В небе над Кубанью

В небе над Кубанью

Отгремела Сталинградская битва, но ее грозное эхо еще долго звучало над планетой, наполняя сердца честных людей земли огромной радостью. Фашистская Германия объявила трехдневный траур по тремстам тридцати тысячам солдат и офицеров.

Тем временем наши части успешно гнали захватчиков дальше и дальше на запад.

Теперь для 4-го истребительного авиационного полка, участвовавшего в Сталинградской эпопее от первого до последнего часа, наступили дни непродолжительного отдыха. Часть пополнялась самолетами, принимала молодых летчиков, техников, инженеров, приводила в порядрк аэродромное хозяйство.

Помню, я удивлялся, когда слышал от бывалых воинов, что старые раны болят, когда наступает затишье. Оказалось, верно.

Будто учуяв передышку, заныл, заколол «мой» осколок. Сидел он глубоко в правой щеке, под самым ухом, и боль отдавала в голову.

Полковой врач Людмила Николаевна Полижаева внимательно осмотрела меня и вместе с командиром полка настояла на немедленной операции.

— Вам только кажется, что вы здоровы, — настаивала она, не принимая моих возражений. — Осколки пока «спят», но в любой момент могут «проснуться». Избавиться от них следует пораньше. Вот и командир полка считает, что обстановка позволяет вам госпитализацию.

— Берите предписание — и на У-2.— Николай Иванович повертел в пальцах карандаш и сокрушенно развел руками. — Город Саратов вы знаете. Возвращайтесь отремонтированным.

Я не очень разбираюсь в медицине, понял только главное: не отправь меня тогда Людмила Николаевна в госпиталь, вряд ли я смог бы остаться летчиком.

Операция была сложная, но прошла удачно. Когда мои муки закончились и я улегся на каталку, оперировавшая меня врач-хирург, улыбнувшись одними глазами, сказала:

— Летать будешь. А относительно красоты не беспокойся, сохранили. Вот увидишь, полюбит самая симпатичная артистка.

— Почему именно артистка? — удивился я. Но она прикрикнула:

— Не разговаривать.

Внимательные медсестры отвезли меня в палату. Голова раскалывалась от боли, а я лежал и думал об удивительном явлении — физических страданиях человека. Что, если бы их вообще не существовало? Хорошо было бы это или плохо?.. Окончательно так и не решил.

Спустя десяток дней сняли повязку, дело шло к выписке из госпиталя. Здесь же вместе с боевыми друзьями, врачами и сестрами мы отметили Международный женский день — 8 Марта. Было непривычно весело. Ведь пройден большой путь, пережито много горя и страданий, а впереди у нас долгожданная, необъятная радость — победа!..

В полку товарищи встретили меня как всегда, радушно. Чувство единой, крепкой семьи знакомо каждому фронтовику. Даже в самом маленьком подразделении личный состав живет едиными мыслями, общими заботами. Ты знаешь всех. — и все знают тебя, веришь каждому — и каждый верит тебе. Мне эта закономерность представляется в виде кольца дружбы, в котором и рождается успех любого дела. Потому что нет ничего дороже веры и дружбы между людьми. Душевный контакт, привязанность к товарищам тянет каждого выздоравливающего именно в свою часть.

Полк ждет новых боев. Куда теперь, на какое направление?

В штабе полка меня принял подполковник Миронов.

— Ну, как дела, Иван Никифорович? — улыбнулся он и пошутил: — Смотрю, ты стал легче, проворнее!.. — и серьезно закончил: — С завтрашнего дня приступай с Рязановым к провозным, восстанавливай технику пилотирования и становись в строй.

…Фашисты под сокрушительными ударами наших войск у Сталинграда и на Северном Кавказе откатывались к Ростову-на-Дону и Таманскому полуострову. Здесь к весне 1943 года противнику удалось создать мощную оборонительную полосу — плацдарм для последующего наступления. Так называемая Голубая линия прочно укреплялась, совершенствовалась. Сюда были брошены не только отборные наземные войска, но и не менее отборные военно-воздушные эскадры противника.

Гитлеровское командование стремилось во чтобы то ни стало взять реванш за все неудачи истекшего года. Для этого на сравнительно узком участке фронта были сосредоточены тысячи самолетов 4-го воздушного флота — эскадры «Мельдерс», «Удэт», «Зеленое сердце», «Ас-пик» и другие. Сюда же перебазировались истребители-бомбардировщики ФВ-190, впервые примененные на Кубани.

У противника появился новый истребитель-бомбардировщик «Фокке-Вульф-190». Что это за машина? Какие ее боевые возможности? Все определить и уточнить можно только в бою. Уверен, сумеем выполнить и эту задачу.

Советские войска готовились дать новый решительный отпор врагу, поганящему нашу землю.

Приказ командира короток: будем перебазироваться. Первый пункт посадки — Сальск.

Наступила ранняя весна, но над Таманью нависли отнюдь не весенние тучи. Вылетаем двумя группами. В первой — ведущий группы штурман капитан Н. П. Молчанов, я — его заместитель в воздухе.

Чем ближе к югу, тем темнее земля. Да и время такое: первое апреля. Весна здесь набирает силу, меняет ландшафт.

Летим не спеша, выдерживаем строй. До Сальска остается километров семьдесят. Скоро посадка. Поглядываю на карту, сверяю ориентиры с местностью. Неожиданно в наушниках звучит голос Молчанова:

— Степаненко, веди группу. У меня двигатель дает перебои.

Покачал крыльями и ушел переворотом вниз.

«Что там у него?» — подумал я. Спрашивать нет времени. Передо мной неожиданно встала новая сложная задача. Выполнять подобную мне до сих пор не приходилось. Теперь главное — не сбиться с курса.

Внимательно присматриваюсь к ориентирам, беру управление на себя, ставлю в известность летчиков: слушать мою команду!

Посадка прошла быстро, без отступлений от плана перелета. Заправили и осмотрели машины, приготовились докладывать командиру, как вдруг над нами появился знакомый самолет Молчанова. Двигатель его работал будто бы нормально.

— Понимаешь, — говорил мне Молчанов по пути к командному пункту, — пришлось прибегнуть к высшему пилотажу, сделал перегазовку — и кашель исчез.

Я подозревал, что Молчанов использовал этот момент, чтобы потренироваться в пилотаже. Иногда мы позволяли себе такую «роскошь», особенно после длительного перерыва в полетах.

Вскоре произвела посадку и вторая группа. На аэродроме стало тесно от самолетов различных марок. Глядя на такое скопление авиатехники, каждый из нас понимал: перед Военно-Воздушными Силами страны поставлено новое ответственное задание. И Сальск — это не что иное, как перевалочная база для авиационных частей.

Ночевать мы остановились в крестьянской хате неподалеку от аэродрома. У печи хлопотала немолодая хозяйка.

— В моем доме стояли на постое немецкие летчики, — сказала она.

Никто не обратил внимания на ее слова. Лишь позже я спросил:

— Как же они вели себя?

— Ой, не напоминайте. Разбойничали в небе и на земле. Пьянствовали и плакали. Особенно напивались, когда узнавали, что придется лететь на Сталинград. «Мы оттуда не вернемся, — скулили. — Погибнем, как наши друзья, за великую Германию и фюрера».

— Ну и как? Возвращались?

— Откуда мне знать. Только менялись очень часто.

— Плачут… — сердито повторил Борисовец. — Отпели, видать, свое. Как же! Надеялись на легкую победу, а тут приходится ответ держать. Хочешь не хочешь — заплачешь!

Вечером хозяйка дома поставила на стол яичницу.

— Зачем вы, мамаша? — запротестовали мы, зная, как тяжело у населения с продуктами. — У нас свой летный паек.

— Ешьте, сынки, — настаивала она. — Мой-то муж погиб в бою с проклятым фашистом. Сыны где-то тоже воюют. Так я вот будто их встретила…

Утром приходим на аэродром. Самолетов стало еще больше. Рядом с нашими «яками» разместились неуклюжие «Кинг-кобры». Они, как и мы, перебазируются поближе к району предстоящих боевых действий. Сила довольно внушительная.

Навстречу мне, откуда ни возьмись, — старший лейтенант. Высокий, чернобровый, стройный. Лицо знакомое. Улыбается и заключает меня в объятия.

— Вот где довелось встретиться…

Так это же мой давний друг и товарищ по Днепродзержинскому аэроклубу и Качинской летной школе Василий Дрыгин! На гимнастерке солидный ряд орденов и медалей.

— Здорово воюешь! — киваю на награды.

— Ты ведь тоже не пасешь задних, — указывает Дрыгин на мои ордена.

— Выручает колхозный «як», — отвечаю с гордостью. — А как у тебя машина?

— В общем неплохая.

— Об Иване Ребрике не слышал?

— Как же! — воскликнул Дрыгин. — В соседней эскадрилье воевал… — и вдруг осекся.

У меня тревожно сжалось сердце: неужели погиб? Словно угадав мои мысли, Дрыгин нахмурился.

— На Сталинградском фронте… Мог бы спастись, да помешал нелепый случай. Понимаешь, выбросился из подбитого самолета, а стропа парашюта зацепилась за стабилизатор… Храбрый был летчик и настоящий друг.

Вспомнили с Василием наших качинцев — Бабенко, Тетерюка, Петушкова, Ищука, Горшкова и других ребят.

В состав нашего полка влилась третья эскадрилья. Командует ею майор И. В. Шмелев. Чем больше летчиков, тем веселее жизнь. Кроме того, эскадрилья существенно усиливала нас, боевые возможности полка теперь значительно возросли. Боевой опыт эскадрильи был весомым: она принимала участие в обороне Ленинграда, Прибалтики, Сталинграда.

Майор Шмелев как-то сразу вошел в нашу крылатую боевую семью. Даже внешность у него была располагающая — крепкая, широкая в плечах фигура, роскошная черная шевелюра и огромная борода. Шмелева вскоре так и прозвали: «Борода». А подчиненные между собой называли командира своей эскадрильи Батей.

Заместителем у Шмелева был старший лейтенант Кулаков, опытный боевой летчик, инженером — Федор Авраменко, инженером по вооружению — старший лейтенант Михаил Басе. Все они быстро освоились в новой обстановке, познакомились с людьми и оказались достойным пополнением. К слову сказать, летчики и техники ревниво относились к боевой славе подразделения, ценили своего командира, а Батя, в свою очередь, гордился подготовкой подчиненных. Они, в самом деле, заслуживали высокой оценки. Эскадрилья принимала активное участие во всех воздушных боях и имела, пожалуй, самые малые потери.

Среди летчиков эскадрильи сразу бросался в глаза Виктор Куницын, совсем молодой парень.

— Ну, теперь нашим девчатам есть в кого влюбляться, — пошутил Михаил Погорелов при знакомстве. Виктор смутился и покраснел.

Высокий, стройный, с синими с поволокой глазами, Куницын оказался человеком на удивление собранным и внимательным, замечательным летчиком-истребителем. Но и «пророчество» Миши было небезосновательным.

Тут следует сказать о наших девчатах — парашютоукладчицах Александре Мягковой и Кате Барановой, мастерах по вооружению Лиде Зубковой, Нине Зинченко, Зине Цветковой, Лене Марьясовой, Тане Непомнящей и других специалистах различных профилей. Их труд во фронтовых условиях был далеко не простым делом. Кроме своих прямых, непосредственных обязанностей девушкам нередко приходилось подменять товарищей, выполнять тяжелую физическую работу, которая по плечу лишь мужчинам. Что поделаешь, нехватка людей сказывалась всюду.

Случалось, девчат назначали нести и караульную службу, и они отлично справлялись с поставленной задачей. Помню, в Сальске Шура Мягкова стояла на посту у машин. Уже светало, и Шура увидела в небе группу фашистских самолетов. Летели они стороной и бомбить будто не собирались. Вскоре ветер донес до поста листовки. «Стоит на это тратить горючее», — подумала Мягкова Она ведь знала, с каким презрением наши люди относились к этим бумажкам.

Неожиданно совсем рядом увидела незнакомца в гражданской одежде. Он двигался крадучись, обеспокоенно поглядывал по сторонам.

— Стой, кто идет!

Неизвестный пробормотал что-то невнятное, но не остановился.

— Стой, стрелять буду! — предупредила Шура и прицелилась.

Нарушитель застыл на месте, а Мягкова выстрелом вызвала начальника караула.

Сопровождать задержанного в штаб было поручено Александре Мягковой и Лиде Зубковой. Сосредоточенные, серьезные, они шли за ним с винтовками наперевес: крепкая, статная Мягкова и стройная Лида Зубкова.

На следующий день из штаба полка был получен приказ, подписанный майором Федюниным. В нем Александре Мягковой объявлялась благодарность за бдительность на посту. Видно, не простым прохожим оказался задержанный.

…Двадцать дней апреля промелькнули в учебе, тренировках, кратковременном отдыхе. И вот полк вылетел на Кубань.

Цветут сады. Сверху кажется, что станицы утопают в белых озерах. Смотрю на эту красоту и чувствую, как тоскливо щемит сердце. Все до боли напоминает родной край. Когда-то доведется побывать дома?..

Садимся на аэродром. Не успеваем осмотреть машины, как в небе нарастает грохот. Наблюдатели докладывают: группы бомбардировщиков в сопровождении «мессеров» идут на Краснодар. Хорошо бы ударить по ним внезапно. Кто-то из ребят бросается к кабине своего самолета, но в раздумье застывает на месте: за время перелета выработано все горючее, баки пусты. Жаль. После длительного перерыва так хотелось в бой!

В тот же день всем полком облетали линию фронта, побывали и над «Голубой», перехватили разведчиков противника — они, не приняв боя, ушли обратно, даже не пытаясь углубиться на нашу территорию.

4-я воздушная армия под командованием К. А. Вершинина обживала Кубань. Ожесточенные бои шли за станицу Крымская. Наши наступали, оборонялись, контратаковали, метр за метром отстаивая родную землю. Не утихали сражения за Новороссийск. Обстановка изо дня в день осложнялась.

Полк перебазировался на передовой аэродром — в шести-восьми километрах от линии фронта. Поднимаемся в воздух по вызову передового командного пункта. На нем сейчас постоянно находился командир дивизии — генерал-майор авиации А. В. Борман.

Ежедневно над передовым аэродромом закипают жаркие схватки. С обеих сторон в них принимают участие сотни самолетов. На горизонте прямо в небо тянутся черные ленты дыма. Это догорают сбитые самолеты.

В промежутках между налетами гитлеровцы ведут обстрел нашего аэродрома крупнокалиберной артиллерией. Мы прячем самолеты в капониры, но полностью избежать потерь не удается. Военно-воздушные силы, сосредоточенные гитлеровцами в районе боевых действий, были весьма значительны. К тому же, их самолеты Ме-109ф, Ме-109 г-2, ФВ-190, Ме-110 обладали большей скоростью, чем наши И-153 «Чайка», И-16, Як-7б, Як-1. Немаловажен тот факт, что немецкие самолеты базировались на аэродромах Крыма, где были оборудованы твердые полосы покрытия. Они позволяли взлетать в любых погодных условиях — в распутицу и весенние грозы. Отступая, фашисты приводили в негодность все площадки, которые могли бы быть использованы для базирования советской авиации. В дождливую погоду грунтовые аэродромы размокали и становились ограниченно годными для использования. Как оказалось, на аэродромах Донбасса и юга Украины противник сосредоточил свыше 800 бомбардировщиков Ю-88, Хе-111, Ю-87, которые действовали также над Кубанью.

Наши летчики, благодаря настойчивости и упорной работе, в короткие сроки овладели новыми типами боевых машин Ла-5, Як-9. Это были замечательные самолеты. Мы любовно называли их крыльями победы.

В середине апреля на Кубани разгорелись невиданные до того времени сражения за господство в воздухе. Такого напряжения, как по массовости, так и по интенсивности полетов, еще не знал воздушный фронт с начала войны. Иногда в сутки производилось до двух тысяч самолето-вылетов. С раннего утра и до позднего вечера в небе шел смертельный поединок. Гудели моторы, горели, разлетались на куски и врезались в землю, взметая вверх огненные столбы, и наши, и вражеские машины.

За несколько дней до первомайских праздников мы узнали приятную новость: в полк прибыла делегация саратовских колхозников во главе с Ферапонтом Головатым. Конечно, членов делегации прежде всего интересовало, как «ведут себя» подаренные ими самолеты и как вообще идут дела на фронте.

Встреча с нашими саратовскими друзьями надолго запомнилась тем душевным теплом, сердечностью, которые звучали в словах-выступлениях наших гостей, приехавших отчитаться перед нами за свой труд и принявших от нас наш боевой рапорт.

— Передаю вам, дорогие наши соколы, пламенный колхозный привет. Бейте фашистских бандитов, гоните их поскорее прочь с нашей земли. Родина и народ верят в вас. А мы, ваши отцы, матери, жены, дети, будем бить врага своим трудом. Не сомневайтесь, люди в тылу — крепкая опора для вас, — не торопясь, негромко говорил Головатый, и такая сила звучала в его призыве, что мы, и летчики, и техники, твердо поклялись выполнить наказ колхозников. В конце встречи командир сообщил итоговые цифры сбитых нами на колхозных самолетах машин противника. На моем счету было к тому времени три, на счету Шмалия — две.

Гости прибыли к нам под вечер. Мы собрались в штабной просторной землянке на торжественный ужин. А вечером при свете крошечной коптилки из снарядной гильзы я долго и старательно писал письмо на Саратовщину — ответ моей знакомой Марийке, чтобы успеть передать его с членами делегации.

После обеда делегация отбыла из нашей части, поблагодарив летчиков за встречу и убедившись, что колхозные машины надежно служат делу победы над фашистами.

Два месяца наступления на Кубани дали возможность нашим войскам выйти на рубеж Темрюкский залив — станица Крымская и закрепиться здесь, с тем чтобы скопить силы для нового продвижения на запад. Одновременно с наступлением на Кубани происходили жестокие бои в районе Новороссийска, где в чрезвычайно трудных условиях армия генерала Леселидзе выполняла задачу по освобождению этого города и морской базы.

Еще в начале февраля 1943 года южнее порта удалось высадить десант под командованием отважного майора Цезаря Куникова. Десант овладел небольшим плацдармом на Мысхако и мужественно удерживал его. Площадь в 30 квадратных километров гитлеровцы атаковали с суши, с моря и воздуха, специально подготовив операцию под кодовым названием «Нептун». В ходе ее намечалось уничтожить отважный десант.

Военный совет 18-й армии издал специальное обращение к героям-малоземельцам. «Малая земля — это смертельный нож в спину подлого врага, — писалось в нем. — Боевые товарищи! На Малой земле решаются большие дела во имя освобождения нашей Родины от немецко-фашистских захватчиков».

Советские войска были охвачены единым порывом во что бы то ни стало удержать Малую землю и, развив наступление, освободить Новороссийск.

Получен приказ вылететь группой на прикрытие Мысхако. Противник подкрадывался к Малой земле со стороны моря — приближалось более сотни бомбардировщиков.

Группу наших истребителей возглавляет штурман полка капитан Н. П. Молчанов, своим заместителем он назначил меня. В группу входят летчики лейтенанты В. С. Лещенко, К. М. Сафронов, И. М. Васин, Г. М. Шкворунец, Г. А. Усиков, В. П. Шлыков, сержант В. М. Михалев. На Мысхако заходим с юга. Вот и вражеские самолеты. Они идут строем, девятками. В синем мареве их прикрывают истребители. Капитан Молчанов командует:

— Атакуем бомбардировщики!

Стремительно бросаемся на врага. Не выдержав нашего напора, девятки отворачивают в сторону моря, но тут же на нас набрасываются «мессеры». Над Мысхако завязывается жестокий воздушный бой. Вертикальный маневр — главный вид боя. Мы кружим, выполняя то боевые развороты, то мертвые петли. «Мессершмитты», прижатые к морю, стремятся вырваться из плотной круговерти, их задача — прикрывать свои бомбовозы. Молчанов, Лещенко и Михалев сбивают по одному стервятнику.

Возвращаемся к Мысхако. Под нами совсем небольшой, крошечный клочок суши, отвоеванный у врага. Удержать его — задача не только наземных батальонов, но и воздушных эскадрилий. Нас с теми батальонами объединяет общая цель.

Продолжаем барражировать. Вновь приближаются истребители противника, пытаясь одним ударом расчистить путь своим бомбардировщикам. Мы и не думаем оставлять небо над полуостровом, смело их атакуем. «Мессеры» пытаются забраться повыше, надеясь, что мы выдохлись в продолжительном бою. Однако на помощь нам спешат «кобры» Александра Покрышкина. Они устремляются на «мессеров» сверху. Несколько стервятников сваливаются в морскую пучину.

Собрав свою группу, возвращаемся домой без потерь.

Аэродром теперь расположен так близко от переднего края, что немецким асам его легко обнаружить. Поэтому, возвращаясь с боевого задания, мы вначале заходим в глубину своей территории, там разворачиваемся и на бреющем идем на посадку. Так же соответственно и вылетаем: на бреющем идем парами на восток, набираем высоту и выходим на линию фронта в готовности вступить в бой. Скорость и высота для этого уже обеспечены.

В тот первый день полк поработал в кубанском небе довольно неплохо. У всех было приподнятое настроение: сегодняшняя задача по прикрытию Малой земли выполнена. Лейтенант Лещенко и сержант Михалев уничтожили по одному бомбардировщику. Искренне поздравляем их с победой.

И все же противник засек наш аэродром. 27 апреля гитлеровцы выслали к нему большую группу бомбардировщиков под прикрытием «мессершмиттов». По приказу генерала Бормана с передового командного пункта наведения в небо незамедлительно поднялась группа «яков» и вступила в неравный бой. Возглавил группу командир эскадрильи майор И. В. Шмелев. В ее состав входили летчики В. Ф. Шишенков, А. И. Кулаков, С. Д. Нечаев, Н. П. Андреев, П. Ф. Молодцов.

Бой закипел у нас на глазах. С затаенным дыханием мы следили за сверкающими в небе трассами. У противника — количественный перевес, но мужество и мастерство наших пилотов как бы сравняли силы. Наши ястребки сражались с виртуозной скоростью, смело оборонялись, стремительно нападали. Не утихали и зенитно-артиллерийские разрывы. Зенитные части, базирующиеся у передовой и на аэродроме, ставили перед противником огневую завесу. Шапки разрывов зенитных снарядов то уползали к морю и рассеивались, то почти вплотную приближались к нам и снова удалялись.

Летчики Кулаков и Нечаев внезапной атакой сбили над аэродромом два бомбардировщика противника. Майор Шмелев уничтожил «мессершмитт». Сержант Молодцов, оказавшись в критической ситуации, протаранил вражеский истребитель. По радио мы слышали, как Молодцов, охваченный боевым азартом, выкрикнул: «Получай сполна, фашистская сволочь! Я, Молодцов, иду на таран!» Треск и грохот в эфире вдруг сменила тишина. Самолет фашистского аса взорвался на земле, в черте аэродрома. Молодцов успел выпрыгнуть из неуправляемой машины на парашюте. В смертельной схватке в бою погибли летчики Кулаков и Нечаев.

Фашистам так и не удалось разгромить парк наших машин. За проявленное мужество и отвагу сержант Молодцов был удостоен ордена Красного Знамени. Награду ему вручил командующий ВВС, представитель Ставки ВГК Александр Александрович Новиков.

Волна за волной идут на нас группы Хе-111, Ю-87, Ю-88 и даже «Дорнье-217». Прикрытие у них сильное — «фоккеры» и «мессеры». Все держат курс на наш аэродром. Не теряя времени, выруливаем из укрытий. От управляющего боем с передового пункта генерала Бормана поступает приказ о немедленном вылете на перехват вражеских асов и прикрытие наших войск.

В составе моей группы восемь машин: А. Е. Васин, И. П. Мельников, С. М. Купаво, В. П. Шлыков, Г. А. Усиков, Н. П. Андреев и Е. П. Бабин. Мы набираем высоту, на большой скорости устремляемся к фронту. В небе над станицей Крымская тесно от истребителей противника. Они атакуют наши бомбардировщики в момент, когда те наносят удар по переднему краю гитлеровцев. Вижу, как внизу, прямо под нами, рвутся бомбы, крушат оборону фашистов. Огромный участок равнины охвачен пламенем, окутан дымом и пылью. «Что же там так полыхает?» — соображаю я, но тут же сдерживаю себя. Отвлекаться нельзя ни на секунду, тем более что в прицеле у меня «мессер». Иду на сближение, группа за мной. Силуэт желтокрылого неудержимо растет. Нажимаю на гашетки: длинная очередь из пулеметов и пушки прострачивает «брюхо» врагу. Самолет подпрыгивает вверх, затем, свалившись на крыло, камнем устремляется к земле. Купава зажигает второго. Откуда-то сверху на нас наваливается несколько «фоккеров». Возникает вертикальная карусель. В огромном пространстве самолеты носятся один за другим, описывая замысловатые фигуры с переворотами, петлями, полупетлями, крутыми «горками» и отвесным пикированием.

Все-таки мы берем верх. Видимо, сказываются наши упорные тренировки, принесшие опыт и уверенность в своих силах.

Разогнав фашистские истребители и их подопечных, группами возвращаемся на свой аэродром.

В эти дни в одном из боев отличился наш молодой летчик Виктор Куницын. В составе эскадрильи Шмелева Виктор вылетел для сопровождения штурмовиков и нанесения совместного удара по вражеским танкам. В момент огневой обработки противника откуда-то со стороны появились «юнкерсы» под прикрытием «мессершмиттов». Эскадрилья Шмелева отбивалась от наседающих «мессеров», одновременно прикрывая «илы» и не допуская бомбардировщики противника к нашим объектам. Обстановка все накалялась. Атаки были неприцельными, и сбить врага не удавалось. Полетное время неудержимо истекало, горючее подходило к концу.

Куницын решительно отсекал «лапотников», норовивших прорваться к нашим позициям, и в горячке боя не заметил, как полностью израсходовал боезапас. Нажав при очередном заходе на гашетку, он, к большому своему удивлению, не услышал привычного треска пулеметной стрельбы. Молчала и пушка. Как быть? Дорога каждая секунда. И Виктор направляет своего боевого друга — самолет в лобовую атаку. «Только бы не отвернул фашист в сторону, только бы не отвернул…» — твердит он про себя как заклятие.

Удар! «Юнкерс» развалился на части, а Куницын с перебитым крылом едва-едва держится в воздухе, но не падает! Крепок, выходит, наш советский металл… Учтите это, круппы и мессершмитты!

Когда Куницын произвел посадку, летчики все, как один, бросились к исковерканному самолету.

— Вот тебе и Куня… — шутили они, крепко пожимая летчику руки. — С виду скромняга, при девушках краснеет и теряется, а в бою — герой!

Куницын оправдал доверие командира эскадрильи майора Шмелева, и тот назначал его теперь в самые ответственные боевые вылеты. Как говорят в народе: молодой, да ранний.

За таран на встречном курсе Виктор Куницын был удостоен высокой награды Родины — ордена Красного Знамени.

…Как-то под вечер, возвращаясь с боевого задания, неожиданно обнаруживаю, что не могу произвести посадку. Начинаю снижение — в ушах и голове появляется сильная боль. Пришлось снижаться постепенно с более отдаленным заходом. Приземлившись, пошел к врачу полка.

— Как же вы летали? — удивился медик. — У вас острое воспаление среднего уха. Летать запрещаю.

Около двадцати дней пришлось лечиться в дивизионном лазарете.

Возвращаюсь в надежде снова получить боевой самолет, но тут узнаю новость: приказом я определен личным пилотом командира дивизии на УТ-2. С большим огорчением принимал я машину. В сравнении с истребителем она выглядела слишком неуклюже. Но, как оказалось, летать на УТ-2 было совсем не просто и далеко не безопасно.

Как-то в одном из рейсов на нас с полковником Даниловым напали «мессеры». Я стал в крутой вираж над лесом, затем повернул навстречу истребителям, но тут же применил обманный маневр. Пока они разворачивались и искали «уточку», я на малой высоте ушел и скрылся. Фашисты покружились и повернули на запад.

Бывая в родном полку, часто с завистью смотрел, как мои друзья отправляются на боевые задания. Когда же и мне медики разрешат пересесть на истребитель?

Встретил в один из дней командира эскадрильи А. К. Рязанова.

— Как дела? — с сочувствием спросил меня Алексей.

— Да вот, навожу страх на Геринга, — криво улыбнулся я.

Рязанов отвел меня в сторону и принялся рассказывать о проведенных боях, о новшествах в тактике врага. Под конец сообщил:

— В расположении фронта появился какой-то чужак-«як». Без номера, но с нашими опознавательными знаками. Пристраивается, как правило, в хвост и атакует наши машины. Ломаем голову, как бы его уничтожить.