вот эта елочка стоит печальная, опустив ветви. У нее, очевидно, большое горе…

Возле дома, где жили Волошины, был небольшой огород, и Вера с детства приучилась во всем помогать матери — сажала грядки, поливала, полола их, убирала урожай. У нее была даже отдельная грядка для различных опытов с растениями.

В доме постоянно жили несколько щенят, котят, черепаха и даже дрозд. Бездомных котят и щенят Вера подобрала на улице, раненого дрозда отняла у мальчишек, а черепаху девочке подарили матросы с парохода. Мать не мешала ее увлечениям. Требовала только, чтобы в доме был порядок. Понимала, что в детях нужно воспитывать любовь ко всему живому. Плохой тот человек, кто не бережет деревья, животных. Сердце у такого холодное.

Со временем Вера все больше и больше помогала матери в ее домашних хлопотах. Пока мать на работе, Вера успевала убрать в комнате и переделать-множество больших и малых дел. Но особенно она любила чистить картошку. Руки работают сами, а голова свободна — можно без конца думать о своих делах, мечтать или напевать свои любимые песни. Мать, вернувшись с работы и увидав ведро только что очищенной картошки, улыбалась:

— Опять, дочка, замечталась?

Но не корила ее за это — в ту пору картошка была, пожалуй, главной пищей семьи…

По вечерам, особенно зимой, у Волошиных обычно собирались гости — школьные друзья Веры, соседи. Приходили на огонек послушать сказки, которые очень интересно рассказывала бабушка, мать Клавдии Лукьяновны. И не беда, что иногда одна сказка затягивалась на несколько вечеров, — слушателям это нравилось. И взрослые и дети относились к ним серьезно, горячо переживали приключения сказочных героев.

…Тогда, в Кемерове, записывая рассказ Клавдии Лукьяновны о детстве и юности Веры, об этих интересных вечерах в доме Волошиных, мне припомнилось и мое детство, мои вечера сказок.

Было это зимой 1941 года, в глухой белорусской деревушке, затаившейся среди лесов и болот. Жили как на острове — ни наших, ни немцев. С войны пришло много мужчин: кто из окружения, кто из плена. Ждали чего-то, чутко прислушиваясь ко всему, что творилось вокруг. А по вечерам собирались у деда Сахона. Этот древний старик умел приготовить какой-то особенный самосад. Но главное, он знал множество интересных сказок.

Как сейчас, вижу трепетное пламя лучины, огоньки цигарок и сосредоточенные, заросшие лица.

А дед Сахон, поломавшись немного вначале (любил старик, чтобы его попросили), до поздней ночи рассказывал о приключениях Ивана — крестьянского сына, о его битвах со злым и коварным Змеем Горынычем и о Василисе Прекрасной, которую спрятал за семью морями и океанами в глубокой темнице Кощей Бессмертный…

Слушали молча, не перебивая, усердно дымя самокрутками. И словно не было войны на земле, будто жили мы в каком-то удивительном мире, населенном сказочными героями деда Сахона.

А потом снова улица, тихая и пустынная в этот полночный час. Все залито каким-то необычным, удивительно ярким светом луны: дома, заиндевевшие на морозе деревья, дорога. И скрип лаптей на снегу — это по домам расходились мужчины. Шли молча, напряженно думая о чем-то. Ведь у всех в ту нелегкую пору было немало тревог и забот…

А весной, когда согнало снег, почти все наши односельчане подались в лес, к партизанам. У деда Сахона не стало слушателей, да и у нас, мальчишек, весной появились дела куда поважнее сказок…

* * *

Жизнь наша так устроена, что мы все время в делах своих и помыслах идем к людям. Со своей болью и радостью, со своими надеждами и планами. Все, что делается нами — для людей, да и мы сами лишь малая частица огромного человеческого моря, и лишь до тех пор мы люди, пока живем для них…

У каждого из нас бывает своя дорога в жизнь. Иногда очень легкая, с детства озаренная лучистым светом улыбок. Ты еще не успел по-настоящему ступить на эту землю, а у тебя уже десятки друзей, которым ты всегда почему-то очень нужен. Ты — неизменный участник всех детских проказ, без тебя не состоится ни один футбольный матч дворовой команды…

А бывает, что ты всегда оказываешься лишним. Все уже распределено, и тебе остается быть только зрителем. Можешь завидовать своим сверстникам, а можешь просто смотреть на все равнодушно. Твое дело!

Плохо, когда ты застенчив, неловок, не можешь постоять за себя. Над тобой сразу же начнут подшучивать безжалостные мальчишки, и среди них всегда найдутся мастера стукнуть по самому больному месту. Просто так, не думая, что это больно.

Пройдут годы, и ты, конечно, окрепнешь и сможешь постоять за себя, найдешь себе друзей и товарищей. Но на это уходит обычно много времени…

Вера росла тихой, застенчивой девочкой. Она могла часами играть одна, забравшись под стол или куда-либо в дальний угол. Вроде бы и хорошо — не озорная, послушная у Клавдии Лукьяновны дочь, но в сердце матери тревога. Нельзя же, чтобы ребенок привыкал к одиночеству, рос без людей. Надо было побороть ее застенчивость, помочь ей подружиться со своими сверстниками. И Клавдия Лукьяновна решила отдать Веру в детский сад, или, как тогда называли, на детскую площадку.

Детский сад внешне мало что изменил в жизни ребенка. Все так же Веруська играла одна в стороне от шумных детских забав, вроде бы безучастная ко всему. Но это только казалось. Из своего уголка девочка пытливо присматривалась к своим сверстникам, издали наблюдала за их играми. Вскоре в детском шуме можно было услышать и ее звонкий, радостный смех. А вечером, вернувшись домой, Вера с восторгом рассказывала о том, как сегодня интересно было у них на детской площадке…

Шли годы. Теперь уже Вера уверенней чувствовала себя среди сверстников, могла, если надо, постоять за себя И как-то само собой получилось, что она стала особенно внимательной к таким же малышам, какой и сама была совсем недавно. Видно, понимала, как это важно, помнила, как к ней когда-то подошел хороший человек, поддержал и помог стать своей среди шумной детворы. Может, это был воспитатель, няня или такая же девчушка, как и она теперь. Кто знает!

А потом и школа. В классе тридцать девять мальчиков и девочек. Первые уроки, первые буквы на грифельной доске, первые слова, прочитанные дома бабушке, отцу, матери…

Вера среди школьных друзей. Справа — Юра Двужильный.

И Коля Ступников. Так звали его все, от десятиклассника до самого неприметного «первачка». Он был любимцем школы, этот высокий светловолосый юноша-спортсмен, преподававший урок физического воспитания.

Уроки… Как не подходит это слово ко всему, что делал в школе Николай Ступников! Неутомимый затейник самых различных соревнований, прекрасный спортсмен и удивительно общительный человек, он был всегда окружен учениками, готовыми по малейшему знаку броситься выполнять его любое поручение.

Вы видели, друзья, соревнования в беге на пятьдесят метров самых маленьких — первоклассников? Посмотрите на этого разрумянившегося, счастливого и гордого победителя соревнований. В его руках приз — коробка цветных карандашей, которую при всех вручил ему сам Коля Ступников! И поверьте, что спустя и двадцать лет после памятных соревнований ни одного карандаша этой памятной коробки не коснется лезвие ножа. Ведь ее вручил сам Коля Ступников!

Когда началась война, Николай Ступников добровольно ушел на фронт. Так же ушли на войну и многие его ученики-спортсмены, в которых он еще в школьные годы воспитывал самое главное — мужество и верность. Всей своей жизнью, всеми своими делами и помыслами.

Для Веры Волошиной, как и для ее одноклассников, Николай Ступников был гораздо больше, чем просто учитель. Как к светлому, яркому огню, к Николаю тянулись ученики, стараясь во всем быть похожими на него. И Вера буквально с первого класса с увлечением стала заниматься спортом. Стройная порывистая девочка с задорным блеском голубых глаз стала ближайшей помощницей учителя физического воспитания. Уже в третьем классе ее избрали членом спортсовета и поручили работу среди самых маленьких. А для этого ей надо было самой показывать пример во всем. И Вера с увлечением занималась в секции гимнастики, участвовала в самых различных соревнованиях. А зимой любила подолгу бродить на лыжах по полям, которые начинались сразу же за Нижней Колонией, или же в сосновом бору, что возвышался за Томью. Идешь неторопливо по сверкающему на солнце снежному насту наедине со своими мыслями. Можно думать вслух, можно, не боясь насмешливых улыбок друзей, запросто поговорить с белочкой, притаившейся на ветке, успокоить ее, а потом, поднявшись на пригорок, долго-долго смотреть на город, залитый красноватым светом заходящего солнца. Домой Вера возвращалась задумчивая, притихшая. И Клавдия Лукьяновна хорошо понимала состояние дочери: девочка была глубоко взволнована своей новой встречей с неповторимой красотой сибирского края. Зато на городской каток Вера всегда ходила вместе с друзьями. На катке нельзя быть одной, даже если бы хотела этого, не получится. Там шумно и весело…

Детство… Незабываемое и короткое, как весна в Сибири. Казалось, еще совсем недавно Вера была на детской площадке, ходила в первый класс. Она любила вместе с матерью работать на огороде, помогать дома по хозяйству. По вечерам всей семьей читали какую-либо интересную книжку, слушали сказки или отправлялись в кино. Часто бывали на городском стадионе и дружно болели за свою футбольную команду, которая в ту пору почему-то постоянно проигрывала.

Минули годы, и настала пора, когда Вера стала все реже и реже бывать с родителями. И хотя она, как и прежде, с большим доверием относилась к маме, рассказывала ей о себе, спрашивала, советовалась, Клавдия Лукьяновна, эта мудрая, все понимающая мать, знала, что в жизни ее Веруськи начинается что-то новое. К ней стали чаще заходить подруги, между девочками шел какой-то свой разговор, так не похожий на все, о чем они говорили раньше. А однажды, возвращаясь вечером с работы, Клавдия Лукьяновна увидела у своего дома Юрия Двужильного, одноклассника Веры, который очень смутился.

И мать поняла, что к ее дочери незаметно, без каких-либо напоминаний пришла юность. Ждала этого, знала, что ей придется еще о многом поговорить с дочерью, но все получилось не так, как думалось, гораздо раньше, чем ожидала. И поэтому с волнением и затаенной материнской тревогой следила она за первыми шагами дочери в этом новом для нее мире, где были свои радости и огорчения, свои неписаные законы дружбы, чести и товарищества. Какой будет ее Веруська, сможет ли сама разобраться во всем многообразии новых мыслей и чувств, сумеет ли она быть по-настоящему счастливой? А матери так хотелось этого…