1891 год

1891 год

4/16 сентября 1891. Среда.

В седьмом часу, утром вышел на станции в Оосака. Сверх всякого ожидания, встретили довольно многие, в числе их — врач Петр Сираи. По прибытии в церковный дом я объяснил, что ныне еду в южные Церкви, и в Оосака только мимоходом, чтобы попасть на самый первый отходящий в Нагасаки, или еще лучше прямо в Кагосима, пароход. Полезно было повидаться с о. Иоанном Оно, чтобы поговорить ему о Нагоя, Церковь которой, быть может, перейдет в его ведение. Телеграммой вызван был из Сайкёо Павел Морита, ныне направляемый для проповеди в Нагасаки; впрочем, он остался на день в Оосака, чтобы взглянуть на город и немного познакомиться с Церковью; со мной ныне ехать не было особой нужды, ибо сказали, что пароход, на котором я могу отправиться сегодня в Нагасаки простоит всего два часа, так что я не успел бы съездить на берег, чтобы представить Морита нашему консулу и прочее. Во втором часу отправился на пароход «Синаногава», стоявший в устье реки. О. Оно, Сирай с женой, еще язычницей, семья Ямамото (Сендагая) и прочие провожали и осматривали пароход, взобравшись на него чрез грузовое отверстие.

Из Кобе на пароход сел граф Ито, направлявшийся к себе в Ямагучи. Часов в восемь вечера пароход вышел из Кобе.

5/17 сентября 1891. Четверг.

В Митадзири граф Ито высадился. Здесь из воды торчали две мачты только что затопленного ураганом судна.

Закат был очень красив с судна, блистая вечерним освещением, при котором все кажется фантастически лучшим, чем на самом деле. Звонкие голоса мальчишек–разносчиков и вечерний городской говор и шум придавали особенное оживление сцене.

6/18 сентября 1891. Пятница.

Утром в Хаката также видели торчащую из воды мачту большой японской джонки, затопленной бывшим на днях ураганом. — Назвался на знакомство некто Исида из Кокура, служащий учителем в Нагасаки; дал ему свою карточку показать Павлу Морита и просил найти слушателей православного учения. В шестом часу вечера бросили якорь в Нагасаки: так как судно имело сняться в полночь, то я съездил на берег, чтобы побыть у нашего консула Григория Александровича де Воллан и попросить его сделать, что он может, для Морита — в смысле приобретения для него слушателей. Ураган и здесь дал себя знать: часовеньку, построенную для иконы, оставленной здесь Великим Князем Александром Михайловичем, нашел очень поврежденною, с выбитою дверью, попорченной киоткой и крышей. Видел построенный здесь же, при консульстве, нашим Морским министерством госпиталь, строющееся каменное консульство. Консул принял очень любезно, но для Морита, говорит, не может ничего сделать, ибо не знаком с японцами, которым бы мог рекомендовать слушание проповеди. Возвратясь на судно, слышал рассказ о страшном урагане и вреде от него в Кагосима (1–13 числа нового стиля сего месяца). Наверное, и наш молитвенный дом пострадал, значит — опять расходы на поправку.

7/ 19 сентября 1891. Суббота.

Мисуми — небольшой рейд между Нагасаки и Кагосима, на пароходе Сёнои–квайся «Синаногава».

По начатии уроков в школах 2–го японского сентября я имел отправиться по Церквам; но в нынешнем году была в это время такая нестерпимая жара, что на юг пускаться, где еще жарче, было бы не вовремя; верующим — не до проповедей и церковных дел, а лишь бы обмахиваться веерами. Кстати же и ураганы прошли и кончились за эти полмесяца. Итак, только 3 (15) сентября, во вторник, я выехал из Токио. Направлялся было морским путем до Кобе, но сбило с толку неверное объявление в «Japan Mail» о дне отхода почтового парохода. По приезде в Йокохаму, в сопутствии провожавшего доселе отца иеромонаха Сергия, пришлось переменить пароход, который следовало ждать до завтра, на чугунку, по которой можно было уехать чрез два часа, притом же по ней до Оосака только восемнадцать часов, а на пароходе было бы тридцать. Ехал во втором классе, в котором отныне, в видах экономии, всегда и нужно ездить при обзоре Церквей. Очень уж красивы были вечером поля, при солнечном освещении: тот же зеленый цвет, но какое разнообразие оттенков и какая чудная красота! Начиная с самого нежного зеленого до переходящего в синий или черный, — какое множество зеленых цветов и какие все прелестные! Хотел заговорить сидящим в вагоне, что мы — вот того неведомого Вам Бога проповедуем, который сотворил всю эту невыразимую красоту — да сердце не раскрылось для Слова — знать, бесполезно было бы. Ночью, часа в три, в вагоне умер один пассажир, да еще севший (в Нагоя) с больною женщиною, о которой должен был заботиться; пришлось, наоборот, женщине отчаянно звать и кликать его и лить на него воду; на станции унесли его из вагона в сопровождении бедной его спутницы.

7/19 сентября 1891. Суббота.

Утром чем свет пришли в Мисуми (вход на рейд до крайности узкий). Некто из Нобеока, член нынешнего Парламента, завел разговор, выслушал мои советы заняться вероучением, рассказ о том, как Святой Владимир просветил Россию и прочее, и прочее, — но все, по–видимому, таким людям как к стене горох. Вот капитан судна, по–видимому, усердный конгрегационалист; как времечко ему, сейчас идет говорить о вере. Из всех этих разговоров у меня горло осипло, еще не доезжая до места настоящей проповеди. Эх, беда, и речь–то нужно беречь!

8/20 сентября 1891. Воскресенье.

Кагосима.

До света стали на якорь в Кагосима. Телеграммы не дошло досюда, ибо телеграф испорчен ураганом, потому братья не встретили, только катихизатор Матфей Юкава, по догадке, вследствие записки Луки Орита из Токио, прибежал на пристань. Зашедши в гостиницу здесь же на пристани, мы дождались рассвета в разговорах о Церкви. В Церкви здесь, по его словам, 37 домов (по словам о. Такая, 24 — так они знают свою Церковь?), около 120 христиан; но половина домов перестали быть христианскими — по упадку веры; из другой половины тоже только половина показывается на богослужения; так по словам Юкава, но о. Такая представляет положение не столь мрачным, хотя тоже не краснописцем. Верно же то, что он сам опустившийся священник, а Юкава ослабевший катихизатор, — В седьмом часу утра пришедши с Матфеем в церковный дом, я к радости своей нашел его нисколько не пострадавшим от бывшего урагана, чему, вероятно, много способствовали подпорки, приставленные к дому со всех сторон: «Зачем это?» — спросил я. — «Затем, что во время ветра дом качается, как корабль на волнах». На втором этаже — Церковь, устроенная совсем по–церковному, но ужасно бедно: иконостас состоит из самой плохонькой дощатой перегородки, оклеенной снаружи плохонькими обоями. Из хороших, писанных масляными красками икон: Моление о Чаше — запрестольная большая икона, но с дрянной, гнилого дерева, рамой: икона Рождества Христова, праздничная здешней Церкви; икона Тайной Вечери — все писанное в Миссии. Хоругви когда–то выпросил бывший катихизатор Яков Нива, но плохо они украшают, низко повешены за клиросами и уже смотрящие старыми. Иконостасных Спасителя, и Божией Матери, и Архангелов — нет здесь; также на Царские врата нужны новые; но все это уж пусть будет тогда, когда перестроят Церковь, поставив ее на землю, иначе во время урагана погибнет с зданием все церковное снабжение. Облачения и все прочее церковное, что нужно для священнического богослужения, здесь есть. Просфоры до сих пор не делались, а служил о. Яков на частях купленной в лавке булки, разрезанной на пять кусков (так научил его о. Анатолий; мне впервой пришлось это слышать и видеть часть булки с вынутой частицей). Между тем просфоры всегда могли бы быть: сегодня жена о. Такая спекла просфоры в первый раз, и они вышли отличные по форме и весьма порядочные на вкус. — Внизу, в молитвенном доме, живет катихизатор Матфей Юкава с женой и сыном лет шести; достаточно места и для слушателей учения или собирающихся в Церковь христиан. Место под домом — церковное; документ на владение им — на имя о. Якова Такая — Когда пришел о. Яков, мы отправились с ним к нему: квартира очень приличная; в семье у него — сын Вениамин восемнадцати лет и две маленьких дочери. Прогулялись с о. Яковом по дороге за город, чтобы наедине поговорить; утро было прелестное; деревенские женщины несли в город на плечах продавать дрова, хворост и овощи; шли по направлению к загородному дому, где живет также расположенная к христианству одна из наложниц Симадзу Сабуро, уже пожилая; расположена же она служащим там в доме братом одного христианина, но о. Яков говорит, что к ним и для него доступа нет. Вернувшись в церковный дом, нашли собравшихся несколько христиан. С девяти часов началась обедня, отслуженная очень чинно; пение — в один голос, но весьма стройное; заправляет Мария Морита; поют человек десять. Проповедь я сказал о христианском усердии как самом необходимом для христиан, чтобы сохранить свое христианство. В Церкви было человек сорок. После службы заставлял детей прочесть молитвы, — никто ничего не прочел. Юкава говорит, что собирает детей, чтобы учить молитвам, но видно, что очень плохо делается это; священник же небрежен о том; сказал наставление родителям о важности воспитания детей в благочестии, для помощи в чем и Ангел Хранитель дан детям. Положили собраться сегодня вечером в шесть часов — отслужить вечерню и потом посоветоваться о церковных делах.

Участники Собора Японской Православной Церкви в Токио, 1897 г.

В первом ряду в центре — святитель Николай. Слева от него — архимандрит Сергий Страгородский, справа — архимандрит Андроник Никольский (впоследствии архиепископ Пермский и Соликамский, новомученик)

Фото в память посещения епископом Николаем прихода Хакодате в июле 1891 г. Святитель Николай сидит в центре на стуле. Слева от него — иеромонах Арсений Тимофеев

Священнослужители, собравшиеся в Токийской Миссии по случаю приезда в Японию священника Сергия Глебова (около 1890 г.). В центре первого ряда — святитель Николай. Справа от него — о. Сергий Глебов, сзади — регент Дмитрий Львовский

Храм при летней даче Японской Православной Церкви в Тоносава (Хаконэ), построенный около 1880 г. наличные средства иеромонаха Владимира Соколовского. Снесен в 1990 г.

Секретариат Миссии. Слева — Сергий Нумабэ, справа — Давид Фудзисава

Первый номер богословского журнала «Синкай» («Духовное море»), издававшегося Японской Православной Церковью с сентября 1893 г.

8–й номер журнала для домашнего чтения «Сэйкё Ева» («Православная беседа»), издававшегося Японской Православной Церковью с октября 1900 г.

Первый номер богословского журнала «Синкай» («Духовное море»), издававшегося Японской Православной Церковью с сентября 1893 г.

«Закон Божий» на китайском языке (автор — американский миссионер Мартин), изданный в 1877 г. с пометами для чтения по–японски. Пользовался в Японии широкой известностью

Памятная брошюра, выпущенная святителем Николаем в октябре 1905 г. для российских военнопленных, возвращавшихся на родину. В издании помещены фотографии японских священнослужителей, трудившихся для духовного утешения российских воинов

Участники Собора Японской Православной Церкви, проходившего в июле 1882 г.

2–й ряд (слева направо): Петр Сасагава, Павел Ниицума, Тимофей Хариу, Матфей Кагэта, иеромонах Владимир Соколовский, священник Митрофан Ян Цзи (первый китайский священник; убит во время боксерского восстания в Китае в 1900 г.), архимандрит Флавиан из Пекина, епископ Николай, архимандрит Анатолий Тихай, священник Павел Савабэ, священник Иаков Такая, священник Павел Сато, священник Тит Комацу, священник Петр Кано, диакон Димитрий Крыжановский. 3–й ряд (слева направо): чтец Евфимий Ли Юй из Китая, Павел Накаи. Крайний справа — регент Дмитрий Львовский. 4–й ряд. Крайний слева — регент Яков Тихай. Крайний справа — чтец Павел Ван Вэнь из Китая

Православный приход г. Осака, около 1895 г.

Сотрудники и воспитанники Токийского детского приюта. Крайняя слева — директор приюта Феодора Китагава.

Крайний справа — управляющий Петр Кацураги (около 1902 г.)

Икона Благовещения Пресвятой Богородицы,

написанная первой японской иконописицей Ириной (Рин) Ямасита

С двух часов мы вчетвером (о. Яков, Юкава, Лука Мацуура — молодой катихизатор, и я) отправились посещать дома христиан. Обошли 9 домов: служащих Церкви в качестве старшин, больного врача Николая, где в доме 11 человек христиан, и прочих. Христиане здешние небедны: все имеют свои дома и торгуют или портняжат и прочее. Вечером, и к семи–то часам, едва собрались настолько, чтобы можно было начать служение вечерни не в пустой Церкви. После службы я сказал поучение о службе Богу, в видах которой — распространился особенно о необходимости для всех христиан, где начинается Церковь, заботиться о распространении ее, что привело к речи о необходимости увеличить здесь число «фукёоин»; теперь, точно в насмешку, поставлены здесь фукёоин’ами два подростка: Вениамин, сын о. Якова, и Андрей, сын врача Николая, — оба лет по восемнадцать; только один Такума взрослый, да и тот перст об перст не ударил по своей должности. Положили к вечеру завтра приготовить избирательные листки с именами вновь рекомендуемых для сей должности. — Говорили еще о необходимости перестроить церковный дом, чтобы не упал он и не раздавил все в нем; нужно–де одноэтажный, а для того нужно увеличить участок и прочее, но ничем пока не решили. Иоанн Морита, отец бывшей в Женской школе Марии, приготовил было проект: «Мы, сложившись, составим 200 ен, а 300 дайте Вы»; но я обещал подписать от себя ен 15 — больше нисколько; Морита, видимо, обиделся; но довольно с него, что, будучи человеком состоятельным, воспитал дочь на церковный счет; бесцеремонности же пределов положить нельзя; притом все Церкви строят свои молитвенные дома на свой счет — было бы несправедливостью помочь только здесь; всем же помогать Миссия не в состоянии.

Здесь в Церкви истинное сокровище — подаренная нашим Наследником Цесаревичем икона Святителя Николая превосходной иконописи и великолепной отделки придворного мастера Хлебникова. Выставляется она в Церкви во время богослужений на столике; в прочее же время прячется из опасения, что могут украсть. Получена она о. Яковом на судне «Память Азова» после представления его Наследнику Цесаревичу в здании здешнего Губернского Правления (Кенчё); о. Якову велено было явиться на судно для получения иконы.

9/21 сентября 1891. Понедельник.

Кагосима.

Утром расспрашивал о. Якова и катихизаторов о Церкви и христианах, причем о. Яков являл такую апатичность и медленность, что пришлось сделать ему выговор; каждое слово, точно клещами, от него нужно было вытягивать. Матфей Юкава лучше его знает Церковь и христиан. Но существенный недостаток у Юкава — слабость христианину: «Если у тебя чёттомо ёодзи най, приходи вечером в шесть часов к вечерне и на братское собрание потом»; а между тем вчера — не только воскресенье, но и двунадесятый праздник — значит, христиане обязательно должны быть на богослужении и церковном собрании, не говоря уже о том, что Епископ ныне здесь и всего на три дня; и все учение Матфея — вот в таком роде — «если» да «пожалуйста» и прочее. О. Яков мало отличается от него в этом отношении. Говорил им, что Христово учение — «ей и аминь» — учение властное и определенное; его нужно преподавать как положительный закон, — не грубо, конечно, но со властию; и для человеческих душ именно это нужно: человек не станет колебаться мыслию, пойти ему в Церковь, или нет, а прямо пойдет; так и во всем прочем касательно Христова Закона.

День до вечера был занят посещением христиан, причем до полудня посещено девять домов, после полудня восемь, но в одном из них, в предместье Нисида, собрались христиане из четырех домов. К радости, я нашел, что совсем закоснелых христиан нет; не ходившие до сих пор в Церковь все обещались отныне ходить; две семьи, ушедшие в протестантство: Иоанна Накамура (жена Хеврония; точильщик сабель) и Павла Синовара (брата певца Луки Орита) возвращаются в православие; старик Петр Хонда, десять лет не ходивший в Церковь — по «окотари», как сам говорил, обещался исправиться. Только жаль, что младший брат катихизатора Фомы Танака, двадцати лет, ушел к протестантам; отец и мать их, значит, смотрят на христианство, должно быть, как на средство к прожитию; Фома–де мало получает в православии (хоть, однако, родителям посылается из Миссии помощь — 2 ены в месяц, и сын может давать ены 4), так пусть младший попытает протестантство: недавно отпустили в школу протестантов в Нагасаки; отец (Василий Томита) говорит, что он был против этого, но нельзя верить ему — старик, видимо, умный, сын не мог бы идти против его желания. — После полудня пришлось посещать больше бедняков; например, Павла Есида, жена которого забыла имя и свое, и детей; бедность неприглядная; муж работает в фотографии, старший сын — Кирилл, лет шестнадцати — режет гребешки (я заказал ему один для себя — ко времени, когда чрез два года опять буду здесь); хижина совсем покривилась. В Нисидамаци, в доме Иоакима Оноуе собралось много соседних христиан, между прочим, жена Якова Нива Вера с двумя детьми и мать ее; жаль смотреть на бедных; муж после побродяжничества у разных протестантов и сидения в тюрьме стал теперь католиком в Кобе и требует, чтобы жена тоже перешла к католикам; я убеждал ее крепко держаться православия и настойчиво убеждать мужа вернуться на путь их спасения, иначе погибнут все с бродягой Нива. Иоаким Оноуе обещался дать в своем доме место для молитвенных собраний по вечерам перед праздниками: катихизатор будет приходить учить детей молитвам, отправлять вечерню и говорить поучение. — В семь часов вечера, согласно вчерашнему условлению, молитвой открыто было женское собрание; участвовали 23 женщины; говорили: Вера Адаци (лет шестнадцати) житие святых мучениц Софии, Веры, Надежды, Любви, — Мария Морита о Рождестве Богородицы; первая плохо читала по книге, вторая бойко на память рассказала. Положили отныне делать собрания ежемесячно, троим приготовлять речи, двоим быть хозяйками — с малым расходом на угощение и так далее. — Потом мужчины выбирали фукёоин’ов, но ничего не вышло; определил завтра кончить.

10/22 сентября 1891. Вторник.

Кагосима.

Утром Матфей Юкава привел фотографа Савву, который при жене держал наложницу и прижил от нее дочь. К счастью, оказалось, что он наложницу отправил уже в Токио совсем, а дочь оставил у себя как бы дочь своей законной жены; пред женой извинился и прощен ею; других наложниц, вопреки слухам, не имел. Видимо, сам сокрушается о своем бедном житии бывшем и изъявляет, по–видимому, самое твердое решение никогда к нему не возвращаться; в Церковь обещался ходить и даже заботиться о распространении христианства. Он старший по времени и лучший фотограф в городе; имеет сына тринадцати лет, которого думает со временем даже пустить в заграничное образование. Привел Юкава и другого бывшего доселе блудного Моисея Кавасака, тридцати четырех лет; этот, по–видимому, с заснувшею совестью, и чудовищные вещи наговорил: «В Кагосима женщины дурных нравов, не блюдут целомудрие; так я, чтобы выбрать себе хорошую жену, испытываю их, после крещения уже трех переменил (крестился два года назад); теперешняя живет со мной четыре месяца, тоже собираюсь отпустить, не нравится», — «Да ведь это, если человек сто наберется в Кагосима вот таких, как ты, так вы, действительно, всех до единой в Кагосима женщин развратите, пробуя их, годится ль вам в жены!» И еще жалуется, что «женщины дурны здесь»… Возражений против этого не находится, но твердит свое, что жену хочет выбрать. Пришел и о. Яков убеждать его. Насилу согласился переменить поведение, оставить нынешнюю свою женщину женой у себя, но холодно и неискренно — едва ли исполнит обещание. После полдня посетили остальных христиан — домов 8, а также ученого Номура, содержащего китайскую школу (человек 30 мальчиков) и одного слушающего учение у католиков и православных вместе и прямо клонящегося на сторону православия.

Вечером с семи часов была проповедь для язычников в нашем церковном доме; собралось полно; говорил сначала о. Яков, потом я — первоначальную проповедь к язычникам. Но что за грубый народ здесь, особенно ученики: все время проповеди смеялись, находя для себя что–то смешное в языке моем; просто потому, должно быть, что язык иностранца, так как в понимании мысли — из доброй части слушателей видно было — не было никакого затруднения. Моя проповедь поэтому и продолжалась всего три четверти часа, а говорить собирался я часа полтора. Увы, начинает теряться добрая черта японцев, плода конфуцианства здесь, — вежливость и приличность! По окончании проповеди христиане избрали чрез тоохёо — закрытые бумажки — четырех человек в фукёоин’ы, что с прежними составит 8, а если и гиюу — четыре согласятся, то всех радетелей распространения веры будет здесь 12.

11/23 сентября 1891. Среда.

Кагосима и дальше.

Утром Матфей Юкава жаловался на христиан, что не доставляют ему сполна обещанных 2,51 сен ежемесячно, а о. Яков, бывший при сем, жаловался на Юкава, что христиане недовольны им и вчера еще, собравшись к нему, просили переменить его. «По какой причине?» — «Омоминга най»; больше никакой причины о. Яков не мог сказать ни от себя, ни от других; а это тоже самое, что я говорил Матфею: слово его слишком мягко и уклончиво — силы и руководства нет, что христианам не может нравиться. Еще о. Яков выговорил ему, что он иногда одному христианину нехорошо говорит о другом, что также никак не должно быть, ибо христиане составляют одно, и сказанное одному — непременно скоро будет известно всем; тогда христианин, о котором катихизатор дурно отозвался, естественно сделается врагом его, при малой воспитанности еще христианского чувства у всех наших христиан. Хорошо бы, конечно, заменить здесь Юкава более сильным, но такого в виду нет; и потому он оставлен здесь по–прежнему; за ним, по крайней мере, то преимущество, что он человек установившийся, поведения хорошего, — да и о Церкви заботится. Христиан–то он знает, видимо, лучше, чем о. Яков. Прямо видно, что главным недоброжелателем его здесь есть и будет Иоанн Морита (дочь которого Мария воспиталась в Миссийской школе); он, должно быть, и настаивал на перемене катихизатора; все время сегодня высматривал очень нехорошо, каким–то виновным, и все прятался за других, особенно старался укрыться, когда я, прощаясь, в Церкви благодарил Юкава за его труды. Даже жена Морита — одноглазая Марфа — напала на жену Матфея сегодня, что она–де безграмотная, не может руководитель другими женщинами, а должна как жена катихизатора. Горько плача, жаловалась мне на это бедная жена Юкава; сам же Морита, которому когда–то много льстил бывший катихизатор Яков Нива, везде поносит проповеди Юкава (по словам сего) «Нива–де говорил лучше». Другой недоброжелатель Матфея здесь Иоаким Оноуе, родственник жены Нива, когда–то прискакавший за Нива (бежавшим из Кагосима) даже в Токио, чтобы опять вернуть его в Кагосима; этот сердит на Юкава за то, что сей отобрал у него церковную икону Божией Матери в серебряной ризе, противозаконно подаренную Яковом Нива ему, — Замечательное отношение христиан к Миссии: Яков Нива обманно получал ежемесячно из Миссии 3 ены, будто бы за наем дома для проповеди в другой части города, между тем как этого никогда не делалось; по уходе Нива раскрылось, что он обманывал Миссию; но что же, христиане вознегодовали за сие на него? Ничуть, хвалят и до сих пор: «[?] — де, — практичный человек, тем обманом освобождал и христиан от некоторого расхода, ибо все же из этих трех ен перепадало кое–что и на церковные нужды, а Юкава–де дурак, не умеет так извернуться». Это рассказал сегодня о. Яков с отзывов христиан. Неудивительно, что Иоанн Морита надул губу, когда я наотрез отказал в 300 енах на перестройку церковного дома и рассказал при сем, как жертвуют на Церковь русские христиане и как, по сравнению с сим, еще мало развито здесь церковное чувство.

В одиннадцать часов, кончивши совещания по Церкви, сходили посмотреть общественный сад (коо–ен ци) только что разводящийся по склону горы за городом. Из него хороший вид на город, рейд и Сакура–дзима. — Сходил я попрощаться с больным врачом Николаем Адаци; благодать, видимо, наполняет его душу: прикован к постели, наполовину лишен языка, но что за радостное, чисто благодарное настроение! Снес ему маленькую в серебряной ризе икону Спасителя и Троицкий образок Иверской Божией Матери, — и как же он рад был! Дай, Боже, сохранить такое благодатное настроение до перехода в загробный мир! — В пятом часу отслужили краткий напутственный молебен; довольно много братьев и сестер собралось проводить, и проводили до пристани и потом целая большая лодка до парохода «Цикунго–гава». Вид с парохода на город не представляет особенной привлекательности: масса простых японских домов амфитеатром, замыкающихся ширмой однообразных гор; Сакура–дзима — лучший вид здесь, несколько напоминает Фудзисан. В седьмом часу вечера пароход снялся с якоря, чтобы следовать в Хососима, с остановкой в Абурацу. Из Хососима пароход идет прямо в Кобе, потому мы должны будем высадиться там, чтобы проследовать 5 ри до Нобеока сухим путем.

Общее впечатление от Церкви в Кагосима удовлетворительное: благодать Божия видна здесь; Бог хранит и пасет верующих. Христианских домов здесь 40, христиан 130; были и есть охладевшие; однако же, ни один не вернулся в язычество, даже не ушел никто (кроме брата Фомы Танака) в инославие; ослабевшие все благодушно приняли наставление и обещались ходить в Церковь. Но священник и катихизаторы здесь — недостаточные, — слабы, вялы, безвластны от себя; однако и заменить их некем. Господь да поможет им и возбудит их к потребной деятельности!

Это время для посещения Кагосима довольно удобное, только жарко еще очень, недели две спустя было бы еще лучше.

Жил в Кагосима в трехэтажном домике (Камакура–рой) с очень приветливыми хозяевами–язычниками.

Обещался быть в Кагосима чрез два года, что да поможет Бог исполнить!

Публичную проповедь здесь можно держать не иначе, как пуская слушателей по билетам, и с исключением детей, учеников и всех подростков, которые держат себя здесь нестерпимо грубо, мешая слушать и говорить.

12/24 сентября 1891. Четверг.

На пути из Кагосима в Нобеока.

Тихая погода делает путешествие на Цукугогава очень приятным. В семь часов утра пароход остановился на полчаса в Абурацу взять груз. Абурацу — небольшой город на взморье, закрытом горами, которые здесь иные вверху обрублены каймою высоких скал, вообще же почти до вершин обработаны для возделки полевых и огородных произведений. Выходящие в море рыбачьи лодки все несут огромные мороты шарообразной формы для ловли мелкой рыбы.

С о. Такая составили список всех христиан, принадлежащих к Кагосимской Церкви, оказалось всех 160, из которых 138 в городе, 21 на островах и в окрестностях города.

В Хососима прибыли во втором часу; это небольшой город, береговая линия домов которого построена на каменных стенках. Не останавливаясь, взяли тележки до Нобеока: за 2 ены 20 сен за 5 1/2 ри, за три тележки, из коих везли двое; одна была под чемоданами, из коих мой — нелепо тяжел, вперед наука не брать книг и прочего, без чего можно обойтись. Нельзя, однако, не отметить, что хотя в Хососима мы пробыли на постоялине всего минут десять, но и тут подросток, брат хозяина, обнаружил отличное знание действий миссионеров всех исповеданий на всем острове Киусиу; был в гимназии в Миязаки и там присмотрелся к иностранным миссионерам и прислушался к христианским толкам: так теперь везде распространен интерес к христианству! Нет места, где бы не знали и не говорили о нем!

Под вечер прибыли в Нобеока; мили за 1 1/2 встретил Моисей Ходака, при въезде в город — все христиане и христианки с катихизатором Петром Синовара. Целодневный дождь сделал дорогу до того грязною, что невозможно было выйти из тележки и идти с христианами до молитвенного дома; мы с о. Яковом поехали, а они не могли поспеть за нами, и потому, приехав в дом, мы должны были несколько минут ждать в пустом доме. Когда собрались, о. Яков отслужил вечерню; пели человек пять и плохо — женщины разнили; потом я сказал поучение на слова «Мир вам» — вяло, ибо усталость от пути брала свое. Собрались в другой комнате и несколько язычников; им сказано, что для них будет проповедь завтра вечером с шести часов.

Церковь здесь состоит из четырех домов; христиан 15, с детьми; в доме Ходака 10 человек. Ходака были когда–то Кароо; дом большой с садом и огородом; в доме живет катихизатор, платя, однако, по 1 ене в месяц, ибо обеднел дом. Христиане, по–видимому, хорошие, тем более что один Ходака (Павел) служит катихизатором. Жаль только, что жена Моисея Ходака убежала от него; по его словам, он ни в чем не виноват тут, а смутила–де жену ее мать, бросившая христианство и опять ушедшая в язычество; дорогой дальше мы увидим и жену и узнаем, она ли подлинно виновата; что–то странно, что мать, прикинувши уже пятую дочь мужу, убежала от него без всякой вины с его стороны. Другой дом здесь Алексея Найто, учителя, родственника той Найто — с пятнами на лице, которая была в нашей Женской школе; Найто тоже родственник и Ходака.

На ночь отправили меня за 7 чё в постоялин, и преплохой, со множеством беспокоющих несекомых, не давших выспаться.

13/25 сентября 1891. Пятница.

Нобеока.

Утром, с семи часов, о. Яков крестил некую Хаба, нареченную во святом крещении Мариею; она двадцати четырех лет, из Окаяма, куда и вернется скоро. Она была два раза замужем — один муж помер, другой бросил ее, заведши сюда; учение знает еще плохо, но очень просила крещения, говоря, что в Окаяма ее родители не дадут ей креститься, а вернувшись крещенная, она постоит за свою веру. После крещения сказано было краткое поучение ей и бывшим на богослужении.

Разболелась голова, что очень неудобно, когда нужно поучать. — Написал поздравительное с Ангелом письмо жене и дочери Посланника Вере Федоровне и Вере Димитриевне Шевич. — Дождь рубит без перерыва; за полдень; есть хочется, а за едой нужно тащиться на постоялин; церемонятся ли эти Ходака предложить, мол, сомацу, или очень бедны, не разберешь.

С двух часов посетили христиан — всего три дома: Озаки — бедный портной, Ито — такой же бедный учитель; у обоих жены язычницы, значит, и сами плохие христиане; Найто, за рекой от Ходака, — жена тоже язычница, и в доме иконы нет, хотя один из самых первых христиан — тоже, значит, очень плох по вере. Побыл еще я у Мияке, здешнего богача и члена Парламента, с которым познакомился на судне — дома не застал.

Моисей Ходака показался мне таким расторопным, и такой он говорун, что мне пришло на мысль сделать его помощником (ходзё) по проповеди очень еще не опытному здешнему катихизатору, с платой 3 ены в месяц, сроком на конец шестого месяца, то есть до Собора будущего года, с тем, однако, чтобы из Нобеока не отлучался, хотя здесь может иметь другую службу. Согласился и, по–видимому, с радостию; о. Яков и катихизатор Синовара также очень довольны сим.

Вечером, с шести часов, должна была начаться проповедь для язычников, но началась с двадцати минут восьмого; едва собралось человек 25; говорил сначала о. Яков пятьдесят минут, потом я столько же. О. Яков большой мастер говорить, только после нельзя сказать, о чем он, собственно, говорил; и потому я посоветовал ему вперед объяснять тему своей проповеди и, переходя от предмета к предмету, объявлять: «Теперь о том–то». Слушали проповедь прилично, но к концу, видимо, устали; всего лучше говорить сначала вечера, пока у всех внимание свежо.

Церковь в Нобеока началась так: года четыре назад Моисей Ходака, будучи в Кагосима, стал спорить с Яковом Нива о вере и был им переспорен и убежден; вернувшись в Нобеока, он сначала возбудил негодование: «мол, в чистую местность, откуда началась Япония, забирается нечистое учение», но мало–помалу родные стали убеждаться. Призван был Яков Нива и сказал здесь проповедей семь, возбудив внимание многих; к сожалению, некому было продолжить, и почти все, начавшие слушать православие, были уловлены потом епископалами. Потом был здесь катихизатор Фома Танака, но странно вел себя — на сумасшедшего похож; потом — Павел Танака, Иоанн Мабуци; ныне Петр Синовара, — все юные и малоопытные, оттого до сих пор так мала здесь Церковь. Впрочем, не больше она и у протестантов: там разом крещены были многие, но больше крестившиеся думали о заведении сношений с англичанами и о морских выгодах, и потому ныне уже успели рассеяться. У католиков, кажется, всего один здесь.

Местность Такацихо, в 15 ри от Нобеока, весьма замечательна; там «такамано хара», «уки хаси», на который сошли Изанаги и Изанами, — два выдающиеся над рекой с обоих берегов красные камня, «ивато», где скрывалась оскорбленная Аматерасу, — пещера, в которую можно спуститься только по веревке, и в которой, говорят, есть большое озеро; словом, это местность, с которой начинается японская история. — Ри в 5 от Нобеока есть «они–но ме», светящаяся в темном месте в скале горы; лучше всего видно издали, особенно с моря, и в темную ночь, — что сие?

14/26 сентября 1891. Суббота.

На пути из Нобеока в Миязаки.

Расстояние 23 ри. О. Яков один ездит за 1 1/2 ены, теперь отдали 6 ен 20 сен, да после на чай 50 сен, ибо у меня двое везут, да под чемоданами тележка, да дождь рубил с утра. Отправились в половине седьмого утра из Нобеока, прибыли в Миязаки в двадцать минут двенадцатого ночи. Остановились в первой попавшейся гостинице, чтобы не беспокоить спящих в церковном доме. Дорогой проезжали города: Мимицу, где домов 1000 — дома почти все с мезонинами японской архитектуры; город — у большой реки и тянется по берегу моря; Цуномаци, где в два часа обедали, Таканабе, где, о. Яков говорит, есть протестанты. Множество селений по дороге. Много гор совсем каменных; камень базальтового строения окаймляет дорогу во многих местах.

15/27 сентября 1891. Воскресенье.

Миязаки.

В восьмом часу пришел здешний катихизатор Игнатий Като, и в восемь отправились в церковный дом, расплатившись в гостинице, ибо Като сказал, что место приготовлено там. Пред домом стояли, выстроившись в ряд, все христиане с цветками в руках, в том числе серьезные чиновники; входная дверь украшена отличною зеленою аркою, а над дверью — верх безобразия! Мой портрет, да еще обрамленный соломенной веревочкой, по–синтуистски. Церковный дом очень хороший, молитвенная комната убрана прилично, и все чисто и в порядке; только увидел я, что две иконы в молитвенный дом посылать не нужно; здесь посланные из Миссии иконы Спасителя и Божией Матери (что из Новодевичьего монастыря) в приличных киотах, но первая устроена на стене против престола, пред нею лампадка, вторая висит сбоку в нише токо, действительно, если поставить ее рядом с иконой Спасителя, то лампада где? Неудобно, оттого другая икона совсем лишняя.

Познакомился с христианами; спросил у детей молитвы: мальчик Давид хорошо прочитал, дал ему Троицкий образок, девочка — худо, дал медный образок. В девять часов началась обедница; пели человек шесть и в один голос очень порядочно, почти нисколько не разнили. Проповедь была на слова «Радуйтесь о Господе», что избежали мрака, узнали Отца Небесного, сделались братьями ангелов, приобрели мир с Богом, людьми и собою, но храните эту радость усердным служением Богу (о нессин) и так далее. После обедницы и проповеди так беседовал с братьями, между прочим, убеждая воспитывать детей для Неба, в чем родителям помогают Ангелы— Хранители детей, женщин убеждая, кроме того, завести фудзин симбокквай.

Обед ухитрились устроить иностранный и, разумеется, пришлось остаться голодным: мясо — тверже подошвы, суп из рыбы — горький–прегорький — должно «бата» купили.

В два часа отправились посетить братьев, всего 8 домов, в девять были в доме чиновника, еще язычника, Абе, приемыша покойника Иосифа Абе и Нины. У пяти чиновников жены и дети все еще язычники, только сами чиновники христиане, по одному в доме; что за причина сего? О. Яков говорит, что церковное расстройство от дурного поведения бывшего катихизатора Яманоуци, позадолжавшего всем христианам для заведения поля с тутовицей, будто бы в церковных интересах, и оказавшегося недобросовестным; тогда–де этим там смущены были все, что вот жены всех чиновников перестали слушать учение, а в Дзёонга— Саки домов 5 уже христианских отпали от христианства. Но, конечно, и холодность к вере чиновников–мужей причина невнесения христианства в их семьи. Чиновник Феодор, что из Оби, сегодня явил еще замечательный признак своей холодности; когда мы были у него, между прочим, говорит: «И в видах экономии полезно христианство: в прошлом году умер у меня отец, так нужно было хоронить по всем обрядам буддизма, что обходится дорого»… И тени печали или даже мысли нет о том, что отец остался навеки во тьме и сени смертной, а о том горюет, что по–язычески дорого было хоронить. Обещались ныне все чиновники, что их жены будут слушать учение; Абе с женой также обещались слушать. У Петра Нои отец–старик не помешал сыну с семейством сделаться христианами, а сам и слышать не хочет о вере! Толковал–толковал я ему о необходимости слушать учение, — говорит: «Ничего не слышал», и говорит это на вопрос данный вдали от него и негромким голосом; значит, хитрит старый на свою голову!

С семи часов была назначена, с половины восьмого началась проповедь для язычников; на этот раз говорил я первый, чтобы говорить неусталой аудитории; слушали очень внимательно; кто–то один нелепо кричал что–то, упоминая мое имя, наруже; но это почти не мешало говорить и слушать. Тема была: о необходимости для человека веры, о том, что такое истинная вера, и изложены догматы сначала до грехопадения; проповедь продолжалась час слишком. После меня говорил о. Яков; аудитория наполовину сократилась, но оставшиеся также слушали внимательно, а он говорил отлично.

Несколько чиновников и их жен опоздали к моей проповеди; так Игнатий просил сказать еще для них кое–что; сделано и это; в одиннадцать часов кончено слово, и слушатели и христиане разошлись.

Жарко и Миязаки в это время так, как в Токио бывает среди лета, и комаров бездна; здесь даже жарче, чем в Кагосима.

Город лежит среди равнины, и общий вид отчасти напоминает Саппоро, также много зелени и групп больших деревьев.

16/23 сентября 1891. Понедельник.

Минзаки и Дзёогасаки.

Утром, с семи часов, было крещение двоих — племянника чиновника Георгия Мори, ученика Николая Накано, и младенца, сына Петра Нои.

После — часов в десять, поехали в Дзёогасаки посетить христиан, но увы! Пришел один только фонарщик Яков Секия (наученный христианству Петром Сираи, который сам потом ушел из Церкви, повторение истории Иуды, который тоже, вероятно, многих научил до измены); прочие 6 домов, 14 человек, совсем отпали от христианства, а здешнему катихизатору и горя мало! Жалуются на Яманоуци, он–де расстроил — благо есть на кого свалить, а своей беспечности не сознают ни о. Яков, ни Игнатий Като. Зашли мы в дом Симеона Кисима: в правом углу буддийская божница с свежею зеленью, в левом синтуистская веревка, а икона Спасителя стоит на полу, на токо: так язычество победило Христа в доме! Больно было смотреть. Пришел, наконец, и хозяин, и, кажется, у него не совсем исторгнуто христианство из сердца, дрожа явился, между тем, как если бы совсем все потерял, стоило сказать ему, обращаясь к нам: «Идите, я не знаю вас»; вечером обещался прийти в церковный дом; жена его, как тигрица, держа одною рукою ребенка у груди, другою размахивая ковшом, ходила по дому и около; прочем, когда мы стали уходить, осклабилась и она: «А чаю?!» — говорит, видя, что совсем уходим; таков заветный обычай — угощать чаем, и такова японская вежливость, что даже сварливая язычница не решается нарушить их. Из соседнего дома все до единого ушли до нашего прихода, догадавшись, что мы зайдем и к сим верным; о прочих в деревне сказали, что их тоже никого нет дома. Так мы и вернулись ни с чем. Дал я наставление Игнатию непременно завести проповедь в Дзёогасаки, тем более, что и деревня–то совсем близко, только через длинный мост, каждый день может ходить на проповедь; место для проповеди должно быть найдено в той местности, где охладевшие христиане, но не обращаться к ним настойчиво, а открыть проповедь вообще для язычников; кстати, пригласить и их слушать; авось–либо оживут. Самое лучшее бы нанять дом Симеона Кисима на часы проповеди: дом большой, удобный; Симеон тогда, наверное, оживился бы; быть может и жена — хоть из–за выгоды смягчится.

Вечером сегодня предположено было женское собрание для утверждения правил и избрания «говорил» на следующее собрание. Хотели собраться к семи — собрание открылось в десять минут девятого: самый досадный недостаток японцев — недержание слова и недорожение временем. Продиктованы были мною правила, какие приняты в других Церквах, и приняты единодушно; на следующее собрание во второе воскресенье десятого месяца выбраны две «говоруньи», из коих одна Ирина Найто, бывшая в Миссийской школе и живущая за 3 ри от Миязаки, в Кураока, откуда будет приходить на собрания вместе с матерью; выбраны и две хозяйки — Затем предложено было избрать фукёоин из мужчин и женщин, но все нашли это ненужным, уверяя, что все поголовно будут стараться о распространении веры. Потом я рассказал о страдании завтра празднуемых мучениц, о. Такая кратко объяснил молитву Господню, Игнатий Като плел о воспитании детей, и очень вяло, и усыпительно. В заключение я поблагодарил за прием и распрощался с христианами, имея уехать дальше рано утром. Из Дзёогасаки никто не был, кроме жены Секия; Кисима обещался быть сам и привести других и надул — должно, жена запретила.

Церковь в Миязаки состоит из 9 домов с 20 христианами; да в окрестностях есть христиане; всего с окрестностями в этой Церкви 48 христиан. Трудились здесь по проповеди: Петр Сиракава, Павел Косуги, Павел Яманоуци, Лин Исизака и ныне Игнатий Като. Нужно бы сюда человека поживее Като, который сделался несносно вялым.

17/29 сентября 1891. Вторник.

Мияконодзё.

В семь часов утра выехали из Миязаки в Мияконодзё, 15 ри от Миязаки, и приехали на место в шесть часов вечера; дождь лил весь день. Дорогой заехали в Такаока, 4 ри от Миязаки, к чиновнику Кириллу Ицидзи; у него и икона спрятана, креститься не умеет, в доме один он христианин и видно, что плохой; но когда бывает в Миязаки, в Церковь приходит; кое–что христианское в душе хранится. Лет пятнадцать тому назад он был у меня на Суругадае с Накаоодзи и думал поступить в Катихизаторскую школу, но сацумское восстание отвлекло.

В 6 1/2 ри от Миязаки, в Ямасита, деревеньке домов 15, заехали к христианину Ивану и жене его Марье, мелко торгующим съедобным; Ивана дома не нашли, Марья угостила обедом, время которого тогда было, и видно, что женщина добрая, нянчит собачку за неимением детей. В Ситая, деревеньке только что начавшей свое существование с проведением здесь дороги, построен охотничий дом князя Симадзу, приезжающего иногда охотиться здесь в своих лесах на кабанов.

Дорога сегодня почти все время шла по берегу большой реки, потом в гору, и чем выше, тем страшнее становились обрывы и обвалы от нынешних дождей и виднелись пропасти, до дна которых глаз не достигал.

В Мияконодзё привели остановиться в отличную гостиницу, но затем показали преубогую Церковь; дом–то церковный — отличный, но живая Церковь состоит всего из четырех душ, и то не здешних, а приходных. Стоило держать здесь катихизаторов и расходоваться четыре года, а о. Якову и горюшка мало! Отслужили вечерню, сказал и назидание братии, а потом предложил на рассуждение, не убрать ли отсюда катихизатора в другое место, где он может быть более полезен. Священник и катихизатор никакого не могли дать совета и позорно молчали; насилу выручил собрание доктор Куно, слушатель учения; он стал представлять, что теперь только настает время для учения здесь, доселе народ был не настроен в пользу слушания; к тому же катихизаторы протестантизма и православия много поносили взаимно учение один другого, подрывая тем в глазах слушателей авторитет учения (должно быть, Петр Тадзима). Между тем в комнату понабрались и язычники–чиновники; рассуждение было при них, и некоторые тоже подали голос за удержание здесь катихизатора. Потом я обратил несколько слов к ним о необходимости веры для человека и для них в частности. — В одиннадцатом часу вернулись в гостиницу, где была приготовлена ванна и ужин. Вечером здесь уже прохладно, так как местность возвышенная.

На полях в Хиунга, на пространстве 20–30 саженей, можно видеть возделываемые подряд: сахарный тростник и тутовицу, вату и горох, чай и просо, и прочее. Рис везде также возделывается. У дороги между другим мелколесьем множество камелий, которые также идут на дрова, как и простой сосенник.

18/30 сентября 1891. Среда.

Мияканодзё и Сёонай.

Утром, в восемь часов, отправились в селение Сёонай, 2 ри от Мияконодзё, повидаться с тремя христианами: так как дома их разбросаны, а дождь делал дорогу среди полей непроездною и не проходною в сапогах, то Ходака, отправившись несколько ранее, собрал христиан в постоялый дом, где я и увиделся с ними; христиане совсем новые и плохие; в домах даже икон нет, и, очевидно, не соблюдают они обычных молитв. Дал им по троицкому образку и завещал молиться, а также и поведеньем, и словом являть здесь христианство; все трое мужика, хотя, говорят, из сизоку, — безграмотные, что особенно неудобно при поучении вере и молитвам.