ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Последний рубеж — и дальше

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Последний рубеж — и дальше

В октябре 1988 года я прочел первый отзыв на «Хорошую мать». Нам оставалась пара дней до начала съемок «Звездного пути-V», и я сидел в своем трейлере на съемочной площадке «Звездного пути» в полном Споковском облачении, включая уши. Я все еще был преисполнен надежд после невероятного отклика аудитории после показа в Нью-Йорке, когда толпа аплодировала нам на улице у кинотеатра. Ракета все еще летела вверх и не подавала признаков замедления — особенно после того, как я прочитал рецензию, в которой говорилось: «С этим фильмом Нимой вошел в высший эшелон кинематографистов!»

Ух ты! Я буквально выплыл из трейлера на облаке эйфории… которому очень быстро суждено было смениться разочарованием. Ракету стало потряхивать, а потом она и вовсе стала камнем падать обратно на Землю.

Реакция зрителей на «Хорошую мать» была, мягко говоря, неровной. Мы знали, что фильм вызовет споры, собственно, мы на них надеялись, ведь это помогло бы привлечь к нему внимание публики. Но я не был готов к настолько огромной разнице в реакциях. Критики присваивали фильму либо самый высокий, либо самый низкий рейтинг. Середины не существовало, и со зрителями происходило то же самое. Никто не называл кино «неплохим» или «хорошим» — он был или «великолепным» или «ужасным». Некоторые громко восхищались его серьезным, взрослым содержанием, другие были в бешенстве и, по сути, заявляли: «Нет места такому кино! Уберите его отсюда!» Кассовые сборы вызывали разочарование и вскоре фильм исчез из кинотеатров.

Одно провокационное и очень длинное письмо, напечатанное в «Лос-Анджелес Таймс», называло «Хорошую мать» «подлым, узколобым» фильмом. Автор письма рассердилась, поскольку решила, что мы говорим, что героиня Дайан Китон, Анна, «получила по заслугам», лишившись ребенка — когда на самом деле мы утверждали прямо противоположное! Она, по сути, считала, что «фильмы должны рассказывать нам о том, как дело должно обстоять в жизни». (И в то же самое время профессор кинематографии в Университете Колумбии сказал мне, что «Хорошая мать» — самый недооцененный фильм всех времен!)

Полагаю, что мы могли бы снять гораздо более успешный с коммерческой точки зрения фильм, если бы позволили героине в третьем акте встать, сказать судье и законникам, что все они тупые уроды, которым должно быть стыдно — и они бы все резко передумали и отдали Молли обратно. Но история была не об этом — не больше, чем история царя Эдипа о парне, к которому вернулось зрение!

Как бы то ни было, эта драма о реакции зрителей и критиков на «Хорошую мать» разыгрывалась в то время, когда мы снимали «Звездный путь-V: Последний рубеж» — и, как я сказал, это была совершенно отдельная история.

У этого пятого проекта по «Звездному пути» была довольно долгая и трудная история. Мы с Биллом Шатнером впервые начали обсуждать его за несколько лет до того, на съемках «Дороги домой», когда Билл выразил желание быть режиссером следующего фильма. Мне очень понравилась эта мысль. Собственно, во время вечеринки на предпоказе четвертого фильма в ресторане на Беверли Хиллс, я сказал ему:

— Знаешь, тебе следовало бы начать работу над «Звездным путем-V» прямо сейчас, пока интерес на подъеме. Не теряй времени.

Билл согласился, и я немедленно представил его Фрэнку Манкузо (тогдашнему главе «Парамаунт»). Билл немедленно расхвалил свою идею Фрэнку, и первое обсуждение фильма номер пять состоялось прямо этим вечером. В итоге Билл связался с Харви Беннетом и убедил его взойти на борт в качестве продюсера.

Вскоре я оказался втянут в долгие переговоры по контракту насчет «Звездного пути-V» с «Парамаунт». Потом были «Трое мужчин и младенец», и «Хорошая мать», и, вдобавок, забастовка Гильдии сценаристов. Сочетание этих трех факторов плюс трудности с достижением соглашения с «Парамаунт» привели к заморозке проекта.

К тому времени Билл уже походил на одного из собственных коней, грызущих удила, в нетерпении ожидая скачек. Но, если быть честным, мне с самого начала совершенно не нравилась предложенная им история. Исходная посылка? Под властью самозваного религиозного фанатика «Энтерпрайз» летит через галактику на поиски Бога.

В роли Спока с Сайбоком (Лоуренс Лакинбилл)

Еще раньше я дал Биллу понять, что, по-моему, у сюжета есть проблемы.

— Билл, — сказал я. — Ты никак не можешь отправиться на поиски Бога и найти Его. Зрители на такое не купятся. А если ты Его не найдешь, у тебя не будет сюжета. И, кстати, все будут сравнивать с «Божественной штукой». («Божественная штука» — был первый предложенный Джином Родденберри сценарием для полнометражного «Звездного пути». Он был решительно отвергнут «Парамаунт» — именно из-за сюжета).

Но Билл был устремлен вперед, как паровой каток, и не желал слушать возражений.

— Да все нормально пойдет, Леонард, поверь мне! Я знаю, как это все сделать!

— Хорошо, Билл. Мне только нужно сказать тебе две вещи. Первое. Фильм будет снят. Сейчас слишком многое сейчас складывается в пользу «Звездного пути», чтоб такого не случилось. Второе. Зная об этом, твоя главная забота должна быть — смогу ли я гордиться этим фильмом? Ты должен убедиться, что начинаешь с сильного сюжета, потому что очень быстро ты погрязнешь в мириадах деталей, и к тому времени кардинально менять сюжетную линию будет уже поздно. Тебе придется решать тысячи вопросов вроде «Сколько раз должен персонаж выстрелить из фазера? Как выглядит Бог и как Он говорит? Кто Его сыграет? Во что Он одет?» Знаешь, о таких вещах сможет позаботиться кто-нибудь еще. Но только ты сам можешь решить, пойдет ли основная сюжетная линия или не пойдет.

— Да-да-да, я уверен, Леонард. Все сработает. Просто доверься мне.

Билл насчет своего сюжета был тверд, как кремень — хотя, в конце концов, Харви и студия воспротивились тому, чтоб экипаж «Энтерпрайза» и в самом деле нашел и Бога, и дьявола. После долго сопротивления Билла удалось убедить, что для зрителей будет гораздо более правдоподобно, если «Бог» окажется замаскированным под «Большого Парня» инопланетянином.

После того, как забастовка Гильдии сценаристов примерно через год была улажена, Харви Беннетт и Дэвид Локери (молодой человек, среди чьих писательских заслуг числились «Флэшбэк» и «Видение») наконец-то приступили к работе над сценарием. (Билл намеревался заполучить Ника Мейера, но Ник работал над другим проектом и был занят).

«Адмирал» Харви Беннет

Первый раз я увидел их набросок сценария «Звездный путь-V: Последний рубеж», когда заканчивал работу над «Хорошей матерью», и сказать, что я был разочарован — это очень мягко сформулировать. В черновике, который я прочитал, Спок и Маккой (и весь экипаж «Энтерпрайза») предавали Кирка и объединялись с религиозным маньяком Сайбоком, который внезапно оказывался давно потерянным братом вулканца. Вдобавок была еще одна серьезная проблема — у Спока не было функции в сценарии, не было никакой цели. Я совершенно уверен, что в драме любой герой должен присутствовать в сюжете по какой-то причине, он должен каким-то образом продвигать сюжет (примерно как занятая «невыполнимой миссией» команда «Энтерпрайза» в «Звездном пути-III», когда каждый сыграл свою роль, чтоб герои попали на корабль, а потом на планету Генезис и спасли Спока). В противном случае персонажу в сюжете нечего делать, и его следует вырезать.

Я немедленно уселся с Биллом и заявил:

— Давай-ка поговорим о Споке. Мне тут кое-что не нравится. Во-первых, у моего персонажа нет функции в сценарии. Как он связан с сюжетом?

Билл заявил:

— Не волнуйся, мы что-нибудь придумаем…

У нас было две или три беседы подобного рода, и ничего так и не было решено. В конце концов, я постарался выразиться как можно яснее:

— Билл, разговор не будет закончен, пока я не буду уверен, что ты меня хорошо понял. Мне совершенно не нравится, как персонаж изображен в этом сценарии. Ты должен меня выслушать: если по этому поводу ничего не будет сделано, я не смогу тебе ничего сыграть.

— О. Ну, и что нам делать?

В конечном счете мы достигли какого-то подобия договоренности, хоть и Де Келли, и мне не нравилось идея Маккоя и Спока, предающих Кирка. Эта проблема была решена — ну, более-менее — когда я объяснил Биллу:

— Ничто не способно заставить Спока следовать за Сайбоком. Ты можешь это написать в сценарии, но я не смогу это сыграть, а зрители этого не примут.

И я был совершенно не рад сцене, в которой выясняется «горе» Спока: он оказывается свидетелем собственного рождения и явно неодобрительного замечания своего отца насчет новорожденного сына: «Настолько человеческий…» Но «Звездный путь-IV» отдельно подчеркнул достижение Споком гармонии с обеими своими сторонами, и человеческой, и вулканской. Мне было совершенно ясно, что в этом фильме персонаж разрешил все внутренние конфликты такого рода.

Я озвучил свои сомнения, и сценарий был переписан. Теперь Спок не столько открыто предает Кирка, сколько не может заставить себя ему подчиниться и выстрелить из фазера в своего сводного брата, который затем отбирает у него оружие и «захватывает» «Энтерпрайз». Был ли я этим доволен? Нет. Но, по крайней мере, это можно было сыграть. Однако, сколько бы я не возражал против сцены с «рождением» Спока, ее так и не вырезали.

Спок противостоит своему давно потерянному сводному брату, пока Кирк и прочие наблюдают

Даже после многочисленных исправлений сценарий и сюжет оставались слабыми. Полагаю, именно поэтому кассовые сборы «Звездного пути-V» оказались столь плачевными.

Разумеется, это ни имеет никакого отношения к способностям Билла к режиссуре, потому что он снял фильм так же эффективно и зрелищно, как и многие другие талантливые режиссеры. Он снял очень интересный материал, вроде Сайбока, выезжающего верхом из тумана. С нами, актерами, он был внимателен, обаятелен, хорошо подготовлен и бесконечно полон энтузиазма. Проблема была в самом киносценарии. Что было написано — то и оказалось снято. Ему пришлось иметь дело с плохим сценарием, и, как я много раз уже говорил в других местах, если вы имеете дело с плохим сценарием, практически ничего нельзя сделать, чтобы спасти фильм. (Я могу ему только посочувствовать, потому что у меня вышло точно так же с другим фильмом «Парамаунт» — «Странная штука — любовь»).

Билл также заслуживает признания за усердную работу и невероятное чувство ответственности. Я припоминаю, как вошел в придорожную кофейню как-то утром и обнаружил его за беседой с Ральфом Винтером, нашим исполнительным продюсером. Мы только-только закончили снимать сцены в Национальном парке Йосемити, и Ральф говорил Биллу, что, пока мы не уехали, он должен убедиться, что он заснял все, что нужно — потому что если мы уедем, будет гораздо дороже возвращаться обратно и все переснимать.

— Будет разумней просто остаться подольше и выбиться из расписания, если придется.

Я увидел, какое решительное и обеспокоенное лицо сделалось у Билла:

— Нет-нет, — запротестовал он, замотав головой. — Нет, мы тут абсолютно все закончили. Поверь, мы сняли все, что нужно!

Я не мог не улыбнуться. Уж я-то очень хорошо его понимал. В пору старого доброго оригинального сериала рубильник поворачивали ровнешенько в 6-18 вечера. (Вспомните-ка, именно поэтому мы так паниковали, что не успеем снять Споковскую сцену для «Времени обнажения»). Не имело ни малейшего значение, что актер еще не успел договорить реплику на середине диалога… в 6-19 — бабах! Все, день окончен, пора сворачиваться. Без разницы, сняли вы необходимый материал или нет — так что мы все приучились работать быстро и эффективно, чтобы режиссер и продюсер получали все, что нужно ДО 6-18.

Я присел за столик и положил Биллу руку на плечо:

— Внимательно прислушайся к тому, что говорит Ральф, — сказал я. — Это не телевиденье. Тут нормально задержаться, если тебе нужен лишний день-два.

Но Билл замотал головой. Он был преисполнен решимости снять хороший фильм и сделать это по графику. Он не хотел выглядеть безответственно. И в любом случае, он не ошибся — он действительно снял все, что ему нужно было снять. Но я очень хорошо понимаю, какое давление он ощущал.

Не считая проблем со сценарием, работать с Биллом было необычайно весело — даже если и физически утомительно. Билл любит, чтоб в фильме много бегали и прыгали — или, в моем случае, висели вниз головой! В одном эпизоде, когда Кирк штурмовал гору под названием Эль-Капитан, от Спока требовалось «взлететь» вверх и «парить» в антигравитационных ботинках, чтобы побеседовать в воздухе со своим капитаном. Кирк, отвлекшись, теряет хватку и падает вниз — и тут его спасает летучий вулканец.

Лезущий на гору Кирк и его самолетный первый офицер в «Звездном пути-V: Последний рубеж»

Чтобы это сделать, мне пришлось носить специальный костюм «для полета» из стекловолокна, отлитый по форме моего торса. На деле труба соединяла костюм и фальшивый «горный склон», но, при съемке под определенным углом, трубы не было видно и во время беседы Спока с его покоряющим гору капитаном я казался подвешенным в воздухе. Это было не так уж плохо, но потом Споку нужно было нырнуть за Кирком, когда капитан падает. А вот чтоб сделать это, мою грудь цепляли за механически прут — и, когда прут быстро поворачивался, я поворачивался тоже, вверх ботинками, вниз ушами! Собственно, я вполне привык болтаться над съемочной площадкой вверх тормашками.

Мы сняли еще один «летучий» эпизод с этими же самыми ботинками, когда Спок тащит и Маккоя, и Кирка через шахту лифта. Снаряжение, которое для нас изготовили, оказалось весьма неудобным, так что костюмерную мы называли не иначе, как «пыточная».

Конечно, в этом фильме должны были быть лошади, ведь Билл их обожает. (Хотя без доберманов или мотоциклов обошлось). Мы провели полчаса за крайне увлекательным обсуждением, как Споку следует проводить на лошади шейный захват.

— Пусть Спок с ней поборется, — предложил Билл, когда мы оба разглядывали мою потенциальную жертву — великолепное, энергичное животное, косившееся на меня с однозначным «Только попробуй!».

— Что конкретно ты имеешь в виду, Билл?

— Ну, знаешь, Леонард… Спок пытается найти нужное место для захвата — и у него не получается — а он продолжает попытки.

— Ты хочешь сказать… пока лошадь встает на дыбы, пытаясь его затоптать?

— Да! — глаза у Билла загорелись. — Это будет потрясающе выглядеть на пленке!

Я раздумывал целых 0,001 секунды, а потом заключил:

— Собственно, вулканцы обладают детальным знанием лошадиной анатомии.

Бил неодобрительно воззрился на меня:

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Съемки «Звездного пути-V» закончилось в конце декабря 1988 года. Я перешел к другим проектам — включая режиссирование фильма «Странная штука — любовь»), комедии с Джином Уайлдером и Кристин Лати. Но с одним из самых значимых для меня лично проектов я столкнулся случайно.

Это произошло в 1989 году, когда я готовился к другому проекту, который так никогда ни к чему и не привел. В процессе я беседовал с несколькими адвокатами. Как выяснилось, один из юристов оказывал безвозмездную профессиональную помощь джентльмену по имени Мел Мерменштейн и сказал мне: «Если вы действительно ищите стоящее дело…»

И он рассказал мне кое-что про Мела.

Мел Мерменштейн родился в Венгрии. В 1944 году, когда в страну вторглась немецкая армия, Мел и его семья — его сестра, брат, мать и отец — были согнаны вместе с другими местными евреями и отправлены в концентрационный лагерь Аушвиц-Биркенау. На следующий день после прибытия Мел увидел, как его мать и сестра (и многие другие женщины и дети) вошли в «женский душ» — газовую камеру. И не вышли никогда.

Он, его брат и его отец были вынуждены заниматься рабским трудом и некоторое время им удавалось выживать, несмотря на скудный рацион, непередаваемую грязь и вызванные ими болезни. (Недоедание, изнурительная работа, антисанитария и теснота в бараках вызывала частные вспышки тифа). Но вскоре его отец заболел, и когда Мерменштейн-старший умирал, он позвал двух своих сыновей и сказал:

— Ваших матери и сестры больше нет, и вскоре я последую за ними. Но, может быть, вы оба — или один из вас — выживет. Вы оба должны поклясться, что, если выживете, то будете свидетельствовать миру о преступлении, случившемся здесь, за всех нас, кто не сможет говорить.

Мел и его брат дали отцу это последнее обещание. К сожалению, из всей семьи выжил только Мел, и он был освобожден, когда войска союзников, наконец, прибыли, чтобы освободить заключенных.

Мел эмигрировал в Соединенные Штаты, вырос, возмужал и создал для себя хорошую жизнь. Он начал свое дело, счастливо женился на американке и завел детей. Но он никогда не забывал обещания, данного отцу, и поэтому взялся именно за то, о чем отец просил его — стал свидетельствовать миру об ужасах, которые происходили в концлагерях, чтобы напомнить всем о гнусных преступлениях, которые одни люди способны совершить против других. Он основал музей, посвященный Холокосту, наполненный реликвиями из лагерей, реликвиями тех, кто в них умер — фотографиями жертв, списками имен, клочками одежды, кусками колючей проволоки, тщательно согнутой в виде Звезд Давида. И он рассказывал школьникам о своем опыте пребывания в Аушвице.

И вот однажды он получил письмо по почте — «приглашение» от некоей группы, называвшей себя Институтом исторических исследований. Они предлагали ему 50 тысяч долларов, если он сможет привести доказательства «независимому комитету», что ни один еврей не умер в концлагере от рук немцев. Их идея была в том, что нацисты никогда не убивали никаких евреев. Евреи, загнанные в лагеря, были «смутьянами», а те, кто умерли в концлагерях были жертвами тифа, а не газовых камер (которые, как настаивал институт, были созданы для «дезинфекции»).

Мелмерштейн пришел в ярость и отнес письмо сперва в Антидиффамационную лигу, а потом в Центр Симона Визенталя. Он получил из обоих мест один и тот же ответ: институт был прикрытием для группы фанатиков-неонацистов, чьим единственным желанием было заманить Мелмелштейна на их фальшивый «суд», обмануть его, а потом публично огласить свое «открытие» — что Холокоста никогда не было.

Но Мел чувствовал, что не может отступить. Он связался с несколькими адвокатами, но все из них говорили ему одно и то же — что письмо «неподсудно» — по закону он не мог ничего сделать, чтоб заставить Институт прекратить распространять свою ненавистную ложь или делать аналогичные предложения другим выжившим в концлагерях.

В конце концов, он столкнулся с адвокатом по имени Билл Кокс — который тоже был согласен со всеми остальными, что письмо неподсудно, и что Мел не должен позволять втянуть себя в «свидетельство» фальшивом институтском «суде».

Однако, обдумав дело как следует, Кокс придумал нестандартный, но законный и рабочий подход — письмо от Института, предлагающее 50 тысяч долларов, по сути, представляло собой письмо-соглашение — другими словами, контракт. Если бы Мел согласился и не получил никакого ответа в течение 30 дней, он мог бы по закону подать на них в суд за невыполнение контракта. А, когда он смог бы передать дело в суд, он мог бы попросить суд юридически признать факт Холокоста.

Мел согласился последовать стратегии Кокса. Он дал Институту согласие на их предложение, они не ответили в течение 30 дней и Мелмерштейн возбудил против них иск.

Несмотря на многие мытарства — многочасовые придирчивые расспросы институтскими юристами, преследования самого Мелмерштейна и его семьи (на его доме писали нацистские лозунги, ему во двор подбрасывали мертвую свинью), даже угрозы — его делу, его семье, его жизни — Мел выстоял и нашел законный способ действительно почтить предсмертную просьбу своего отца.

По требованию Мермелштейна суд юридически признал факт существования Холокоста. Американский суд делал это впервые.

Вскоре после моего визита к адвокату, который впервые поведал мне об этой истории, я отправился к мелу Мермелштейну, чтобы продолжить разговор. Я был настолько тронут тем, что он хотел сказать. — и показать в своем музее памяти жертв концлагерей — что я связался со своим старым другом, Робертом Радницем. Мне не только очень хотелось сыграть Мела, но и помочь вывести проект на экран.

Радниц был продюсером «Саундер», знаменательного минисериала о жизни чернокожих в Америке. Мы уже давно хотели снять что-нибудь вместе. Я чувствовал, что у Боба есть необходимый опыт и необходимая репутация, которые смогут убедить телевещательную компанию, что история Мела должна достичь широкой аудитории.

Боб согласился со мной, что материал стоящий, и мы ознакомили с ним несколько телекомпаний. NEC откликнулась очень быстро — и одобрительно. К сожалению, первый сценарий мы получили после слишком долго ожидания — и он совершенно никуда не годился. Затем мы наняли сценариста Рональда Рубина, который создал нам чудесный, очень точный сценарий «Никогда не забывай». В прямой, искренней манере, без попыток раздуть сенсацию, он рассказал трогательную историю о человеке, который не сдается. Мы были необычайно рады.

NBC, однако, рад не был. Телеканал дал нам от ворот поворот (другими словами, они решили свернуть проект). Мы отнесли сценарий Рона Рубина на «Тернер Нетворк», который нас с удовольствием подхватил.

Найти актера на роль Мела, конечно, было просто — я уже давно вызвался. А Джо Сарджент — которого я знал уже столько лет и который режиссировал несколько лучших эпизодов из оригинального сериала «Звездный путь» — всегда приходил нам на ум первым, когда мы искали режиссера. Мы страшно хотели его заполучить. Я должен сказать, что Джо, как всегда, сотворил чудо, сумев раскрыть самую суть каждой сцены.

В роли Мела Мелмерлштейна в «Никогда не забывай»

Что до женщины, которой предстояло играть Джейн, жену Мела — у нас самого начала был очень короткий список актрис, подходящих на эту роль. Одной из них была весьма талантливая Блайт Даннер, с которой мне когда-то доводилось работать вместе в 70-е.

Как-то раз, еще до того, как мы выбрали кого-нибудь на роль Джейн, мы с женой летели на самолете — и вдруг! о чудо! — напротив нас сидела Блайт! Я понял, что это сама судьба предоставила мне отличный шанс, так что я пошел поздороваться и рассказать ей о проекте «Никогда не забывай». Она немедленно заинтересовалась им — из-за темы. Через несколько часов после того, как мы прибыли в Лос-Анжелес, я передал ей сценарий, и вскоре она подписала контракт.

Мелмерштейн в суде со своей женой Джейн (Блайт Даннер)

Дэбни Коулмен вскоре присоединился к нам в качестве адвоката Уильяма Кокса, и выдал нам замечательную игру. Если честно, все собравшиеся актеры были бесподобны — и мы были очень рады, когда Джо Сарджент нашел способ включить Мела Мермелштейна и его дочь, Эди, в роли-камео.

С Дэбни Коулменом

Я также должен тут поблагодарить людей из Центра Симона Визенталя и Антидиффамационной лиги. Мы обращались к тем, и к другим, в поисках материала для фильма. Они откровенно признались — «Да, мы советовали Мелу не пытаться преследовать Институт Исторических Исследований. Да, мы рады, что он добился успеха». Они были очень любезны и предложили нам свою помощь.

К счастью для нас для всех, Мел на мог уклониться от испытания. Я благодарен ему за его стойкость и цельность, а еще — за его желание поделиться с этой историей с нами — и со всем миром. Если бы каждый проект приносил бы мне такое же чувство удовлетворения, как «Никогда не забывай», это была бы просто райская жизнь. Для меня история Мела выходит за рамки отношений между нацистами и евреями, за рамки ужасов Аушвица, она — об основополагающих свойствах человеческого духа. Я вспоминаю драматурга Артура Миллера, который однажды сказал, что все пьесы, который мы считаем стоящими, задают один и тот же основополагающий вопрос — как может человечество создать дом в окружающем мире? Какие препятствия мы должны преодолеть, что должен каждый из нас достигнуть, чтобы обрести чувство принадлежности, внутренний мир?

Конечно, Мел Мермелштейн нашел свою дорогу из непроглядной тьмы к свету духовного умиротворения и личного достоинства. То вдохновение, которое дарила всем нам его история, отчетливо отразилась на результате. «Никогда не забывай» была номинирована Национальной ассоциацией кабельного телевидения на лучшую телепередачу и была названа «Нью Йорк Таймс» «передачей, которую долго будут помнить».

Но мне нужно добавить к истории мрачный, тревожный постскриптум — Институт Исторических Исследований отступил в тень после выхода «Никогда не забывай», но они остаются среди нас и по сей день, усердно сея ложь и ненависть. Только несколько дней назад я прочитал о женщине, которая от их имени опубликовала «историческую» книгу о вспышках тифа во время Второй мировой войны. Она основана на их любимой лжи, что миллионы, сгинувшие в концентрационных лагерях, были на самом деле жертвами тифа — а не геноцида. Что больше всего меня тревожит — что тексты вроде этого гладко написаны и заключены в красивые обложки, и чих часто можно встретить в университетских библиотеках. Студенты, ищущие информацию по Второй мировой войне легко могут натолкнуться на такую книгу и невольно поверить, что это «научная» работа, основанная на настоящем научном исследовании.