Глава XLVIII Первая весточка от Юры
Глава XLVIII
Первая весточка от Юры
Никогда нас не покидали мучительные мысли о наших покинутых детях. Как они живут на воле без родителей? Да и живы ли вообще? Юру, наверно, забрали в армию. А Лена, которой в 1941 году исполнилось пятнадцать лет, как я уже говорил выше, осталась с девяностолетней бабушкой. Из наших родственников в Киеве жил старший брат Оксаны — Федор в возрасте шестидесяти пяти лет. Проживал он со своей семьей на другом конце города — на Лукьяновке, примерно в десяти километрах от нашего дома на Печерске.
Приближалась осень 1942 года. Война шла уже второй год, но мы ничего не знали о судьбе наших детей. Наша армия под напором немецких полчищ отступала на восток. Юра мог погибнуть на фронте, так как уже достиг мобилизационного возраста. (Впоследствии мы узнали, что его школьные товарищи в самом начале войны были мобилизованы в десантные части и, действительно, сразу же пали смертью храбрых).
В сентябре 1941 года Киев был оккупирован немцами. Город подвергся жестокой бомбардировке. Не погибли ли Лена с бабушкой от бомб под развалинами дома? Эта неизвестность не давала нам покоя.
Установить связь с Киевом, когда мы были отрезаны от него линией фронта, протянувшейся на тысячи километров с северо-запада от Мурманска и Ленинграда на юго-восток до Кавказа и низовьев Волги, не представлялось возможным. О том, как сложилась судьба Юры, можно было узнать от проживавшего в Благовещенске моего старшего брата Андрея, адрес которого был известен нам и Юре. Поэтому, как только нас перевели из тюрьмы в лагерь, мы немедленно связались с Андреем. И вот однажды в теплый осенний день того же 1942 года, когда мы с Оксаной отдыхали на лужайке, к нам подбежал дневальный барака и сказал:
— Вам телеграмма! Идите получайте!
Мы немедленно вскочили на ноги. В висках застучала кровь, сердце учащенно забилось. Телеграмма могла принести самые страшные вести от брата.
Телеграмма была от Андрея. В ней скупо и весомо сообщалось: «Юра в военно-медицинском училище в Омске. Здоров. Запрашивал меня про вас, я дал ему ваш адрес. Про Лену ничего не знаю. Ваш Андрей».
Через несколько дней мы получили от Юры первую посылку, вещевую. В мягкой упаковке с военным штампом находилась изрядно поношенная одежда — ватные брюки, телогрейка, гимнастерка, теплое белье и еще кое-что. Если эти вещи починить, постирать, то при нашей бедности они нам очень пригодятся. У нас ведь совсем не было никакой теплой одежды, без которой в Сибири пропадешь. Чем еще мог помочь родителям бедный мальчик, сам не устроенный и не обеспеченный? Тем более дорогими были для нас эти непрезентабельные вещи.
Вскоре мы получили от Юры и первое письмо с фотокарточкой. Он был счастлив, узнав от дяди Андрея, что мы живы. В посылке, которую мы перед тем получили, было его обмундирование, взамен которого ему выдали новое. Писал Юра, что закончил ускоренные одногодичные курсы в омском военно-медицинском училище, а через две недели (это было в сентябре 1942 года) их выпуск отправят на фронт.
Мы долго любовались фотокарточкой, всматриваясь в милые, дорогие черты своего сына. На нем была летняя гимнастерка с петлицами на воротнике и портупеей через плечо. На голове новенькая военная фуражка с лакированным козырьком и большой звездой на околыше. Те же толстенькие губы и то же юношеское, почти мальчишеское выражение, которое осталось у нас в памяти после разлуки. Но глаза были невеселые, с глубокой затаенной грустью. Можно даже сказать, что во взгляде было что-то страдальческое.
Вот он перед нами как живой. Наконец, мы обрели его, хотя и разделяли нас многие километры. Ну, а впереди Бог знает, что еще его ожидает…