ГЛАВА ПЯТАЯ Спокомания, или Расцветали по Медфорду груши
ГЛАВА ПЯТАЯ
Спокомания, или Расцветали по Медфорду груши
НИМОЙ: Я был ошеломлен всем этим вниманием. Ошеломлен, польщен, взволнован — и напуган.
СПОК: В конце концов, ты можешь обнаружить, что обладание не настолько приятно, как стремление к нему. Это нелогично, но, чаще всего, это правда.
В книге «Я — не Спок» у меня была с вулканцем небольшая беседа по поводу известности.
НИМОЙ: Спок, каково тебе чувствовать себя популярным?
СПОК: У меня. Нет. Чувств.
НИМОЙ: Прости. Я не хотел тебя оскорбить.
СПОК: Я не оскорблен. Я понимаю твою склонность судить меня по человеческим стандартам, но ситуацию значительно бы облегчило, если бы ты воздержался от подобного.
НИМОЙ: Я попытаюсь. Ты знаешь, что ты популярен?
СПОК: Я осведомлен о существовании определенного интереса со стороны публики.
НИМОЙ: Люди тебя любят! Разве тебя это не волнует?
СПОК: Вовлекаться в этот вопрос тем или иным образом — пустая трата энергии. А популярность помещает личность в действительно странное общество.
НИМОЙ: В смысле?
СПОК: В вашей культуре популярность может быть достигнута странными существами. И неестественными способами. Кто-то может стать популярным, появляясь в ваших журналах в обнаженном виде. Определенные животные, собаки и прочие млекопитающие становятся известными, поскольку их еженедельно демонстрируют в телевизионных передачах. Разве было бы не лучше чествовать настоящие достижения?
НИМОЙ: А популярность и настоящие достижения не могут существовать одновременно?
СПОК: Виктор Гюго говорил: «Популярность — это крохи со стола величия».
НИМОЙ: Звучит пафосно.
СПОК: Возможно. В конце концов, мистер Гюго был всего лишь человеком.
НИМОЙ: Спок, позволь мне сформулировать так — если ты популярен среди людей, разве это не говорит что-то хорошее о способности людей ценить культуру и образ жизни, отличный от их собственного?
СПОК: Да, кажется логичным.
НИМОЙ: Из ваших уст, мистер Спок, это можно считать величайшим комплиментом!
Может быть, Спок был и равнодушен к славе, но я-то вряд ли мог сказать то же самое о себе. Вообще-то я так был ею взволнован и озабочен, что вскоре обнаружил себя листающим «Цитатник» Бартлетта в поисках озарения по вопросу — и нашел вышеупомянутую цитату из Виктора Гюго. Эта фраза стала для меня краеугольным камнем, позволившим сконцентрироваться на текущей работе, а не на ее побочных эффектах. Популярность преходяща, а то, что останется — это качество работы (если оно там было).
Ну, обычно в Голливуде вы можете найти инструктора в любой области, какую только можно себе представить. Есть люди, которые могут научить тебя, как говорить, как петь, как изображать разные акценты. Хочешь играть деревенщину из Западной Вирджинии, хотя ты сам из Бронкса? Не вопрос! Найми репетитора по акцентам. Хочешь записать альбом, хоть ты никогда не пел нигде, кроме душа? Опять же, не вопрос! Есть люди, которые научат тебя петь что угодно, от поп-музыки до оперы. А вокальные уроки — это только верхушка айсберга.
Они могут научить ездить верхом, стрелять из лука, плавать, играть в теннис, ходить под парусом и боксировать. Они могут научить, как драться, как падать, как смеяться, как плакать. Я упомянул фехтование? Да, и как фехтовать тоже. Если вы собираетесь появиться в фильме про головорезов, вам понадобится владеть рапирой или саблей. Не сомневаюсь — сколько существуют актеры, столько существуют и инструкторы, преподающие им необходимые навыки.
Но не существует никаких курсов по популярности, чтобы помочь вам справиться с влиянием, которое она окажет на вашу жизнь и на жизнь ваших коллег, родных и друзей. Если честно, мне бы хотелось, чтоб на такие курсы действительно можно было пойти в 1967 году — возможно, они уберегли бы меня от таких ошибок, как «Я — не Спок».
На недавнем конвенте по «Звездному пути» девушка-подросток задала мне вопрос: «Как вы подготовились к тому, что случилось с вами, когда вы прославились?»
Мой ответ? Никак.
Собственно, когда Джин Родденберри позвонил, чтобы сказать мне, что серии «Звездного пути» станут выходить регулярно, у меня не было ни малейшего намека на то, как это изменит мою жизнь, если не считать получения регулярной зарплаты. Как я уже упоминал, я был настолько наивен, что даже не позаботился сменить телефонный номер, который числился в справочнике (Очень скоро я осознал свою неосмотрительность и исправил эту ошибку!)
Первый намек на популярность вулканца появился после выпуска «Времени обнажения» вместе с мешками для стирки белья, набитыми письмами. Я чувствовал радость и удовлетворение, зная, что у вулканца есть поклонники — в конце концов, не так давно NEC хотела выкинуть инопланетянина на свалку.
В то время, как горы фанатских писем продолжали расти, я начал получать звонки от разных организаций, все с просьбами появиться на публике. «Отлично!» — думал я и принимал все предложения, какие только мог. Один звонок поступил из Медфорда, штат Орегон, приглашая меня быть ведущим ежегодного парада на Фестивале Цветения Груш в апреле 1967 года.
Позвольте мне тут на минутку отвлечься и упомянуть случай, который со мной произошел на одном параде чуть раньше. Где-то около Дня Благодарения в 1966 году, вскоре после того, как «Звездный путь» вышел на экраны, мы с Биллом Шатнером были приглашены поучаствовать в шествии парада «Санта Клаус Лейн» к Голливудскому Бульвару. В этом параде принимают участие «звезды» кино и телевидения, обычно едущие в автомобилях с откидным верхом.
Мы с Биллом были счастливы, что нас пригласили и что мы получим свою долю славы, и оба были очень рады махать руками восторженной толпе, но, когда мы поравнялись с платформой комментатора, он бухнул: «А вот и звезды сериала «Звездный путь», Уильям Шатнер и Леонард Нимси!»
Нимси?!
Билл немедленно повернулся ко мне и ухмыльнулся: «Ты это на всю жизнь запомнишь — и, может, так тебе и надо!»
Ну, он был прав. Я до сих пор этого не забыл. И то, как, согласившись поехать в Медфорд, штат Орегон, решил отправиться в костюме мистера Спока, как просили организаторы парада.
Уж такой-то ошибки я больше никогда не делал.
Если сейчас суббота, это, должно быть… эээ…
Парад шел довольно гладко. Я испытывал большую благодарность при виде громадного количества публики — величайшего в истории фестиваля — хоть и было весьма странно в костюме Спока махать и улыбаться, как Леонард Нимой, с заднего сиденья автомобиля. Я получил огромное удовольствие во время парадного шествия.
Проблемы возникли позже, когда меня отвели в близлежащий парк. Там на эстраде для оркестра был установлен стол, чтобы я мог раздавать автографы. Но вместо сотен людей, которые я надеялся увидеть, там были тысячи. Они прибывали так быстро, что я пришел в ужас, что кого-нибудь раздавят насмерть, а потом они начали так сильно напирать на эстраду, что она начала раскачиваться у меня под ногами! Люди вокруг меня вскоре поняли, что мы в беде. К счастью, местная полиция пришла на помощь и вытащила меня из толпы!
Инцидент стал событием в прессе, и никто этому не удивился больше, чем я. Позже в тот же день, когда я размышлял о том, что произошло, в относительной безопасности своей комнаты в отеле, мне позвонил глава рекламного департамента NEC и сказал: «Отныне мы убедимся, чтоб у тебя была охрана».
Так что, как я и говорил, я больше никогда, никогда не появлялся на публике в вулканском облике. Но толпы продолжали прибывать.
Всего за несколько лет до моего внезапного знакомства со славой, я давал частные уроки актерского мастерства кумиру подростков Фабиану (который готовился к роли в серии «Доктора Килдэра» под режиссурой Марка Дэниэлса). Я помню, как Фабиан рассказывал, как впервые стал «объектом» восхищения. Его промоутеры раздули большую шумиху вокруг его приезда в Лос-Анджелес, так что, когда его самолет приземлился в аэропорту, площадка перед ангаром была заполнена визжащими детьми. Его впихнули в ожидавший лимузин, но тот вскоре оказался окружен бьющимися в истерике фанатами. Это был жаркий летний день, окна запотели так, что водитель не мог рассмотреть, как проехать к воротам, а фанаты толпились вокруг машины, раскачивая ее, и в итоге успели разбить стекло, прежде чем их возлюбленный кумир, наконец, от них спасся.
Он был искренне напуган, но в то время мне было сложно полностью понять его страх. Попасть в окружение визжащих обожателей казалось страшноватым, конечно, но какой это должен быть бальзам для самооценки!
Во всяком случае, я так думал, пока это со мной не произошло. Я начал абсолютно ненавидеть фразу: «Мы организовали вам охрану», потому что в большинстве случаев это означало проблемы. По моему опыту люди из «организованной охраны» обычно посылали сигналы, что на самом деле они ожидают неприятностей — что, конечно, только предупреждало фанатов, что что-то происходит. Я твердо уверился, что по большей части «массовая истерия» создавалась теми самыми людьми, которые, по идее, должны были меня от нее защищать: охранниками, которых вполне объяснимо захлестывал поток адреналина, когда их окружала визжащая толпа.
Возможно, самое увлекательное «спасение бегством» произошло через некоторое время в универмаге на Лонг Айленде («Модделс Шопперс Ворлд», если быть точным), где я рекламировал альбом, записанный для «Дот Рекордс» под названием «Леонард Нимой представляет музыку Мистера Спока из далекого космоса»). Я подписывал автографы за прилавком, с двух сторон прикрытым портативными воротцами. В какой-то момент воротца начали падать. К несчастью, толпа была шумной и неконтролируемой, я попытался встать на прилавок и обратиться к ней, чтобы утихомирить, но людей просто было слишком много. В конце концов, менеджер схватил меня за руку и сказал: «Давай-ка отсюда убираться!»
Мы протолкались сквозь толпу и побежали. К счастью, мы сумели добраться до офиса менеджера и запереть за собой дверь, думая, что мы, наконец, в безопасности. Но потом мы обнаружили, что у нас новенькая проблема — теперь мы были заперты в офисе! Не было никакого выхода наружу, кроме как вниз и сквозь толпу…
Но менеджер был человеком находчивым и сказал: «Погодите-ка. Мы никак не можем спуститься вниз из-за всех этих людей. Но ведь мы можем подняться вверх! Есть черная лестница, которая ведет на крышу…»
Он позвонил в пожарное депо, которое прислало пожарную машину с приставной лестницей к задней части здания (вне видимости толпы). Я залез на крышу, спустился по предоставленной лестнице и счастливо спасся!
Леонард Нимси — эээ, Нимой — продвигает свой альбом грампластинок, 1968 год
Во время того же самого рекламного тура толпа затопила все в другом магазине, и охранники впихнули меня в грузовой лифт прочь от чересчур восторженного сборища. Но фанаты продолжали ко мне тянуться, так что лифт не мог закрыться.
В том же самом лифте случайно оказался один пожилой джентльмен, и, когда я, задыхаясь, ворвался в лифт, при виде визжащей орды за моей спиной глаза у него стали размером с блюдца.
— Что происходит? — крикнул он. — Они за кем? — И он с минуту разглядывал меня, будто пытаясь понять, что за преступление я совершил, чтобы заставить толпу меня преследовать, а затем воздел узловатый палец и ткнул им в мою сторону. — Это все ты… Это за тобой они! Да кто ты такой?
Я улыбнулся и сказал:
— Вы поверите, что Кирк Дуглас?
Он смерил меня сердитым взглядом, а потом покачал головой:
— Неееее…. Ты не Кирк Дуглас ваще!
Мысли об этом рекламном туре по поводу записанного альбома напоминают мне об обещании, которое я однажды дал себе, когда мне было лет двенадцать. В то время я был огромным поклонником Дэнни Кэя. Я отправился на концерт в Бостон, чтобы посмотреть на него и ждал рядом с выходом на сцену вместе с группой других детей, надеясь на автограф. Мы провели там долгое время, прежде чем мистер Кэй, наконец, появился в сопровождении двух спутников. «Никаких автографов!» — заявили они и отмахнулись от нас, быстро пройдя мимо. Но я был решительно настроен и пошел за ними. К тому времени, как мистер Кэй и его компания садились в машину, я остался один.
Я еще раз попросил автограф, но он никак не ответил, не взглянул на меня, просто сел в машину и уехал. В отчаянии я поклялся, что если я когда-нибудь окажусь на его месте, я никогда не откажу, если у меня попросят автограф.
Клятву эту я вспоминал во время рекламного тура со смешанными чувствами — особенно однажды, когда мне пришлось подписать не меньше восьми тысяч автографов за один присест, с 10 утра до 6 вечера. (И даже тогда, к моему разочарованию, я оказался не в состоянии сдержать обещание, которое дал самому себе — это оказалось просто физически невозможно!)
Музыкант: «Не знаю, но если вы напоете пару тактов…»
«Спасение» от толп вскоре стало стилем жизни. Часть меня наслаждалась этим приключением, часть меня его ненавидела. Я был одновременно невероятно польщен и невероятно подавлен вниманием. Внезапно простейшие вещи — сходить пообедать, или за покупками, или в театр — стали сложными. Каждый раз, когда мы с семьей куда-нибудь отправлялись, нам приходилось составлять план — как мы туда доберемся? Как попадем внутрь? Как выберемся? Может ли машина ждать прямо за дверью? Есть ли черный ход или, может, мы сумеем войти через кухню? В итоге мне пришлось повидать просто массу ресторанных кухонь и служебных лифтов в отелях.
Путешествия тоже осложнились. Я не мог просто пройти по аэропорту и сесть в самолет. Нужно было, чтоб меня встретил на краю тротуара представитель авиакомпании, который сопроводил бы меня в частный зал ожидания. Я всегда проходил на борт до объявления посадки, потому что это значило, что я могу попасть в самолет и не быть замеченным дюжинами людей. Так что я следовал за представителем по какой-нибудь обходной лестнице и по какому-то боковому проходу и садился в пустой самолет, иначе началось бы шествие людей к моему сиденью. (Разумеется, иногда даже после всех принятых предосторожностей, мне случалось содрогаться после взлета, когда капитан радостно объявлял: «Народ, а угадайте-ка, кто у нас сегодня на борту? Ни много ни мало — мистер Спок из «Звездного пути»!)
Несмотря на популярность вулканца, невероятно часто к играемому мной герою ошибочно обращались в СМИ как «доктор Спок», потому что его часто путали с известным педиатром. Собственно, в 1968 году я имел честь встретиться с доктором Бенджамином Споком на встрече, спонсированной Американским Союзом Гражданских Свобод. (В то время, веря, что мы должны уйти из Вьетнама, я стал активистом политической кампании в поддержку Юджина Маккартни, лидера мирного движения. Я также вдобавок трудился на благо Объединения Фермеров Цезаря Шаветца и Конференции Христианских Лидеров Юга, организованной Мартином Лютером Кингом).
Бенджамин Спок также активно участвовал в движении за мир. В 1968 году он был арестован за вмешательство в деятельность по призыву в армию, и в то время, когда я с ним встретился, он все еще ожидал суда. Он был решительным, энергичным, атлетически сложенным человеком, весьма активно вовлеченным в социальные вопросы, и я очень сильно хотел поговорить с ним. Я начал со «Здравствуйте. Меня зовут Леонард Нимой, и я играю персонажа по имени мистер Спок в телевизионном сериале «Звездный путь».
Он улыбнулся, пожимая мне руку, и ответил: «Я знаю. Вам уже предъявили обвинение?»
Ну, начиная с того касающегося ушей инцидента с Мойрой Мак-Гивни, от моего внимания не укрылось, что большую часть фанатской аудитории Спока составляли женщины. И по какой-то таинственной причине они находили вулканца неотразимо привлекательным. По этому поводу существовало множество занимательных предположений — включая теорию о «демонической» внешности Спока — но одну из самых увлекательных статей написал известный писатель-фантаст Айзек Азимов и озаглавил ее «Мистер Спок — просто мечта!» (по случайно совпадению она появилась в «Телевизионном гиде» в том же самом месяце, когда произошел роковой Фестиваль Цветения Груш 1967 года). Юмористическое эссе предполагало, что Спок казался зрительницам настолько сексапильным не из-за чего-нибудь, а из-за своего ума (одновременно доктор Азимов оплакивал тот факт, что сам-то он все эти годы прикидывался тупицей, насмотревшись комедий, в которых всегда изображался глупый муж, которым верноподданно восхищалась умная жена). В статье он писал:
«Годы и годы я тратил все свои силы, стараясь быть глупым мужем… Но мне не приходило в голову, что мистер Спок сексапилен… что девушки трепещут, стоит ему слегка заломить бровь, что они визжат от страсти, когда он слегка кривит в улыбке губы. И все потому, что он умный!
Если б я только знал! Если б я только знал!»
Я безмерно порадовался этой статье и послал ему следующее письмо:
«8 мая 1967 года.
Дорогой мистер Азимов,
Мне сложно сказать, возможно, времена изменились. Когда я впервые прибыл в Калифорнию, чтобы начать карьеру в кино, в силе был Марлон Брандо, который только что покорил сердца американок, сыграв тупого, бесчувственного невежу. Возможно, вы правы, я, безусловно, на это надеюсь.
В любом случае, статья была чудесная, и я бы предположил, что отклик на нее будет отличный.
Масса благодарностей.
Искренне ваш,
Леонард Нимой».
Вскоре я получил следующий ответ:
«27 мая 1967 года.
Дорогой мистер Нимой,
Благодарю за неожиданное удовольствие, которое доставило ваше письмо от 8 числа.
Собственно, на самом деле я думаю, что необыкновенный ум может завоевать лишь небольшое в процентном соотношении число дам, может быть, только несколько тысяч из всех существующих. Но опять же, какому нормальному мужчине нужно больше, чем несколько тысяч — особенно если все они поделятся впечатлениями?
Полученные мной фанатские письма делают совершенно ясным, что по-настоящему на девушек воздействует ваша (или, скорее, мистера Спока) неподверженность женским чарам. Есть особая притягательность в попытках вас сразить, которая взывает к охотничьему инстинкту, живущему в каждой из прелестниц.
И это самая худшая новость из всех для меня возможных, ведь, хоть я и вхожу в топ, что касается интеллекта, я один из самых уязвимых для женских чар людей, каких только можно встретить. Меня настолько смехотворно легко покорить, что мало кто себя этим утруждает. Они просто смеются.
Ваш,
Айзек Азимов».
С годами женский интерес к Споку приобрел решительно… интересный оборот, когда фанатки направили свои творческие таланты — и эротические фантазии — на производство «фэнзинов». Одна из таких публикаций щеголяет обложкой, изображающей по пояс раздетого Спока, с голой ногой, выглядывающей из-под развевающейся тоги и со скованными руками. А заголовок? «Спок порабощенный»!
Я, конечно, ужасно польщен — и не могу не вспомнить юную студентку в университете Боулинг Грин, которая встала и спросила: «А вы знаете, что вы — источник материала для эротических фантазий для тысяч и тысяч женщин по всему миру?»
Я отсалютовал ей с кафедры стаканом воды и провозгласил тост: «За то, чтоб все ваши мечты сбылись!»
В то же самое время я знаю, что им нужен не я, а Спок. Вулканец, разумеется, остается безмолвным и — в отличие от доктора Азимова — совершенно неуязвимым. Я отлично могу себе представить сценарий развития событий между Споком и одной из «прелестниц», упомянутых в письме Азимова:
ОНА: Мистер Спок, могу я вам предложить что-нибудь выпить? Скотч, бурбон, бренди, мартини?
СПОК: Мадам, мой разум находится именно в том состоянии, в котором ему следует находиться. Я не вижу причины изменять это состояние с помощью стимуляторов или депрессантов.
ОНА: Простите, я тут скользну во что-нибудь более удобное?
СПОК: Поскольку костюм, в который вы в настоящее время облачены, явственно нефункционален и, как вы только что мне сообщили, неудобен, я не в состоянии постичь причину его приобретения или ношения.
«Что такое фэнзин?»
Возможно, Азимов был прав, что неприступность Спока служила только к увеличению решимости его поклонниц. Собственно, на фоне подпольной сети межфанатских коммуникаций ЦРУ казалось кучкой дилетантов.
Я вспоминаю одно публичное выступление в Биллингсе, штат Монтана. Я только-только прибыл в отель и повернул ключ в двери, как зазвонил телефон. Когда я поднял трубку, женский голос спросил:
— Мистер Нимой?
Когда я ответил утвердительно, она сказала:
— Меня зовут Мэри, и я ваша огромнейшая поклонница. Я просто хотела поздороваться и сказать, как вы мне нравитесь в «Звездном пути».
Пораженный, я спросил:
— Как вы меня нашли?
— О, — ответила она. — Я услышала, что вы приезжаете в Биллингс, так что я просто обзванивала все отели, пока не попала в нужный.
Я поблагодарил ее и объяснил, что вынужден повесить трубку, поскольку я должен выступать через несколько минут. Потом я переоделся и уже направился к двери, но, прежде чем я успел выйти, телефон зазвонил опять.
Я поднял трубку и услышал:
— Мистер Нимой? Меня зовут Патриция. Я из Чикаго, и я просто хотела поздороваться.
Как она меня нашла?
— Мэри из Денвера мне позвонила…
Как я ни был признателен добросердечному энтузиазму большинства фанатов, время от времени чья-то целеустремленность приводила к неприятным последствиям. В 1967 году одна пятнадцатилетняя девочка из Хьюстона угнала машину матери и потратила фальшивых чеков на сумму 1500 $, пытаясь попасть в Голливуд, чтобы меня увидеть. Не нужно говорить, что я дал всем понять, что не буду с ней встречаться, поскольку у меня нет желания поощрять криминальные наклонности.
А потом еще было это времечко, когда журнал «Шестнадцать» напечатал мой домашний адрес.
Да, вы совершенно верно прочитали это предложение — мой домашний адрес. Я не видел самой статьи, но понял, что случилось, когда дом затопило почтой. Через несколько дней почтальон отказался ее доставлять, потому что ее было слишком много. В конце концов, почтовое отделение стало привозить ее на грузовике, и неделями мы жили в буквальном смысле с горой писем посреди гостиной. Временами она вырастала выше меня! И еще время от времени случались юные фанаты, затаившиеся в кустах в надежде хоть краем глаза увидеть, как я прихожу или ухожу…
К счастью, даже самые упорные из фанатов всегда были дружелюбно настроены, я больше волновался о том, что они нарушат покой моей семьи, чем о нашем физическом здоровье. Но был, был один инцидент, от которого у меня кровь застыла в жилах.
Это случилось в 1978, когда я снимал римейк «Вторжения похитителей тел» в Сан-Франциско. Поскольку большинство сцен должно было происходить ночью, мы вели съемки на улицах города, пока не начинало светать. Как-то ночью, закончив сцену, я направлялся к своему трейлеру, когда услышал за спиной женский голос: «Можно мне автограф для моего четырнадцатилетнего сына?» Было темно, так что я не разглядел ее как следует, я просто подписал кусок бумаги, который она мне протянула, поблагодарил ее и отправился в трейлер, чтоб сделать короткий перерыв.
Около полуночи мы, наконец, закончили съемку, и я пошел обратно в мотель, где остановилось большинство из нас, чтоб иметь возможность быстренько принять душ и переодеться перед тем, как присоединиться к остальным актерам за поздним ужином. Но, когда я вошел в свою комнату в мотеле, я понял, что меня ограбили. Кто-то забрал мою одежду, багаж, водительские права и кредитные карты. Что было еще хуже, все простыни были смяты, как будто кто-то побывал в моей кровати. Чем больше я обыскивал комнату, тем больше пропавших вещей обнаруживалось.
В потрясении я позвонил в полицию. Они проинформировали меня, что мало чем могут помочь, кроме как выслать бланк для заполнения. Я согласился и дал им свое имя и адрес.
Потом я пошел на ужин и рассказал остальным актерам, что произошло. Когда я вернулся в комнату через час или около того, телефон звонил. Когда я снял трубку, женский голос спросил:
— Мистер Нимой?
— Да, — ответил я осторожно.
Она начала болтать в дружелюбной манере, рассказывая, что мы раньше встречались на каком-то мероприятии (которое я не мог припомнить). А потом вдруг тон ее изменился, и она сказала:
— Предполагаю, что вам сейчас не хватает пары вещей из вашей комнаты в мотеле.
У меня мороз прошел по коже, я помолчал немного и потом ответил:
— Да.
— Знаете, мы с вами правда встречались. Вы помните, раньше этим вечером вы дали автограф для моего четырнадцатилетнего сына? Это была я…
Меня озарило, что произошло. Женщина, очевидно, увидела, как я вхожу в свой трейлер, чтобы отдохнуть между сценами. И, когда я возвращался на работу, она вошла, нашла ключ от комнаты в мотеле (на котором было написано название мотеля), отправилась в комнату, провела какое-то время в моей постели и взяла мои вещи.
Разговор принял решительно зловещий оборот.
— Я полагаю, вы хотите обратно свои вещи…
— Да, — твердо ответил я.
— Ну, тогда почему бы вам за ними не прийти?
— Нет, — ответил я. — Вы нашли способ их взять, теперь найдите способ вернуть их на место.
Она помедлила.
— Если я принесу их вам… как я узнаю, что меня не будет ждать полиция?
— Никак. Об этом следовало думать раньше, пока вы не взяли вещи.
Вдруг она засмеялась.
— Я сейчас — это вы.
— Прошу прощения?
От ее ответа у меня опять прошел мороз по позвоночнику.
— Я — это вы. Я сейчас в ваших вещах.
Я проигнорировал страх, который пробудили ее слова, и потребовал ответа:
— Где вы?
— Недалеко.
— Но кто вы?
— Медсестра. У меня правда есть четырнадцатилетний сын. И мы занимаемся одним делом, в каком-то смысле. Я написала сценарий. Ричард Брукс, который режиссировал «В поисках мистера Гудбара», его снимет…
С этого места разговор утонул в бреду, и ничего так и не было выяснено, хотя я продолжал наставить, чтоб она вернула мои вещи.
Просто чтобы проверить ее рассказ, я позвонил Ричарду Бруксу, который в то время часто бывал на студии «Парамаунт». Его не было на месте, но я рассказал его секретарше всю историю, и оставил ей свой телефон.
Часом позже Ричард сам мне позвонил и с любопытством спросил:
— Что это все за чертовщина?
Я рассказал ему эту странную историю, и он сказал:
— Веришь или нет, я думаю, у меня есть для тебя ее имя и адрес. Только что по почте пришел непрошеный сценарий, от женщины, которая утверждает, что она медсестра и мать-одиночка. Я его не читал, потому что не хотел, чтоб она обвинила меня в том, что я украл ее сценарий. Тебе нужно имя?..
— Еще бы! — сказал я. Записав его и поблагодарив Ричарда, я позвонил в полицию. Через полчаса меня посетил очень умный, заботливый офицер, который спросил, хочу ли я зарегистрировать обвинение или просто получить свои вещи обратно. Поскольку у меня не было никакого желания регистрировать жалобу и свидетельствовать в суде, он предложил сделать ей звонок от офицера полиции и объяснить, что она попала под подозрение — и что, если она захочет вернуть мое имущество, обвинение возбуждено не будет.
Он сделал телефонный звонок. Через несколько минут, пока мы все еще обсуждали ситуацию, кто-то позвонил в дверь. Я открыл ее и обнаружил носильщика со всеми моими пропавшими вещами в руках.
К счастью, практически все мои встречи с поклонниками гораздо более приятны. А на случай, если я вдруг начну принимать вопрос популярности слишком близко к сердцу, всегда есть цитата из Гюго… и память о встрече с одним поклонником в 1971 году, когда я выступал в театре «Коконат Гроув» в Майями. Я выходил из лифта в вестибюль гостиницы, когда пожилой джентльмен схватил меня за руку.
— Эй! — закричал он. — Смотрите-ка, кто здесь! Я вас знаю! Я вас все время по телевизору смотрю! Я просто должен получить ваш автограф!
Пока мы рылись в поисках бумаги и ручки, он заметил своего друга, идущего по вестибюлю.
— Чарли! — завопил он. — Ну-ка быстро иди сюда! Смотри, кого я нашел!
Чарли покорно подошел, а мы как раз обнаружили кусок бумаги, и я уже был готов запечатлеть на ней свое имя.
— Чарли! — восхищенно объявил мой новый знакомец. — Ты знаешь, кто это? Ты все время видишь его по телевизору! Это же ж сам Крескин!
Я радостно расписался «Крескин» на клочке бумаги, пожал руки обоим мужчинам и удалился.