Глава IX О нравственномъ вліяніи тюремъ на заключенныхъ

Глава IX

О нравственномъ вліяніи тюремъ на заключенныхъ

Центральная тюрьма въ Клэрво, описанная въ предыдущей глав?, можетъ быть разсматриваема, какъ одно изъ типичныхъ м?стъ заключенія. Во Франціи она является одной изъ лучшихъ тюремъ, — я бы даже сказалъ, лучшей, если бы не зналъ отъ Элизе Реклю, что военная тюрьма въ Брест? нич?мъ не уступаетъ Клэрвоской централк?. Д?йствительно, недавніе разсужденія во Французской Палат? Депутатовъ о состояніи м?стъ заключенія, а также бунты, вспыхнувшіе въ 1886 году почти во вс?хъ крупныхъ французскихъ тюрьмахъ, указываютъ, что большинство этихъ учрежденій гораздо хуже того, съ которымъ намъ пришлось ознакомиться на основаніи личнаго опыта въ Клэрво.

Если мы сравнимъ тюремную дисциплину въ Клэрво съ дисциплиной англійскихъ тюремъ — насколько о посл?днихъ можно судить по отчетамъ тюремной комиссіи 1863 года, а также по прекрасной книг? ирландскаго патріота, Михаила Дэвитта[53], и по работамъ Джона Кэмпбелля[54], дамы, избравшей псевдонимъ — «Тюремная надзирательница»[55], сэра Эдмунда Дю-Лэна[56], книг?: «Пять л?тъ заключенія»[57] и письмамъ, напечатаннымъ въ прошломъ году въ «Daily News» за подписью «Бывшій В. 24», — мы должны будемъ признать, что французскія центральныя тюрьмы нисколько не хуже, а въ н?которыхъ отношеніяхъ челов?чн?е, ч?мъ англійскія. Что же касается н?мецкихъ тюремъ, то насколько можно судить о нихъ по литератур? и по разсказамъ моихъ н?мецкихъ друзей, испытавшихъ ихъ на себ?, обращеніе, которому подвергаются арестанты въ Германіи, не можетъ быть сравниваемо съ режимомъ въ Клэрво и отличается очень грубымъ характеромъ. Относительно австрійскихъ тюремъ можно сказать, что он? въ настоящее время находятся въ томъ положеніи, въ какомъ он? были въ Англіи, до реформы 1863 г. Такимъ образомъ, мы см?ло можемъ сказать, что тюрьма, описанная въ предыдущей глав?, не только не хуже тысячъ подобныхъ же учрежденій, разсыпанныхъ по всей Европ?, но напротивъ можетъ считаться одной изъ лучшихъ.

Если бы меня спросили, какія реформы можно ввести въ эту тюрьму и подобныя ей, но при томъ условіи, чтобы он? все-таки оставались тюрьмами, я могъ бы указать лишь на н?которыя частичныя улучшенія, которыя, въ общемъ, немногимъ бы улучшили положеніе арестантовъ; но въ то же время, я долженъ былъ бы откровенно признать, какъ трудно сд?лать какія бы то ни было улучшенія, даже самыя незначительныя, когда д?ло касается учрежденій, основанныхъ на ложномъ принцип?.

Можно бы, наприм?ръ, пожелать повышенія платы арестантамъ за ихъ трудъ, — на что тюремная администрація, в?роятно, отв?тила бы, какъ трудно найти частныхъ предпринимателей, готовыхъ построить дорого стоющія мастерскія въ тюрьм? и указала бы на вытекающую отсюда необходимость дешеваго труда. Съ другой стороны, я не сталъ бы предлагать, чтобы арестанты работали исключительно для казны, такъ какъ я знаю, что казна стала бы платить арестантамъ не больше, если не меньше, ч?мъ н?которые подрядчики въ Клэрво. Казна никогда не рискнетъ затратить милліоны на мастерскія и на паровыя машины, а, отказавшись отъ употребленія усовершенствованныхъ машинъ, она не въ состояніи будетъ оплачивать арестантскій трудъ лучше, ч?мъ теперь; значитъ, д?ло сведется опять-таки къ т?мъ же тридцати до сорока коп. въ день. Кром? того, казна едва ли сможетъ занимать арестантовъ т?ми разнообразными ремеслами, которыя я перечислилъ въ предыдущей глав?, а это разнообразіе работъ является однимъ изъ непрем?нныхъ условій нахожденія постояннаго занятія для арестантовъ. Въ Англіи, гд? частное предпринимательство не допускается въ ст?нахъ тюрьмы, средняя производительность каждаго арестанта въ 1877 г. не превышала двадцати девяти рублей, а максимумъ производительности достигалъ лишь 200 рублей[58].

Зат?мъ я, конечно, предложилъ бы, чтобы было снято запрещеніе разговора между арестантами, потому что это запрещеніе, существующее и во Франціи, и въ Англіи[59], и въ Америк?, въ сущности, остается мертвой буквой и только служитъ лишнимъ отягощеніемъ участи. Я предложилъ бы также, чтобы было разр?шено въ тюрьмахъ употребленіе табаку, ибо это является единственнымъ средствомъ прекратить гнусную тайную продажу этого запрещеннаго въ тюрьмахъ продукта, практикуемую надзирателями въ Англіи[60], такъ же какъ и во Франціи. Эта м?ра уже введена въ Германіи, гд? табакъ продается въ тюремныхъ лавочкахъ. И нав?рное эта м?ра послужитъ къ уменьшенію числа курильщиковъ среди арестантовъ. Но подобныя м?ры, конечно, являются лишь мелочами, не могущими въ значительной степени улучшить наши карательныя учрежденія.

Съ ц?лью улучшить ихъ кореннымъ образомъ можно бы, конечно, предложить, чтобы во глав? каждой тюрьмы стоялъ Песталоцци и 60 другихъ Песталоцци зам?щали бы должность надзирателей. Боюсь лишь, что тюремная администрація можетъ отв?тить мн? на подобіе Александра II, написавшаго однажды на административномъ отчет?: «гд? мн? взять людей?» — ибо несомн?нно, что покуда наши тюрьмы останутся тюрьмами, Песталоцци будутъ являться р?дкимъ исключеніемъ среди зав?дующихъ тюрьмами и надзирателей, м?ста которыхъ по-прежнему будутъ заполняться отставными солдатами.

Ч?мъ бол?е размышляешь о частичныхъ улучшеніяхъ, которыя могутъ быть введены, ч?мъ бол?е обсуждаешь ихъ реальное практическое значеніе, т?мъ бол?е уб?ждаешься, что т? немногія изъ нихъ, которыя могутъ быть введены, не им?ютъ существеннаго значенія, а улучшенія серьезнаго характера совершенно невозможны при настоящей систем?. Значитъ, приходится искать какого-либо иного выхода. Теперешняя система ошибочна въ самомъ основаніи.

Однимъ изъ наибол?е поражающихъ въ систем? нашихъ карательныхъ учрежденій обстоятельствъ является то, что разъ челов?къ побывалъ въ тюрьм?, им?ется три шанса противъ одного, что онъ вскор? посл? освобожденія опять попадетъ въ нее. Конечно, им?ются немногія исключенія изъ этого правила. Въ каждой тюрьм? вы найдете людей, которые попали туда случайно. Въ ихъ жизни было такое фатальное стеченіе обстоятельствъ, которое вызвало бурное проявленіе страсти или слабости, и въ результат? они попали за тюремныя ст?ны. Я думаю, всякій согласится, относительно подобныхъ лицъ, что еслибы ихъ совс?мъ не запирали въ тюрьмы, общество отъ этого нисколько бы не пострадало. А, между т?мъ, ихъ мучаютъ въ тюрьмахъ и никто не сможет отв?тить на вопросъ: — «зач?мъ?» Они сами сознаютъ вредоносность своихъ поступковъ и несомн?нно это чувство было бы въ нихъ еще глубже, если бы ихъ совс?мъ не держали въ заключеніи.

Число подобныхъ лицъ вовсе не такъ мало, какъ это обыкновенно полагаютъ и несправедливость ихъ заключенія настолько очевидна, что въ посл?днее время раздаются многіе авторитетные голоса, въ томъ числ? англійскихъ судей[61], настаивающіе на необходимости дать судьямъ право освобождать такихъ лицъ, не налагая на нихъ никакого наказанія.

Но криминалисты нав?рное скажутъ, что им?ется другой многочисленный классъ обитателей тюремъ, для которыхъ собственно и предназначаются наши карательныя учрежденія. И тутъ возникаетъ вопросъ: насколько тюрьмы отв?чаютъ своей ц?ли, по отношенію къ этому разряду заключенныхъ? насколько он? улучшаютъ ихъ? и насколько устрашаютъ, предупреждая такимъ образомъ дальн?йшее нарушеніе закона?[62]

На этотъ вопросъ не можетъ быть двухъ отв?товъ. Цифры съ совершенной ясностью указываютъ намъ, что предполагаемое двойное вліяніе тюремъ — воздерживающее и нравственно-оздоровляющее — существуетъ лишь въ воображеніи юристовъ. Почти половина вс?хъ лицъ приговариваемыхъ во Франціи и Англіи окружными судами, — рецидивисты, уже разъ или два побывавшіе въ тюрьм?. Во Франціи отъ двухъ-пятыхъ до половины вс?хъ привлекаемыхъ къ уголовному суду присяжныхъ и дв?-пятыхъ вс?хъ привлекаемыхъ къ суду исправительной полиціи, — уже побывали въ тюрьмахъ. Каждый годъ арестуется не мен?е 70000 до 72,000 рецидивистовъ. Отъ 42 % до 45 % вс?хъ убійцъ и отъ 70 % до 72 % вс?хъ воровъ, осуждаемыхъ ежегодно — рецидивисты. Въ большихъ городахъ эта пропорція еще бол?е высока. Изъ вс?хъ арестованныхъ въ Париж? въ 1880 году бол?е одной четверти были уже приговорены въ теченіе предыдущихъ десяти л?тъ бол?е четырехъ разъ. Что же касается до центральныхъ тюремъ, то отъ 20 % до 40 % вс?хъ освобождаемыхъ изъ нихъ ежегодно арестантовъ снова попадаютъ въ центральныя тюрьмы въ теченіе перваго же года по освобожденіи и, — большею частью въ первые же м?сяцы. Количество рецидивистовъ было бы еще бол?е, еслибы не то обстоятельство, что многіе освобожденные ускользаютъ отъ вниманія полиціи, м?няя свои имена и профессіи; кром? того, многіе изъ нихъ эмигрируютъ или умираютъ скоро посл? освобожденія[63].

Возвращеніе освобожденныхъ обратно въ тюрьму — настолько обычное явленіе въ французскихъ центральныхъ тюрьмахъ, что вы часто можете слышать, какъ надзиратели говорятъ между собой: «Удивительное д?ло! N. до сихъ поръ еще не вернулся въ тюрьму! Неужели онъ усп?лъ уже перейти въ другой судебный округъ?» Н?которые арестанты, освобождаясь изъ тюрьмы, гд? они, благодаря хорошему поведенію, им?ли какую-нибудь привиллегированную должность, — наприм?ръ, въ госпитал? — обыкновенно просятъ, чтобы эта должность была оставлена за ними до ихъ сл?дующаго возвращенія въ тюрьму! Эти б?дняги хорошо сознаютъ, что они не въ состояніи будутъ противиться искушеніямъ, которыя ихъ встр?тятъ на свобод?; они знаютъ, что очень скоро опять попадутъ назадъ въ тюрьму, гд? и кончатъ свою жизнь.

Въ Англіи, насколько мн? изв?стно, положеніе вещей не лучше, несмотря на усилія 63 «обществъ для вспомоществованія освобожденнымъ арестантамъ». Около 40 % вс?хъ осужденныхъ лицъ — рецидивисты и, по словамъ м-ра Дэвитта, 95 % вс?хъ находящихся въ каторжномъ заключеніи уже ран?е получили тюремное образованіе, побывавъ однажды, а иногда и дважды въ тюрьм?.

Бол?е того, во всей Европ? зам?чено было, что если челов?къ попалъ въ тюрьму за какое-нибудь сравнительно мелкое преступленіе, онъ обыкновенно возвращается въ нее, осужденный за что-нибудь гораздо бол?е серьезное. Если это — воровство, то оно будетъ носить бол?е утонченный характеръ по сравненію съ предыдущимъ; если онъ былъ осужденъ ран?е за насильственный образъ д?йствій, много шансовъ за то, что въ сл?дующій разъ онъ уже попадетъ въ тюрьму въ качеств? убійцы. Словомъ, рецидивизмъ выросъ въ такую огромную проблемму, надъ которой тщетно бьются европейскіе писатели-криминалисты и мы видимъ, что во Франціи, подъ впечатл?ніемъ непреоборимой сложности этой проблеммы, изобр?таются планы, которые въ сущности сводятся къ тому, чтобы осуждать вс?хъ рецидивистовъ на смерть, путемъ вымиранія въ одной изъ самыхъ нездоровыхъ колоній французской республики[64].

Какъ разъ въ то время, когда я писалъ эту главу, въ парижскихъ газетахъ печатался разсказъ объ убійств?, совершенномъ лицомъ, которое за день передъ т?мъ было выпущено изъ тюрьмы. Прежде ч?мъ этотъ челов?къ былъ арестованъ въ первый разъ и присужденъ къ 13-ти м?сячному тюремному заключенію (за преступленіе сравнительно маловажнаго характера), онъ свелъ знакомство съ женщиной, которая держала маленькую лавочку. Онъ хорошо зналъ образъ ея жизни и почти тотчасъ посл? освобожденія изъ тюрьмы, отправился къ ней вечеромъ, какъ разъ, когда она запирала лавочку, зар?залъ ее и хот?лъ овлад?ть кассой. Весь планъ, до мельчайшихъ подробностей былъ обдуманъ арестантомъ во время заключенія.

Подобные эпизоды далеко не р?дкость въ уголовной практик?, хотя, конечно, не всегда им?ютъ такой же сенсаціонный характеръ, какъ въ данномъ случа?. Наибол?е ужасные планы самыхъ зв?рскихъ убійствъ въ большинств? случаевъ изобр?таются въ тюрьмахъ, и если общественное мн?ніе бываетъ возмущено какимъ-либо особенно зв?рскимъ д?яніемъ, посл?днее почти всегда является прямымъ или косвеннымъ результатомъ тюремнаго обученія: оно бываетъ д?ломъ челов?ка, освобожденнаго изъ тюрьмы, или же совершается по наущенію какого-нибудь бывшаго арестанта.

Не смотря на вс? попытки уединить заключенныхъ, или воспретить разговоры между ними, тюрьмы до сихъ поръ остаются высшими школами преступности. Планы благонам?ренныхъ филантроповъ, мечтавшихъ обратить наши карательныя учрежденія въ исправительныя, потерп?ли полную неудачу; и хотя оффиціальная литература изб?гаетъ касаться этого предмета, т? директора тюремъ, которые наблюдали тюремную жизнь во всей ея нагот?, и которые предпочитаютъ правду оффиціальной лжи, откровенно утверждаютъ, что тюрьмы никого не исправляютъ и что, напротивъ, он? д?йствуютъ бол?е или мен?е развращающимъ образомъ на вс?хъ т?хъ, кому приходится пробыть въ нихъ н?сколько л?тъ.

Да иначе не можетъ и быть. Мы должны признать, что результаты должны быть именно таковы, если только мы внимательно проанализируемъ вліяніе тюрьмы на арестанта.

Прежде всего, никто изъ арестантовъ, за р?дкими исключеніями, не признаетъ своего осужденія справедливымъ. Вс? знаютъ это, но почему-то вс? относятся къ этому слишкомъ легко, между т?мъ какъ въ такомъ непризнаніи кроется осужденіе всей нашей судебной системы. Китаецъ, осужденный семейнымъ судомъ «нед?ленной семьи» къ изгнанію[65], или Чукча, бойкотируемый своимъ родомъ, или же крестьянинъ, присужденный «Водянымъ Судомъ» (судъ, в?дающій орошеніе) въ Валенсіи или въ Туркестан?, почти всегда признаютъ справедливость приговора, произнесеннаго ихъ судьями. Но ничего подобнаго не встр?чается среди обитателей нашихъ современныхъ тюремъ.

Возьмите, напр., одного изъ «аристократовъ» тюрьмы, осужденнаго за «финансовую операцію», т.-е., за предпріятіе такого рода, которое ц?ликомъ было разсчитано на «жадность и нев?жество публики», какъ выражается одинъ изъ героевъ зам?чательныхъ очерковъ изъ тюремной жизни, принадлежащихъ перу Михаила Дэвитта. Попробуйте уб?дить такого челов?ка, что онъ поступилъ неправильно, занимаясь операціями подобнаго рода. Онъ, в?роятно, отв?титъ вамъ: «Милостивый государь, маленькіе воришки д?йствительно попадаютъ въ тюрьму, но крупные, какъ вамъ изв?стно, пользуются свободой и полн?йшимъ уваженіемъ т?хъ самыхъ судей, которые присудили меня.» И всл?дъ за т?мъ онъ укажетъ вамъ на какую-нибудь компанію, основанную въ Лондонской Сити со спеціальной ц?лью ограбить наивныхъ людей, мечтавшихъ обогатиться путемъ разработки золотыхъ рудникорь въ Девоншир?, свинцовыхъ залежей подъ Темзой, и т. п. Вс?мъ намъ знакомы такія компаніи, во глав? которыхъ въ Англіи всегда стоитъ лордъ, священникъ и «М. Р.» (членъ парламента); вс? мы получаемъ ихъ обольстительные циркуляры; вс? мы знаемъ, какъ выуживаются посл?дніе гроши изъ кармановъ б?дняковъ… Что же мы можемъ сказать въ отв?тъ «тюремному аристократу»? Или же возьмемъ для прим?ра другого, который былъ осужденъ за то, что на французскомъ жаргон? именуется manger la grencuille, и что мы русскіе называемъ «пристрастіемъ къ казенному пирогу», другими словами, осужденный за растрату общественныхъ денегъ. Подобный господинъ скажетъ вамъ: «Я не былъ достаточно ловокъ, милостивый государь, въ этомъ — вся моя вина». Что вы можете сказать ему въ отв?тъ, когда вы прекрасно знаете, какіе огромные куски общественнаго пирога безсл?дно исчезаютъ въ пасти охотниковъ до этого блюда, при чемъ эти гастрономы не только не попадаютъ подъ судъ, но пользуются уваженіемъ общества. «Я не былъ достаточно ловокъ», будетъ онъ повторять, пока будетъ носить арестантскую куртку; и будетъ ли онъ томиться въ одиночной камер? или осушать Дартмурскія болота, его умъ неустанно будетъ работать въ одномъ и томъ же направленіи: онъ будетъ все бол?е и бол?е озлобляться противъ несправедливости общества, которое усыпаетъ розами путь достаточно ловкихъ и сажаетъ въ тюрьму неловкихъ. А какъ только онъ будетъ выпущенъ изъ тюрьмы, онъ попытается взобраться на высшую ступень л?стницы; онъ употребитъ вс? силы ума, чтобы быть «достаточно ловкимъ» и на этотъ разъ такъ откуситъ кусокъ пирога, чтобы его не поймали.

Я не стану утверждать, что каждый арестантъ смотритъ на преступленія, приведшія его въ тюрьму, какъ на н?что достойное похвалы; но несомн?нно, что онъ считаетъ себя нисколько не хуже т?хъ заводчиковъ, которые выд?лываютъ апельсинное варенье изъ р?пы и фабрикуютъ вино изъ окрашенной фуксиномъ воды, сдобренной алкоголемъ, не хуже т?хъ предпринимателей, которые грабятъ дов?рчивую публику, которые самыми разнообразными способами спекулируютъ на «жадность и нев?жество публики» и которые, т?мъ не мен?е, пользуются всеобщимъ уваженіемъ. «Воруй, да не попадайся!» — такова обычная поговорка въ тюрьмахъ всего міра и напрасно мы будемъ оспаривать ея мудрость, пока въ мір? д?ловыхъ сношеній понятія о честномъ и безчестномъ будутъ столь шатки, каковы они теперь.

Уроки, получаемые заключенными въ тюрьм?, нисколько не хуже ч?мъ т?, которые онъ получаетъ изъ вн?шняго міра. Я упоминалъ уже въ предыдущей глав? о скандальной торговл? табакомъ, которая практикуется въ французскихъ тюрьмахъ, но, до посл?дняго времени, я думалъ, что въ Англіи неизв?стно это зло, пока не уб?дился въ противномъ изъ одной книги[66]. Характерно, что даже цифры почти т? же самыя. Такъ изъ каждыхъ 20 шил., переданныхъ заключенному, 10 должны быть отданы надзирателю, а на остальные десять онъ доставляетъ табакъ и прочую контрабанду, по фантастическому тарифу. Таковы нравы въ Мюлльбанк?. Французскій же тарифъ — изъ 50 фр. 25 фр. надзирателю, а зат?мъ на остальные 25 поставляется табакъ и пр. по упомянутымъ ц?намъ. Что касается до работъ, то и при казенной и при подрядческой систем?, практикуемыхъ въ большихъ тюрьмахъ, совершается такая масса всякаго рода мелкихъ мошенничествъ, что мн? неоднократно приходилось слышать въ Клэрво отъ арестантовъ: «настоящіе воры, сударь, не мы, а т?, которые держатъ насъ зд?сь». Конечно, мн? скажутъ, что администрація должна стремиться искоренить это зло и что многое уже сд?лано въ этомъ отношеніи. Я даже готовъ признать справедливость этого зам?чанія. Но вопросъ въ томъ, можетъ ли зло этого рода быть совершенно искоренено? Уже одно то обстоятельство, что зло это существуетъ въ большинств? тюремъ Европы, указываетъ, какъ трудно найти неподкупную тюремную администрацію.

Впрочемъ, упоминая объ этой причин? деморализаціи, я не стану очень подчеркивать ее; не потому, что я не признаю ея чрезвычайно вреднаго вліянія, но просто потому, что если бы вышеуказанная причина совершенно исчезла изъ тюремной жизни, то и тогда въ нашихъ карательныхъ учрежденіяхъ осталось бы множество другихъ развращающихъ причинъ, отъ которыхъ нельзя избавиться, покуда тюрьма останется тюрьмою. Къ нимъ я и перейду.

Много было написано объ оздоровляющемъ вліяніи труда — особливо физическаго труда — и я, конечно, мен?е всего стану отрицать это вліяніе. Не давать арестантамъ никакого занятія, какъ это практикуется въ Россіи, значитъ — совершенно деморализовать ихъ, налагать на нихъ безполезное наказаніе и убивать въ нихъ посл?днюю искру энергіи, д?лая ихъ совершенно неспособными къ трудовой жизни посл? тюрьмы. Но есть трудъ и трудъ. Существуетъ свободный трудъ, возвышающій челов?ка, освобождающій его мозгъ отъ скорбныхъ мыслей и бол?зненныхъ идей, — трудъ, заставляющій челов?ка чувствовать себя частицею міровой жизни. Но есть также и вынужденный трудъ, трудъ раба, унижающій челов?ка, — трудъ, которымъ занимаются съ отвращеніемъ, изъ страха наказанія, и таковъ тюремный трудъ. При этомъ я, конечно, не им?ю въ виду такого гнуснаго изобр?тенія, какъ вертящееся колесо англійскихъ тюремъ, которое приходится верт?ть челов?ку, подобно б?лк?, хотя двигательную силу можно было бы получить и другимъ образомъ, гораздо бол?е дешевымъ. Я не им?ю также въ виду щипанія конопати, при которомъ челов?къ производитъ въ день ровно на одну копейку[67]. Арестанты вправ? разсматривать подобнаго рода трудъ, какъ низкую месть со стороны общества, которое не позаботилось, въ дни ихъ д?тства, указать имъ лучшихъ путей къ высшей, бол?е достойной челов?ка, жизни, а теперь мститъ имъ за это. Я думаю, н?тъ ничего бол?е возмутительнаго, какъ чувствовать, что тебя принуждаютъ работать не потому, что твой трудъ кому-либо нуженъ, а въ вид? наказанія. Въ то время какъ все челов?чество работаетъ для поддержанія жизни, арестантъ, щиплющій конопать или разбирающій нитки, занимается работой, которая никому не нужна. Онъ — отверженъ. И если онъ по выход? изъ тюрьмы будетъ обращаться съ обществомъ, какъ отверженецъ, мы не можемъ обвинять никого, кром? самихъ себя.

Но не лучше обстоитъ д?ло и съ продуктивнымъ трудомъ въ тюрьмахъ. Государство р?дко можетъ выступить въ роли удачливаго конкуррента на рынк?, гд? продукты покупаются и продаются ради т?хъ выгодъ, которыя могутъ быть реализованы при покупк? и продаж?. Всл?дствіе этого, оно бываетъ вынуждено, съ ц?лью дать работу арестантамъ, приб?гать къ помощи подрядчиковъ. Но, чтобы привлечь этихъ подрядчиковъ и побудить ихъ затратить деньги на постройку мастерскихъ, — въ то же время гарантируя опред?ленное количество работы для изв?стнаго числа арестантовъ, не смотря на колебаніе рыночныхъ ц?нъ (при чемъ необходимо им?ть въ виду неблагопріятную обстановку тюрьмы и работу необученныхъ ремеслу рабочихъ-арестантовъ), — чтобы привлечь такихъ подрядчиковъ, государству приходится продавать арестантскій трудъ за безц?нокъ, не говоря уже о взяткахъ, которыя тоже способствуютъ пониженію ц?нъ за трудъ. Такимъ образомъ, на кого бы ни работали арестанты, для казны или для подрядчиковъ, — ихъ заработки ничтожны.

Мы вид?ли въ предыдущей глав?, что наивысшая заработная плата, платимая подрядчиками въ Клэрво, р?дко превышаетъ 80 коп?екъ въ день, а въ большинств? случаевъ она ниже 40 коп?екъ, за 12-ти часовый трудъ, при чемъ половину этого заработка, а иногда и бол?е, удерживаетъ въ свою пользу казна. Въ Пуасси (Poissy) арестанты зарабатываютъ у подрядчика по 12 коп?екъ въ день, и мен?е 8 коп?екъ, когда работаютъ для казны[68].

Въ Англіи, съ т?хъ поръ какъ тюремная коммиссія 1863 г. сд?лала открытіе, что арестанты зарабатываютъ черезчуръ много, ихъ заработокъ свелся почти къ нулю, если не считать небольшого уменьшенія срока наказанія для прилежно работающихъ арестантовъ. Въ англійскихъ тюрьмахъ заключенныхъ занимаютъ такого рода ремеслами, что лишь искуссные рабочіе могутъ заработать свыше 50 коп?екъ въ день (сапожники, портные и занимающіеся плетеніемъ корзинъ)[69]. Въ другихъ же областяхъ труда, арестантская работа, переведенная на рыночную ц?нность, колеблется между 12 и 40 коп?йками въ день.

Несомн?нно, что работа, при такихъ обстоятельствахъ, лишенная сама по себ? привлекательности, такъ какъ она не даетъ упражненія умственнымъ способностямъ рабочаго и оплачиваемая такъ скверно, можетъ быть разсматриваема лишь, какъ форма наказанія. Когда я гляд?лъ на моихъ друзей-анархистовъ въ Клэрво, выд?лывавшихъ дамскіе корсеты или перламутровыя пуговицы и зарабатывавшихъ при этомъ 24 коп?йки за десяти-часовой трудъ, причемъ 8 коп?екъ удерживалось казною (у уголовныхъ преступниковъ удерживалось 12 коп?екъ, или даже бол?е), — я вполн? понялъ, какого рода отвращеніе должна вызывать подобнаго рода работа въ людяхъ, принужденныхъ заниматься ею ц?лые годы. Какое удовольствіе можетъ дать подобная работа? Какое моральное вліяніе можетъ она оказать, если арестантъ постоянно повторяетъ самъ себ?, что онъ работаетъ лишь для обогащенія подрядчика? Получивши 72 коп?йки за ц?лую нед?лю труда, онъ и его товарищи могутъ только воскликнуть: «и подлинно, настоящіе-то воры — не мы, а т?, кто держитъ насъ зд?сь».

Но все же мои товарищи, которыхъ не принуждали заниматься этой работой, занимались ею добровольно, и иногда, путемъ тяжелыхъ усилій, н?которые изъ нихъ ухитрялись заработать до 40 коп?екъ въ день, особенно, когда въ работ? требовалось н?которое искусство или артистическій вкусъ. Но они занимались этой работой потому, что въ нихъ поддерживался интересъ къ работ?. Т? изъ нихъ, которые были женаты, вели постоянную переписку съ женами, переживавшими тяжелое время, пока ихъ мужья находились въ тюрьм?. До нихъ доходили письма изъ дому, и они могли отв?чать на нихъ. Такимъ образомъ узы, связывающія арестантовъ съ семьею, не порывались. У холостыхъ же и у неим?вшихъ семьи, которую надо было поддерживать, была другая страсть — любовь къ наук? и они гнули спину надъ выд?лкой перламутровыхъ пуговицъ и брошекъ, въ надежд? выписать въ конц? м?сяца какую-нибудь давно желанную книгу.

У нихъ была страсть. Но какая благородная страсть можетъ влад?ть уголовнымъ арестантомъ, оторваннымъ отъ дома и лишеннымъ всякихъ связей съ вн?шнимъ міромъ? Люди, изобр?тавшіе нашу тюремную систему, постарались съ утонченною жестокостью обр?зать вс? нити, такъ или иначе связывающія арестанта съ обществомъ. Они растоптали вс? лучшія чувства, которыя им?ются у арестанта, также какъ у всякаго другого челов?ка. Такъ, наприм?ръ, въ Англіи, жена и д?ти не могутъ вид?ть заключеннаго чаще одного раза въ три м?сяца; письма же, которыя ему разр?шаютъ писать, являются изд?вательствомъ надъ челов?ческими чувствами. Филантропы, изобр?тшіе англійскую тюремную дисциплину, дошли до такого холоднаго презр?нія къ челов?ческой природ?, что разр?шаютъ заключеннымъ только подписывать заран?е заготовленные печатные листы! М?ра эта т?мъ бол?е возмутительна, что каждый арестантъ, какъ бы низко ни было его умственное развитіе, прекрасно понимаетъ мелочную мстительность, которой продиктованы подобныя м?ры, — сколько бы ни говорили въ извиненіе о необходимости пом?шать сношеніямъ съ вн?шнимъ міромъ.

Во французскихъ тюрьмахъ — по крайней м?р?, въ центральныхъ — пос?щенія родственниковъ допускаются чаще, и директоръ тюрьмы, въ исключительныхъ случаяхъ, им?етъ право разр?шать свиданія въ комнатахъ, безъ т?хъ р?шетокъ, которыя обыкновенно отд?ляютъ арестанта отъ пришедшихъ къ нему на свиданіе. Но центральныя тюрьмы находятся вдали отъ большихъ городовъ, а между т?мъ именно эти посл?дніе поставляютъ наибольшее количество заключенныхъ, причемъ осужденные принадлежатъ, главнымъ образомъ, къ б?дн?йшимъ классамъ населенія и лишь немногія изъ женъ обладаютъ нужными средствами для по?здки въ Клэрво, съ ц?лью получить н?сколько свиданій съ арестованнымъ мужемъ.

Такимъ образомъ, то благотворное вліяніе, которое могло бы облагородить заключеннаго, внести лучъ радости въ его жизнь, единственный смягчающій элементъ въ его жизни, — общеніе съ родными и д?тьми — систематически изгоняется изъ арестантской жизни. Тюрьмы стараго времени отличались меньшей чистотой; въ нихъ было меньше «порядка», ч?мъ въ современныхъ, но въ вышеуказанномъ отношеніи он? были бол?е челов?чны.

Въ с?рой арестантской жизни, лишенной страстей и сильныхъ впечатл?ній, вс? лучшія чувства, могущія улучшить характеръ челов?ка, вскор? замираютъ. Даже рабочіе, любящіе свое ремесло и находящіе въ немъ удовлетвореніе своимъ эстетическимъ потребностямъ, теряютъ вкусъ къ работ?. Тюрьма убиваетъ, прежде всего, физическую энергію. Мн? теперь вспоминаются годы, проведенные въ тюрьм? въ Россіи. Я вошелъ въ казематъ кр?пости съ твердымъ р?шеніемъ — не поддаваться. Съ ц?лью поддержанія физической энергіи, я регулярно совершалъ каждый день семи-верстную прогулку по каземату и дважды въ день прод?лывалъ гимнастическія упражненія съ тяжелымъ дубовымъ табуретомъ. А когда мн? было разр?шено употребленіе пера и чернилъ, я занялся приведеніемъ въ порядокъ обширной работы, а именно — подвергъ систематическому пересмотру существующіе доказательства ледниковаго періода. Поздн?е, во французской тюрьм?, я со страстью занялся выработкой основныхъ началъ того міровоззр?нія, которое я считаю системой новой философіи, — основы анархіи. Но въ обоихъ случаяхъ я вскор? началъ чувствовать, какъ утомленіе овлад?вало мною. Т?лесная энергія постепенно исчезала. Можетъ быть, наилучшей параллелью состоянія арестанта является зимовка въ полярныхъ странахъ. Прочтите отчеты о полярныхъ экспедиціяхъ прежняго времени, напр. добродушнаго Пэрри или старшаго Росса. Читая эти дневники, вы улавливаете чувство физическаго и умственнаго утомленія, запечатл?нное на каждой ихъ страниц?, и доходящее почти до отчаянія, пока, наконецъ, на горизонт? не появится солнце, приносящее съ собою св?тъ и надежду. Таково же состояніе арестанта. Мозгу не хватаетъ энергіи для поддержанія вниманія; мышленіе становится медленн?е и мен?е настойчивымъ: мысли не хватаетъ глубины. Въ одномъ американскомъ прошлогоднемъ отчет? говорится, между прочимъ, что, въ то время, какъ изученіе языковъ ведется арестантами съ большимъ усп?хомъ, они р?дко могутъ настойчиво заниматься математикой; наблюденіе это совершенно в?рно.

Мн? кажется, что это подавленіе здоровой нервной энергіи лучше всего объясняется отсутствіемъ впечатл?ній. Въ обыденной жизни тысячи звуковъ и красокъ затрагиваютъ наши чувства; тысячи мелкихъ разнообразныхъ фактовъ запечатл?ваются въ нашемъ сознаніи и возбуждаютъ д?ятельность мозга. Но жизнь арестанта въ этомъ отношеніи совершенно ненормальна: его впечатл?нія чрезвычайно скудны и всегда одни и т? же. Отсюда — пристрастіе арестантовъ ко всякаго рода новинк?, погоня за всякимъ новымъ впечатл?ніемъ. Я никогда не забуду, съ какимъ жаднымъ вниманіемъ я подм?чалъ въ кр?пости, во время прогулки по дворику Трубецкого бастіона, переливы св?та на золоченомъ шпиц? собора, — розоватомъ при закат? солнца и полномъ голубоватыхъ отт?нковъ по утрамъ; я зам?чалъ вс? отт?нки красокъ, м?няющихся въ облачные и въ ясные дни, утромъ и вечеромъ, зимою и л?томъ. Только цв?та красокъ шпица и подвергались изм?ненію; остальное оставалось все въ той же угрюмой неизм?нности. Появленіе воробья въ тюремномъ двор? было крупнымъ событіемъ: оно вносило новое впечатл?ніе. В?роятно, этимъ объясняется и то, что арестанты такъ любятъ рисунки и иллюстраціи: они даютъ имъ новыя впечатл?нія необычнымъ путемъ. Вс? впечатл?нія, получаемыя въ тюрьм?, путемъ чтенія, или же изъ собственныхъ размышленій, д?йствуютъ не непосредственно, а путемъ воображенія; всл?дствіе чего мозгъ, плохо питаемый ослаб?вшимъ сердцемъ и об?дн?вшей кровью, быстро утомляется, теряетъ энергію. Оттого и чувствуется въ тюрьм? такая потребность во вн?шнихъ, непосредственныхъ впечатл?ніяхъ.

Этимъ обстоятельствомъ, в?роятно, объясняется также удивительное отсутствіе энергіи, увлеченія въ работ? заключенныхъ. Всякій разъ, когда я вид?лъ въ Клэрво арестанта, л?ниво передвигавшагося по двору, въ сопровожденіи также л?ниво шагавшаго за нимъ надзирателя, я мысленно возвращался къ днямъ моей юности, въ домъ отца, въ среду кр?постныхъ. Арестантская работа — работа рабовъ, а такого рода трудъ не можетъ вдохновить челов?ка, не можетъ дать ему сознаніе необходимости труда и созиданія. Арестанта можно научить ремеслу, но любви къ этому ремеслу ему нельзя привить; напротивъ того, въ большинств? случаевъ онъ привыкаетъ относиться къ своему труду съ ненавистью.

Необходимо указать еще на одну причину деморализаціи въ тюрьмахъ, которую я считаю особенно важной, въ виду того, что она одинакова во вс?хъ тюрьмахъ, и что корень ея находится въ самомъ факт? лишенія челов?ка свободы. Вс? нарушенія установленныхъ принциповъ нравственности можно свести къ одной первопричин?: отсутствію твердой воли. Большинство обитателей нашихъ тюремъ — люди, не обладавшіе достаточной твердостью, чтобы противустоять искушеніямъ, встр?чавшимся на ихъ жизненномъ пути, или подавить страстный порывъ, мгновенно овлад?вшій ими. Но въ тюрьм?, также какъ и въ монастыр?, арестантъ огражденъ отъ вс?хъ искушеній вн?шняго міра; а его сношенія съ другими людьми такъ ограничены и такъ регулированы, что онъ р?дко испытываетъ вліяніе сильныхъ страстей. Всл?дствіе этого, ему р?дко представляется возможность упражнять и укр?плять ослаб?вшую волю. Онъ обращенъ въ машину и сл?дуетъ по разъ установленному пути; а т? немногіе случаи, когда ему предстоитъ свободный выборъ, такъ р?дки и ничтожны, что на нихъ развивать свою волю невозможно. Вся жизнь арестанта расписана впереди и распред?лена заран?е; ему остается только отдаться ея теченію, сл?по повиноваться, подъ страхомъ жестокихъ наказаній. При подобныхъ условіяхъ, если онъ даже обладалъ н?которой твердостью воли ран?е осужденія, посл?дняя исчезаетъ въ тюрьм?. А потому, — гд? же ему найти силу характера, чтобы противустоять искушеніямъ, которыя внезапно окружатъ его, какъ только онъ выйдетъ за порогъ тюрьмы? Какъ онъ сможетъ подавить первые импульсы страстнаго характера, если въ теченіи многихъ л?тъ употреблены были вс? старанія, чтобы убить въ немъ внутреннюю силу сопротивленія, чтобы превратить его въ послушное орудіе въ рукахъ т?хъ, кто управлялъ имъ?

Вышеуказанный фактъ, по моему мн?нію, (и мн? кажется, что по этому вопросу не можетъ быть двухъ мн?ній), является самымъ строгимъ осужденіемъ вс?хъ системъ, основанныхъ на лишеніи челов?ка свободы. Происхожденіе нашихъ системъ наказанія, основанныхъ на систематическомъ подавленіи вс?хъ проявленій индивидуальной воли въ заключенныхъ и на низведеніи людей до степени лишенныхъ разума машинъ, легко объясняется. Оно выросло изъ желанія предотвратить всякія нарушенія дисциплины и изъ стремленія держать въ повиновеніи возможно большее количество арестантовъ при возможно меньшемъ количеств? надсмотрщиковъ. Д?йствительно, мы видимъ ц?лую обширную литературу о тюрьмахъ, въ которой господа «спеціалисты» съ наибольшимъ восхищеніемъ говорятъ именно о т?хъ системахъ, при которыхъ тюремная дисциплина поддерживается при наименьшемъ количеств? надзирателей. Идеальной тюрьмой въ глазахъ такихъ спеціалистовъ была бы тысяча автоматовъ, встающихъ и работающихъ, ?дящихъ и идущихъ спать подъ вліяніемъ электрическаго тока, находящагося въ распоряженіи одного единственнаго надзирателя. Но если наши современныя, усовершенствованныя тюрьмы и сокращаютъ, можетъ быть, въ государственномъ бюджет? н?которые сравнительно мелкіе расходы, зато он? являются главными виновницами за тотъ ужасающій процентъ рецидивистовъ, какой наблюдается теперь во вс?хъ странахъ Европы. Ч?мъ мен?е тюрьмы приближаются къ идеалу, выработанному тюремными спеціалистами, т?мъ мен?е он? даютъ рецидивистовъ[70]. Не должно удивляться, что люди, пріученные быть машинами, не въ силахъ приспособиться къ жизни въ обществ?.

Обыкновенно бываетъ такъ, что тотчасъ же по выход? изъ тюрьмы арестантъ сталкивается со своими бывшими сотоварищами, поджидающими его при выход?. Они принимаютъ его по-братски, и почти тотчасъ же по освобожденіи онъ снова попадаетъ въ тотъ же потокъ, который однажды уже принесъ его къ ст?намъ тюрьмы. Всякаго рода филантропы и «общество для помощи освобожденнымъ арестантамъ», въ сущности, мало помогаютъ злу. Имъ приходится перед?лывать то, что сд?лано тюрьмою, сглаживать т? сл?ды, которые тюрьма оставила на освобожденномъ. Въ то время, какъ вліяніе честныхъ людей, которые протянули бы братскую руку прежде, ч?мъ челов?къ попалъ подъ судъ, могло бы спасти его отъ проступковъ, доведшихъ его до тюрьмы, — теперь, когда онъ прошелъ курсъ тюремнаго обученія, вс? усилія филантроповъ, въ большинств? случаевъ, не поведутъ ни къ какимъ результатамъ.

И какая разница между братскимъ пріемомъ, какимъ встр?чаютъ освобожденнаго его бывшіе сотоварищи, и отношеніемъ къ нему «честныхъ гражданъ», скрывающихъ подъ наружнымъ покровомъ христіанства свой фарисейскій эгоизмъ! Для нихъ освобожденный арестантъ является ч?мъ-то въ род? зачумленнаго. Кто изъ нихъ р?шится, какъ это д?лалъ долгіе годы д-ръ Кэмпбелль въ Эдинбург?, пригласить его въ свой домъ и сказать ему: «Вотъ теб? комната; садись за мой столъ и будь членомъ моей семьи, пока мы подыщемъ работу?» Челов?къ, выпущенный изъ тюрьмы, бол?е всякаго другого нуждается въ поддержк?, нуждается въ братской рук?, протянутой къ нему, но общество, употребивши вс? усилія, чтобы сд?лать изъ него врага общества, прививъ ему пороки, развиваемые тюрьмой, отказываетъ ему именно въ той братской помощи, которая ему такъ нужна.

Много ли найдется также женщинъ, которыя согласятся выйти замужъ за челов?ка, побывавшаго въ тюрьм?? Мы знаемъ, какъ часто женщина выходитъ замужъ, задавшись ц?лью «спасти челов?ка»; но, за немногими исключеніями, даже такія женщины инстинктивно сторонятся отъ людей, получившихъ тюремное образованіе. Такимъ образомъ, освобожденному арестанту приходится подыскивать себ? подругу жизни среди т?хъ самыхъ женщинъ — печальныхъ продуктовъ скверно-организованнаго общества, — которыя, въ большинств? случаевъ, были одной изъ главныхъ причинъ, приведшихъ его въ тюрьму. Немудрено, что большинство освобожденныхъ арестантовъ опять попадается, проведя всего н?сколько м?сяцевъ на свобод?.

Едва ли много найдется людей, которые осм?лились бы утверждать, что тюрьмы должны оказывать лишь устрашающее вліяніе, не им?я въ виду ц?лей нравственнаго исправленія. Но что же д?лаемъ мы для достиженія этой посл?дней ц?ли? Наши тюрьмы, какъ будто, спеціально устроены для того, чтобы навсегда унизить разъ попавшихъ туда, навсегда потушить въ нихъ посл?днія искры самоуваженія.

Каждому пришлось, конечно, испытать на себ? вліяніе приличной одежды. Даже животныя стыдятся появляться въ сред? подобныхъ себ?, если ихъ наружности приданъ необычайный, см?шной характеръ. Котъ, котораго шалунъ-мальчишка разрисовалъ бы желтыми и черными полосами, постыдится явиться среди другихъ котовъ въ такомъ комическомъ вид?. Но люди начинаютъ съ того, что облекаютъ въ костюмъ шута т?хъ, кого они якобы желаютъ подвергнуть курсу моральнаго леченія. Когда я былъ въ Ліонской тюрьм?, мн? часто приходилось наблюдать эффектъ, производимый на арестантовъ тюремной одеждой. Арестанты, въ большинств? рабочіе, б?дно, но прилично од?тые, проходили по двору, въ которомъ я совершалъ прогулку, направлялись въ цейхгаузъ, гд? они оставляли свою одежду и облекались въ арестантскую. Выходя изъ цейхгауза наряженными въ арестантскій костюмъ, покрытый заплатами изъ разноцв?тныхъ тряпокъ, съ безобразной круглой шапкой на голов?, они глубоко стыдились показаться предъ людьми въ такомъ гнусномъ од?яніи Во многихъ тюрьмахъ, особенно въ Англіи, арестантамъ даютъ одежду, сд?ланную изъ разноцв?тныхъ кусковъ матеріи, бол?е напоминающую костюмъ среднев?коваго шута, ч?мъ одежду челов?ка, котораго наши тюремные филантропы якобы пытаются исправить.

Таково первое впечатл?ніе арестанта, и въ теченіе всей своей жизни въ тюрьм? онъ будетъ подвергнуть обращенію, которое проникнуто полнымъ презр?ніемъ къ челов?ческимъ чувствамъ. Въ Дартмурской тюрьм?, наприм?ръ, арестантовъ разсматриваютъ, какъ людей, не обладающихъ ни мал?йшей каплей стыдливости. Ихъ заставляютъ парадировать группами, совершенно обнаженныхъ; передъ тюремнымъ начальствомъ и прод?лывать въ такомъ вид? гимнастическія упражненія. «Направо кругомъ! Поднять об? руки! Поднять л?вую ногу! Держать пятку л?вой ноги въ правой рук?!» и т. д.[71].

Арестантъ перестаетъ быть челов?комъ, въ которомъ допускается какое бы то ни было чувство самоуваженія. Онъ обращается въ вещь, въ номеръ такой-то, и съ нимъ обращаются какъ съ занумерованной вещью. Даже животное, подвергнутое ц?лые годы подобному обращенію, будетъ безповоротно испорчено; а, между т?мъ, мы обращаемся такимъ образомъ съ челов?ческими существами, которыя, н?сколько л?тъ спустя, должны будутъ обратиться въ полезныхъ членовъ общества. Если арестанту разр?шаютъ прогулку, она не будетъ походить на прогулку другихъ людей. Его заставятъ маршировать въ рядахъ, причемъ надзиратель будетъ стоять въ середин? двора, громко выкрикивая: «Un-deusse, un-deusse! arche-fer, arche-fer!» Если арестантъ поддается одному изъ наибол?е свойственныхъ челов?ку желаній — под?литься съ другимъ челов?ческимъ существомъ своими впечатл?ніями или мыслями, — онъ совершаетъ нарушеніе дисциплины. Немудрено, что самые кроткіе арестанты не могутъ удержаться отъ подобныхъ нарушеній. До входа въ тюрьму челов?къ могъ чувствовать отвращеніе ко лжи и къ обману; зд?сь онъ проходитъ ихъ полный курсъ, пока ложь и обманъ не сд?лаются его второй натурой.

Онъ можетъ обладать печальнымъ или веселымъ, хорошимъ или дурнымъ характеромъ, это — безразлично: ему не придется въ тюрьм? проявлять этихъ качествъ своего характера. Онъ — занумерованная вещь, которая должна двигаться, согласно установленнымъ правиламъ. Его могутъ душить слезы, но онъ долженъ сдерживать ихъ. Въ продолженіе вс?хъ годовъ каторги, его никогда не оставятъ одного; даже въ одиночеств? его камеры глазъ надзирателя будетъ шпіонить за его движеніями, наблюдать за проявленіями его чувствъ, которыя онъ хот?лъ бы скрыть, ибо они — челов?ческія чувства, не допускаемыя въ тюрьм?. Будетъ-ли это сожал?ніе къ товарищу по страданіямъ, любовь къ роднымъ, или желаніе под?литься своими скорбями съ к?мъ-нибудь, помимо т?хъ лицъ, которыя оффиціально предназначены для этой ц?ли, будетъ ли это одно изъ т?хъ чувствъ, которыя д?лаютъ челов?ка лучше, — вс? подобные «сантименты» строго пресл?дуются той грубой силой, которая отрицаетъ въ арестант? право быть челов?комъ. Арестантъ осуждается на чисто животную жизнь, и все челов?ческое строго изгоняется изъ этой жизни. Арестантъ не долженъ быть челов?комъ, — таковъ духъ тюремныхъ правилъ.

Онъ не долженъ обладать никакими челов?ческими чувствами. И горе ему, если, на его несчастье, въ немъ пробудится чувство челов?ческаго достоинства! Горе ему, если онъ возмутится, когда надзиратели выразятъ недов?ріе къ его словамъ; если онъ найдетъ унизительнымъ постоянное обыскиваніе его одежды, повторяемое н?сколько разъ въ день; если онъ не пожелаетъ быть лицем?ромъ и пос?щать тюремную церковь, въ которой для него н?тъ ничего привлекательнаго; если онъ словомъ, или даже тономъ голоса, выкажетъ презр?ніе къ надзирателю, занимающемуся торговлей табакомъ и такимъ образомъ вытягивающему у арестанта посл?дніе гроши; если чувство жалости къ бол?е слабому товарищу понудитъ его под?литься съ нимъ своей порціей хл?ба; если въ немъ остается достаточно челов?ческаго достоинства, чтобы возмущаться незаслуженнымъ упрекомъ, незаслуженнымъ подозр?ніемъ, грубымъ задираніемъ; если онъ достаточно честенъ, чтобы возмущаться мелкими интригами и фаворитизмомъ надзирателей, — тогда тюрьма обратится для него въ настоящій адъ. Его задавятъ непосильной работой, или пошлютъ его гнить въ темномъ карцер?. Самое мелкое нарушеніе дисциплины, которое сойдетъ съ рукъ арестанту, заискивающему передъ надзирателемъ, дорого обойдется челов?ку съ бол?е или мен?е независимымъ характеромъ: оно будетъ понято, какъ проявленіе непослушанія и вызоветъ суровое наказаніе. И каждое наказаніе будетъ вести къ новымъ и новымъ наказаніямъ. Путемъ мелкихъ пресл?дованій челов?къ будетъ доведенъ до безумія, и счастье, если ему удастся, наконецъ, выйти изъ тюрьмы, а не быть вынесеннымъ изъ нея въ гробу.

Н?тъ ничего легче, какъ писать въ газетахъ о необходимости держать тюремныхъ надзирателей подъ строгимъ контролемъ, о необходимости назначать начальниками тюремъ самыхъ достойныхъ людей. Вообще н?тъ ничего легче, какъ строить административныя утопіи! Но люди остаются людьми — будутъ ли это надзиратели или арестанты. А когда люди осуждены на всю жизнь поддерживать фальшивыя отношенія къ другимъ людямъ, они сами д?лаются фальшивыми. Находясь сами до изв?стной степени на положеніи арестантовъ, надзиратели проявляютъ вс? пороки рабовъ. Нигд?, за исключеніемъ разв? монастырей, я не наблюдалъ такихъ проявленій мелкаго интригантства, какъ среди надзирателей и вообще тюремной администраціи въ Клэрво. Закупоренные въ узенькомъ мірк? мелочныхъ интересовъ, тюремные чиновники скоро подпадаютъ подъ ихъ вліяніе. Сплетничество, слово, сказанное такимъ-то, жестъ, сд?ланный другимъ, — таково обычное содержаніе ихъ разговоровъ.

Люди остаются людьми, — и вы не можете облечь одного челов?ка непререкаемой властью надъ другимъ, не испортивъ этого челов?ка. Люди станутъ злоупотреблять этой властью и эти злоупотребленія будутъ т?мъ бол?е безсов?стны и т?мъ бол?е чувствительны для т?хъ, кому отъ нихъ приходится терп?ть, ч?мъ бол?е ограниченъ и узокъ мірокъ, въ которомъ они вращаются. Принужденные жить среди враждебно настроенныхъ къ нимъ арестантовъ, надзиратели не могутъ быть образцами доброты и челов?чности. Союзу арестантовъ противопоставляется союзъ надзирателей, и такъ какъ въ рукахъ надзирателей — сила, они злоупотребляютъ ею, какъ вс? им?ющіе власть. Тюрьма оказываетъ свое пагубное вліяніе и на надзирателей, д?лая ихъ мелочными, придирчивыми пресл?дователями арестантовъ. Поставьте Песталоцци на ихъ м?сто (если только предположить, что Песталоцци принялъ бы подобный постъ), и онъ скоро превратился бы въ типичнаго тюремнаго надзирателя. И, когда я думаю объ этомъ и принимаю въ соображеніе вс? обстоятельства, я склоненъ сказать, что все-таки люди — лучше учрежденій.