Годы 1961 —1962

Годы 1961 —1962

Борис Акимов, Олег Терентьев 

«В теплое солнечное утро 1961 года шли пробы на фильм «Иваново детство» [«Мосфильм», 1962 год. Режиссер А. Тарковский. Фильм вышел на экран 9 мая 1962 года]. А. Тарковский пригласил пробоваться на роль капитана Холина молодого артиста театра имени Пушкина, мало кому тогда известного Владимира Высоцкого. Распространение его песен и слава были еще впереди.

Мы познакомились на «Мосфильме» в группе Тарковского. Сблизились на репетициях и на съемочной площадке. Время стерло детали, подробности, оставило лишь основное: образ серьезного, профессионального,

Театр миниатюр по дороге на гастроли. Снимок сделан на вокзале в городе Казани 18 февраля 1962 года. Слева направо: В. Высоцкий, А. Кузнецов, 3. Высоковский, самозабвенно относящегося к своему делу артиста. Партнерский контакт установился мгновенно: мосты между нами навел на правах старшего Владимир. Оба мы были в равно шатком положении, в которое ставит актеров не очень приятная процедура кинопроб: мы оба не знали, утвердит нас Тарковский или нет. К концу кинопробы мы с Владимиром стали друзьями. Вместе разгримировались, поливая друг друга теплой водой, вместе переоделись в костюмерной в свои одежды, вышли за ворота киностудии.

День был солнечный, всего 4 — 5 часов пополудни. В нас обоих еще не остыл эмоциональный творческий накал.

— Поедем в сад «Эрмитаж»,— предложил мой партнер.

— Поедем.

По тексту кинопроб мы обращались друг к другу на «ты», и это само собой перетекло за пределы кадра. Из-за своей отроческой застенчивости я трудно сходился с окружающими, но с Владимиром сошелся с разлета, словно всегда знал этого доброжелательного, внимательного, простого человека.

Я не могу вспомнить, о чем мы говорили, гуляя по саду. Помню лишь, что мой новый друг заинтересованно расспрашивал меня о моей жизни, помню его внимательное, уважительное ко мне отношение.

Мы присели за столик в открытом кафе. Володя купил мороженого /.../, и мы отпраздновали наше знакомство. Я чувствовал себя совсем взрослым, хотя мне было всего 14 лет. Я обрел старшего друга.

Володя часто брал меня с собой в театр Пушкина на спектакли, в которых он был занят. Сидя в зале, а иногда даже за кулисами, я с волнением ожидал кратких эпизодических появлений Высоцкого на сцене, и мне казалось, что мой друг играет лучше всех. В театр Володя водил меня через служебный вход, на правах «младшего брата». Он знакомил меня с таинственной сумеречной жизнью кулис. Пока мой друг готовился к спектаклю: одевался и гримировался, я сидел в его гримуборной, впитывая процесс приготовлений, слушал разговоры Володи и его партнеров.

Нашим встречам положил конец мой отъезд из Москвы в киноэкспедицию со съемочной группой «Иванова детства». Вместо Володи на роль капитана Холина утвердили актера Валентина Зубкова. Предполагалось чисто внешне, что персонаж должен выглядеть умудренным человеком, с большим жизненным багажом. Решили, что Высоцкий для этого не подходит». /13/.

«В картине «Иваново детство» мы пробовались на одну и ту же роль. Это было еще до «Увольнения на берег». Я его кинопробы не видел, видел фотопробу. На эту роль был утвержден Валя Зубков, но, пожалуй, только за счет того, что иначе слишком бы много было в фильме дебютантов: у Тарковского у самого это был первый фильм, кроме того — Валя Малявина, Гринько тоже тогда еще никто не знал, Бурляев — совсем мальчишка. А Зубков был уже известным актером. Хотя Тарковский, конечно, мог себе позволить и на первой картине набрать дебютантов. Но, видно, мы все же еще молоды были для этой роли». /17/

«Летом, в июне 1961 года, я неожиданно встретился с Володей Высоцким в Ленинграде. Очень обрадовался, поскольку люди вокруг — не сказать, чтоб близко знакомые, а тут — приятель нагрянул. Ведь знакомы мы были еще с 1960 года — одновременно заканчивали училища: он — МХАТ, а я — Щепкинское». /3/

«Где-то ближе к середине 1961 года нас пригласили — меня и Володю — на пробы в фильм «713-й просит посадку». [«Ленфильм», 1962, режиссер Г. Никулин, роль: американский морской пехотинец; фильм вышел на экраны 5 марта 1962 года]. Причем пригласили порознь: сначала его, потом меня или наоборот — неважно. Главное, что на роль взяли Володю. Причем мы были настолько с ним дружны, что никакого другого чувства, кроме чувства радости по поводу его утверждения, у меня не ВОЗНИКЛО. И он начал ездить в Ленинград, сниматься». /6/

«Уверен ли я, что это было лето? Абсолютно. И вот почему: в начал? 1961 года я был приглашен на «Ленфильм» на роль космонавта (тогда впервые снимался фильм о космонавтах) в картину «Самые первые». Работали мы уже месяца два, и вдруг полетел Гагарин. Фильм, естественно, сразу приостановили, потому что задуман он был как художественнофантастический, а тут появилась реальность. Пока создатели картины консультировались, дорабатывали замысел, вносили изменения в сценарий, прошло еще месяца полтора, и лишь в конце мая мы возобновили съемки. И вот тут появился Володя. Он прилетел сперва на пробы, а потом еще несколько раз — уже сниматься, причем прилетел налегке, в своем знаменитом пиджаке, во внутренних карманах которого неизменно были зубная щетка и паста — весь его багаж. Появлялись они почти всегда вместе с Александром Стрельниковым, который тогда играл, как и Володя, в театре Пушкина. Их одновременно отпускали на съемки: Саша прилетал к нам на фильм, а Володя — на «713-й...» /3/

«Встречались мы в начале 60-х годов в основном на квартире Левы Кочаряна, вокруг которого группировалась вся наша многочисленная компания. Володя в то время пел свои «зоопарковые» — как я их называл — песни: «Большой Каретный», «Красное, зеленое...», «Я в деле и со мною нож». Часто мы пели вместе. Причем порой мы записывали Володю (у Левы был какой-то ленточный магнитофон), но это не было системой. Ведь такого значения его песням, как сейчас, тогда никто не придавал». /6/

«Это было очень давно, но все-таки это самое запомнившееся мне в жизни моей время. Мы растерялись /.../, разбредись и редко-редко видимся /.../, но все равно я убежден, что каждый из нас это время отметил, помнит его и из него черпает. И многое-многое, что я вижу [например] в картинах Андрея [Тарковского], я знаю, что это из наших времен. Я знаю, что можно было сказать только полфразы, и мы друг друга понимали в одну секунду, где бы мы ни были, где бы мы ни находились, по жесту, по движению глаз. Вот такая была притирка друг к другу. Сейчас уже [нет] таких компаний. Потому что... я не знаю, иди из-за того, что все засуетились. Больше дел стало, может быть. Но, во всяком случае /.../, была такая атмосфера дружественная /.../ — все друг другу были преданы по-настоящему». /1/

«Этот дом был вторым домом Высоцкого (речь идет о квартире Левона Кочаряна в доме № 15 по Большому Каретному переулку]. Порой он и жил тут, и работал, отсюда уезжал, сюда приезжал /.../• И первые песни свои Володя здесь написал. У нас в основном главными певцами были Олег Стриженов, Скорин Саша — даже не Володя, Песни были [в компании] разные: и военные, и романсы, и очень модно было тогда петь все эти так называемые «блатные» песни. А потом все аккомпанировали себе на гитаре. Гитара всегда была, она и сохранилась — вот та, первая, Володина гитара». /5/

«Как-то я по молодости или по простоте душевной спросила: «Как рождаются твои песни?» Засмеялся он, ушел от ответа. Но я твердо знаю, что ничто не может родиться на пустом месте. Ничто не ускользает от внимания настоящего художника. Встречи, события, мельчайшие штрихи и оттенки накапливаются в памяти, откладываются в душе и потом отливаются в строки...» /7/

«А писал он прекрасные песни, которые отвечали духу нашей компании. Мы все по молодости были увлечены блатной романтикой. К тому же Артур Макаров нам рассказывал о каких-то своих прежних делах. Я не знаю, сколько там было правды — в его рассказах,— но вдохновляло. И на эти темы Володя тоже писал». /6/

«Вообще песни, которые я пою, — они все придуманы, конечно, на 90 процентов. Меня всегда спрашивают: «Где вы берете темы?» Ну, темы-то повсюду. А вообще все придумывается, обрастает материалом. Я имею право на авторскую фантазию, на допуски какие-то. Поэтому они иногда сюрреальны, эти песни. В них иногда происходят какие-то вещи, которые нормальный [человек], может быть, никогда и не видел. Но это неважно. Там на 10 процентов может быть рассказов чьих-нибудь /.../ своих впечатлений. А на 90 процентов /.../ это все придумано», /1/

«...Романс тогда был очень популярен (ведь совсем незадолго до этого умер Вертинский), Окуджава в те годы только появлялся, и вот тогда Володя возник со своими первыми песнями, которые сейчас называют «блатными». Ерунда это! Нормальные дворовые песни, которые мы раньше, собираясь в компаниях и во дворах, всегда пели — и под гитару, и под аккордеон. Они и до него были в обиходе. И никто нас за них не гонял. Другое дело — как он их пел. А многих шокировал его хриплый голос, поэтому Володю не все принимали». /3/

«,..Я просто помню, как была написана [им] первая песня. Это было в 1961 году. Лева работал на .«Увольнение на берег», а Володя там снимался. И Володя написал эту песню. Причем он ко мне еще пришел (мы жили в Севастополе, в гостинице), говорит: «Иннуль, ребята не верят, что это я написал, ты уж подтверди» /.../. Тогда было еще очень мало песен, поэтому каждая запоминалась. Почему запомнилась «Татуировка»? Да потому, что «Татуировку» он одну написал. И какое-то время [после этого] не было песен... /.../. Какую вторую записали? «Красное, зеленое» /.../ А потом вдруг сразу несколько песен появилось, и среди них — «Где твои семнадцать лет?» /.../. В принципе, эта песня посвящена Толяну [Утевско-му] /.../. Он уже тогда [в момент написания песни] тут не жил — «нет-нет, да по Каретному пройдешь...». Володя просто подарил ему эту песню — Толяна была песня /.../. Потом был записан уже целый цикл. И [после] каждую песню записывали,». /5/

«Первый раз, я помню, Лева Кочарян, мой друг, сказал: «Подожди одну минуту!» — и нажал на клавишу магнитофона. И так случилось, что первый раз мои песни были записаны на магнитофон. Тогда никто не обратил на это внимания, ни один человек не думал, что из этого получится дальше. Но случилось так, что кто-то это услышал, захотел переписать. И началось вот такое /.../ шествие этих пленок повсюду». /4/

«И ночью, и днем очень серьезно они писали на одну пленку. Потом ее слушали, выясняли, что где-то что-то заскрипело, значит, еще раз надо переписать... А потом, у нас на магнитофоне: здесь — включение, а рядом если ткнешься, то сотрешь. Поэтому все пленки были ущербные — из-за того, что их по многу раз заново переписывали

[Володя] тут же, на ходу, перерабатывал. Были песни, которые вот сейчас он спел так, записали только что, а потом он приходит и говорит: «Левушка, ты знаешь, давай еще раз»,— потому что он уже что-то переосмыслил». /5/

[В августе 1961 года режиссер Ф. Филиппов начал снимать картину «Грешница».

Некоторыми изданиями в перечне киноработ Высоцкого указана и его роль в этом фильме, в частности: «Спутник кинозрителя», декабрь 1980 года; стенгазета «Менестрель», № 1/11, 1981; И. Рубанов а. Буклет «Владимир Высоцкий», ВБ ПК, 1983 год; «Советский экран», № 3, 1988...

Не избежали ошибки и авторы данной повести в публикации журнала «Молодежная эстрада», 1987, № 5. В заблуждение ввели титры фильма, где фамилия Владимира Высоцкого указана «в эпизодах». Однако сомнение осталось — никто из нас не мог припомнить конкретного эпизода. Пришлось вновь обратиться в Госфильмофонд (пользуясь случаем, хотим поблагодарить его директора М. А. Строчкова, начальника отдела В. И. Босенко и искусствоведа С. В. Сковородникову за внимание и помощь, оказываемую нашим исследованиям). Выяснилось, что на экране Владимир Высоцкий не появляется.

Чтобы окончательно разъяснить это недоразумение, предлагаем вниманию читателей отрывок из интервью авторов с заслуженным деятелем искусств РСФСР, кинорежиссером Ф. И. Филипповым, состоявшегося 16 октября 1987 года на киностудии «Мосфильм».]

— Расскажите, пожалуйста, о вашей первой работе с Владимиром Высоцким.

— В 1961 году, в конце лета или начале осени, я снимал на «Мосфильме» картину «Грешница» [фильм вышел на экраны 3 сентября 1962 года]. Это был антирелигиозный фильм. В то время прокатилась целая волна таких картин, например, «Тучи над Борском» и другие.

А. В. Абрамова во ВГИКе на семинаре по философии. 1961 год.

Но все они имели один общий недостаток — в них ущемлялись чувства верующих. А «Грешница», наоборот, призывала верующих задуматься, образумиться (без всякого давления), порвать с сектой.

— Как вы обнаружили Высоцкого? Он сам пришел на пробы, или вы его пригласили?

— Нет, я тогда еще не был с ним знаком. Но по моему замыслу второй режиссер или ассистент искали подходящую кандидатуру. Я ведь на эту роль не только Высоцкого пробовал, но и других актеров. Мне понравился Ьысоцкий. Чувствовалось, что он очень талантливый человек. С ним было интересно работать, потому что он не только понимал, что от него требуется, и выполнял это, но и предлагал какую-то свою трактовку. И персонаж у него получался живой, самостоятельный.

— Пожалуйста, немного подробнее о фильме и конкретнее об эпизоде, где был занят Высоцкий.

— Сначала была опубликована повесть «Грешница», автор ее Николай Евдокимов. Я предложил ему написать сценарий, по которому в дальнейшем мы и снимали картину. Интересно то, что в книге эпизода, о котором идет речь, не было. Мы его уже в сценарий ввели. И оказалось — неудачно, он не отвечал общей задаче картины.

Там появляется такой персонаж — Пыртиков, инструктор райкома, который приезжает в колхоз разбираться с главной героиней. Роль была резкая, нахрапистая. И Высоцкий сумел сыграть такого человека — прямого, недалекого, мыслящего инструкциями и лозунгами. И по типажу он очень подошел для этой роли. Сцена получилась драматическая, насыщенная. Но стилю картины эпизод не соответствовал, поскольку этим мы отрицательно влияли на чувства верующих, а к ним, наоборот, нужно было очень осторожно относиться. Получалось, что представитель райкома, вместо того чтобы разобраться, очень агрессивно с главной героиней разговаривает — выясняет, как она попала в секту и прочее.

Короче, мы вместе с И. Савиной, которая играла главную роль, и Высоцким пошли к редактору 2-го творческого объединения Шевкуненко. Долго советовались, взвешивая все «за» и «против», но в конце концов все же решили этот эпизод из картины убрать. Володя огорчился, конечно, это была одна из первых его работ в кино, причем такая удачная. Да и нам было жалко. Но он все понял и согласился.

— А как получилось, что инструктор райкома трансформировался в корреспондента? И почему вообще эта роль упоминается в перечне его работ, хотя никто Высоцкого в картине видеть не мог?

— Вероятно, из-за титров, где «в эпизодах» указана его фамилия, это, видимо, по чьему-то недосмотру. А «корреспондент» получился так: я в свое время (поскольку фильм вызвал большой резонанс) много давал интервью — и в «Советском экране», помнится, и в других изданиях. Где-то упомянул и о Высоцком, но так как он в самом начале эпизода грозится пропечатать в газете фельетон, то я машинально назвал его корреспондентом. Отсюда, видимо, все и пошло...

«Володя вновь появился на «Аенфильме» уже в начале осени, Рассказывал, что был на море, где-то снимался или на гастроли ездил — я уже сейчас не помню, боюсь соврать. А приехал он опять на «713-й...», что-то там у них не ладилось — то ли доснимали, то ли перет снимали. Их со Стрельниковым постоянно селили рядом со мной в гостинице «Выборгская», которую тогда оккупировали «киношники». В свободное время мы собирались у меня в номере {я был уже чуть ЛИ не «постоянно прописан» там — восемь месяцев жил в Ленинграде на съемках), обменивались последними новостями — кто где, кто с кем, и, конечно, пели». /3/

Кадр из к/ф «713-й просит посадку», слева направо: В. Высоцкий, народный артист СССР В. И. Чесноков и актер В. Момделли.

«Тогда еще он не был нашим бардом и не был еще гоним. Он играл на гитаре и пел абракадабру на английском языке. Получалось здорово, могуче, напорно, захватывающе, его — теперь уже вечный — голос звучал уже тогда вздыбленно-заво-раживающе. Кто знал, что в нем зреет русская гонимая совесть?» /8/

«Прошло какое-то время {после летних проб], и уже в сентябре приехала в Москву А. Д. Тубеншляк — второй режиссер студии «Ленфильм» — с сообщением, что Болиде нужно утрясти уже спланированный график работы в театре с тем, чтобы срочно ехать в Ленинград вновь на съемки этого фильма. Там получилась накладка — актриса, занятая в одной из ролей [Нинель Мышкова], дальше играть не смогла, поэтому необходимо было что-то переснимать с новой исполнительницей. И сроки плановых павильонных съемок тоже как-то сдвинулись. Словом, ночью он и Анна Давидовна должны уезжать «Стрелой». Я поехал их провожать... Подошли к вагону, стоим, разговариваем. И вдруг вижу: из окна вагона на нас смотрит очень красивая молодая женщина. Я толкаю Володьку: «Смотри, какая красивая!» А Тубеншляк говорит: «А это наша актриса, Люся Абрамова. Она теперь тоже будет у нас сниматься». Ну, я ему в шутку говорю: «Ты смотри, Володя, чтобы девочку эту из Ленинграда обязательно привез!» Он отвечает: «Конечно, старина, о чем ты говоришь!» Так, с шутками я их и проводил. А потом узнаю, что Володя на ней женился, «Ну, — думаю,— ловкач! Привез девочку, называется!» /6/

«Мне кажется, Володе нравилась работа в кино, он был доволен, когда его приглашали сниматься, даже если в эпизодах. И, как мне удалось наблюдать, работал он очень увлеченно. После каждой съемки появлялись новые знакомые и друзья. А в одной съемке он присмотрел себе и спутницу жизни. После работы в фильме «713-й просит посадку» режиссера Г. Никулина, который снимался в Ленинграде, одна из актрис — молодая, красивая выпускница ВГИКа Людмила Абрамова — стала его женой и матерью двух его сыновей, Аркадия и Никиты». /9/

«Я играл в фильме «713-й просит посадку». Там по сюжету усыпили команду летчиков Я приставал к кому-то, помню, а потом врывался в кабину к летчикам и пытался посадить самолет, на воду. А меня за это отшвыривал [актер] Отар Коберидзе и бил». /10/

«А человек он восточного темперамента, у него глаз загорался сразу нехорошим огнем. Я так смотрю и думаю: «Сейчас убьет, точно...» Режиссер все время говорил, что искусство требует жертв, так что я вот опять снова был жертвой. Ну, как видите, остался жив, все кончилось благополучно. Но с тех пор я всегда сценарии выбираю — смотрю, кто там кого бьет». /11/

«В «713-м...» Володя снимался впервые, до этого где-то мелькал в массовке. А тут — небольшая, но через весь фильм роль американского моряка. Он был робок, обаятелен и беззаветно предан работе. В нем что-то было, какая-то зреющая сила, которой он еще сам не осознал и никто не угадал. Помню, как он настоятельно и отважно подставлял подбородок Отару Коберидзе под удар (удар «американским» не получался), а на следующий день едва шевелил челюстью». /8/

«Мы встретились на картине «713-й просит посадку». Володя был тогда юн, но тратил энергию не по-юношески. Каждое утро, перед выездом на съемку, он обязательно звонил мне в номер и начинал читать новый стих, закончив, добавлял: «Ну, батя, заслужил я завтрак или нет?»

Съемки были тяжелые, ночные, и непроизвольно я задавал вопрос: «Когда же ты успел написать, Володя?» Он начинал хохотать с хрипотцой, прекращая мой восторг: «Я жду тебя в буфете!»

Володе почему-то не нравилось называть меня по отчеству. При всем при том он хотел приблизиться: желание иметь близкого друга, кому было бы излить горячую свою душу — тогда он был влюблен! Я был старше его, фронтовая жизнь прошла, оставив рубцы, и рубашек стертых было больше.

В один прекрасный день не последовал привычный утренний звонок. Я позвонил ему и спросил: «В чем дело?» Он ответил: «Мне плохо». Я быстро поднялся к нему и чем мог помог. Он себя неважно чувствовал. Я просил беречь себя. «Спасибо, батя!» Он первый раз [тогда] произнес это слово. Вот так я стал для него Батей.

Мы допоздна засиживались в беседах — чудесный был рассказчик. После очередного рассказа я спрашивал: «Это было или придумал?» — «Понравилось?» — «Очень!» — «Ну вот, вспомнишь мои рассказы в моих стихах!» И каждый раз, когда я слушаю записи,— вспоминаю его юность, начало взрыва его творчества.

В одной из сцен во время съемок я должен был его ударить. Я создавал иллюзию удара, так как сделать это по-настоящему не мог. Володя подошел ко мне и на ухо сказал: «Батя, влепи мне по-настоящему, тебе я разрешаю»... Позже он напишет мне об этом на фото...

...Мы оба хотели встретиться еще раз в кино, но не посчастливилось /.../. Сейчас я понимаю, анализируя прошлое, что его жизнь была борьбой за жизнь /.../. Мы с вами жили рядом с большим поэтом и не уберегли его. Посмертное признание его — это победа добра, чему он и посвятил свою короткую, вулканной лавой выплеснутую жизнь». /2/

«Театр миниатюр был организован в 1960 году [в действительности открыт в сентябре 1959 года], и это был тот редкий случай, когда сценический коллектив создан писателем-са-тириком В. Поляковым. Примерно год здесь работал В. Высоцкий». /14/

[Год — это явная натяжка. На самом деле Владимир Высоцкий работал в Театре миниатюр чуть больше месяца. Заполнить очередной пробел в творческой биографии Владимира Высоцкого нам помогли: Зиновий Высоковский...—

«Человек, [который] на подмостках добивается права читать в финале 1-го акта своего спектакля стихи Владимира Высоцкого [речь идет о моноспектакле 3. Высоковского «Пятая сторона света» в Театре эстрады] не только по праву личного знакомства с поэтом, не потому, что служил с ним вместе в Театре миниатюр, не из-за капризов переменчивой моды — но по велению души...» / 16/

...— и Тамара Витченко,— которая в описываемый период работала в Театре миниатюр. [Она и ее муж — заслуженный артист РСФСР, актер театра имени Станиславского В. А. Анисько были дружны с Владимиром Высоцким.]

«Познакомились мы в театральных мастерских на улице Горького. Там было общежитие театра — прямо во дворе за Театром Станиславского. Собиралось много интересных людей: там жил Женя Урбанский, Ольга Бган, Юра Гребенщиков. Юрий Никулин приходил и многие другие. Там был репетиционный зал, где мы общались, пели, танцевали. Очень удобно. И всегда была дружеская атмосфера.

Потом мы переехали на Смоленскую набережную, в новое общежитие театра. Володя часто навещал нас и всегда приносил розы — в любое время года. Порой доходило до смешного: однажды он приехал — тоже с розами,— но ему нечем было расплатиться за такси, и Володя отдал таксисту свой шарф...

...И вот как-то осенью он пришел ко мне в театр (а мы тогда работали на летней площадке сада «Эрмитаж»), вид у него был сильно удрученный. Я его спрашиваю: «Вовка, у тебя что-то случилось?» (Я тогда еще не знала, что у него в театре неприятности). А он отвечает: «Ты понимаешь, Тамара, работы нет. И пока не предвидится». И тут я ему предложила: «Володя, а если я поговорю с Поляковым? — А я тогда была вроде как ведущая актриса.— Может, что-нибудь удастся сделать?» — «Поговори,— отвечает и добавил: Чувствую, что в вашем театре я бы смог работать».

Я пошла к Полякову и говорю: «Владимир Соломонович, как бы так сделать, чтобы Володя Высоцкий у нас работал?» Поляков сказал, что он подумает. Но штаты в театре были заполнены, и он не хотел Володю брать. И длилось это долго. А я постоянно об этом напоминала, говорила и Полякову, и девушкам нашим, и ребятам — Володе Ширяеву, Зиновию Высоковскому. Очень поддержал эту инициативу Саша Кузнецов — он тогда был в худсовете. И они все время надоедали Полякову». /12/

«В конце 1961 года у Володи был такой период, что ему некуда было деваться. У себя в театре Пушкина он в то время уже не работал /.../. А мы тогда уже были знакомы — встречались в общежитии на Трифоновке и в других компаниях. И когда возникла идея попробовать устроить Володю в наш театр, которым руководил В. С. Поляков, то мы с Сашей Кузнецовым — поскольку мы тогда прочно занимали свое место в театре — начали ходить к Полякову и уговаривать его принять Высоцкого». /15/

«Наконец Владимир Соломонович сдался. Он вызвал меня и сказал: «Тамара, я его беру...» Так что сделано было это общими усилиями — в одиночку я, конечно, вряд ли бы чего добилась /.../. Ему даже просмотра не устраивали — просто уже знали, что есть такой актер — Высоцкий». /12/

«В то время Володя был еще никто, но уже тогда я понимал, что он — отдельный человек, что-то в нем всегда было, что-то...— это точно. Были вещи, которых он никогда в жизни не принимал, и уговорить его или переубедить было невозможно. «Это другой резус крови»,— говорил он. Вообще, он верил в «резус крови», то есть в друзей, вообще в людей, у которых, как он считал, был его «резус крови». Он тогда с этим «резусом» очень носился.

Все мы были тогда молоды, весь театр Полякова был проникнут духом студийности. Да и сам Владимир Поляков — человек удивительный, и несправедливо, конечно, что это сейчас забыто. Там были тогда очень интересные люди.

Короче говоря, в конце концов Володя был принят в театр, и мы почти тут же отправились на гастроли по Уралу и Сибири. Это было в феврале 1962 года. Тогда у нас в театре Андрей Тутышкин ставил спектакль «О времена, о нравы!». И что-то Володя у него играл на выходах. Репетировал он с Тутышкиным в Москве и сам, по ходу, пока мы ехали, что-то готовил». /15/

[Попробуем все-таки уточнить, сколько времени — не считая коротких репетиций в Москве — Высоцкий играл в Театре миниатюр. Для этого обратимся к газетам.]

«Концертный зал филармонии. С 20 февраля Московский новый Театр миниатюр: «Путешествие вокруг смеха» — спектакль в двух актах /.../. Билеты продаются по коллективным заявкам». /19/

«12 марта начало вечернего спектакля в 21.00». /20/

[Это последняя дата выступления театра, указанная в прессе г, Свердловска.]

«Тогда у нас шел спектакль «Путешествие вокруг смеха». Помню, что он участвовал в миниатюре «Ревность». Это был фарс — платяной шкаф становился убежищем для мнимых поклонников пребывающей в доме отдыха Анны Матвеевны. В сцене было занято много артистов, Володя играл одного из любовников. Помню, когда он входил и видел эту диву (ее Оля Вахмистрова играла), то он выпивал воду из вазы для цветов — какие-то такие были хохмы. Очень смешно, но бездумно. «Ревность» шла у нас долгое время. Это был, что называется, «верняк».

Конечно, в то время Высоцкий у нас никак актерски не проявлялся — его вводили только на такие вот маленькие рольки. Мы часто менялись ролями, так что вводы могли быть на одну роль, а впоследствии актер исполнял совсем другую. Не бе русь утверждать, но, кажется, он играл (или репетировал) в сценке «Не проходите мимо».

Была у нас еще очень смешная миниатюра «Благородный поступок» А. Галича. Там на сцене — юбилейное торжество. Главную роль играл Марк Захаров, а в массовке был занят чуть ли не весь состав — мы попеременно выходили на сцену. Вполне возможно, что Володя тоже участвовал.

Он служил у нас в театре очень недолго: отыграл почти до конца гастролей в Свердловске, но дальше работать не стал». /12/

«Тогда Поляков написал приказ: «Отчислить Владимира Высоцкого из театра за полное отсутствие чувства юмора». Можно было, конечно, упросить Полякова. И я думаю, что он бы Володю оставил. Мы с Сашей Кузнецовым, во всяком случае, ему это предлагали. Но Володя сказал (это я хорошо помню): «Не надо, ребята...»

Теперь я понимаю, что «...Просто время приспело — из-за синей горы навалили другие дела...». /15/

Материалы, использованные в публикации:

1. Высоцкий В. Выступление в г. Калининграде Московской области. 16 июля 1980 года.

2. Из воспоминаний народного артиста СССР, народного артиста Абхазской АССР, актера и режиссера Отара Леонтьевича Ко-беридзе, подготовленных для данной повести. 20 ноября 1987 года.

3. Из интервью Б. Акимова с актером и режиссером Игорем Борисовичем Пушкаревым. Москва, б февраля 1988 года.

4. Высоцкий В. Интервью итальянскому телевидению. Москва, весна 1979 года.

5. Из интервью Инны Александровны Кочарян журналисту В. Перевозчикову. Москва, май 1987 года.

6. Из интервью Б. Акимова с кинорежиссером Михаилом Иосифовичем Туманишвили. Москва, 20 января 1988 года.

7. В ы с о ц к а я И. Мой брат Владимир Высоцкий.— «Лесная промышленность», 13 июня 1987 года.

8. Из воспоминаний кинорежиссера Григория Георгиевича Никулина, написанных для данной повести. Саратовская область, киноэкспедиция,6 июля 1987 года.

9. Из воспоминаний Н. М. Высоцкой, написанных для журнала «Студенческий меридиан».

10. Высоцкий В. Выступление в Центральном доме культуры. Усть-Каменогорск, 14 октября 1970 года.

11. Высоцкий Б. Выступление в строительно-дорожном институте. Усть-Каменогорск, октябрь 1970 года.

12. Из интервью Б. Акимова с актрисой Московского театра имени Станиславского Тамарой Алексеевной Витченко. Москва, 30 января 1988 года.

13. Из воспоминаний заслуженного артиста РСФСР, кинорежиссера и актера Николая Петровича Бурляева, написанных специально для данной повести,

14. Антонова Т. «Эрмитаж» в Каретном ряду. — «Московская правда», 9 января 1988 года.

15. Из интервью Б. Акимова с заслуженным артистом РСФСР Зиновием Моисеевичем Высоковским, актером Московского театра сатиры. Москва, 8 декабря 1987 года.

16. Швыдкой М. Пятая сторона смеха. — «Театр», 1986, №11.

17. Из интервью Б. Акимова с Владимиром Леонидовичем Треща-довым, актером театра «Сфера». Москва, 26 февраля 1988 года.

18. Объявление в газете «Вечерний Свердловск» 30 января 1962 года.

19. Там же, 17 февраля 1962 года.

От авторов. В редакцию приходят письма по поводу отсутствия подписей к некоторым снимкам, иллюстрирующим повесть. По техническим причинам опубликовать их своевременно не удалось. Поясним сейчас: в № 2 на стр. 58 опубликован групповой снимок выпускного курса Школы-студии МХАТ, сделанный после вручения дипломов 20 июня 1960 года. В первом ряду крайний слева - В. Высоцкий. На стр. 61 — фотография В. Высоцкого в роли Сигги в спектакле «Золотой мальчик». Снимок сделан весной 1960 года. В № 4 на стр. 54 опубликован снимок, сделанный весной 1956 года,— В. Высоцкий в спектакле «Из записок вспыльчивого человека» на сцене Дома учителя; на стр. 55 приведен фрагмент рукописи В. Высоцкого с посвящениями преподавателям Школы-студии МХАТ (предположительно — осень 1959 года).

В подготовке фотоматериалов публикации принимает участие И. Данилов.

И еще об оформлении: начиная с этого номера, мы, наряду с фотографиями, иллюстрирующими описываемый эпизод жизни, периодически будем публиковать песни, написанные В. Высоцким в тот отрезок времени, о котором идет речь в соответствующей главе. Вниманию читателей будут представлены тексты, до сих пор не публиковавшиеся.

Публикуемые тексты песен являются устойчивыми авторскими вариантами, определенными по найденным на 1 января 1988 года фонограммам авторских исполнений 1962— 1979 годов.

Татуировка

Не делили мы тебя и не ласкали,

А что любили — так это позади.

Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,—

Алеша выколол твой образ на груди.

И в тот день, когда прощались на вокзале,

Я тебя до гроба помнить обещал, —

Я сказал: «Я не забуду в жизни Вали»,

«А я — тем более»,— мне Леша отвечал.

И теперь реши, кому из нас с ним хуже,

И кому трудней, попробуй разбери:

У него твой профиль выколот снаружи,

А у меня душа исколота снутри.

И когда мне так уж тошно — хоть на плаху

(Пусть слова мои тебя не оскорбят),

Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху,

И гляжу, гляжу часами на тебя.

Но недавно мой товарищ, друг хороший,—

Он беду мою искусством поборол:

Он скопировал тебя с груди у Леши

И на грудь мою твой профиль наколол.

Знаю я, своих друзей чернить неловко,

Но ты мне ближе и роднее оттого,

Что моя — верней, твоя — татуировка

Много лучше и красивше, чем его.

1961

* * *

О нашей встрече что там говорить!

Я ждал ее, как ждут стихийных бедствий...

Но мы с тобою сразу стали жить,

Не опасаясь пагубных последствий.

Я сразу сузил круг твоих знакомств,—

Одел, обул и вытащил из грязи.

Но за тобой тащился длинный хвост,

Длиннющий хвост твоих коротких связей.

Потом, я помню, бил друзей твоих —

Мне было с ними как-то неприятно.

Хотя, быть может, были среди них —

Наверняка отличные ребята.

О чем просила — делал мигом я:

Мне каждый час хотелось сделать ночью брачной.

Из-за тебя под поезд прыгал я,

Но, слава богу, не совсем удачно.

И если б ты ждала меня в тот год,

Когда меня «отправили на дачу»,—

Я б для тебя украл весь небосвод

И две звезды Кремлевские в придачу.

И я клянусь — последний буду гад:

Не ври, не пей, и я прощу измену,—

И подарю тебе Большой театр

И Малую спортивную арену.

А вот теперь я к встрече не готов:

Боюсь тебя, боюсь ночей интимных,

Как жители японских городов

Боятся повторенья Хиросимы.

1961-1962

Бодайбо

Ты уехала на короткий срок —

Снова свидеться нам не дай бог! —

А меня — в товарный и на Восток,

И на прииски в Бодайбо.

Не заплачешь ты и не станешь ждать,

Навещать не станешь родных.

Ну а мне плевать — я здесь добывать

Буду золото для страны.

Все закончилось, смолкнул стук колес:

Шпалы кончились, рельсов нет.

Эх бы взвыть сейчас, жалко, нету слез —

Слезы кончились на семь лет.

Ты не жди меня, ладно, бог с тобой,

А что туго мне — ты не грусти.

Только помни: не дай бог тебе со мной

Снова встретиться на пути!

Срок закончится — я уж вытерплю

И на волю выйду, как пить...

Но пока я в зоне на нарах сплю,

Я постараюсь все позабыть.

Здесь леса кругом гнутся по ветру,

Синева кругом — как не выть?

А позади семь тысяч километров,

Впереди семь лет синевы.

1962