Кировский завод на Урале

С июля 1941 г. в Челябинск начали регулярно прибывать эшелоны с оборудованием Кировского и других заводов. Не теряя времени для устройства, эвакуированные на Урал специалисты с ходу, «с колес», нередко на морозе, среди сугробов на пустырях разгружали привезенное оборудование и тут же в не достроенных порой помещениях ставили на фундаменты станки, пускали их в дело, а потом уже возводили стены цехов и сооружали кровлю. Снег падал прямо на механизмы, застывавшую эмульсию иногда приходилось смывать кипятком, но работы не останавливались. «Пока закладывалось строительство нового корпуса, — вспоминает И. М. Зальцман, — танки собирались на морозе под открытым небом. День и ночь горели костры, которыми приходилось отогревать обледенелый металл брони».

К концу 1941 г. из блокированного Ленинграда на Урал переправилось более 15 тысяч рабочих Кировского завода и членов их семей. Семь с половиной тысяч из них влилось в коллектив Челябинского тракторного завода, и благодаря этому обстоятельству основной состав ведущих танковых цехов удалось укомплектовать рабочими ленинградского Кировского завода. Вскоре в коллектив влилось 3 тысячи специалистов из Харькова, 2 тысячи человек со Сталинградского тракторного завода, тысяча — с московского станкостроительного завода «Красный пролетарий». Партийные и советские органы Челябинской области направили на завод еще несколько тысяч рабочих из других областей народного хозяйства. К 1 января 1942 г. на Челябинский тракторный, где до войны трудилось 15 тысяч человек, прибыло в общей сложности около 30 тысяч новых работников. Так сложился коллектив челябинских танкостроителей, в котором работали представители 56 национальностей, сплоченных нерушимой дружбой. Коллектив этот вскоре стал известным всей стране своими трудовыми подвигами, а мощный танковый комбинат стали называть в народе Танкоградом.

По указанию Государственного Комитета Обороны с начала октября 1941 г. тракторное производство на Челябинском заводе было прекращено, и все цехи переключились на производство танков. Одновременно на заводе происходило размещение прибывавшего оборудования. В эти дни в полной мере проявилась техническая зрелость, выносливость, самоотверженность уральцев, ленинградцев, москвичей, харьковчан, объединенных в эту трудную пору для решения такой сложной задачи, как производство тяжелых танков.

Новые руководители Челябинского завода задали такой темп работы, что порой казалось — не существует невозможного. Танки для фронта нужно было изготовлять в достаточном количестве, и к этой цели руководство завода шло решительно, по-фронтовому, с сопутствовавшими потерями и утратами. Чтобы выпускать танки на тракторном заводе, нужно было свернуть великолепно организованное производство тракторов, где все подчинялось передовой технологии, по которой ритмично и четко работал тракторный конвейер. То была морально тяжелая для тракторостроителей работа, и выполнять ее было не легче, чем строителям Днепрогэса взорвать плотину своей электростанции или морякам затопить родной корабль. Но без этой жертвы невозможно было приступить к массовому изготовлению танков.

И вот специальные бригады принялись неумолимо ломать идеально налаженное, спланированное хозяйство тракторного производства: одни станки снимались с фундаментов и тут же устанавливались на новом месте, другие безжалостно отправлялись на переплавку. Решительно и по-деловому создавались новые цехи и участки, возводились новые производственные корпуса, расширялись многие из существовавших помещений за счет всевозможных пристроек и надстроек. Постепенно на месте тракторосборочных поточных линий возникали танкосборочные поточные линии, а бывшие тракторостроители переквалифицировались в танкостроителей. Любая полезная инициатива в этой обстановке немедленно поддерживалась руководством и парткомом, всякое новаторство всемерно и щедро поощрялось. Благодаря такому отношению к делу быстро выявлялись инициативные, творчески работающие люди, им поручались наиболее важные и ответственные участки, в дело вводились сотни различных рационализаторских предложений, новые приспособления, штампы, детали и инструменты. Всем этим делом непосредственно руководил главный инженер С. Н. Махонин, настойчиво добивавшийся четкого выполнения разработанных графиков изготовления танковой оснастки, перестановки станков, перестройки цехов.

Сроки создания нового мощного танкового производства были установлены небывалые. Всего за три недели в здании, не имевшем еще даже крыши, монтажники установили 5800 металлообрабатывающих станков и большое количество другого оборудования, прибывшего в Челябинск из Ленинграда с Кировского завода и других эвакуированных на Урал предприятий. Дизели, например, начали выпускать через 35 дней с момента прибытия в Челябинск первого эшелона с оборудованием.

С невиданным напряжением трудились люди Танкограда. Всю войну они работали без отдыха, не жалели ни времени, ни сил. Нередко монтажники, получив три-четыре часа передышки, засыпали тут же, не снимая спецодежды. Официальный рабочий день продолжался 11 часов. Необходимые для дела специалисты зачастую оставались в цехах по нескольку суток. Ни выходных дней, ни отпусков не существовало. Выполнение нескольких норм в смену стало обычным делом, а токарь-наладчик Г. П. Ехлаков выступил с инициативой выполнять ежедневно по 10 и более норм. Для всех стало правилом — не уходить домой, не выполнив заданий. Партийная организация завода постановила «невыполнение задания коммунистами считать несовместимым с пребыванием в партии»[96].

Высокая самоотдача работников всех звеньев подкреплялась отличной организованностью и сплоченностью коллектива под лозунгом «Все для фронта, все для победы!». Руководителями всех звеньев гигантского производства ставились инициативные люди. Их умело находили, выдвигали и растили. Коллектив танкоградцев оказался удивительно богатым на талантливых людей, в числе которых, наряду с такими выдающимися умами, как Ж. Я. Котин и Н. Л. Духов, было много замечательных конструкторов, начальников цехов, отделов, других работников. Руководители, которые не верили в успех дела или не способны были быстро перестроиться, тут же снимались со своих постов и заменялись передовыми, энергичными, смелыми инженерами или техниками. На дипломы, стаж, образование некогда было обращать внимание — ставили того, кто мог работать, организовывать, создавать.

«Никакие оправдания срыва работы не принимались, — вспоминает директор Танкограда И. М. Зальцман, — оправданиями нужные фронту танки не заменить. Порядок для руководителей всех уровней был один: нет у тебя в цехе заготовок — иди разберись с кузнецами, нет транспорта — найди способ доставить груз, нет инструмента — помоги инструментальному цеху, а не жалуйся на других. Чтобы создать на заводе обстановку взаимовыручки и деловых отношений, партийный комитет и дирекция старались не принимать к рассмотрению жалобы на чью-либо нераспорядительность, не рассматривать анонимки. Все вопросы, и мелкие и важные, решались без промедления, „отписываться“, перекладывать дело на чужие плечи считалось недопустимым. Выносить к вышестоящим руководителям — начальнику цеха, отдела, директору — полагалось только особо сложные, требующие их вмешательства вопросы… Люди не боялись говорить правду, ибо хорошо знали, что на производстве самая горькая правда лучше бездеятельного ожидания. Безбоязненно сами исполнители немедленно сообщали о допущенных промахах и ошибках. В свою очередь, руководители завода много времени проводили непосредственно в цехах, здесь же на месте (а не в кабинете) принимая решения, призванные в короткие сроки (в часы) ликвидировать „узкое место“. В условиях войны был особенно важен личный пример, руководители работали с огромным напряжением сил, и все это видели»[97].

Кировский завод на Урале стал быстро набирать темп выпуска танков, и конструкторская работа постепенно выходила на одно из первых мест в числе забот дирекции и парткома.

Ядром обновленного и пополненного коллектива кировских конструкторов на Урале явилось СКБ-2, эвакуированное из Ленинграда, в которое входили старейшие, испытанные коллеги Ж. Я. Котина — Н. Л. Духов, Е. П. Дедов, А. С. Ермолаев, Л. Е. Сычев. К ним присоединились конструкторы Челябинского тракторного завода Б. Е. Архангельский, М. Ф. Балжи, Н. Д. Швелидзе; конструкторы-турбинисты ленинградского Кировского завода во главе с Н. М. Синевым и Г. А. Михайловым; гидравлики во главе с профессором Н. В. Вознесенским из Ленинграда; дизелисты из Харькова во главе с И. Я. Трашутиным и Я. Е. Вихманом, группа конструкторов из Москвы и ряд других специалистов, эвакуированных в Челябинск из разных городов страны. Так под руководством Ж. Я. Котина собрался большой коллектив конструкторов, способных решать разнообразные, в том числе и перспективные, задачи по проектированию новейшего бронетанкового вооружения.

Наступило 7 ноября 1941 г. Советская страна строго и скромно отметила 24-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Участники разработки «котинских» танков вспоминают то особое чувство гордости за свой труд, которое вызвало у них сообщение об участии в праздничном параде на Красной площади в Москве танков КВ. В составе 33-й отдельной танковой бригады прошли они мимо Мавзолея. Колонну возглавлял KB с надписью «Ленин» на башне. Командовал этой машиной коммунист старший лейтенант Т. Паршков. Его танк, ведомый славным экипажем, не раз отличился в последующих боях.

А война тем временем предъявляла все новые и новые требования. Государственный Комитет Обороны ориентировал конструкторов Танкограда на разработку новых машин для решающих боев и сражений. Одной из таких разработок, предложенных Наркоматом танковой промышленности, стала самоходная артиллерийская установка КВ-7, предназначенная для сопровождения танков в наступательных боях. Необходимость создания машины подсказали фронтовые танкисты. Артиллерия, вместе с которой им приходилось действовать, будь она на механической или на конной тяге, не поспевала за танками, и командиры танковых войск настоятельно просили конструкторов вооружить их самоходными пушками, обладающими такой же проходимостью и скоростью, как и танки.

Учитывая сжатые сроки проектирования самоходки, Ж. Я. Котин решил взять за основу серийный танк КВ-1, хорошо освоенный производством. На его базе кировские конструкторы в течение двух недель разработали самоходную установку.

Самоходка имела в передней части корпуса боевую рубку, сваренную из катаных броневых листов толщиной 100 мм. Рубка закрывалась броней со всех четырех сторон, а в самой широкой своей части выходила за очертания корпуса танка и нависала по бокам над гусеницами.

Артиллерийскую часть самоходной установки КВ-7 поручили разработать конструкторскому бюро Уралмаша, где работало немало эвакуированных в Свердловск инженеров-артиллеристов Кировского завода. Конструированием вооружения для КВ-7 занимались ленинградцы — заместитель главного конструктора Уралмаша Л. И. Горлицкий и инженер-конструктор Н. В. Курин. С пушками, смонтированными в специальные блоки, Л. И. Горлицкий приехал в Челябинск и там сразу же приступил к их установке в боевых рубках самоходных установок.

В первом из двух вариантов, предложенном Г. Н. Москвиным, самоходная установка имела три орудия. 76-мм пушка ЗИС-5 устанавливалась посередине, а две другие калибром 45 мм располагались по бокам. Боекомплект центрального орудия составлял 93 снаряда, а 45-мм пушки имели по 100 снарядов каждая. Механизм наводки для всех трех пушек был общим, и монтировались они все в одной рамке, закрываемой общей маской. Пушки могли вести как залповый огонь, так и одиночную стрельбу с высокой скорострельностью из каждого орудия в отдельности. По вертикали пушки могли наводиться до 20 градусов, по горизонтали грубая наводка осуществлялась поворотом всей машины и точная наводка ± 7 градусов за счет поворота пушки в рамке. В переднем лобовом листе, так же как и на танке КВ, устанавливался пулемет ДТ в шаровой опоре. Второй такой же пулемет имелся в кормовой стене боевой рубки, а третий устанавливался в башенке на крыше рубки, откуда можно было вести круговой обстрел.

Во втором варианте КВ-7 на машине предусматривались только две пушки, но зато обе калибра 76 мм с общим боекомплектом 150 выстрелов.

Руководители Танкограда придавали большое значение изготовлению опытных образцов новой самоходки, ведь это была первая боевая машина эвакуированных из Ленинграда конструкторов. Директор завода специальным приказом от 14 декабря 1941 г. назначил ведущим инженером проекта КВ-7 энергичного ленинградского инженера Л. Е. Сычева. В приказе подчеркивалось, что все работы по новым машинам необходимо вести бесперебойно и считать выполнение этого задания главной задачей цеха.

Общее руководство артиллерийскими и танковыми конструкторами и контроль за выполнением работ директор завода возложил на заместителя главного конструктора Н. М. Синева, в группу вооружения от конструкторов-танкистов были назначены А. С. Шнейдман, Б. А. Красников и др.

Особая срочность сборки КВ-7, кроме военной необходимости, связывалась еще и с тем, что оба ее варианта и конструируемый параллельно огнеметный танк КВ-8 подлежали отправке в Москву в качестве своеобразного рапорта партии и правительству о том, что ленинградские танкостроители задание Родины выполнили и не только наладили выпуск тяжелых танков на Урале, но и приступили на новом месте к созданию более совершенных образцов бронетанковой техники.

29 декабря 1941 г. оба варианта самоходных артиллерийских установок КВ-7 и огнеметный танк КВ-8 были погружены на железнодорожные платформы, а уже в дороге их доукомплектовывали и докрашивали. До Москвы эшелон долетел по «зеленой улице». С этим эшелоном ехали директор Танкограда И. М. Зальцман и главный конструктор Ж. Я. Котин. Одновременно в Москву следовала группа руководящих конструкторов-разработчиков, в которую входили: Л. И. Горлицкий, Н. Л. Духов, Н. М. Синев, Л. Е. Сычев и конструктор огнеметов И. А. Аристов.

В Москве опытные машины направили на испытательный полигон и там в присутствии Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова, генералов Н. Н. Воронова и Я. Н. Федоренко провели артиллерийскую часть испытаний.

Глубокой ночью конструкторов принял И. В. Сталин. В разговоре выяснилось, что он уже ознакомился с новогодним подарком танкоградцев, но при этом сказал:

— Зачем три пушки? Пусть будет одна, но хорошая!

В его кабинете, кроме военных, находились И. М. Зальцман, Л. И. Горлицкий и Ж. Я. Котин, имевший звание военного инженера 1-го ранга и носивший «шпалы» в петлицах, соответствующие воинскому званию «полковник».

— А почему конструктор у нас в звании полковника? — спросил Верховный Главнокомандующий. — Пора присвоить ему генеральское звание.

Распоряжения И. В. Сталина, как известно, выполнялись немедленно. 6 января 1942 г. Жозефу Яковлевичу Котину было присвоено звание генерал-майора технической службы.

А замечание Верховного Главнокомандующего об установке одной, но хорошей пушки руководители Танкограда восприняли как директивное указание и, вернувшись в Челябинск, сразу же приступили к поиску более подходящего вооружения для самоходных артиллерийских установок. Опыт в этом деле у ленинградцев имелся: они еще до войны на свой танк КВ-2 ставили 152-мм гаубицу, испытывали 85-мм пушку В. Г. Грабина, а затем и 107-мм танковую пушку его же конструкции.

Но главным, самым трудным вопросом усиления вооружения тяжелых машин оставался подбор такого орудия, которое обеспечивало бы повышение огневой мощи танка без существенного изменения конструкции машины. Однако ни в 1941 г., ни в 1942 г. артиллерийские конструкторские бюро специальной танковой пушки для тяжелого танка не создали, поэтому кировским танкостроителям свои танк КВ-1, а позднее и КВ-1С пришлось выпускать с 76-мм пушкой. В результате по силе основного вооружения вначале наш тяжелый танк не отличался от отечественных средних танков.

В январе 1942 года Ж. Я. Котину присвоено звание генерал-майора технической службы.

Зато при создании огнеметного танка Ж. Я. Котину удалось по мощи огнеметной струи и по запасу огнесмеси значительно оторваться от огнеметной машины на базе среднего танка.

Огнеметный танк КВ-8 был принят на вооружение Красной Армии и изготавливался в Танкограде до 1943 г. Организационно такие машины входили в состав огнеметных танковых батальонов и использовались в боях на всех фронтах вплоть до самого конца Великой Отечественной войны. Во время наступательного боя огнеметные танки обычно шли в линии с танками непосредственной поддержки пехоты и по внешнему виду они не отличались от остальных машин. При необходимости огнеметания КВ-8 выдвигались вперед, подавляли пламенной струей огневые точки врага в амбразурах, выжигали подразделения вражеской пехоты в окопах, вызывали пожары для освещения местности, уничтожали бронетанковую технику.

14 декабря 1942 г. в бой с немецкими танками в районе Верхне-Кумского, под Сталинградом, вступила 235-я отдельная огнеметная бригада. Один из ее батальонов имел на вооружении огнеметные танки КВ-8. В ходе атаки КВ-8 ворвались на позиции вражеской артиллерии и, ведя пулеметный огонь, давили гусеницами противотанковые орудия. Против батальона огнеметных танков развернулись в боевой порядок до сорока фашистских машин. В результате боя немцы, имевшие четырехкратное превосходство, понесли тяжелые потери.

Вслед за КВ-8 в декабре 1941 г. конструкторским бюро Ж. Я. Котина был спроектирован и в течение месяца изготовлен 47-тонный танк КВ-9 с 122-мм гаубицей. Этот танк был задуман как универсальное боевое средство, пригодное для прорыва укрепленных полос противника, разрушения оборонительных сооружений и для уничтожения танков.

«В Челябинске Ж. Я. Котин проявил себя как талантливый организатор, — вспоминает один из ближайших его сотрудников Г. Н. Москвин. — Будучи сам энергичным и организованным руководителем, он смог увлечь работой весь коллектив. Люди не считались ни со временем, ни с состоянием здоровья (я уже не говорю о недоедании), работали день и ночь. Задания выполнялись в фантастически короткие сроки. Никто не говорил о годах — сроки выдавались в днях и часах. Особая сложность заключалась в том, что не было времени для проведения длительных испытаний — прямо с листа шла серия. Это накладывало большую ответственность на конструктора, ибо исполненный им чертеж сразу же шел в работу…»

Большую часть времени, как всегда, главный конструктор проводил в цехах, у испытательных стендов, в лабораториях. Однажды он подошел к сильно вибрирующему двигателю. Отчего трясет мотор, никто не знал. Ж. Я. Котин все осмотрел, прослушал шумы, понаблюдал за тряской двигателя и сказал:

— Вентилятор не сбалансирован.

Специалисты проверили. Так и есть!

Вспоминая о находчивости главного конструктора, инженер Н. И. Заморянский рассказал, как в начале 1942 г., когда многие оптико-механические заводы, эвакуированные на Восток, еще не давали продукции, тяжелые танки оказались без приборов наблюдения. Ж. Я. Котин решил организовать производство недостающих приборов на месте. По его указанию в Челябинске нашли мастерские, изготавливавшие обычные зеркала. Для мастерских разработали специальные чертежи заготовок для зеркальных перископических приборов наблюдения и стали собирать эти приборы на Кировском заводе…

С первых, невероятно тяжелых для нас, месяцев Великой Отечественной войны советскому танкостроению пришлось вести открытое техническое сражение с германским танкостроением, лидирующим в предвоенном капиталистическом мире. Выполняя задания ЦК ВКП(б) и Государственного Комитета Обороны, конструкторский коллектив Танкограда создавал боевые машины, способные противостоять вражеской бронетанковой технике. Работы кировских конструкторов отметали одно за другим преимущества новых модификаций немецких танков по бронепробиваемости их орудий, перекрывали их по бронированию, превосходили по ходовым возможностям.

Конструкторский коллектив Ж. Я. Котина работал с большой перспективой, принимая новые, прогрессивные технические решения, создавая изобретения, делая серьезные научные открытия, совершенно не заботясь о закреплении авторства и приоритета. «Вся деятельность Танкограда, — пишет И. М. Зальцман, — определялась творческой продукцией конструкторов. Коллектив завода хорошо знал, что производство начинается с их работы, с чертежа… Наши конструкторы не исходили из предпосылки „чем проще, тем больше…“ Та техническая зрелость, которую продемонстрировал коллектив предприятия, позволила им при выполнении требования увеличить выпуск танков уверенно идти по пути создания все более совершенных конструкций. Именно конструкторы задавали тон, на воплощение их замыслов направлял свои усилия весь многотысячный коллектив Танкограда. И не было ничего удивительного в том, что директор завода начинал и кончал свой день в конструкторском бюро».

Важную роль в организации производства танков играли начальники цехов и отделов. Это были высококвалифицированные и умелые руководители — челябинцы, ленинградцы, харьковчане, москвичи: К. Е. Титов, К. А. Хохлов, Е. В. Мамонтов, А. С. Волков, И. С. Страковский, Ф. И. Абрамов, М. Н. Найш, Л. С. Довжик, А. С. Хлебников, М. С. Шапиро, В. Н. Богданов.

«Партийная организация завода стала многочисленной, организационно сильной и политически зрелой, ставшей одной из ведущих партийных организаций в области, — написал в своей книге „Испытание на зрелость“ бывший секретарь Челябинского обкома ВКП(б) Н. С. Патоличев. — Секретарем парткома завода был тогда М. Д. Козин».

Вспоминая первые дни работы в Челябинске, М. Д. Козин пишет: «Зима 1942 г. выдалась холодная, ударили сильные морозы. Не было жилья, одежды, обуви, но, несмотря на все трудности, уже через месяц завод дал фронту первые танки. На многих производственных участках рабочие, мастера, инженеры считали время минутами, стремясь не только каждый день, но и каждый час дать как можно больше продукции. Это патриотическое движение приняло форму почасового соревнования. Расскажу об одном эпизоде. Всей стране известно имя шлифовщика Ленинградского Кировского завода Егения Ивановича Лебедева, инициатора соревнования под девизом „5 — в 4“. Герой Социалистического Труда, Евгений Иванович впоследствии был членом Центрального Комитета КПСС. А я помню его в Челябинске семнадцатилетним комсомольцем. Однажды, когда я проходил по цеху, Женя Лебедев остановил меня и сказал: „Михаил Дмитриевич, мы посоветовались с бригадиром Василием Цаплинским, с ребятами нашего участка и решили организовать соревнование за многостаночное обслуживание. Поддержите нас?“ Предложение Цаплинского и Лебедева было поддержано и нашло самый широкий отклик: тысячи рабочих перешли на обслуживание двух и трех станков».

Становлению Кировского завода на Урале способствовало развертывание всех внутренних сил гигантского коллектива, насчитывавшего в своих рядах десятки тысяч людей. В это время комсомольская инициатива, как писал Ж. Я. Котин в одном из своих выступлений на страницах журнала «Техника — молодежи», била ключом. Под руководством комсорга ЦК ВЛКСМ на заводе Я. Е. Непомнящего несколько тысяч комсомольцев, работая по лицевым счетам, значительно подняли производительность труда. Комсомольская организация держала в своем поле зрения все участки работ. Тысячи молодых людей оставались в цехах после окончания рабочего дня, помогали строителям, монтажникам, налаживали работу конвейера, всю свою кипучую энергию отдавали производству боевых машин.

Благодаря неослабному вниманию со стороны Челябинского обкома ВКП(б) и Наркомата танковой промышленности, небывалому энтузиазму всех работников Танкограда выпуск основной модели танка КВ-1 постепенно нарастал. Главный инженер С. Н. Махонин добился того, чтобы выпуск 50-тонных громадин шел по тракторной технологии со сборкой на конвейере. Нужно заметить, что это был первый опыт в мировой практике. Ни в одной стране мира производство тяжелых танков не ставилось не то что на конвейер, а даже на поточные линии. Первым всегда идти тяжелее. Порой не выдерживали высокого темпа и танкоградцы: подводили смежники. Из-за несвоевременной поставки узлов и механизмов с других заводов подача деталей на сборку задерживалась, ритмичность работы нарушалась, и танкоградцам пришлось вернуться к неподвижной стендовой сборке тяжелых танков КВ-1. Однако опыт работы на конвейере не пропал даром, позднее его использовали при организации выпуска других машин.

Производство тяжелых танков в Челябинске в необходимом для фронта количестве оказалось делом очень не простым. Технологи, особенно бывшие танкостроители, предлагали отказаться от особо трудоемких операций, «выпрямлять» технологические маршруты на поточных линиях, переводить детали на штамповку. Так, например, для ходовой части одного танка нужно двенадцать балансиров. В Ленинграде их ковали, а потом обрабатывали на металлорежущих станках. Здесь, в Челябинске, решили перевести изготовление детали на горячую штамповку, после которой на балансире оставалось лишь просверлить отверстия.

Не меньший интерес представляет решение вопроса с подшипниками. Осенью 1941 г. московский завод в связи с эвакуацией прекратил их поставку. В этой обстановке находчивый инженер Н. Л. Духов предложил ставить стальной сепаратор на роликах, нарезанных из заготовок торсионных валов. Идея замены шариковых подшипников оказалась вполне жизнеспособной.

Роликовые подшипники, названные «духовскими», тут же были приняты к производству. Учитывая большой экономический эффект, полученный в результате их внедрения, директор завода распорядился выдать автору полагающуюся премию, всю ее Духов тут же передал в фонд обороны страны.

Инициативно и творчески решались в Танкограде и другие сложные технические вопросы. В напряженные дни обороны Москвы, когда на учете была каждая выпускаемая машина, выяснилось, что запас дизелей на исходе, а изготовление новых двигателей в связи с эвакуацией дизельного производства еще не началось. О том, чтобы приостановить выпуск тяжелых танков, не могло быть и речи. Стали искать выход и нашли… бензиновые моторы М-17, которые раньше ставили на средние танки Т-28. Сто таких моторов оказалось на складе эвакуированного имущества. Сложность заключалась в том, что найденные бензиновые двигатели по своим габаритам не соответствовали танковым дизелям В-2, на которые был рассчитан танк КВ. Решающее слово должны были сказать конструкторы. За ночь Ж. Я. Котин изучил все варианты по этому двигателю и к утру утвердил оптимальное решение по переконструированию главного фрикциона и установке переходных деталей для оборудования танка бензиновым мотором.

В производственных цехах срочно изготовили дополнительные детали, и первый танк с бензиновым двигателем вышел на ходовые испытания. На испытаниях выяснилось, что танки шли на пониженной скорости, моторы перегревались, механику-водителю приходилось то и дело снижать скорость для продувки двигателя, но в остальном — по вооружению и защите боевые машины кировцев оставались все теми же грозными, неуязвимыми КВ. Учитывая новые особенности танка с бензиновым двигателем, к каждой машине конструкторы приложили специальную инструкцию с конкретными рекомендациями по эксплуатации.

Об изготовлении первой партии танков KB с бензиновыми двигателями челябинцы тут же доложили в Москву заместителю наркома обороны генералу Я. Н. Федоренко и получили приказание готовые танки не задерживать, а отправлять их на фронт, хотя бы небольшими партиями.

К появлению на фронте КВ с пожароопасными бензиновыми двигателями многие танкисты отнеслись крайне отрицательно. В вынужденном «новшестве» они видели только негативную сторону и немедленно доложили об этом Верховному Главнокомандующему. И. В. Сталин потребовал объяснений от В. А. Малышева и И. М. Зальцмана. Танкостроители доложили, что заводы частично находятся «на колесах», эвакуация их полностью еще не закончилась, но, несмотря на это, танки выпускаются с нарастающими темпами. А снижение их боевых качеств за счет бензинового мотора — дело временное, и вопрос в данный момент стоит так: либо карбюраторные пожароопасные танки, либо, пока не наладится производство дизелей, не будет никаких. И. В. Сталин подумал и, приняв к сведению, что с декабря 1941 г. выпуск танковых дизелей будет возобновлен, согласился с доводами танкостроителей.

Поступавшие на фронт тяжелые танки нередко прямо с платформы вводились в бой и, защищенные мощной броней, наносили противнику ощутимый урон. Рассказывая об участии танков КВ в обороне Москвы, маршал бронетанковых войск М. Е. Катуков в своей книге «На острие главного удара» вспоминает о бое подразделения тяжелых танков с 27 немецкими машинами. Случилось так, пишет маршал, что в центре напряженной схватки оказался КВ командира роты тяжелых танков лейтенанта Стрижевского. Танкисты дрались уверенно и нанесли противнику немалые потери: разбили 8 противотанковых орудий и сожгли 2 фашистских танка. Немцы организовали настоящую охоту за КВ лейтенанта Стрижевского: на него переключили огонь двух противотанковых батарей. Им удалось поджечь машину, но механик-водитель загнал ее в лес, и экипаж сумел погасить пламя.

Производство боевых машин в Танкограде нарастало. В условиях полной перестройки тракторного производства и организации новых поточных линий сборки отдельных механизмов и всей машины от конструкторов требовалась напряженная работа по переделке ряда чертежей. Делать это нужно было быстро, точно и в немалом количестве, поэтому все работали при крайнем напряжении сил.

Конструктор М. И. Креславский.

Вспоминая те дни, конструктор М. И. Креславский рассказывает: «В тормозном устройстве танка KB была деталь довольно больших размеров, по форме напоминающая букву „П“. Эту деталь в Ленинграде изготовляли путем механической обработки. А в Челябинске технологи предложили делать ее из трех деталей путем штамповки с последующей сваркой. Главный конструктор Ж. Я. Котин согласился, но потребовал после изготовления опытной детали проверить ее на прочность и срок установил — одни сутки. Когда деталь была уже подготовлена к испытаниям, я, учитывая чрезмерную усталость людей (12 часов непрерывной работы) и позднее время (первый час ночи), разрешил, по просьбе бригадира, провести испытание детали утром. Когда деталь была уже испытана, я доложил об удовлетворительных результатах Котину и о том, что испытание детали проводили утром. Главный конструктор крепко отчитал меня за отсрочку испытаний. Никаких дисциплинарных выводов в отношении меня он не сделал, но в разговоре перешел на „вы“, а это означало, что Котин мною недоволен. Но я по-прежнему очень уважал его и старался в меру своих сил.

Вскоре после этого случая мне поручили провести монтаж спроектированного мною водительского места и приводов управления, укладывающихся по днищу от носа до кормы. Но случилось так, что в районе моторного отделения топливный бак при набегании допусков на размеры по высоте опустился ниже допустимого и задевал за переходный мостик приводов управления. Естественно, старший инженер машины принял решение, обеспечивающее необходимый зазор за счет этого злосчастного мостика. Я тут же начертил новые рычаги (их было два) с измененными размерами и передал на изготовление. За ночь детали были отштампованы и доставлены на сборку. А там обнаружилось, что они к монтажу непригодны. Оказывается, я начертил ошибочно один рычажок в зеркальном изображении. Я, конечно, стал просить начальника кузнечного цеха отштамповать новый рычажок, но он воспротивился и доложил о моей ошибке главному инженеру завода. Тот не стал долго разбираться, тут же приказал подготовить приказ о моем увольнении… Когда приказ был уже у юриста, из командировки вернулся Ж. Я. Котин. Узнав об этом деле, он заявил, что поскольку я нахожусь в его подчинении, то вопрос о моем наказании он будет решать сам. Как опытный конструктор, он хорошо знал причины появления таких ошибок, знал, с какой перегрузкой мы работаем, и оставил мою провинность без последствий».

Выпуск танков KB все более осложнялся. Не хватало теперь не только моторов, но и танковых пушек, танковых раций, цветных металлов, резины и многого другого. Однако конструкторы искали и находили замену каждому недостающему агрегату и материалу. Часть танков выходила из цехов не с танковыми, а с самолетными рациями. Цельноштампованные траки танковых гусениц стали теперь литыми. В целях экономии резины опорные и поддерживающие катки стали изготавливаться цельнометаллическими, и танки KB непривычно загрохотали на новых тяжелых катках. Изыскивали замену цветных металлов и легированных сталей. Порой доходило до курьезов: при сборке дизельных моторов выяснилось, что кончается запас касторового масла. Что делать? Снабженцы решили эту задачу в течение двух часов, скупив в челябинских аптеках всю касторку: для больных нашли заменители, а танки на потоке ждать не могли.

Инициативно и творчески работали инженеры, техники, рабочие на смежных заводах, поставлявших Кировскому заводу в Челябинске вооружение, электрооборудование, средства связи, оптику и литые башни для КВ. Броню танкоградцы получали из Магнитогорска вначале с блюминга, а позднее с броневого стана, эвакуированного с Украины и заново установленного магнитогорцами за 59 суток (по довоенным нормам на это требовалось два года). Благодаря трудовому героизму рабочих и предприимчивости инженеров к декабрю 1941 г. выпуск магнитогорской брони удалось увеличить в несколько раз. После этого растущее производство танков в Челябинске броней не лимитировалось[98].

Смелость конструкторов и технологов, золотые руки рабочих и напористость руководителей делали свое дело — танки шли на фронт точно по графику их производства. В четвертом квартале 1941 г. челябинцы совместно с прибывшими к ним ленинградцами дали Красной Армии 441 танк KB, но танки эти уже отставали по своим качествам, да и конструкция устаревала. С фронта все чаще стали приходить обидные для танкостроителей рекламации. Замечания танкистов были справедливы, и конструкторы это понимали. Недаром они уже более года не только искали пути модернизации своей машины, но и работали над созданием принципиально нового тяжелого танка. Дело усугублялось еще и тем, что у противника появились новые 50-мм длинноствольные противотанковые пушки, стрелявшие подкалиберными снарядами. В силу этих причин недавно еще неуязвимые грозные КВ постепенно теряли свою славу. В отчаянном соревновании брони и снаряда последний уверенно добивался превосходства над броней.

На испытательном полигоне (слева направо): П. К. Ворошилов, Ж. Я. Котин, И. М. Зальцман и др.

Великая Отечественная война вступала в новую стадию. Победить теперь мог лишь тот, у кого инженерная мысль вернее, конструкторский расчет точнее, рабочая смекалка острее. Исход сражений решали безусловно люди вооруженные. И те, у кого вооружение лучше, надежнее, у того больше было шансов на победу.

Все это отлично понимал главный конструктор тяжелых танков Ж. Я. Котин. Как надежнее защитить экипаж и машину от снарядов? Как быстро и наверняка поражать вражеские танки? Как совместить тяжелую броню с высокой маневренностью на поле боя? Ответы на все эти вопросы могла дать конструктору непрерывная связь с боевыми танкистами, постоянное изучение обстановки на фронте. Присутствие фронтовиков-танкистов, прибывавших на завод для приема боевых машин, стало для Танкограда привычным явлением.

При любой возможности генерал-майор Ж. Я. Котин стремился лично побывать на фронте, а на заводе искал встреч с участниками боев. Не раз на фронт он посылал своих заместителей, ведущих и рядовых конструкторов. Там они наблюдали свои машины в боевой обстановке, расспрашивали водителей и командиров, как выдерживают тяжелые танки обстрел из новых немецких противотанковых орудий, как ведут себя машины во время длительных маршей, изучали характер и причины неисправностей, анализировали полученные повреждения.

Нередко в кабинете главного конструктора далеко за полночь горел свет. Это допоздна засиживались у него прибывшие с фронта для приемки боевых машин командиры. После бесед с ними Жозеф Яковлевич шел не домой, а направлялся к чертежной доске, обдумывал полученные советы, анализировал высказанные пожелания.