15

Утром 29 декабря ветер стих. Серые тучи, громоздясь одна на другую, уходили на север. «Варяг», упрямо разрезая крупную волну, приближался к берегам Кореи. Крейсер изрядно потрепало за ночь и теперь матросы приводили его в порядок.

Руднев и вахтенный офицер находились на мостике, временами поднося к глазам бинокли и подолгу всматриваясь вдаль. Из рубки вышел Беренс. Он снова напомнил Рудневу об отдыхе и добавил:

— Сегодня могу гарантировать хорошую погоду.

Руднев рассмеялся:

— Опоздали, сударь! Нам осталось несколько часов ходу.

С приближением к месту назначения гнетущее настроение, царившее на крейсере, понемногу рассеивалось. Этому в немалой степени способствовали беседы «батьки» с матросами во время проверки боеготовности корабля. Почти все были убеждены в неизбежности войны, но именно этого и хотел Руднев. Теперь он не опасался беспечности, благодушия, которое царило в эскадре. За глазами командования он мог действовать самостоятельно, предпочитая горькую действительность несбыточным надеждам на мирный исход переговоров в Петербурге.

Разные разговоры вели матросы, коротая вахту, но все сводились к одному: «Войны не миновать!» И невольно в эти часы мысли обращались к родине, к дому.

— Так вот, ребята, — с грустью промолвил пожилой комендор Островский, — если война — домой скоро не попадешь. И какого черта нам здесь нужно? Что защищать-то? — Он окинул взглядом присутствующих.

— Чого захотив! — прервал комендора иронический голос с певучим украинским акцентом. — Ты гляды, шоб рыбам на обид не попав, а вин — до дому!

— А ты что, япошек испугался и умирать собрался? Эх, ты, галушка! — возразил за комендора матрос-сверхсрочник Шевелев. Все рассмеялись. Зачинщик шутки, молодой первогодок, смутился, но сразу же нашелся:

— Це побачимо, як первый снаряд розирвется!

Ему никто не ответил. Комендор продолжал:

— А в деревне отец-старик больной, семья большая, мелкая, работать некому. Земли мало, лошаденка еле ходит, кормить нечем. Целое лето работают, а хлеба и на половину зимы не хватает, да и тот с мякиной. В каждом письме просят: «Скорей приезжай, а то полное разорение и детям малым погибать».

Кто-то заметил:

— Горе — что море, везде одинаково, и в деревне и в городе.

— Да нет! В городе все же лучше, — вставил один из матросов.

— Какой там лучше! — прервали его голоса.

— Да там хоть робышь и каждую субботу гроши получаешь, а в деревне што? — сказал первогодок.

— Ты что мелешь! Не знаешь — так молчи! — заметил комендор. — В городе рабочий люд тоже не живет, а мучается.

— Чого ты пристав до мене, не возом же я тебя зачепив, — горячился первогодок, вызывая смех.

— Постой, постой, ребята, я сейчас всех примирю, — проговорил молчавший до того пожилой матрос Рыжков, пользовавшийся общим уважением. — Вот я расскажу, как рос в городе. Всем станет ясно, что это за жизнь. Отец мой и сейчас работает слесарем в Николаеве, на заводе братьев Донских, и каждую субботу действительно получает денежки. Принесет получку, а в четверг, а то и раньше, мать уже занимает у соседей на хлеб. Семья большая, кормить надо, а не хватает… Я спал… да что спал — вырос за печкой, где мне было отведено место, а трое братьев поменьше держались поближе к матери. Вместо матраца мать стлала старую отцовскую куртку…

Рассказчик умолк, махнув рукой. Видно не сладки были воспоминания детства.

— Вот тебе и суббота! — закончил комендор.

Словоохотливый матрос перевел внимание слушателей на другую тему:

— А как вы думаете, ребята, откуда у япошек такая сила? Мне с «Аскольда» сказывали, что у них эскадра огромная, даже подводные лодки есть, а у нас снаряды не все рвутся: вдаришь как болвашкой, толку чуть!..

Все начали высказывать разные предположения и порешили на том, что японцам помогают заморские государства.

— Та й народ якийсь маленький, а збытошный, воювать лизет! — вставил свое слово украинец.

— А при чем тут народ? Народ такой же, как мы с тобой. Это все правители, как петухи, чего-то не поделят между собой, — ответил комендор, дружно поддержанный остальными…

Пробили склянки: смена вахты. Поднялись сидевшие у казематного орудия собеседники, встречая шутками появившихся подвахтенных. Кто-то из новой смены сказал:

— «Батька» всю ночь простоял на мостике. И сейчас отдыхать не идет.

— Стало быть, дело серьезное. О нас беспокоится, опасается, как бы япошки не шмыгнули из-за угла! — заметил матрос Кузнецов…

30 декабря «Варяг», лавируя в узком опасном фарватере, вошел на внутренний рейд Чемульпо, став на якорь вблизи русских кораблей: крейсера «Боярин» (командир капитан 2-го ранга Сарычев) и канонерской лодки «Гиляк» (командир капитан 2-го ранга Алексеев). На «Варяге» подняли брейт-вымпел старшего русского командира на рейде.

Город и порт Чемульпо.

Вскоре на «Варяг» прибыли Сарычев и Алексеев. Они доложили Рудневу о том, что, по их данным, на берегу все спокойно. Это его явно не удовлетворило. Сообщили они также об отправке в Сеул десанта из 26 человек для охраны миссии.

Кроме русских кораблей, на рейде находились: английские крейсеры «Кресси» и «Талбот» (командир капитан 1-го ранга Бэйли), итальянский крейсер «Эльба» (командир капитан 1-го ранга Бореа), японский крейсер «Чиода» (командир капитан 3-го ранга Мураками) и американская канонерка «Виксбург» (командир Маршаль).

После беседы с командирами русских кораблей Руднев нанес визит вежливости командиру крейсера «Талбот», стоявшего под флагом старшего на рейде интернациональных кораблей. Вечером того же дня Руднев уехал в Сеул, где беседовал с посланником Павловым. Решили довести состав десанта до 56 человек во главе с лейтенантом Климовым. Приняв почту миссии, Руднев возвратился 31 декабря в Чемульпо. Выполняя приказ Старка, он в тот же день отправил крейсер «Боярин» в Порт-Артур, предупредив Сарычева о необходимости быть особенно бдительным во время перехода.

Вечером на «Варяге» отпраздновали встречу нового года. Ровно в 12 часов ночи Руднев поздравил команду, пожелал всем благополучия и провозгласил здравицу в честь России и крейсера «Варяг». Матросы ответили дружным «ура!».

После торжественного ужина зажгли елку и каждый, в том числе и командир, тянул жребий на получение подарка. Затем начались пляски и концерт матросов. Руднев от души радовался непринужденному веселью и всячески старался поддерживать у экипажа праздничное настроение. Вместе с доктором Храбростиным, механиком Лейковым и лейтенантом Беренсом он оставался среди команды до конца праздника. Но как ни была велика сила личного примера командира, офицеры тотчас же после праздника поспешили с разрешения командира в кают-компанию для встречи нового года в своей среде…

В последующие дни Руднев собрал многочисленные факты, подтверждавшие не только лихорадочную подготовку японцев к войне, но и то, что они готовятся к оккупации Кореи. Ему пришлось еще раз убедиться в недальновидности посланника Павлова и возглавлявшего консульство в Чемульпо Поляновского. Оба они не хотели ничего замечать из того, что буквально бросалось в глаза.

Японцы наводнили Корею. Их число по официальным данным составляло 15 тысяч человек. Они работали чернорабочими, портовыми грузчиками, парикмахерами и т. д. и выглядели куда лучше, чем корейцы и китайцы тех же профессий, одетые в лохмотья и носившие на лицах отпечаток беспросветной нужды. Как видно, японцы жили отнюдь не только на свои заработки. Некоторые владели китайским языком и носили фальшивые косы, стремясь скрыть свою национальность. Японцами оказались заполнены и многие корейские учреждения, почта, телеграф, железнодорожные и портовые конторы.

Вдоль Сеульской и Фузанской железных дорог японцы спешно строили продовольственные и прочие склады.

В порт Чемульпо открыто стягивались шаланды, буксирные суда, катеры и другие плавучие средства, необходимые для десантных операций. Японские гарнизоны в Сеуле, Гензане, Фузане и в ряде других городов давно превысили официально дозволенную численность.

Руднев регулярно сообщал обо всем этом начальнику эскадры и штабу наместника, направлял в Порт-Артур шифрованные телеграммы, предупреждая о грозившей опасности, надеясь, что хоть часть этих столь важных сведений достигнет цели. Однако все было тщетно. События нарастали с неумолимой быстротой.