Выход в долину Софии. Дело у Ташкисена. Бегство турок из Араба-Конака. Дело у селения Горный Бугаров. Стычка на мосту через реку Искер. Вступление в Софию

Я сообщил в предыдущих письмах, насколько позволяло время, подробности о переходе генерала Гурко через Балканы и о том, что уже 15 декабря лейб-гвардии Преображенский полк занял высоту близ селений Потоп и Елесницы, командующую выходом из долины Чурияка в долину Софии.

К 18 декабря у Чурияка собрались главные силы, переходившие Балканы – вся колонна Рауха и колонны генералов Каталея, Вельяминова (которому в отмену прежнего распоряжения спуститься с Умургача в Жиляву предписано было спуститься тоже к Чурияку); всего у Чурияка собралось до 40 батальонов, и генерал Гурко, владея уже выходом в Софийскую долину, мог развернуть в долине достаточное число войска, чтобы закончить стратегический план, лежавший в основании перехода за Балканы, именно – зайти по долине Софии в тыл турецких позиций у Араба-Конака и на Шандорнике. Завершить этот план назначено было на 19 декабря. Но турки, увидав нас выходящими в долину Софии, поспешили защитить по возможности тыл своей позиции в Араба-Конаке и избрали для этой цели возвышенность у селения Ташкисен на Софийском шоссе (у выхода Софийского шоссе из гор в долину). Они успели на двух пунктах этой возвышенности соорудить два редута и снабдить их орудиями; укрепили также само селение Ташкисен, заняв его пехотой и кавалерией из черкесов. Приходилось поэтому путем атаки турецких позиций у Ташкисена подойти к главным укреплениям турок у Араба-Конака. 19 декабря генерал Гурко двинул на Ташкисен собравшиеся у Чурияка войска, разделив их на несколько колонн и поручив колонне генерала Вельяминова сторожить неприятеля со стороны Софии, остальным же колоннам вести атаку на неприятельские позиции у Ташкисена. Главная роль в этом деле выпадала в долю колонн Рауха и Курлова, из которых первой предписывалось атаковать турок с фронта и с их правого фланга, а второй – обходить их с левого фланга и зайти к ним, по возможности, в тыл, часть войск была оставлена в резерве. Но кроме сил, выдвинутых из Чурияка в долину Софии, были сформированы генералом Гурко еще две колонны под начальством графа Шувалова и полковника Васмунда, которым надлежало появиться на горах также против правого фланга турок, словом, в момент атаки, русские войска должны были развернуться большими массами в долине, показаться с артиллерией на горах, произвести впечатление на неприятеля внушительным зрелищем силы, в то время как Раух и Курлов поведут свои колонны в дело. В 9 часов утра 19 декабря раздались у Ташкисена первые пушечные выстрелы, и генерал Гурко, взобравшись на одну из возвышенностей близ селения Даушкиой и окинув взором все поле нашего действия, видное отсюда как на ладони, мог убедиться, что план наступления блистательно приводится в исполнение.

С этой возвышенности открывался широкий вид на ровное, снежное поле Софийской долины, лежавшей справа от нас; разбросанные по ней там и сям деревеньки, группы деревьев, выделялись темными пятнами на снегу; еще дальше лежали смутно различаемые за туманом цепи Малого Балкана. Слева от нас ниспадали в долину склоны Большого Балкана, также белые, снежные как и сама долина; на них чернелись небольшие перелески (скат Большого Балкана в долину вообще мало лесист), насупротив нас торчала турецкая возвышенность у Ташкисена, увенчанная по гребню двумя редутами и рядами ложементов; у ее подошвы лежала деревушка Ташкисен. Лейб-гвардии Преображенский полк и стрелки Императорской фамилии взбирались уже по неприятельской горке к турецким позициям под выстрелами противника. Ротные колонны преображенцев и стрелков казались черными линиями, проведенными на снегу. По долине двигались массами новые войска, вышедшие из Чурияка в долину, а слева спускались с гор колонны Шувалова и Васмунда. Массы войск двигались со всех сторон, медленно текли с гор, по долине, рельефно очерчиваясь на снежных скатах и белом поле. Они казались издалека лесами и рощами, внезапно сорвавшимися с горных вершин и склонов и грозно наступавшими по долине на неприятеля. Турки хорошо их видели со своей возвышенной позиции, и дело у Ташкисена продолжалось недолго. Батарее полковника Кокорева удалось произвести взрыв в одном из турецких редутов, после чего турецкие орудия замолчали совсем, а преображенцы, выдержав около двух часов огонь неприятеля, бегом взобрались на высшую точку горы и ворвались в редуты. Турки бежали к Араба-Конаку, увезя с собой орудия. Преображенцы потеряли в этом деле около 50 человек выбывшими из строя.

Более серьезное сопротивление встретила колонна генерала Курлова, подымавшаяся на путь отступления турок, которые отчаянно пробивались ввиду попытки отрезать их от Араба-Конака и Златицы. В этой колонне наиболее пострадали лейб-гвардии Волынский и Прусский полки, потерявшие около 200 человек убитыми и ранеными, в числе которых был ранен также генерал Миркович, командир лейб-гвардии Волынского полка. В 4 часа вечера 19 декабря генерал Гурко уже расположился со своим штабом в селении Ташкисен. Оказалось, между прочим, что начальником турецких войск в Ташкисене был Бекер-паша, находившийся в постоянном телеграфном сообщении с Шакир-пашой, командующим гарнизоном Араба-Конака. Мы нашли в Ташкисене на телеграфной станции несколько телеграмм, отправленных им во время атаки к Шакир-паше. Последняя телеграмма, написанная в 12 часов дня, была следующего содержания: «18 батальонов русского войска спустились в долину и наступают на меня с такой быстротой, что я окружен ими как огненным кольцом. Держаться долее невозможно».

Став в Ташкисене, мы очутились в тылу горных позиций турок в Араба-Конаке и Шандорнике, оберегающих путь на Балканы по Софийскому шоссе. План обходного движения через Балканы и обложения турок со всех сторон был окончательно исполнен. Русские силы стояли ныне против Араба-Конака со стороны Орхание, со стороны Софийской долины и на Златицком перевале, сторожа там путь отступления турок на Златицу. Но прежде чем подвинуться войска к Араба-Конаку из Ташкисена и приступить к атаке турецких позиций в Араба-Конаке, генерал Гурко решился попытать с неприятелем то средство, которое уже раз оказалось действительным под Телишем, а именно – послать туркам предложение положить оружие. С этой целью было написано Шакир-паше письмо приблизительно следующего содержания: «Вы окружены со всех сторон русскими силами, в десять раз превосходящими ваши… Предлагаю вам, во избежание бесполезного пролития крови, положить оружие и выслать ко мне немедля парламентера для переговоров о сдаче Араба-Конакских укреплений». Письмо это, подписанное генералом Гурко, было вручено двум пленным туркам, отвести которых за цепь наших аванпостов генерал поручил князю Церетелеву.

Вечером того же дня, 19 декабря, князь Церетелев отправился с пленными по шоссе в направлении Араба-Конака и, отъехав версты две за цепь аванпостов, не встречая неприятеля и двигаясь в совершенной темноте, пустил пленных идти в Араба-Конак, а сам, возвратясь, доложил генералу, что вплоть до Комарской долины не заметил присутствия турок. С рассветом следующего дня, 20 декабря, генерал Гурко выехал лично по шоссе за цепь аванпостов в направлении Араба-Конака, выслав впереди себя разъезд из 20 человек собственного конвоя с ординарцем (временно прикомандированным к Гурко) великого князя Клейгельсом во главе, с тем чтобы этот разъезд шел впереди до тех пор, пока не наткнется на неприятеля. (Кавалерии в ту минуту у нас не было с собой, ибо две гвардейские кавалерийские бригады были отправлены накануне к селению Петричево с приказанием пробраться оттуда в селение Дольние Комарцы, а Кавказская казачья бригада находилась у Вельяминова, в сторону Софии.) Подвигаясь по шоссе к Араба-Конаку, генерал Гурко доехал до Комарской долины и остановился на одной из возвышенностей, спускающейся в долину.

Тут увидели мы на противоположной стороны долины, в том месте, где шоссе снова поднимается в гору и идет на перевал Балкан, несколько небольших домиков, известных под именем Араба-Конак, что означает на турецком языке постоялый двор, от слов «араба» – телега и «конак» – двор или дом. Турецкие укрепления на перевале Балкан не были видны нам, скрытые от глаз облаками. Долина Комарская с черневшими на ней селениями Горние и Дольние Комарцы, с разбросанными по ней та и сям турецкими лагерями, группами деревьев и рощами, тянулась у подошвы Шандорника и Араба-Конакских высот, замыкаясь вдали, в направлении Златицы, новыми возвышенностями. Там, вдали чернелись целые массы людей, взбиравшихся в гору; этих людей были тысячи, восемь, десять, судя на глаз, быть может, пятнадцать тысяч, усеявших собой гору, через которую проходит путь на Златицу.

Вид этих масс людей сразу уяснил нам, почему накануне князь Церетелев не встретил нигде на своем пути неприятеля, почему высланный сегодня разъезд беспрепятственно двигался по долине к Араба-Конаку и то, почему пустыми казались разбросанные там и сям по долине турецкие лагеря. Массы, видимые вдали на горе, были турки, ушедшие ночью из Араба-Конака и Шандорника и отступившие на Златицу. Генерал Гурко приказал немедля отправить в карьер артиллерию к Дольним Комарцам, чтобы поражать гранатами отступавших турок, а 3-й гвардейской дивизии под начальством генерала Каталея – идти на преследование бежавшего врага. Симпатичный и добрый старик, храбрый и примерный воин генерал Каталей форсированным маршем повел свою дивизию, не предчувствуя, что близкая смерть ожидает его на этом пути от пули черкеса, спрятавшегося в кустах. Между тем по Комарской долине еще раздавались кое-где одиночные выстрелы, пускаемые по нашему разъезду несколькими фанатиками – турецкими солдатами, спрятавшимися в палатках, или черкесами, скакавшими, отстреливаясь, вдогонку отступающего за Дольние Комарцы турецкого войска. Покинутых неприятелем больных, раненых и просто отсталых солдат было множество. Казаки конвоя Гурко забирали их в плен десятками и вели к генералу по дороге.

– Ты с чем приехал? – спрашивают подскакавшего к Гурко казака.

– Пригнал, ваше превосходительство, – отвечает казак, – двадцать три турка, двадцать штук скота и одну лошадь.

Многие из больных и не убежавших с войском турок поплелись сами по дороге без всякого надзора, бросив оружие, с палкой в руках, с котомкой за плечами и завернувшись от холода в синие башлыки.

– Гляди-ка, – острил солдат-измайловец, указывая товарищам на одну из таких печальных фигур с котомкой за плечами, – турка-то покаялся, на богомолье идет.

Возвратившийся меж тем с разъездом Клейгельс донес генералу Гурко, что вплоть до Араба-Конака не встретил нигде неприятеля. Казаки конвоя, возвратившиеся с Клейгельсом, привезли за седлом своих коней немало военной добычи в виде торчавших из-за седел одеял, теплых рубашек, чулков, иногда выглядывавших из торбы ящиков с маслом, рисом и другими продовольственными припасами. Над Араба-Конаком появились всадники, спускавшиеся с перевала в долину; за всадниками очертились первые ряды пехоты, шедшие со своих позиций от Орхание и Врачешти и беспрепятственно прошедшие по Софийскому шоссе мимо турецких укреплений на перевале Балканского хребта. То было минутой, когда можно было считать переход через Балканы законченным, формально завершенным. Едва появились всадники и пехота у Араба-Конака, спускаясь в Комарскую долину нам навстречу, мы все подошли к генералу Гурко, поздравляя его с переходом через Балканы; неприятеля уже не было более в горах: путь за Балканы по Софийскому шоссе был свободен. Генерал Гурко потребовал коня и поехал осматривать турецкие укрепления на перевалах. Мы взобрались за генералом снова в туманную холодную сферу, на высшие точки Балканского хребта, и в первом ближайшем турецком редуте встретили стоявший уже там русский пост. Ефрейтор, приложив руку к козырьку, доложил генералу, что «по вверенному ему посту в Араба-Конаке все обстоит благополучно».

Турецкие укрепления Араба-Конака и Шандорника можно назвать неприступными в полном смысле этого слова. Воздвигнутые на высших вершинах хребта, обрывистых со всех сторон, они обнесены земляными стенами в две и две с половиной сажени вышиной с окошечками, проделанными в земле для орудийного и ружейного огня, со входами и выходами в землю под укрепления (как у крота), где турки, вероятно, жили и спасались от снарядов нашей артиллерии. Эти укрепления стоили бы нам много жизней, если бы пришлось брать их открытой силой. Но взяты они были ловкими и быстрыми маневрами, неутомимой настойчивостью и энергией генерала, вложившего всю душу свою в дело. На Шандорнике мы нашли девять орудий с испорченным механизмом, брошенных турками.

Возвратившись к вечеру в Ташкисен, генерал Гурко получил известие, что у Софии происходит горячее дело, что неприятель, большими силами выйдя из города, атакует колонну генерала Вельяминова[11] и что число наступающих турок по крайней мере вдвое превосходит наши силы. Два часа спустя прискакали новые вестовые с донесением, что турецкая атака отбита на всех пунктах, и привезли с собой турецкое знамя, отнятое у неприятеля во время боя. Это знамя красовалось на другое утро на крыльце генерала. Атака турок на колонну генерала Вельяминова обрушилась главным образом на два батальона Пензенского полка и на Тамбовский полк. Турки шли на нашу позицию из селения Горный Бугаров с фронта и пытались вместе с тем обойти ее с фланга; наступали они густой цепью, стремительно, бегом пускаясь в атаку. Но войска в колонне генерала Вельяминова, недавно пришедшие из-под Плевны и наученные самими же турками, приступили первым делом к устройству себе прикрытий ввиду приближающегося неприятеля. Тесаками и штыками они поспешили нарыть перед собой насыпь на скорую руку, насколько позволяло время, и из-за насыпи встретили турок ружейными залпами. В патронах в ту минуту оказывался недостаток, и пензенцы подпускали к себе неприятеля на 20 и 15 шагов, после чего, дав несколько залпов, кидались, в свою очередь, в атаку. Отбитый неприятель оставил на месте сражения до тысячи человек убитыми, не считая раненых, которых турки успели унести с собой.[12]

Известие о неудавшейся попытке турок выбить генерала Вельяминова с занимаемой им позиции побудило генерала Гурко ускорить наступление на Софию. Приказано было в ту же ночь, с 20 на 21 декабря, двигаться из Ташкисена к Софии авангарду под начальством генерала Рауха, а 21-го в 12 часов дня выехал и сам генерал Гурко из Ташкисена в направлении к Софии. Сделав около 20 верст пути, мы услыхали невдалеке стук ружейных выстрелов, раздававшийся на самом шоссе впереди нас. Генерал дал шпоры лошади, и мы поскакали по скользкому шоссе вперед на звук ружейного огня, разгоравшегося все более и более с каждой минутой. Дело происходило у моста через реку Искер. Генерал, не доезжая с версту до поля сражения, свернул несколько шагов с шоссе в сторону и взобрался на курганчик, чтобы лучше следить оттуда за ходом битвы. Деревня Враждебна, по ту сторону Искера, была подожжена черкесами и вся горела: горели в ней дома, стога сена и соломы; засевшие на мосту и по ту сторону реки несколько рот турецкой пехоты и спешенные черкесы вели оживленную перестрелку с нашей аванпостной цепью. Несколько батальонов шли от Софии по шоссе на подкрепление туркам. С нашей стороны надвигалась к мосту вся гвардейская стрелковая бригада с батальоном стрелков Императорской фамилии во главе, предводимых своим лихим командиром графом Клейнмихелем.

Лейб-гвардии Преображенский полк, уклонившись от шоссе значительно влево, переходил по льду реку Искер, с тем чтобы обойти неприятеля и ударить ему во фланг. Гурко, взобравшись на курганчик, приказал скорее выставить орудия к курганчику и бросать гранаты в наступавших от Софии турок. Орудия вынеслись на полных рысях к курганчику, и гранаты загудели в воздухе. Зрелище было в высшей степени эффектное. Солнце опускалось уже к закату за цепи Витоса, окрасив горы темно-синим цветом; противоположные цепи Большого Балкана светились нежно-розовым светом и казались прозрачными; бледно-розовым светом отливала и вся снежная долина Софии. В пылавшем селении Враждебна густой дым поднимался шестью громадными отдельными столбами, сквозь которые просвечивало ярко-красное пламя. В этой картинной обстановке наши войска маневрировали, как на параде. Стрелки Императорской фамилии развертывали цепь перед мостом, рассыпались и открывали огонь; поротно за ними двигался еще по шоссе батальон стрелков его величества. Преображенцы стройно маршировали через Искер в батальонных колоннах; орудия мчались по белой равнине, повертывали на рысях, снимались с передков и через мгновение с глухим громом пускали шипящие снаряды. Перестрелка трещала у моста. Первые выстрелы наших орудий заставили турецкую пехоту, подвигавшуюся от Софии, повернуть назад, а вид лейб-гвардии Преображенского полка, готового зайти в тыл туркам, защищавшим мост, принудил последних поспешно отступить; но черкесы, отступая, зажгли мост на Искере, предварительно смазав балки его керосином. Стрелки бросились тушить пожар, и мост был спасен.[13] По этому мосту прошли в тот же вечер новые колонны войск, подошедшие из Ташкисена, и выстроились в трех верстах от Софии в виду турецких укреплений.

В тот вечер против неприятеля, засевшего в Софии, обрисовались на снегу целые массы войска, черневшие и выделявшиеся на белом фоне снега так рельефно, что издалека, версты за две, отпечатывалась ясно фигура каждого солдата. Преображенский полк выстроился передовой цепью наших войск под Софией. Вообще лейб-гвардии Преображенскому полку, как первому полку гвардии, выпала на долю честь прокладывать путь в Балканах остальным полкам гвардии и армии. Преображенцы разрабатывали дорогу через Балканы на Чурияк; они же первые спустились в Чурияк и заняли выход в долину Софии, взошли первыми на турецкие редуты в Ташкисене, и теперь им предстояло первыми вступить в Софию. Но генерал Гурко отложил атаку турецких укреплений у Софии на один или два дня, ожидая приближения бо?льших сил из Араба-Конака и Ташкисена, и отправил, между прочим, уведомить сербов, занявших Пирот и приблизившихся к Софии, что он предполагает повести атаку на Софию 24 декабря и предлагает поэтому и сербам подвинуться к Софии и запечатлеть накануне Рождества Христова братский союз с нами в общем наступлении на общего врага. На 24 декабря предписывалось, между прочим, колонне Вельяминова обходить Софию с правого фланга, а колонне генерала Рауха вести атаку с фронта. День 22 декабря и ночь на 23-е генерал Гурко провел в небольшом хуторе близ селения Враждебна. Тут было получено известие о судьбе генерала Каталея и генерала Философова, которые, преследуя на Златицу бежавших из Араба-Конака турок, въехали по дороге в узкое ущелье, находясь все время во главе авангарда. Черкесы, спрятавшиеся на горах над ущельем, дали всей авангардной колонне втянуться в него и затем открыли сверху огонь по колонне. Одна из первых пуль поразила генерала Каталея насмерть, ударивши в шею и проникнув в сердца. Другая – тяжело ранила генерала Философова, попав также в шею и выйдя наружу в спину у позвоночного столба.

23 декабря, часов около 11 утра, прискакал от генерала Рауха вестовой с донесением к генералу Гурко, что София очищена турками, внезапно отступившими за ночь и бросившими на месте все свои лагери и огромные запасы. Неожиданно мы были избавлены от нового боя под стенами Софии. Отбитая 21 ноября турецкая атака на генерала Вельяминова и развернутые перед Софией массы нашего войска, по всей вероятности, повлияли морально на турок, и они не захотели дать нам тут сражения. Но общая причина бегства турок из Софии, без сомнения, была та же самая, как и бегство их из Араба-Конака, именно – искусный и быстрый маневр обходного движения через Балканы.

Услыхав об очищении Софии неприятелем, генерал Гурко в минуту сидел уже на коне и мчался в галоп по шоссе к городу. Густыми колоннами шли по шоссе войска в освобожденный город. Солдатская песня гремела вдоль по всему шоссе, повсюду, где только были войска. После неприступных и диких гор, вьюги, метелей, невыносимого утомления и ряда лишений в борьбе с суровой природой, София всем казалась каким-то Ханааном. Ее минареты уже высились перед нами; кучи домов развертывались широко по долине. Солдатская песня между тем гремела густо с удальским напевом:

– Ах вы сени, мои сени, – раздавалось в одном месте.

– Где мы с вечера резвились! – хором выводили солдаты впереди.

– Здорово, стрелки! здорово, измайловцы! – прерывал на секунду песню мчавшийся мимо войск генерал Гурко. – Спасибо вам за службу!

– В хороводах веселились! – звучало сейчас же за промчавшимся генералом.

У ворот Софии уже стояли толпы народа, духовенство с хоругвями и образами в ожидании Гурко. Народ кричал, хлопал в ладоши. Процессия двинулась к церкви Святого Стефана. По дороге из окон домов женщины, девушки и дети сыпали руками ветки и зимой неувядающего мирта на голову генерала. В церкви Святого Стефана было отслужено болгарскими священниками молебствие, после которого один болгарин произнес длинную речь. На эту речь Гурко ответил коротко:

– С Божьей помощью, – сказал он, – я вступаю ныне во второй город Болгарии, первый был некогда вашей древней столицей – Тырново. Второй сегодня – София. Бог поможет нам освободить силой русского оружия и остальную часть Болгарии!

– Аминь! – кричала и гудела в ответ на это толпа, собравшаяся в церкви.

София,

24 декабря 1877 г.