Глава VIII. Женщина с ребёнком за спиной
Глава VIII. Женщина с ребёнком за спиной
Я и забыла,
Что накрашены губы мои…
Чистый источник!
Тиё
Японская сказка о японской женщине
Только их крики слышны…
Белые цапли невидимы
Утром на свежем снегу.
Тиё
Кротость часто силу ломает.
Женщина захочет — сквозь скалу пройдёт.
Японские пословицы
Она не в Японии, в сущности, жила, а в университете. А университет — это мужчины. Что она знала о японских женщинах? С глянцевых картинок японских журналов, с открыток, с красочных календарей смотрели кроткими глазами ланей завёрнутые в яркий шёлк кимоно хрупкие красавицы. Но по улицам японских городов шли совсем другие женщины! Подхватив сильными руками тяжёлые сумки, пристегнув за спину малыша, они твёрдо, размашисто шагали в кроссовках, в брюках. Переноска тяжестей — дело женщины. В этом вопросе Япония была непоколебима. Городская толпа состояла из мужчин налегке и тяжело гружёных женщин. Молодые мужчины иногда брали на руки ребёнка, сумку никогда. Даже профессор западного стиля Кобаяси доверял таскать свои чемоданы супруге. Даже современно мыслящий ассистент Шимада использовал единственную в доме машину для своих поездок на работу, оставляя тяжёлые сумки жене. Даже представители просвещённого молодого поколения, студенты, галантно придерживали дверь, пока единственная девочка в группе, Митико, переносила наполненный керосином обогреватель. Русское сердце не выдерживало таких сцен.
— Почему Вы не поможете ей? — спрашивала она ребят.
Мальчишки недоумевали:
— А почему мы должны ей помогать?
— Но женщины слабее мужчин!
Парни удивлённо хлопали глазами, а случившийся поблизости Шимада, покрутив в недоумении головой, ухмылялся.
— Я понял, русские считают, что к женщине надо относиться, как к инвалиду.
Японским мужчинам мысль о женской слабости казалась дикой. Телевидение показывало популярную японскую певицу с твёрдым взглядом из-под низкой чёлки, с голосом мощным, хриплым. А в самурайском телесериале топила негодяев в офуре сильная красивая девушка. И в современных японских детективах убийцей часто бывала дама. Хрупкая, как статуэтка, невеста, мстя за своего жениха, ловко выхватывала из рукава кимоно нож, била резко, профессионально. Фильмы делали японские мужчины. Не сомневавшиеся в силе японских женщин.
Зухра пришла к ней в гости, принесла в подарок пиво. К несчастью, открывалки в доме не нашлось, и хозяйке пришлось ковырять пробку вилкой. Муж Зухры молча наблюдал, морщился брезгливо. Он даже великодушно предлагал обойтись без пива. Но помочь не пытался. И терпеливо ждал, пока она в конце концов сбила пробку о кромку умывальника и наполнила бокалы — разливать спиртное в Японии тоже дело женщины. И эту ценную японскую традицию полезно было бы перенести в Россию, чтобы муж без жены бутылки открыть не мог. Да не привьётся у нас такое, потому что руки у русских мужиков мастеровые. А вот у японских…
Это случилось во время коллективного пикника у моря. В ожидании парома студенты и сэнсэи зашли в маленькое кафе на берегу перекусить. Пожилой японец, родственник хозяйки, рассказывал, что был лесорубом в здешних местах, улыбался иностранке. Уходя, она пожала старику руку. Крик получился громкий. Все, кто был в кафе, переполошились. Старик тряс руку, дул на неё и быстро говорил что-то, показывая всем свою ладонь. А она оправдывалась смущённо, не понимая, как женщина могла так навредить руке хоть и бывшего, но всё же лесоруба. С этого дня она стала осторожнее пожимать руки японских мужчин — слабые, нежные, с тонкими пальчиками, отзывавшимися вяло, как шёлковые ленточки, ведь они держали только авторучку да тоненькие палочки для еды. Зато руки японских женщин можно было сжимать без опаски — даже у профессорских жён ладони были шершавые, крепкие — рабочие. Им приходилось стряпать, стирать, растить детей, сады, открывать бутылки, тяжести таскать… И на помощь мужей они рассчитывать не могли.
— А почему мы должны им помогать? — возмущался Хидэо. — Ведь женщины не работают! Это они должны о нас заботиться.
— Я всё делаю для мужа, — признавалась Намико, — готовлю, стираю, убираю… Я даже покупаю мужу костюмы и обувь — ему ведь некогда. Я знаю его размеры.
То ли японская лёгкая промышленность подчинялась некой идеальной системе стандартов, то ли японские тела, но купленные без примерки костюмы сидели на Хидэо вполне сносно. А сам Хидэо даже не знал, где находится универмаг Фуджисаки, в котором Намико одевает его.
— А почему я должен знать? — изумлялся он. — По магазинам ходит жена. Но вообще-то я могу всё сделать сам. Однажды, когда Намико заболела, я даже сам купил ужин — бутерброды. — Значит, он сам не мог нарезать бутерброд? — Это сложно, — вздыхал Хидэо, — там очень много компонентов!
В бутерброды от Сэвэн-илэвэн кроме сыра и ветчины добавляли ещё листок салата и майонез — очень сложно для профессора!
И Шимада неважно разбирался в проблемах питания.
— Что это? — спросила она однажды, встретив его в университетском магазине.
— Кажется, рыбные сосиски, — неуверенно ответил он, разглядывая пакет.
— Это вкусно?
Шимада пожал плечами.
— Но Вам это нравится? Вы это едите?
— Откуда мне знать, что я ем? — искренне удивился Шимада. — Я ем то, что жена кладёт мне на тарелку.
Еда, покупки — дело женщин. И отвечать на телефонные звонки в семейном доме — её дело. Даже если муж дома. Если он сидит рядом с аппаратом, он подвинется, давая ей возможность снять трубку — она видела такое в кино. В доме Шимады, Кумэды, Сато, Кобаяси трубку всегда снимала женщина. В вопросе об обязанностях жён все сэнсэи были едины — образованные, передовые мужчины. Но японские.
— Японские мужчины очень счастливы! — говорил китайский доктор Чен. — Жёны все делают для них!
— Иметь японскую жену — это счастье, особенно если вместе с ней у тебя есть американская зарплата, английский дом и китайская еда. Несчастье же составляют американская жена, китайская зарплата, японский дом и английская еда. — Намико рассказывала привезённый из Европы анекдот не ради смеха, а из профессиональной гордости, как знак всемирного признания достоинств японских жён.
— Наши женщины лучше мужчин, — улыбался пожилой токийский профессор Нагаи, посетивший однажды Хидэо. — И вот Вам доказательство: после войны, когда много японской молодёжи было отправлено в Америку учиться, мало кто из девушек вернулся, их разобрали замуж, а вот парни все приехали назад. Никому они не приглянулись.
Она тоже достоинства японских женщин признавала. Однажды она даже рассказала Шимаде сценку из старого японского фильма: прошлый век, зима, жена обнищавшего актёра сушит мокрые носки мужа на своей груди, потому что в доме нет дров. Простудившись, женщина умирает.
— Японские жёны славятся во всём мире, — говорила она, — они так преданы своим мужьям!
А Шимада хмыкал.
— Такие жёны в Японии давно перевелись! Конечно, в традиционном японском доме Вы и теперь увидите женскую преданность мужу, но семьи профессоров почти утратили наши традиции, переняли западный стиль…
Перенять то переняли, но на Ягияме, где жило много университетских, она каждое утро видела в приоткрытых дверях домов женщин, которые провожали уходящих на работу мужей. Жёны кланялись им, подавали пальто. Правда, Анна говорила, что делают они это только напоказ, а дома хозяйничают, как хотят, распоряжаются деньгами. И в любви инициатива чаще всего у них — они решительнее мужчин. Анна рассказывала, что раньше японский брачный контракт включал обязательство жены умереть позже мужа. Кажется, это не была шутка. Какие уж тут шутки, если японский мужчина без жены беспомощен, как младенец. И, останься он один, кто положит ему на тарелку незнамо что? Кто купит незнамо где костюм? Кто потащит его чемодан? Да он, бедняга, даже напиться не сможет с горя. Потому что некому будет открыть ему бутылку, рюмку налить!
Но сами женщины силу свою словно таили, соглашались подчиняться мужчинам, прятались в глубинах своих домов… С интересом вглядывалась она в женские фигурки, согнувшиеся в прощальном поклоне вслед уходящему мужу. В сущности, она немного знала о японских женщинах — так, анекдоты, сказки… Журавлиха обернулась девушкой, вышла замуж, родила детей и каждую ночь, когда семья засыпала, превращалась в птицу и, выщипывая пух из своих крыльев, делала одежду и одеяла. И семья жила хорошо. А когда женщина состарилась, то опять стала журавлихой и улетела. А муж посмотрел ей вслед и заметил неодобрительно, что крылья у неё совсем облезлые. Это была японская сказка. Японская сказка о японской женщине. Дамы провожали своих мужей до порога дома и останавливались. И не дерзали сделать ещё один шаг, выйти в мир…
Английский язык и литература
Через изгородь
Столько раз перепорхнули
Крылья бабочки.
Басё
— Японские женщины не работают? — восклицала американка Джейн. — Да сказки это! Это Вам так кажется, потому что Вы всё время среди профессоров крутитесь! Японские профессора — люди богатые, могут позволить себе роскошь жену дома держать. А простому смертному в Японии на одну зарплату нынче не прожить. Особенно с детьми.
Всё, что касается детей, Джейн знала теперь хорошо — она собиралась рожать. И, устав писать иероглифы, рисовала толстого ребенка с клеймом на попке "Сделано в Японии" — пригласительный билет на крестины. Один она вручила своей русской подруге. Они с Джейн часто встречались в Шимин-центре. Сюда приходилось забегать не ради курсов японского языка, давно заброшенных, а за советом, за помощью, необходимой, чтобы одолеть магазины, поликлиники, счета… Помочь управиться со всеми этими делами университетские мужчины не могли. Мужчины вообще мало что знали за пределами своих письменных столов. И она шла к женщинам в Шимин-центр.
У неё появилось там много подруг: жена профессора архитектуры Сумико, жена профессора права Мидори… Ей, иностранке, женщины позволяли называть себя по именам. И только к одной из них, самой старшей, она обращалась, как положено в Японии, по фамилии, Соно-сан. Женщины любили свой Шимин-центр. Они приходили на уроки оживлённые, нарядные, в золотых серёжках. А после занятий частенько отправлялись в ближний ресторанчик вместе пообедать, поболтать. Шимин-центр был их клубом, развлечением для них, домохозяек, которым надоело вечно ждать своих мужей в пустых домах, надоело хранить в шкафах свои университетские дипломы.
- Моя специальность? Английский язык и литература, — хором отвечали Намико, Сумико и красавица Мидори. И Соно-сан.
Без диплома по английскому языку невозможно было стать учительницей в Шимин-центре. И женой университетского сэнсэя — жёны Кобаяси, Шимады, Кумэды, Сато имели такой диплом.
— Почему я выбрала эту специальность? — Намико пожимала плечами. — Так принято. Большинство девушек нашего круга учились в университете именно на этом отделении.
Учились, чтобы стать домохозяйками.
— Замужней женщине в Японии не принято работать, — утверждали Намико, Сумико и красавица Мидори. И Соно-сан.
Только Джейн возражала:
— Да посмотрите же вокруг! Как много женщин среди продавцов, официантов, служащих компаний, банков…
- Да, в Японии многое теперь меняется, — вздыхала Намико. — Многие женщины, особенно молодые, хотят работать. Наша невестка Митиё не оставила работу после замужества, чтобы помочь мужу обеспечить их молодую семью.
Намико почему-то говорила только о молодых. Но она, да и другие жёны профессоров, трудились в Шимин-центре.
— Это другое, — отрицательно качала головой Намико, — мы работаем бесплатно. Это полезно для репутации наших мужей.
Вся женская активность в этой стране укладывалась в русло мужниных дел: диплом, удобный, чтобы выйти замуж, общественная работа, полезная мужу и ещё…
— Я много помогаю мужу — говорила Сумико, — привожу в порядок его бумаги. Практически я исполняю роль его секретаря.
— И я, когда у мужа много работы, сажусь за домашний компьютер, чтобы помочь ему, — признавалась Мидори.
— А я всегда в курсе забот Хидэо, — вторила им Намико, — в этом году ему достались неважные студенты — Ода ленится, у Танабу дела идут неважно. А для репутации Хидэо очень важно, чтобы он сделал хорошую диссертацию!
У Намико было много обязанностей в лаборатории мужа: она пекла пироги для общественных чаепитий, помогала принимать иностранных гостей… Всё для мужчины! Картина японской женской жизни получалась спокойной, стройной. Но в последнее время что-то дрогнуло в ней, накренилось…
Мидори немного подрабатывала в суде, в отделе разводов.
— Муж ворчал сначала, — улыбалась она, — отступление от традиций. Но я приношу зарплату, и он мирится. Жизнь так дорожает!
— Жизнь так дорожает! — жаловалась Сумико и осторожно предлагала частные уроки японского языка.
Уроки стоили дорого — пять тысяч йен в час.
— Я беру меньше! — скромно намекала Соно-сан.
Профессорские жёны подумывали о заработке. И только Намико отнекивалась:
— Работой я не интересуюсь. Всё равно в моём возрасте её не найти. Слишком много желающих преподавать английский язык.
А ей казалось, найти частные уроки английского здесь нетрудно. Ей постоянно предлагали учеников, однажды какая-то предприимчивая мамаша ухватила её прямо в автобусе и долго уговаривала давать уроки сыну, даже не поинтересовавшись, знает ли будущая учительница английский?
И Наташу остановил на улице директор школы в пригороде и упросил преподавать английский, которого Наташа не знала. Она заработка ради согласилась — выучивала один урок по учебнику и с этим шла в класс. А её журила.
— Зря отказались от хороших денег. Ну и что, что условия контракта запрещают заниматься посторонней работой? Можно было бы и рискнуть. Многие так делают.
— Иностранцам легче найти работу, потому что мы, японцы, считаем, что они лучше учат английскому, — Намико смущалась, словно считала неприличным говорить о таких вещах. Но обиды в её голосе не чувствовалось. А ведь обижаться стоило — бледнолицые отбирали работу у японок со специальностью "английский язык и литература". На что еще, кроме уроков, могли рассчитывать специалистки в области английского языка?
— Молодая девушка может получить место секретарши, — тихо говорила Соно-сан.
Она пыталась устроить дочь работать в университет. У девушки был диплом по специальности "английский язык и литература" — такой же, как у помощниц Кумэды и Такасими. И у секретарши сэнсэя Сато — нежной, как орхидея, Томоко. Деловой костюм ей не шёл. Тоненькая фигурка терялась под ним, исчезала. И толстая папка с бумагами, которую она всегда носила, казалась нелепой в её руках. Ей бы веер… Но Томоко не до веера. У неё много работы. И мало денег.
— Она получает всего сто тысяч йен в месяц! На это невозможно прожить! — хмыкала Митико. — Секретарши — почти волонтерки!
— В университет девушки охотно идут работать из-за хорошего окружения, — объясняла Соно-сан. — Там легче найти жениха. Университетский жених — это престижно. Конечно, он не обеспечит жену так, как фирмач, но семья будет жить достойно.
Поэтому девушки и соглашались работать за маленькую для Японии зарплату в тысячу долларов. А их с удовольствием брали, потому что секретарша могла существенно облегчить жизнь сэнсэев, заваленных в основном работой канцелярской, бумажной.
— Сэнсэй понимает, что девочка работает бесплатно, и чувствует себя обязанным в благодарность за её услуги помочь найти мужа, — рассказывала Соно-сан. — Долг сэнсэя — порекомендовать перспективного жениха, посоветовать, познакомить, поговорить с парнем…
Соно-сан очень хотела пристроить дочь секретаршей в университет. Но пока не могла.
— Секретарша должна быть красива, — весело подмигивал ей суперкомпьютерный Такасими. — В лабораторию, где хорошенькая секретарша, охотнее идут студенты.
Конечно, в университете, где женское личико редкость, привлечь молодых парней могли не только сэнсэй и его наука, но и красавица. Привлечённые красавицей студенты обеспечивали сэнсэю популярность и деньги, которые можно было потратить на новое оборудование, притягивающее новых студентов. Так раскручивалась спираль, выносящая сэнсэя на самый верх служебной иерархии. А в основе спирали скрывался изящный, как тростинка, специалист по английскому языку и литературе. Но красавицы приносили не только успех, но и проблемы.
— Они слишком быстро выходят замуж, — сетовал Такасими. — Я постоянно ищу новых секретарш! А, взяв их на работу, стараюсь баловать, чтобы они хоть сколько-нибудь продержались. Я вечно вожу им из Америки подарки. Только им, никому больше!
Такасими улыбался. Видно, трудные поиски красивых секретарш были ему не в тягость. А вот Кумэда, выдав замуж третью красавицу, отчаялся, взял секретаршей жену, правда, тоже красивую. Многие сэнсэи в последнее время делали так — это избавляло их от хлопот с поисками и пополняло семейный бюджет.
Красавицы выходили замуж и увольнялись, но места для дочери Соно-сан всё не находилось. Может, потому, что она походила на мать — маленькую, круглую? И одевалась, как мать, в нелепые короткие брюки и мешковатую кофту. А университетские секретарши блистали, как кинозвёзды. И не на сотню тысяч йен их зарплаты тянули эти наряды. Значит, раскошеливались отцы, посылая дочь в университет за женихом. А муж Соно-сан был всего лишь ассистентом профессора и обеспечить дочери подходящий гардероб, наверное, не мог. И девушка оставалась без работы. Дамы в Шимин-центре утешали Соно-сан: теперь кризис, с работой стало хуже, в особенности для женщин.
— Почти половина из тех женщин, что ищет работу, не может её найти, — сердилась Мидори, — у мужчин такой безработицы нет!
Единственная девушка
Над простором полей
Ничем к земле не привязан
Жаворонок звенит.
Басё
Скука на семинаре была смертная. Митико дремала, положив голову на скрещенные руки и вдруг встала, пошла к выходу. Хидэо проводил её взглядом из-под очков, но не сказал ничего. Парня он обязательно спросил бы — куда идешь? — да и не посмел бы парень вот так встать посреди семинара и уйти. А единственную девочку в своей лаборатории Хидэо баловал. Митико ушла. И надо было последовать её примеру, чтобы не уснуть. В студенческой комнате Митико готовила кофе. Она всегда хозяйничала в лаборатории, как у себя дома. И командовала парнями. А они охотно подчинялись ей.
— Скучно на семинаре, Митико?
— Скучно, — кивнула девушка.
Они переглянулись, рассмеялись — они отлично понимали друг друга. Митико тянулась к ней, словно искала опоры, словно училась, как жить женщине среди стольких мужчин.
— Почему ты, Митико, выбрала такое странное занятие для девушки — инженерный факультет?
Мальчишеская фигурка в тугих джинсах слегка шелохнулась под большим серым свитером, гладкая головка качнула длинным хвостом, глаза на скуластом лице блеснули.
— Я знала, что буду тут одна! — Митико улыбнулась.
Значит, девчонка рассчитывала, что, оставшись без конкуренток, сможет выбрать лучшего жениха. И в своих расчётах не ошиблась — за ней ходил красивый, высокий парень.
— Он — лучший студент на курсе! — ласково говорил Хидэо, гордясь выбором своей студентки.
Тайны из своего романа Митико не делала. Друг часто заходил за ней в лабораторию, а Митико иногда быстро обнимала его, не особенно заботясь о том, что их могут увидеть.
— Он твой жених, Митико?
Митико пожала плечами.
— В каникулы мы путешествовали вдвоем по северным префектурам. На его машине.
— А твои родители не возражали против вашего путешествия до свадьбы?
Митико не смутилась.
— Сейчас многие девушки делают так.
Действительно, многие. Её соседка по дому, с которой они болтали изредка, не скрывала, что снимает квартиру вместе с парнем, что познакомилась с ним в университете, теперь работает в одной компании. Они не были женаты.
— А зачем жениться? — удивлялась девушка. — Я прихожу с работы в девять, он в десять. Я как раз успеваю приготовить ужин. А если мы поженимся, мне придётся остаться дома. Что я буду делать целый день? К тому же без моей зарплаты мы станем жить хуже. Наверное, мы поженимся потом, когда решим завести детей.
Митико тоже собиралась выйти замуж за своего друга. Но попозже, когда закончит университет.
— А что ты будешь делать после замужества, Митико? Станешь домохозяйкой?
— Не обязательно, я ищу работу. Предложений пока немного, но на примете есть приличная фирма в Осаке, отдел маркетинга чего-то — не то машин, не то компьютеров. Платят там хорошо. Только вот получить это место будет нелегко, теперь всюду новых сотрудников берут плохо, особенно девушек.
Митико глянула на часы, нехотя поднялась.
— Мне пора на семинар.
Рассудительная Митико знала: тот, кто будет нанимать её на работу, обязательно спросит у сэнсэя, не лентяйка ли она? Она вернулась в скуку семинара вместе с Митико. Из солидарности. И Хидэо приветливо улыбнулся входящим женщинам.
Подрёмывая в полутёмной аудитории, она думала, что устремления японских женщин в сущности не изменились — на службу они отправлялись с мыслями о женихе — и дочка Соно-сан, и даже Митико. В центре женских интересов по-прежнему было замужество. Семья.
— Вы отсутствовали долго…
Не выдержал всё-таки Хидэо, упрекнул. А она решила развеять семинарскую скуку — пошутить:
— Да потому, что в университете ужасная дискриминация женщин.
Она намекала на то, что женщинам с четвёртого этажа приходится спускаться на первый — только там, в закутке под лестницей был устроен единственный на весь инженерный корпус маленький дамский туалет. Собственно, больше не требовалось — на всём факультете обитали всего пяток секретарш да единственная студентка, Митико. И ещё русская гостья. Она говорила о естественном, как японцы, не смущаясь. Только улыбалась. Но Хидэо принял обвинение в дискриминации всерьез.
— Да, да, мы не готовы принимать женщин на нашем факультете! Это надо изменить! А дискриминации у нас нет! На будущий год мы собираемся принять на первый курс не меньше трёх девушек!
Хидэо относился к проблеме женского равноправия очень серьёзно. И слова "дискриминация" не любил. Даже применительно к туалетам.
— В Японии нет дискриминации женщин! — горячо защищал он родную страну. — У нас есть женщины, которые занимают высокое положение в науке, в правительстве. В последние годы у нас всё меняется! Даже на нашем мужском инженерном факультете появилась первая девушка — Митико.
Хидэо часто хвастался тем, что единственная студентка на факультете учится в его группе. И очень гордился ею — первой отличницей на курсе. И немножко собой, таким современным.
— Девушек мало в университете даже на нашем экономическом факультете, — говорила Анна.
Они встретились вечером, чтобы вместе погулять. Анна рассказывала, что, приехав в Японию, обнаружила в экзаменационной ведомости возле девичьих фамилий иероглиф "женщина" и удивилась — зачем он? Возможно, предполагалось, что преподаватель станет относиться к девушкам снисходительнее? Сэнсэй, которому предназначался вопрос Анны, смутился. Намёк на дискриминацию задел его. Видно, не только Хидэо не любил это слово. Через месяц сэнсэй сообщил Анне, что её замечание рассматривалось на факультетском собрании. Решено было обсудить права женщин в университете на специальном заседании. Пригласили туда и Анну. Профессора поднимались на трибуну и серьёзно обсуждали, как быть с дамами, которые несколько дней в месяц не могут работать полноценно. И сходились во мнении, что, несмотря на этот недостаток, целесообразно при приёме на работу всё-таки отдать предпочтение им, отвергнув профессионально менее состоятельных мужчин, которые могут трудиться в полную силу весь месяц. Рассказывая об откровенных рассуждениях сэнсэев о физиологии, Анна, не привыкшая обсуждать такие темы на собраниях, смущалась. Но сэнсэев всё-таки хвалила — они честно старались сделать свою страну свободной от дискриминации. После долгого и всестороннего обсуждения собрание решило иероглиф "женщина" из экзаменационных ведомостей убрать. Председатель лично поблагодарил Анну за ценную инициативу и отметил, что дискриминация женщин в университете успешно преодолевается.
Вместо кимоно
Скрылись от господского меча…
О, как рады юные супруги
Лёгким платьем зимнее сменить.
Бусон
Как только беда миновала — принарядись.
Японская пословица
Только две русские женщины ходили в Шимин-центр, теряясь среди многолюдства китаянок, — Наташа и Галя.
— Тут была еще одна, да бросила, — сообщила Галя. — Муж у неё — японский журналист, а сама она странная какая-то, восторженная… И что японцы находят в таких?
Галя была уверена — японские мужчины имеют право выбирать самых лучших женщин.
— Если хотите с ней увидеться, идите в Дайе. Я часто встречаю её там. И других русских тоже.
Дайе был для иностранцев как клуб — там они не только делали покупки, но и знакомились, назначали встречи…
Среди чёрных голов в торговом зале Дайе, как щепочка в море, мелькнула светлая голова. Потом показался красный костюм, немыслимый для японки, и большие синие глаза, вспыхнувшие радостью.
— Вы русская? Я сразу поняла, что Вы русская! Я тоже из России. Я — Лена. — К детскому личику с пухлыми щеками лучше подходило имя Леночка. — Вы здесь недавно? — всплеснула руками Леночка. — Значит, ничего не знаете! Нет, сами Вы не разберётесь! В Японии невозможно разобраться без помощи! Я Вам помогу! Я многое тут знаю! Я целыми днями по городу хожу. Не сидеть же одной в четырех стенах! Времени у меня полно. Я не работаю. Леночка потащила её по улице вдоль ряда магазинов.
— Пойдемте! Я Bам всё покажу! Вот этот универмаг называется Ичи-йон-ичи, значит — сто сорок первый. Да, я умею читать. Немножко. И говорю по-японски. Вам будет хорошо со мной! — И Леночка счастливо рассмеялась. — Знаете, я здесь почти не говорю. Только слушаю да молчу. А меня все учат: муж, свекровь, сэнсэй японского и икэбаны…
Теперь учительницей становилась Леночка.
— Вот в этом магазине лучше всего покупать разовые палочки для гостей. А здесь недорого продаются веера. А вот, посмотрите, какой забавный глиняный колокольчик — толстый японец! И кимоно на животе распахнуто… Смешно, правда? И недорого, всего шестьсот йен. Я уже два таких купила. Вам не нужно? Как же, ведь колокольчики и веера — лучшие сувениры для друзей в России! — Леночка очень огорчилась и поспешила исправиться. — Я покажу Вам действительно полезную вещь. В этом магазине очень дешёвый сыр. Совсем маленький магазинчик, без меня Вы бы его ни за что не нашли! — Леночка рассмеялась радостно и принялась убеждать: — В Японии надо есть много сыра, потому что здесь совсем нет кальция. Я ем много сыра! Только в нём калорий многовато. Я поправилась. — Леночка говорила без тени огорчения, даже горделиво: — Муж хорошо меня кормит, даёт много денег. И в магазинах есть, что купить. — Леночка горячо нахваливала свою новую родину. — Здесь вообще здорово! Я первое время жила, как во сне. Поверить не могла, что в такой чудесной стране живу, по таким красивым улицам хожу, по таким шикарным магазинам! — Леночка радовалась, как ребёнок.
— А в этом кафэ очень красиво. И вид из окна прекрасный. Я иногда прихожу сюда, заказываю кофе, сижу и представляю, что я — героиня фильма. — И Леночка опять увлекала её по Ичибанчо. — Идёмте, я покажу Вам моё самое любимое место, самый шикарный магазин Мицукоши! Конечно, я ничего здесь не покупаю — дорого очень, иногда только в гастрономе в подвале французскую булочку беру, круассан. Их пекут прямо в кондитерском отделе, продают прямо из печи. А в парфюмерном отделе можно бесплатно подушиться французскими духами — там всегда несколько флаконов открытыми ставят на пробу. Я сюда за этим и хожу. Или в туалет. Здесь потрясающий туалет! Бесплатный, как всюду в Японии. Пойдемте! Никто ведь не станет спрашивать, за покупками мы пришли в Мицукоши или просто так…
Кафельная стена кабинки туалета была увешана рулонами, полочками, кармашками, и не очень просто было понять, зачем человеку такое множество сортов туалетной бумаги.
— А вот бумажной накладки на сиденье унитаза здесь нет! А ведь в Японии такие штучки бывают даже в туалетах попроще. Но здесь в Мицукоши это не нужно! Здесь используют высокие технологии!
Леночка зашла вместе с ней в кабинку, нажала красную кнопку на бачке унитаза. На сиденье натянулся полиэтиленовой рукав свежей пленки. Леночка торопилась рассказать обо всех своих маленьких открытиях. За два года своей японской жизни Леночка потеряла русское пренебрежение к мелочам и стыдливость по отношению к некоторым вещам естественным, обычную для русского, странную для японца.
— Я тут совсем как японка стала, — смутилась вдруг Леночка и вышла из кабинки.
Холл туалета был разделён ширмочками на отсеки. В каждом перед большим зеркалом стояло бархатное кресло.
— Здесь можно отдохнуть, привести себя в порядок…
Леночка уселась, достала косметичку…
— Японки красятся безбожно. Но как-то не так, как мы. Мы красим губы и глаза, ну и пудримся немножко, а они слегка подмажут губы, слегка — брови, глаза вообще не трогают, но лицо замазывают толстенным слоем, как штукатуркой, пока кожа не станет гладкой, как у куклы. Крем-пудру они потребляют тоннами! Может, у них проблемы с кожей? Понять невозможно, потому что на улицу они ненамазанными не выходят. Может, у них традиция такая? От гейш? Они ведь всё лицо белилами покрывали. А может, натуральное лицо японцы считают некрасивым? Мне вообще кажется, что японцам нравится только то, что соответствует правилам, а естественная красота их не устраивает. Я от мужа только и слышу: делай, как положено, одевайся, как принято! Мой красный костюм ему не нравится. И мои веснушки. По-моему, у меня миленькие веснушки! А для японцев это дефект. — Леночка грустно улыбнулась. — Муж говорит — закрась! Зачем выставлять напоказ свои проблемы? Свои проблемы тут показывать не принято. И своё тело. Здешние женщины не любят платья без рукавов. И колготки носят даже в жару, и юбки длинные. Но я одеваться, как они, не собираюсь, и штукатуриться не буду — кожа завянет.
В парфюмерном отделе Мицукоши Леночка остановилась возле большого телевизора.
— Видите, тут целая лаборатория. Прибор исследует Ваше лицо, показывает на экране телевизора кожу в увеличенном виде, определяет её тип. По этим данным консультант подбирает косметику, которая Вам идеально подходит. И Вы тут же можете её купить. Такие салоны есть почти во всех больших магазинах. Я в одном из них была. Просто так, из любопытства. Отдала десять тысяч йен за анализ, ещё столько же за косметику — итого двести долларов. Это я ещё дёшево отделалась, потому что взяла только крем и лосьон. А японки тратят на косметику огромные суммы, потому и выглядят так молодо. Они богатые, могут себе такое позволить! — Голос Леночки звенел. Она чувствовала себя почти японкой. Почти богатой. — Хотите попробовать? Я могу Вам помочь, перевести…
Часам к пяти Леночка устала, опустилась на скамейку на улице. В киоске напротив продавали нечто, похожее на блины. Проворный парень пёк их на раскалённом диске, разгоняя жидкое тесто инструментом, похожим на чертёжный треугольник. Потом сворачивал тонкий блин кулёчком и начинял его толстым слоем взбитых сливок с джемом.
— Ой, блины! Как у нас в России! — обрадовалась Леночка и бросилась угощать подругу.
Но еда была русской только с виду, а вкус имела японский — приторный и пресный. Она отговорила Леночку покупать второй блин.
— Ты и так пухленькая.
— Вы похожи чем-то на мою маму, — вдруг тихо сказала Леночка и заплакала. — Она умерла от сердечного приступа. Она золота много носила. На неё грабитель напал вечером, когда она шла с работы, мама испугалась… — Леночка достала красивый платок с хризантемами, вытерла слёзы, вздохнула, успокаиваясь. — А японки золота почти не носят, иногда только серёжки маленькие, иногда колечко. А на шее — вообще ничего.
Спрятав в сумку платок, Леночка заговорила веселее:
— Здесь на Ичибанчо так приятно! Я прихожу сюда почти каждый день, куда же ещё идти? И японцы приходят сюда не только за покупками, а просто так, погулять, поглазеть. Здесь — как демонстрация моделей. Давайте и мы посмотрим, что носят теперь японцы вместо кимоно!
Мимо них шла вереница незамысловатых футболок, сереньких свитерков… И только изредка, как забытый цветок на скошенном поле, вспыхивало в толпе нечто розоватое, голубоватое, зеленоватое… Да и то в самой тусклой своей разновидности. И опять колыхалось вокруг только серое, серое…
— Как в форме все, как армия, — вздохнула Леночка.
И правда, городская толпа походила на армию, хотя тут были разные рода войск. Стайки школьниц в белых матросках с серыми воротниками и в серых юбочках в складку, цепочка дошколят из детсада в жёлтеньких, цыплячьих курточках, с жёлтыми рюкзачками… Жёлтые круглые шляпки с задорно загнутыми полями съезжали на затылки, открывая чёлки. Группа пенсионеров в одинаково сером шла с клюшками играть в гольф. Другую такую же пожилую серую компанию загружали в экскурсионный автобус девушки в карамельно-розовой одежде туристической фирмы. Наверное, их яркость была не столько художественным изыском, сколько производственной необходимостью — вроде сигнального флажка, не дававшего экскурсантам потеряться в серой толпе.
Молодые парни шагали в кроссовках, джинсах, клетчатых рубахах. Шеренги мужчин шли в одинаковых тёмных костюмах с одинаковым синеватым отливом, словно их шили из одного куска ткани. И по одной выкройке. Конторы, магазины, банки требовали от своих клерков именно такой костюм. Лишь изредка попадались мужчины в светло-сером, должно быть, свободные художники: музыканты, адвокаты, театральные деятели. Или университетские сэнсэи. Им дозволялось больше вольностей. Хидэо даже надевал иногда коричневый костюм, Такасими бежевый.
— Для японца в одежде главное, чтобы было прилично. А прилично, значит подходяще к случаю, к сезону и стандарту, чтобы не выделяться, — говорила Леночка тоном умудрённой опытом жительницы Японских островов.
Обсудив строгости японской мужской униформы, они с Леночкой решили, что у здешних женщин вольностей не больше. В холода — серые брюки, серые куртки, тёмненькие пальтишки. Но и летом не веселее — чёрно-бело-серые футболки и джинсы у молодых, тусклые крапчатые платьица у тех, кто постарше. А ярких тканей, цветастых узоров не было в помине.
— Первое время меня в здешних магазинах одежды тоска брала, — признавалась Леночка. — Всё, как из лавки старьёвщика, серенькое, в меленькую крапинку, в тусклую клеточку… А теперь я привыкла, теперь я думаю, может, это и хорошо, что одежда не слепит глаза, что никто никого поразить не пытается. И ничего своей одеждой не пытается доказать — на всех всё скромное, как у всех. — Леночка вздохнула. — Но я всё равно яркое, нарядное люблю!
Проходивший мимо японец резко свернул шею, с нескрываемым интересом разглядывая золотистые Леночкины волосы, обтянутое красным костюмом не по-японски пышное тело.
— Здесь многие мужчины на меня заглядываются! — гордо улыбнулась Леночка. — И мой будущий муж заметил меня прямо на улице. Хотите, я расскажу, как мы с ним познакомились?
Японская жена
Пугают их, гонят с полей.
Вспорхнут воробьи и спрячутся
Под защитой чайных кустов.
Басё
После смерти матери Леночка осталась совсем одна. Отца она не помнила. Он бросил семью, когда дочь была совсем маленькой.
— Я долго плакала по маме, да ведь нельзя же плакать всю жизнь! — Леночка заглянула в лицо своей новой подруги, словно ища поддержки. — Правда, ведь нельзя?
Закончив институт культуры, Леночка не смогла найти работу в своём маленьком городке, но не расстроилась, а сдала мамину квартиру и уехала в Москву, чтобы брать уроки английского. Она надеясь, что язык поможет ей найти хорошую работу.
— Я шла в книжный магазин по Тверской, — рассказывала Леночка. — Мне нужны были словари. А навстречу — группа японцев, забавные такие, и одеты все, как на зимовку: куртки большущие, под них можно три свитера спрятать. И шапки странные, вроде шлемов, чтобы уши закрыть, и рукавицы огромные, до колен висят. Я потом узнала — они в рукавицы мешочки со специальным порошком кладут, который нагревается, если его сжать. А я шла без шапки — мороз был градусов пять, не больше. Японцы как увидели меня, остолбенели, а один из них спрашивает: "Неужели Вам не холодно?" — Крепкий такой парень, широкоплечий, на японца почти не похожий и по-русски хорошо говорит. Он сказал, что русский язык — его работа, что он — журналист, специалист по России. И попросил меня показать Москву.
Леночка улыбнулась, вспоминая.
— Недели через две он сделал мне предложение. Моя учительница сказала: "Зря ты английским занималась, надо было японский учить". — Леночка почему-то погрустнела. — Он и на свидания в этих ужасных рукавицах приходил, с мешочками. Для японца в одежде главное, чтобы удобно было. Я здесь видела летом, как шикарные дамы, садясь за руль дорогой машины, натягивают грубые трикотажные рукава, вроде нашего простого чулка, чтобы руки на руле не потели. И полотенце на шею вешают. Так удобно. А на красоту им наплевать! Вообще-то, они красоту тоже ценят. Но она у них на третьем месте после приличия и удобства. Ради удобства они и ботинки на размер больше покупают, чтобы снимать их, не расшнуровывая, не наклоняясь. Ведь им же приходится переобуваться по сто раз в день!
По улице шли мужчины, хлюпая ботинками, отстававшими от пятки. И молодые девушки и парни щеголяли в кроссовках, которые им велики.
— А для меня главное, чтобы обувь красивая была. — Передёрнула плечиками Леночка. — Я красивое люблю. И духи. Я к свадьбе себе французские духи купила, едва капнула, а муж стал морщиться: "Для нас, японцев, это слишком резко!" — Не любят они духи. Вы замечали, в Японии там, где много людей, ничем не пахнет, только чистотой. Насчёт чистоты — это они молодцы! Посмотрите, как они надраивают ботинки. Во всём городе не найти нечищеной обуви! — Леночка внимательно разглядывала толпу. Женщины любой национальности — как японцы, умеют видеть мелочи.
Леночка и Кеничи поженились в ту же зиму, в Москве. Зарегистрировались просто так, безо всякой свадьбы. Кеничи говорил, что его родители будут рады сэкономить на свадьбе.
— Тогда я думала, он шутит, а теперь… — Леночка почему-то загрустила. — Они такие экономные, эти японцы! Вы обращали внимание на их брюки? Японцы ведь маленькие. Им брюки почти всегда укорачивать приходится. Но лишнюю ткань они не обрезают, просто подворачивают. Когда я в первый раз эту складку на штанинах увидела, высоко, чуть не под коленом, решила — жена поленилась лишнее обрезать, сама соорудила, как могла. Потом поняла — японки за это не берутся. Да и редкая японка умеет шить, даже в таких пределах. А зачем? Брюки подгоняют прямо в магазинах, бесплатно. А не обрезают их, я думаю, на всякий случай, из экономии. Едва я сюда приехала, как меня муж со свекровью стали экономии учить…
Японская жизнь Леночки началась в Осаке. Там работал Кеничи, там жили его родители. Они отдали молодым второй этаж в своём доме, и счастливая Леночка принялась устраиваться в диковинной комнате с татами под строгим взглядом женщины в тёмном кимоно — свекрови. Леночка не понимала ни слова по-японски, а свекровь не знала по-русски, и они жили дружно. Но вскоре Леночка пошла на курсы японского языка и мало-помалу смысл сказанного стал для неё проясняться: свекровь её учила. Сначала Леночка отнеслась к этому спокойно. Всерьёз готовясь к роли японской жены, она прочла много книг о Японии и знала, что японские девушки мало помогают матери по хозяйству и замуж выходят неумехами. Научить невестку — обязанность свекрови.
— А обязанности здесь исполняют добросовестно! — вздыхала Леночка.
Свекровь учила Леночку всему: когда ложиться и когда вставать, что говорить, как одеваться, как кланяться… И как варить мисо-суп. Леночка возненавидела мисо-суп и однажды сказала мужу:
— Не хочу жить с родителями!
Молодой муж немедленно согласился снять отдельную квартиру. Свекровь пришла в ужас — неэкономно и глупо платить деньги за аренду жилья, когда есть бесплатный родительский дом! Но Кеничи стоял на своём — он Леночку очень любил. И снял для неё квартиру. Но на той же улице, где жили его родители. И мать Кеничи повадилась навещать молодых каждый день.
Муж уходил на работу рано, а Леночка, проводив его, устраивалась досыпать. И тут являлась свекровь. Будила, заставляла выслушивать наставления:
— Жена должна вставать в пять утра и включать пылесос и стиральную машину.
Леночка возражала:
— У меня не наберётся стирки на каждый день!
Свекровь обрывала её строго:
— Неважно! Муж тебя кормит, ты должна показывать ему, что работаешь.
— Показывать! — негодовала Леночка. — Я не работать должна, а показывать! Представляете, свекровь врывалась ко мне на кухню и без церемоний открывала холодильник. Вам понравится, если кто-то станет проверять Ваш холодильник? Она мне постоянно выговаривала: "У тебя в доме нет еды!" Но у меня всегда есть сыр! И молоко, и мясо. Но для свекрови еда — это тофу и мисо. Я ненавижу мисо! — Леночка чуть не плакала. — А Кеничи постоянно держал сторону матери и никогда мою! — возмущалась она. — Вскоре после свадьбы он перестал есть мой борщ и стал требовать мисо-суп. И рис с рыбой на завтрак. И всё повторял: "Ты должна слушаться мать!" — Мне кажется, он специально это сделал — снял квартиру на их улице.
А потом свекровь подарила Леночке фартук. Обычную вроде вещь, для домохозяйки необходимую. Но Леночка смотрела на фартук с ужасом. Желтовато-мышастый балахон, начинавшийся у самого горла, кончавшийся длинными рукавами с резинками на запястьях, походил не то на смирительную рубаху, не то на тюремный халат. Он грозил похоронить Леночкину красоту, а заодно её свободу. Леночка восприняла подарок как полное своё поражение. Но тут вышла удача — Кеничи перевели в другой город, на север.
Свекровь оказалась далеко, и Леночка воспрянула духом. Утром Кеничи уходил на службу, оставляя Леночку один на один с пустой квартирой и незнакомым городом. И Леночка принялась заполнять пустоту. Она нашла курсы японского языка, чайной церемонии, икэбаны…
— А как же иначе? Мы же в Японии живём! В такой замечательной стране! Надо же этим пользоваться! — Леночка быстро одолела программу Шимин-центра и принялась изучать китайские иероглифы — кянджи. — Это — более высокий уровень! — гордилась она. — Я и букеты составлять умею.
Леночка весело хвасталась своими успехами. Правда, Кеничи их не ценил. Заводя речь о муже, Леночка грустнела, словно он был единственной неприятностью в её японской жизни.
— Муж ругается, что я всё время рвусь из дома. Всё говорит — жена должна дома сидеть! Но всё-таки он меня любит! Скворца мне подарил. Говорящего, очень дорогого. Я с ним нянчусь, как с младенцем, — Леночка погрустнела опять. — Мне детей пора заводить, мне скоро тридцать… И Кеничи уговаривает меня. Газету местную принёс. Там была заметка о русской женщине, которая ждёт ребенка от японского мужа. Такое это у них событие, что аж газета пишет. Вот Кеничи мне и принёс показать. Вроде как пример. Или укор. Он очень хочет ребенка, а я сомневаюсь. — Леночка встала со скамейки, подошла к витрине детского магазина. — Посмотрите, у них детскую обувь только из синтетики шьют, из кожи дорого получается, японцы не купят, денег пожалеют. А обувать в пластмассу малышей им не жалко. Ну как, скажите, тут ребёнка растить?
Смеркалось. Леночка посмотрела на часы, сказала обречённо:
— Мне пора домой идти, мужу ужин готовить. Я собиралась борщ сварить…
— Свари ему мисо-суп, — посоветовала она. — Раз уж ты вышла замуж за японца. Да и что его варить-то, этот мисо-суп, невелика работа!
— Ну, вот ещё! Я даже запаха этой гадости не выношу! — упрямо тряхнула своей золотистой гривой Леночка. И задумалась. — А может, и правда устроить ему японский ужин? — Она свернула к какой-то забегаловке, чтобы купить сущи. Это была единственная японская еда, которую Леночка признавала. Но сущи — это же вроде бутерброда…
Спать хочется!
Утка прижалась к земле.
Платьем из крыльев прикрыла
Голые ноги свои…
Басё
Раннее вставание трём добродетелям равно.
Японская пословица
Коротко звякнул будильник. Намико привычно прихлопнула кнопку звонка, посмотрела на циферблат. Половина пятого. Хидэо спал на соседней кровати. Осторожно, чтобы не разбудить мужа, Намико встала, дрожа от холода, натянула халат, прошла в ванную, наскоро умылась ледяной водой. Горячую она включит потом, когда проснётся Хидэо, чтобы сэкономить газ. Намико привычно посмотрелась в зеркало, привычно ужаснулась — синеватая нечистая кожа обвисала на щеках, собиралась морщинками под глазами. Так и должно быть у старой женщины, которой скоро стукнет пятьдесят три, — успокоила себя Намико и вылила на ладонь лужицу жидкой пудры. Щедро намазав лицо, порадовалась — раньше с порошковой пудрой было куда труднее доводить лицо до гладкого тона. Зевая, она подвела карандашом брови. Руки её дрожали от холода и левая бровь съехала чуть вниз. Но Намико не заметила — лампочка над зеркалом горела тускло. Яркие лампы — дорогое удовольствие.
Намико старательно накрасила губы, причесалась и ещё раз внимательно оглядела себя в зеркале — всё нормально, можно идти на кухню — Намико спустилась на первый этаж. Здесь было совсем холодно. Но включать обогреватель она не стала, дожидаясь семи часов, когда проснётся Хидэо — так можно сэкономить керосин. А она не замёрзнет, ведь она все время в движении. Тем более, что сегодня придётся торопиться, она должна поехать к русской, помочь ей разобраться со счетами. Намико нравилось навещать русскую — это позволяло ей уйти из дома, от свекрови. И Хидэо одобрял такие встречи:
— Ты должна чаще общаться с иностранкой, жене профессора положено знать западные манеры и английский язык. Говори с ней…