Глава двенадцатая. СВЕТЛЕЙШИЙ КНЯЗЬ И ЕГО ГОРОД

Глава двенадцатая.

СВЕТЛЕЙШИЙ КНЯЗЬ И ЕГО ГОРОД

Кетен, как и многие другие города центра Германии, ведет свое начало от доисторических поселений. Германцы пришли туда между II и V столетиями от Рождества Христова. Они активно торговали с Римом, о чем свидетельствует древнеримская керамика, найденная в тех местах. Бок о бок с германцами жили славяне, в результате чего в некоторых средневековых кетенских документах встречается сербский язык. Первое упоминание о Кетене относится к 1115 году.

С начала XVI века начинается постройка зданий, определивших облик Кетена. Многие из них сохранились доныне. Кетен славился пивоварнями, цехами сапожников и стекольщиков, а еще… попрошайками. В 1577 году городской совет даже запретил хождение с пением по домам на Новый год, так как эта добрая традиция сбора пожертвований порой превращалась в настоящее вымогательство.

В последний год XVI века самый высокий в городе шпиль главной городской церкви обрушился, проломив крышу школы и обозначив начало новой эпохи — просвещенных князей-меценатов. Одним из первых властителей нового поколения стал молодой князь Людвиг I, правящий в Кетене с 1603 года, — член знаменитой итальянской Академии della Crusca, следящей за чистотой итальянского языка. Пример этой организации вдохновил кетенского правителя на создание германского аналога, который открылся в 1617 году. Князь лично принял участие в реформе образования и вложил средства в изготовление новых учебников.

Преемники Людвига тоже проявляли склонность к наукам и искусствам. Так что новый патрон Баха Леопольд — страстный любитель музыки — не так уж сильно выделялся среди кустистых ветвей своего генеалогического древа.

Брак его родителей считался морганатическим, то есть неравным. Мать Леопольда — Гизела Агнеса фон Рат — была всего-навсего графиней. К тому же она имела лютеранское вероисповедание, в отличие от своего супруга-кальвиниста. Поэтому, умирая, он обозначил в завещании главным регентом при сыне не ее, а короля Пруссии Фридриха I.

Тем не менее после смерти Эммануэля Лебрехта Ангальт-Кетенского мать оказывала большое влияние на маленького Леопольда. Она и приучила его любить прекрасное. Фридрих I отправил мальчика в новую рыцарскую академию в Бранденбурге-на-Хафеле, но юная душа более стремилась к музыке, чем к сражениям.

Когда Леопольду исполнилось шестнадцать лет, он отправился в Гаагу с целью расширения эстетического кругозора. Там он посещал оперу, и это окончательно решило его судьбу. По возвращении он твердо и решительно объявил опекуну об отказе от воинской карьеры и снова уехал, на этот раз — в Англию. Его сопровождал видный музыкальный теоретик Иоганн Гейнихен, прославившийся своими трактатами. Туманный Альбион очаровал юного принца Оксфордской библиотекой. Леопольд поучился немного в университете, затем через Голландию и Аугсбург двинулся в Италию. В стране музыки он прожил около года, потратив на одно только посещение венецианской оперы 130 талеров.

Кроме Венеции принц повидал Рим, Турин и Флоренцию, а затем пожил некоторое время в Вене. Домой он вернулся в 1713 году с твердым решением создать собственную придворную капеллу. Год спустя она появилась под руководством Августина Рейнхарда Стрикера. По-видимому, этот музыкант не слишком устраивал принца. Расстался он и со своим учителем — Иоганном Гейнихеном. Тот работал при дрезденском дворе и не мог проводить в Кетене много времени.

В 1716 году в жизни Леопольда происходят два очень важных события. Он приходит к власти и знакомится с Бахом.

Они стали настоящими друзьями, несмотря на разделявшую их социальную пропасть. Это произошло из-за свободного веселого нрава князя, из-за его музыкальной одаренности, из-за того, что Леопольд смог «профессионально» оценить огромный талант композитора. Но как воспринимал их взаимоотношения Бах?

Советские баховеды почти всегда старались очернить аристократов, с которыми ему довелось общаться. Например, С. Морозов, даже написав несколько добрых слов о князе Леопольде, тут же замечает: «В остальном он представлялся таким же своевольным правителем, как и другие феодалы тогдашней Германии». (Интересно, а чьей воле хотел бы их подчинить автор?)

Но Бах вовсе не воспринимал царственных особ в качестве идейных врагов. Они вписывались в картину его мироздания, низкая плебейская ненависть к аристократам не находила места в его сердце потому, как оно не имело в себе низости.

Нам неизвестны баховские политические воззрения, но, думается, навряд ли он поддержал бы демократические идеи. По словам Н. Бердяева, «тот, кто интересуется существом жизни, а не ее поверхностью, должен будет признать, что не аристократия, а демократия лишена онтологических основ… Аристократическая идея требует реального господства лучших, демократия — формального господства всех». А Бах более всего в жизни интересовало именно ее «существо».

Вышесказанное отнюдь не означает готовности композитора терпеть унижения от высокородных работодателей. У него была своя гордость — хорошего мастера и честного человека. То же он хотел видеть в других — хорошего правителя, курфюрста, короля…

«Своевольный» князь Леопольд не только красиво пел и играл на скрипке. Он построил в Кетене детский приют, задумал публичную библиотеку. Он мало успел, поскольку умер совсем молодым — в тридцать три года. В его честь названа кетенская Леопольдштрассе.

Конечно, Бах глубоко уважал этого человека и с радостью принимал его дружбу, которой не мешало кальвинистское вероисповедание князя. Нужно отметить, к этому времени протестантские конфессии относились друг к другу весьма нетерпимо. Например, в Лейпциге преподавателей-кальвинистов заставляли отрекаться от своего вероисповедания в письменной форме и подписывать документ, в котором последователи Кальвина назывались еретиками, заслуживающими геенны огненной. Не лучше относились и кальвинисты к лютеранам. Но князь Леопольд — начитанный, веселый, да еще и воспитанный матерью-лютеранкой! Трудно найти менее подходящего охотника на ведьм.

Единственное, что изменилось для Баха в связи с кальвинизмом работодателя, — это отпавшая необходимость писать духовные кантаты. Согласно учению Кальвина, церковный обряд сводился к минимуму, из музыкального сопровождения допускалось только пение простейших гимнов. Орган в замке князя тоже не впечатлял — маленький, всего с десятью регистрами.

Однако Иоганна Себастьяна это не печалило. Начиная любое новое сочинение — хоть духовное, хоть мирское, он обязательно писал на чистом листе аббревиатуру J.J. (Jesu Juva), прося Иисуса о помощи. Когда же он дописывал последний аккорд, то обязательно ставил в конце SDG или SDG1 — Soli Deo Gloria («Всевышнему одному слава»).

Бах действительно не чувствовал большой разницы между духовной и светской музыкой. И та и другая является Божественным искусством. Он пишет кантаты в честь князя, но их совершенством прославляет величие Творца.

Также в Кетене композитор продолжает заниматься написанием педагогического материала для подрастающих сыновей. К «Органной книжечке» добавляется «нотная тетрадь» Вильгельма Фридемана. В ней проступают очертания будущих инвенций и прелюдий из знаменитого «Хорошо темперированного клавира». Бах хочет создать некое «добросовестное руководство» — именно так гласит надпись на титульном листе автографа инвенций. Но вся его добросовестность неизменно красива, ведь делает он свое дело не только «в страхе Божьем, но и с удовольствием».

…Найдите дело себе по сердцу, и вы больше никогда не будете работать. Можно сказать, что в Кетене Бах не работал ни дня. Вся его служба заключалась в приятном музицировании с приятными людьми, которые к тому же прекрасно разбирались в музыке.

Сейчас трудно себе представить, чтобы музыканты такого уровня, как в капелле князя Леопольда, получали бы деньги, играя разную интересную музыку в свое удовольствие. У них не было никакой пафосной отчетности, они просто собирались в одном из уютных залов княжеского замка и играли, играли… Это напоминало возвышенное дружеское общение, только намного глубже, ведь вместо слов лились звуки, и возникала гармония.

Там не было никаких «звезд», соперничающих за место под солнцем. Иоганн Себастьян тоже совершенно не стремился солировать, предоставляя эту возможность хозяину замка. Светлейший князь имел приятный низкий голос, которым владел в совершенстве, а кроме скрипки умел играть на виоле да гамба. Но и он навряд ли стремился удовлетворять амбиции. Он просто любил музыку и за эту искреннюю любовь был щедро вознагражден. Бог послал ему Баха, благодаря которому князя Леопольда, правителя небольшого и не игравшего важной политической роли Ангальт-Кетенского княжества, до сих пор помнит множество людей во всем мире.