КОМЕНДАНТ ЛАГЕРЯ

КОМЕНДАНТ ЛАГЕРЯ

Высшая власть в Штутгофе была сосредоточена в руках коменданта. Он управлял обоими основными отделениями лагеря: арестантами и охранниками. Охрану лагеря несли эсэсовские роты.

В начале 1943 года комендантом Штутгофа числился штандартфюрер СС Гоппе, — чин примерно равный пехотному майору. Гоппе был невысокий, чернобровый широкоплечий мужчина лет тридцати пяти от роду. Его правильное, но несколько грубоватое лицо украшали коротенькие черные усики. Ходил он всегда в высоких сапогах, в резиновом плаще, поступью этакого грубого бульдога.

Свой род комендант вел от лагерной знати: его тесть был комендантом Дахау. Благодаря связям тестя с главарями СС Гоппе увильнул от военной службы. Прежде он был лейтенантом авиации. За короткое время Гоппе сделал на службе в СС бешеную карьеру — стал комендантом концентрационного лагеря шутка ли!

Как все малообразованные и недалекие люди, достигшие высокого положения, комендант Гоппе больше всего заботился о поддержании собственного величия и авторитета. Не дай бог, если подумают, что он такой же человек, как и мы, грешные! Гоппе был о себе самого высокого мнения. Корону японского императора он, вероятно, посчитал бы для своей головы украшением совершенно естественным.

Жил Гоппе в великолепной вилле, расположенной в пределах лагеря. Заключенные построили ее на холме и оборудовали с такой роскошью, о которой может мечтать не каждый миллионер даже в мирное время.

Арестантки работавшие у него, например, няньки рассказывали, что дома Гоппе вел себя как вполне нормальный человек не только с домашними, но и с ними. Он был воплощением немецкого семьянина. Его жена, как это было принято в Пруссии, была типичная наседка. Она не имела никакого понятия о том, что происходило в лагере и поборником какого чудовищного режима являлся ее супруг. Фрау Гоппе томили какие-то неясные предчувствия, но говорить о них вслух она не смела.

Летом 1944 года госпожа комендантша в отсутствие мужа сунет, бывало, что-нибудь заключенному и тяжело вздохнет…

— Вы, — всхлипнет, бывало супруга Гоппе — скоро будете свободны, но что будет с нами, майн готт!..

Остальные слова она проглатывала вместе с навернувшимися слезами.

Особенным бандитом Гоппе все же не был. Среди узников он приобрел не самую скверную репутацию.

До Гоппе на посту коменданта Штутгофа подвизался некий Пауль. С лета 1944 года его поставили во главе другого лагеря — Новый Гаммер. По свидетельству старых заключенных, Пауль являл собой редкую помесь шакала и гиены. Он справедливо считался первым и непревзойденным палачом и садистом среди лагерных бандитов. С приездом Гоппе в лагере все изменилось к лучшему. Заключенные верили, что улучшение жизни — заслуга Гоппе, нового коменданта.

Гоппе с узниками редко соприкасался. Он имел с ними дело только в исключительных случаях. Гоппе считал ниже своего достоинства разговаривать с арестантами. Ругал он их тоже редко но порой выражался коротко и ясно.

— А ну-ка взгрей его так, чтобы вода у него в заднице закипела! — и все. И больше ни слова не прибавит. Несловоохотливый был человек.

В арестантских бараках комендант показывался редко. Он появлялся только в торжественных случаях, когда кого-нибудь по приказу Берлина публично вешали, назидательно пороли или авансом наказывали. Изредка Гоппе принимал торжественный парад заключенных, отправлявшихся на работу, и тогда тщательно следил за их лагерной выправкой — все ли похожи на двуногий самовар.

Время от времени Гоппе выходил из себя. Это случалось когда арестанты воровали среди бела дня у него на огороде помидоры и картофель.

Поймает, бывало, вора и гонит, как теленка в канцелярию. Сунет голову в окно и выругается:

— Эх, черт… Schesse… Никого нет!..

В канцелярии, видите ли, Гоппе не нашел никого, кому мог бы доверить наказание вора — любителя комендантской картошки. Нас, писарей, он считал совершенно негодными для этого. И гонял он свою жертву с места на место до тех пор, пока не подбирал подходящую кандидатуру экзекутора.

Однако сам он заключенных никогда не бил, словно и немцем не был. Узники, честно говоря, не очень его боялись.

Зато перед ним трепетали эсэсовские молодчики. Что такое для заключенного комендант? Немец, усеянный блестящими пуговицами. Не больше. А для эсэсовца он — полубог. Одно его слово, один росчерк пера — и такой герой вылетает из Штутгофа. Отыщет ли эсэсовский рыцарь в мире лучшее местечко чем лагерь? Вряд ли! А что, если записочка коменданта препроводит его прямо на фронт? Что уважающий себя эсэсовец станет делать на поле брани, кого он будет там избивать? Кого обворовывать? Чего доброго, и сам сыграет в ящик.

Комендант мало обращал внимания на заключенных, видно, потому что был всегда занят другими делами.

Концентрационный лагерь принадлежал эсэсовской организации. На вывеске, красовавшейся у дороги, четкими буквами было выведено — «Лагерь СС». Но существовала и другая организация сокращенно называвшаяся: DAW — Deutche Ausrustungs Werke — Германские оружейные мастерские. DAW находились под эгидой СС. Разница между ними состояла в том, что СС была государственная полицейская организация, а DAW — частная, хозяйственная. СС создавало и содержало концентрационные лагеря, а DAW — лагерные мастерские и фабрики. Работу выполняли пленники СС, истерзанные заключенные, а прибыли получала DAW.

Бизнес СС и DAW был поставлен на широкую ногу. В каждом концентрационном лагере Германии имелись мастерские DAW. Заключенных-рабочих было везде предостаточно.

Председателем DAW в Штутгофе был сам комендант Гоппе Вполне понятно, что у него хватало забот. И заботы эти были куда интереснее, чем заключенные. Но и это все.

Штутгоф располагал и собственными предприятиями. В лагере, например, функционировал обширный строительный отдел только в канцелярии которого работало 20–30 узников: инженеров, техников, чертежников. Сотрудников в отделе было много, но выполняли они малую толику работы.

Все важнейшие работы осуществляли другие фирмы, тоже находившиеся в руках членов СС. Договоры с ними заключал комендант лагеря.

Денежные расчеты по договорам были очень темным делом. Лагерь, например, уступал частной фирме СС право на прокладку дорог — в самом Штутгофе и в пределах его предприятий. Лагерь обеспечивал фирму необходимой рабочей силой — заключенными. За них фирма платила лагерю по полмарки или по марке в день. Прежде всего фирма подкупала капо рабочей команды. За соответствующую мзду он должен был выколотить из своих подопечных как можно больше прибыли. Капо, предвкушая вознаграждение, лез из кожи вон, выжимая из узников последние соки. Фирма поставляла для работы машины, лагерь за них платил причем платил не за эффект, не за фактически сделанную работу, а за срок пребывания. В 1943 году фирма приволокла в лагерь старые, пришедшие в негодность грейдеры. Наступили холода и работы на шоссе приостановились. Присланные машины остались в лагере. То дождь их мочил, то снег. А администрация Штутгофа добросовестно платила за все дни, пока грейдеры стояли в бездействии. Платила и тогда, когда от машин и следа не осталось. Заключенные давно растащили, разобрали их по частям, сбыли за пределами лагеря, выменяли на самогон.

Мимо кладбища машин, отживших свой век, постоянно проходил комендант. Он видел их чуть ли не каждый день и прекрасно понимал, что они в бездействии гибнут. Тем не менее Гоппе аккуратно платил фирме за пользование ими.

Грабеж казны в Штутгофе был организован мастерски. Как-никак грабили идейно вооруженные люди, заслуженные эсэсовцы. Не кто-нибудь — сливки.

Да, наш комендант имел основания не интересоваться заключенными.