1692 год

1692 год

Выходит 3-й том книги Шарля Перро «Параллели между древними и новыми». Академик не унимается, продолжая отстаивать свои взгляды.

Здесь следует заметить, что «Спор о древних и новых» менее всего носил академический характер. Он выходил далеко за пределы Академии: речь шла о путях развития современной литературы. Сторонники «древних» вовсе не отрицали того, что литература находится в движении и изменении, но были убеждены в том, что Античность есть некое идеальное первоначало и всякое движение вперед мыслимо лишь как постоянный возврат к нему, как его постоянное обновление. Вот почему Лафонтен говорил, что тот,

Кто к древним взор не хочет вознести,

Ища других путей, сбивается с пути.

«Новые» во главе с Перро, напротив, будущее литературы видели в разрыве с античной традицией. Поэтому они проявляли такой острый интерес к новым жанрам — бурлеску, роману, опере, и даже произведения писателей-классицистов ценили за их отличие от античных образцов, отмечая их новизну и оригинальность. Мольер, как считал Шарль Перро, создал комедию, Античности неизвестную, а басни Лафонтена представляют новый поэтический жанр, который не имеет образца у «древних». И даже народные сказки, к которым Шарль обратился сначала по просьбе детей, привлекли его внимание тем, что в Античности их не знали.

В диалоге четвертом, который составлял содержание 3-го тома «Параллелей между древними и новыми», аббат (который выражал точку зрения самого Перро) снова спорил с председателем (напомним, что в его уста Перро вложил точку зрения «древних») — теперь относительно поэзии — и опровергал его мнение о том, что «творения Гомера, Вергилия, Пиндара, Горация, Анакреона, Катулла являют собой столь совершенные образцы, что никто до сих пор не смог и никогда не сможет создать что-либо подобное».

«Я вовсе не хочу, чтобы вы присоединились к моему мнению из любезности, — говорил Перро устами аббата, — но я хотел бы, чтобы вы не бросались без оглядки поддерживать древних, как вы это делаете, только для того, чтобы не отстать от великих людей, о которых вы говорите. Неужели вы не знаете, что ученые, которых вы называете критиками, занялись литературой этого рода только потому, что оказались не способными ни на что другое».

И далее следовал такой обмен мнениями:

«Председатель: Что бы вы ни говорили, их свидетельства всегда будут иметь весьма большой вес. Сверх того, я утверждаю, что как бы ни был талантлив поэт нашего времени, его сочинения не могут достигать той степени красоты, которую мы видим в сочинениях древних. Причина очевидна. Не подлежит сомнению, что самое прекрасное в великой и благородной поэзии зиждется на мифологии и фантастических вымыслах, и столь же несомненно, что уже невозможно сравняться с древними в этом отношении, ибо все мифы, которые были новы в их времена, ныне избиты или, по крайней мере, утратили прелесть новизны…

Аббат: Чтобы ответить на это главное возражение, которое обычно выдвигается против новой поэзии, надобно для начала договориться о том, что такое поэзия, и, может быть, когда мы составим себе об этом верное понятие, мы найдем это возражение пустым и легковесным. Поэзия есть не что иное, как приятная живопись, которая представляет в слове все, что может породить воображение, придавая плоть, душу, чувство и жизнь вещам, которые их не имеют… Может быть, „Святому Михаилу“ и „Святому семейству“ Рафаэля следует отдать предпочтение перед картинами господина Лебрена, но я всегда буду утверждать, что господин Лебрен лучше овладел живописным искусством во всем его объеме, потому что с течением времени было открыто бессчетное множество секретов этого искусства, которых Рафаэль не знал».

Это была смелая критика. Не только Вергилия, Пиндара, самого Гомера Перро подвергает сомнению! Илиада, по мнению Перро, лишена художественного единства. Перро подчеркивает рыхлость ее композиции. У Гомера много ненужных подробностей, отступлений, замедляющих движение сюжета.

Перро обращает внимание и на особенность гомеровских эпитетов, которые, считает он, употребляются вне всякой связи с конкретными обстоятельствами, а порой и прямо противоречат им. Так Ахилл называется быстроногим и тогда, когда он, не двигаясь с места, сидит на своем корабле. А матери «гнуснейшего бандита» Ира дается эпитет «почтенная» — только потому, что этот эпитет удачно заканчивает стих. Но разве это путь для великого поэта? Гомер — это детство искусства, его несовершенная ступень.

Не только поэтическое искусство Гомера является объектом критики Перро. Его отталкивают и простота нравов, и нецивилизованность жизни, изображенные поэтом. Герои сами готовят себе пищу, дочь царя стирает белье. Одиссей ложится спать вместе со свиньями, дерется на кулаках с презренным бродягой, его ложе покрыто паутиной. Разве можно себе представить монарха, в чьем доме не было бы конюхов «и чьим детям приходилось самим выпрягать мулов из повозки»? Наибольшее возмущение Перро вызывает Ахилл, который позволяет себе царя царей называть пьянчугой и бесстыдником. Он не только неотесан и груб, но и жесток, несправедлив, презирает религию и попирает законы. А ведь он описан автором с симпатией!

Коробит Перро и низменность стиля Гомера, то, что он называет вещи своими именами и не боится анатомических подробностей. Ему не хватает благовоспитанности и хорошего вкуса, речь его героев груба, простонародна. «Так говорят не придворные, — замечает шевалье (еще одно действующее лицо „Параллелей между древними и новыми“), — так говорят наши крестьяне».

Римляне выше греков, ибо вступили на историческую сцену позднее, но и они не свободны от недостатков. Римские авторы нарушают не только правила благопристойности и хорошего вкуса, но и законы морали. Их сочинения опасно давать в руки молодым людям. Это касается даже Вергилия: «…все наши романы не знают более дурного примера, чем пребывание Энея и Дидоны в пещере, где они вынуждены укрыться от дождя».

Перро стремится не столько развенчать древних, сколько разрушить то представление о них, которое было присуще его веку. Он хочет показать, как далеки античные нравы, нормы и вкусы от современных и как не правы те, кто берет их как образец для подражания. Как мало походит то, что пишет о Гомере Перро, на то, что писал о нем автор «Поэтического искусства»:

В его творениях сокрыт бесценный клад:

Они для всех веков как бы родник услад.

………………………………………

Одушевление в его стихах живет,

И мы не сыщем в них назойливых длиннот.

Еще важнее другое. Античный мир воплощал для Буало и Расина некую высшую гармонию природы и культуры и служил идеальным зеркалом современной цивилизации. Перро же показывает, как велика пропасть, отделяющая древность от современности. Под сомнение взята сама возможность такой гармонии природы и культуры: или Античность с ее простотой, нецивилизованностью, грубостью, или современная цивилизация с ее вкусами, нормами, даже недостатками. Третьего не дано, утверждает Перро всем ходом своих размышлений. Иными словами, критика Перро обнаружила несовместимость классического идеала и современной жизни.

Третий том «Параллелей между древними и новыми» вызвал еще больший интерес у читателей и раскупался очень неплохо.

Буало ответил на труд Перро несколькими злыми эпиграммами:

Гомер, Платон, Вергилий, Цицерон…

Те, кто порочат их, себя позорят сами.

Так Адриан, Калигула, Нерон

Везде безумцами прослыли иль глупцами.

Вас в императоры пока не возвели,

Но вы в невежестве их даже превзошли.

И с той же яростью дерзнули нападать

На древних, что бессмертье обрели.

Так как же вас, Перро, изволите назвать?

* * *

Сказать вам, почему кумиры всех времен

Вергилий и Гомер, Платон и Цицерон

В писаньях ваших так глупы, Перро?

Да потому, что вы свершаете подлог,

Приписывая им свой низкий, пошлый слог,

И множит ваш портрет послушное перо.

* * *

По слухам, бог искусств, прекрасный Аполлон,

И сам могучий Зевс, кем был низвергнут Крон,

Хариты, музы, Вакх, Гефест, Афина, Гера —

Короче говоря, все детища Гомера

Разгневались на вас, Перро, без всякой меры

За то, что их отцу вы нанесли урон —

Страшитесь мести их! Ведь боги покарают

Ужасными ударами — титан

И тот под ними жалобно стенает.

Визе твердит, что вас Меркурий защищает,

Но не Меркурий то, а лишь «Меркур Галан»[3].

* * *

В 1692 году, а может быть, и немного раньше, Шарль задумывает новую книгу, которая должна была ударить по «древним» не слабее, чем «Параллели», — «Знаменитые люди Франции». Его цель — показать, что и в современной ему Франции могут жить люди, не уступающие своим гением героям Античности, — полководцы, законодатели, мыслители, деятели искусства.

Конечно же Шарль понимал, что написать такую книгу непросто. И дело не только в том, чтобы найти подходящих людей, но еще и в том, чтобы собрать о них материал. И не столько письменный, сколько устный: ведь многие из знаменитых людей Франции — его современники! Так начались его беседы в кулуарах Академии, переписка с друзьями и знакомыми, разговоры с соратниками и даже с противниками, ибо Шарль считал, что знаменитыми людьми Франции являются и Жан Расин, и принц Конде, и Пьер Корнель, и Жан де Лафонтен, и многие другие. Он был искренен в своих оценках современников, и спор о «древних» и «новых» не мешал ему в этом.

Шарль не знал, что одновременно с ним такую же книгу задумал Мишель Бегон, бывший интендант юстиции, полиции и финансов на Французских островах в Америке; страстный коллекционер, он собрал 300 портретов знаменитых людей, которые были выгравированы художниками Любэном, Эделинком, Симоно и Шюпеном.

Мишель Бегон лелеял надежду опубликовать все эти гравюры, сопроводив их подробными аннотациями. Однако работа интенданта в Морском управлении в Рошфоре отнимала у него много времени, и он пожаловался своему другу, главному королевскому управляющему в Каенне Вилермону, что его работа остановилась из-за отсутствия времени.

И тогда Вилермон сообщил Мишелю Бегону, что знает человека, который сможет написать толково и даже с изяществом аннотации к гравюрам. Это председатель Академии Франции Шарль Перро.

Так началось сотрудничество Шарля Перро с Мишелем Бегоном, которое продолжалось вплоть до 1700 года.

* * *

Сегодня трудно определить, к какому источнику восходит сюжет сказки Шарля Перро «Смешные желания», ибо он не оставил нам ее историю. Профессор Марк Сориано пришел к выводу, что скорее всего Перро заимствовал ее из современного ему устного народного творчества. Кроме того, он мог читать сказку «Три желания» или сказку «Рыбак и его жена», где происходят те же события, что и в его сказке «Смешные желания». Обе эти сказки не раз появлялись в печати под разными названиями. Например, в 24-й басне Мари де Франс, или в сказке «Три брата из Ко, которые танцевали с феями» Филиппа Алькриппа, или в похожей истории Николя де Труа.

Больше всего сказка Перро походит на 78-ю новеллу сборника Виньоля «Сто новелл». Она включает басню «Горшок с молоком» и сказку «Три желания». Так же, как у Перро, эта новелла предваряется басней «Смерть и дровосек».

У Виньоля, пишет М. Сориано, первое желание загадывает женщина, а у Перро — мужчина, но у обоих авторов именно женщины портят все дело и расточают желания попусту. В обоих рассказах встречаются некоторые слова, которые отнюдь не являются общеупотребительными. Похоже и поведение главных героев.

И все же не Филипп Виньоль повлиял на Перро. Дело в том, что его «Сборник новелл» еще не был издан в XVII веке. Более вероятно, считает Марк Сориано, что Перро нашел тему другим путем, а именно через басни Пэдра, Фаэрна или Лафонтена.

Но так или иначе, интересен сам факт, что с начала своего сказочного творчества Шарль Перро не выдумывал сказки подобно своим современникам и современницам, а клал в их основу народное творчество.

Первым свою сказку «Смешные желания» Шарль прочитал сыну Пьеру:

Жил некогда на свете дровосек, —

Невзгодами измучен тяжко.

Бывало, все твердит бедняжка:

«Довольно! Удалюсь в страну загробных рек!»

Всю жизнь его смущало убежденье,

Что небеса со дня его рожденья

Не внемлют, бог весть отчего,

Ничтожнейшим желаниям его…

Так начиналась сказка, в которой дровосеку являлся «царь небес» Зевес, «владыка горных сфер, зиждитель мирозданья», готовый исполнить три его любых первых желания. Ну а о том, как распорядился дровосек свалившимся на него счастьем, мы легко можем догадаться, ибо знаем другие сказки на ту же тему…

В окончательном варианте сказка Перро предварялась обращением к одной из его знакомых, имя который ныне сокрыто от нас:

Мадемуазель де Ла С…

Не будь вы барышней разумной,

Конечно, я бы скрыл от вас

Нелепый этот и неумный,

Совсем невежливый рассказ.

В нем действует колбаска кровяная…

«Что? Колбаса? Помилуйте, родная!

Ведь это ж пошлость! Это стыд!» —

Раздастся тотчас оклик грозный

Жеманницы, во всем серьезной,

Что об одной любви с восторгом говорит.

Но вы… Вам свойственно уменье

Живую силу слов беречь,

У вас наивность выраженья

Способна зримой сделать речь.

О чем тут спорить? Нам, поэтам.

Не важно «что», а важно «как», —

Окрасить слово новым цветом

Для нас ценнее прочих благ, —

Так вы одобрите, что накропал чудак;

Сказать по правде, он уверен в этом.

* * *

Чтобы лучше понять Перро-сказочника, мы должны понять истоки его внимания к фольклору. Отчасти мы уже говорили об этом. Оставшись вдовцом с дочерью четырех или пяти лет и тремя мальчиками, Шарль с особой силой должен был почувствовать свою отцовскую ответственность. В «Мемуарах» он писал: «Я думаю, что, проработав около двадцати лет и прожив пятьдесят, я мог заняться воспитанием своих детей».

Так же, как Перро, поступали в его время и другие. Воспитатель дофина (наследника престола) Боссюэ пишет книгу басен, и никто не заставит нас сомневаться в искренности его замысла. Привлечь и удержать внимание своего ученика — это, вероятно, его первейшая задача. Но известно, что эти басни с большим удовольствием читали взрослые.

Воспитатель маленького герцога Бургундского писатель Фенелон во время написания своих «Сказок», «Басен» и книги «Приключения Телемаха» думает о своем ученике, однако произведения его опять же интереснее взрослым.

И Лафонтен, составляя шесть первых книг «Басен», стремится угодить дофину — он ведь управляющий его делами! Но больше угождает взрослым!

Дело, возможно, в том, что дети — эти взрослые в миниатюре — еще не рассматривались в то время как особая категория читателей. Воспитатели отпрысков королевской крови смотрели на своих воспитанников снизу вверх и не видели в них обыкновенных детей.

И вот на этом фоне выделяется Шарль Перро, который свой взор обращает на народные сказки — они ведь издавна были интересны и взрослым, и детям. И сам старается писать сказки, которые были бы интересны и понятны даже маленьким. Он — один из первых писателей мира — поставил вопрос о детской литературе и решил его! Он нашел особый стиль, особую манеру разговора с маленьким читателем, избегая тонкостей рассуждений и оттенков слов, которыми ребенок никоим образом не может располагать. «Ребенку можно говорить все, что взрослому, — писал Перро, — только проще и интереснее».

У Фенелона, Боссюэ, Лафонтена, Расина мораль спрятана в тексте сказки или басни. Шарль, думая о своих детях, старается яснее донести до них главные поучения сказки и в конце каждой из них обязательно дописывает мораль.

А в 1692 году педагогический арсенал произведений Шарля Перро дополняется новым жанром — баснями. В лавке Барбена ему попала на глаза книга басен Фаерна, писателя итальянского Возрождения, жившего в XV веке. «Элегантность и простота его стиля, — писал Шарль Перро, — так мне понравились, что я не мог удержаться, чтобы не перевести пять или шесть басен и увидеть, можно ли придать им ту же грациозность, что и на латыни».

Однако эта работа оказалась очень трудной. Во всяком случае, из-за загруженности работой над «Словарем» (которая уже шла к концу) он не имел времени для переводов. И он прерывает эту работу, чтобы вернуться к ней через несколько лет.