Глава 10 Перелом

Глава 10

Перелом

Ближе к середине осени фронт на Дону застыл в ожидании грядущих событий и лишь на юге продолжал углубляться в сторону Грозного и Владикавказа. Позиционное противостояние на центральном фронте ослабло, обе стороны сократили активные действия, передав некоторые подвижные соединения, особенно авиационные, в оперативное подчинение Юга. Там решалась судьба летней кампании. Кому быть на колеснице Фортуны, въезжающей в Триумфальные ворота Берлина или Москвы: наступающим или обороняющимся?

И вот на Калининском фронте появилась неприятельская группа летчиков-истребителей из эскадры «Мельдерс», призванной заменить поредевшие ряды Люфтваффе. Эта эскадра за двадцать дней начала Великой Отечественной войны уничтожила, в основном на аэродромах, около пятисот советских самолетов, потеряв только три. Командир эскадры Вернер Мельдерс в двадцать восемь лет получил звание полковника и Железный крест с бриллиантами за сбитый сто первый самолет противника «МИГ-3», которым управлял Герой Советского Союза Степан Супрун, удостоенный после гибели второй Золотой медали Героя. Сам Мельдерс трагически погиб в авиакатастрофе, но его имя было присвоено эскадре, по-прежнему наводившей ужас на советских летчиков.

О появлении группы «Мельдерс» доложили компетентным лицам в Москву. Но пока там думали и гадали, что предпринять, полк штрафников ощутимо растаял, и командование предложило его реабилитировать, восстановить всех оставшихся в живых в правах и званиях. Федоров составил отчет за два месяца командования полком по совместительству и представил всех уцелевших пилотов к наградам и званиям на одну ступень выше прежней.

Всю эту представительскую процедуру он поручил начальнику штаба Волкову. Но все подбитые и уничтоженные самолеты противника штрафникам не засчитали. В том числе и командиру, имевшему к тому времени восемнадцать лично сбитых самолетов и пять в группе. Волков принадлежал к нелетающим авиаторам и ревниво скрыл этот факт при рассмотрении рапорта в штабе фронта, свалил командира в одну кучу с провинившимися пилотами. Да и сам Конев, подписывавший приказ о награждении, посчитал, что орден Александра Невского достаточно полно отражает боевые заслуги командира полка, который оставил у него неприятный осадок. Надо же, пришлось отменить приказ о расстреле каких-то разгильдяев.

Появление группы немецких асов, самолеты которых были разрисованы игральными картами от вальта до туза, растеребили старые испанские раны. Там «Кондор» его волновал, здесь «Мельдерс» обеспокоил. Он узнал, что Супрун погиб именно от огня летчиков этой эскадры, и теперь загорелся померяться силами с предводителем группы «картежников».

«Картежники» появлялись на том или ином участке фронта внезапно, активно включались в работу и наводили, так сказать, порядок в небе, добиваясь полного господства в воздухе, то есть перелома ситуации на участке в свою пользу. Воздушные короли и джокеры таким способом заменяли значительные силы истребительной авиации, отозванной на отдых или под Сталинград.

Превосходно владея техникой пилотирования, «картежники» распоясались до того, что в одиночку залетали на прифронтовые аэродромы и сбрасывали вымпел с кичливым вызовом на поединок по всем правилам рыцарского этикета. Об этих дуэлях Иван Евграфович прослышал, когда побывал по долгу службы на Воронежском фронте. Теперь вот «картежники» объявились и на участке дислокации Третьей воздушной армии.

По сведениям одного командира полка какой-то «червовый туз» дважды прилетал на их аэродром и оба раза улетал победителем поединка. На третий раз в полку не нашлось храбреца встретиться с ним один на один. Узнав об этом, Федоров решил сразиться с ним. Нечего и говорить, что уставом поединки не предусмотрены, а командирам его ранга вступать в такой бой запрещалось без острой на то необходимости, диктуемой обстановкой.

Когда Громов брал беглеца под свою защиту от НКВД, то он пообещал конструктору Лавочкину и наркому Шахурину беречь как зеницу ока летчика-испытателя с Божьей искрой. Но назначенный командиром штрафников в нестандартной обстановке, когда назначать оказалось некого, а приказ Верховного «Ни шагу назад» как-то нужно было претворять в жизнь, Федоров получил право личным примером воспитывать летчиков с клеймом военного трибунала. В первом же боевом сражении эти колобродники рассыпались в разные стороны, бросив своего командира на произвол судьбы. Но он не стал упрекать их в трусости; два заваленных «юнкерса» и подбитый «мессер» лучше всяких нравоучений помогли ему сколотить работоспособный коллектив летчиков, оставивший заметный след в негласной истории фронта. Этот отряд после его расформирования послужил ядром для создания по образцу немцев особого полка асов под эгидой главного управления ВВС.

Командиры частей и соединений не были заинтересованы в этой идее, неохотно отдавали свои лучшие кадры для сомнительного эксперимента «по образцу немцев». Учиться у врага считалось предосудительным. Низкопоклонство перед врагом?

Политические органы и контрразведка бдительно следили за подобными «крамольными» поползновениями отдельных командиров перенимать стратегию и тактику неприятеля в свою пользу, хотя сам Сталин в том же приказе «Ни шагу назад» призывал «поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу». Но, что позволено Царю, то запрещалось другим. Поэтому каждый здравомыслящий командир учился у врага втихаря, не афишируя свое «низкопоклонство», рискуя, между прочим, своей честью и добрым именем.

Громов ценил Ивана Евграфовича именно за риск, мужество брать на себя ответственность за свои действия.

Долго не появлялся «Червовый туз» над аэродромом, где дважды одерживал победу в поединке, а на третий — удалился порожняком. Наконец он прилетел и сбросил кусок фанеры с наклеенной запиской: «Руссише камарад! Немецкий летчик Беерен Брок вызывает на дуэль любого заслуженного летчика Красной Армии скрестить мечи ТЕТ-А-ТЕТ».

Прочитав такое, честолюбивый ас восхитился лаконичным посланием и поспешил в самолет, стоявший наготове. Круживший на высоте «мессер» выждал, когда взлетевший Як-1 набрал высоту и пошел на сближение. Взлетая, Иван Евграфович больше всего опасался подвоха со стороны противника — быть атакованным сразу при взлете, когда и скорость не та, и угол для атаки, мягко выражаясь, тошнотворный.

Немец оказался благородным: дал набрать высоту и спокойно выйти на лобовую встречу. Еще больше поразился Иван, когда немец покачал крыльями, приблизившись на выстрел, и отвернул в сторону, за невидимую черту поединка. Такая уверенность противника насторожила бывалого летчика и обрадовала: законы рыцарских поединков он чтил с юности и стремился подражать мушкетерам Дюма в повседневной жизни. Железный крест Третьего рейха поддерживал в нем веру в честное, уважительное отношение воинов друг к другу, не — взирая на классовую и национальную рознь. И он тоже, качнув крыльями, отвернул в другую сторону.

Разойдясь, самолеты снова стали сближаться. «Червонный туз» открыл огонь с дальней дистанции. Не прекращая огня, он давил на газ и на психику, выжимая из мотора нарастающий вой, переходящий в визг. Молниеносно оценив скорость «мессера», Иван сделал «горку», уйдя таким манером от сближения в лоб и прицельного выстрела. Заложив глубокий вираж, он на миг оказался сзади противника и сверху ударил короткой очередью из пулемета по хвостовому оперению «худого», как прозвали между собой, перекликаясь в эфире, советские летчики «Мессершмитт Вф-109». Обладая преимуществом в скорости, немецкий ас ушел по дуге вверх и оттуда спикировал на «толстячка» с короткими крыльями, как снисходительно отзывались немцы о «яках».

Вираж, переворот и вот уже «Як» в хвосте за «мессером».

Кружа и падая то на крыло, то вниз головой, они сместились в сторону от аэродрома.

Снизу этот бой казался игрой клоунов Пата и Паташона: кто кого перехитрит, переспорит. Не исключено, что некоторым этот поединок напоминал бой боксеров легчайшего веса: худой длинный против плотного коротышки. Один придерживается тактики дальнего сражения и старается ударить сверху, другой избрал манеру ближнего боя и пытается достать снизу, на предельно низкой высоте, где преимущество в скорости одного переходит в превосходство маневренности другого. В конце концов «коротышка», уже весь изрешеченный, вышел из очередного пикирования у самой земли и снизу на вираже ударил с короткой дистанции противника по «животу». «Худой» потерял осмысленный курс движения, а потом, после добавочной серии ударов совсем сорвался в штопор. Летчик вывалился из кабины и повис на стропах парашюта.

Верный рыцарским законам не на словах, а на деле, победитель не стал расстреливать летчика на парашюте, как это делали некоторые триумфаторы с обеих сторон. Правда, чаще над территорией противника. Против такого метода расправы над побежденным выступал кавалер Рыцарского креста Вальтер Новотны. Он твердо придерживался подлинно рыцарского и, между прочим, джентльменского правила — не добивать поверженного врага, и даже пытался убедить командование Люфтваффе ввести это правило в норму поведения, в инструкцию по тактике боя. Этому правилу поклонялись отдельные пилоты эскадры «Мельдерс». Не исключено, что сбитый «Червовый туз» принадлежал к этой группе рыцарей.

Кстати, по некоторым свидетельствам, Франц Бееренброк относился к числу тех, кто внутренне осуждал политику фашиствующей верхушки, направленную на поголовное истребление врага, о чем Иван Евграфович конечно же не знал, так как не поинтересовался судьбой втихомолку сбитого им самолета и спасшегося летчика. Его не раз упрекали за партизанщину, и за каждый сбитый самолет, вместо благодарности, он мог схватить нагоняй от командования.

Несмотря на печальный исход поединка, отряд немецких асов продолжал подчищать ослабленные подразделения советской авиации, частично переданной под Сталинград, легко расправляясь с наскоро подготовленным пополнением, притаившимся в предвкушении начала контрнаступления войск Рокоссовского на Дону, поэтому Иван Евграфович спал и во сне видел свой контрудар по гитлеровским стервятникам. Он намерился доказать обнаглевшим асам Люфтваффе, что Калининский фронт располагает не худшими кадрами, чем группа «картежников», а заодно и подтолкнуть свое командование на создание такой же группы из советских летчиков.

Несколько раз он вылетал на аэродром врага и по их методу сбрасывал «вымпел», консервную банку с запиской, с указанием параметров и времени поединка. А чтобы банка заметнее была и не потерялась, привязывал к ней проводочком красную тряпочку, развевающуюся на лету. Немцы аккуратно вылетали на рандеву, но неизменно терпели поражение. На третий раз они грубо нарушили правила единоборства: встретили его парой «мессеров» новейшей модификации. Так что бывший атаман разбойничьей шайки штрафников еле унес крылья на свою территорию.

Тогда он сбросил вымпел с предложением выставлять двух и более участников дуэли. Немцы приняли свое же предложение с клеймом Ивана, и первый бой, по этикету бросившего перчатку, разгорелся над домом принявших вызов, где одержать победу, как известно, помогают даже стены.

Иван Евграфович вылетел на встречу со своим лучшим ведомым по отряду штрафников Анатолием Решетовым, который за два месяца пребывания в штрафотряде пережил все, что могло случиться на войне с пилотом и его самолетом: от пожара в воздухе до взрыва на земле, от спуска на продырявленном парашюте до посадки «на брюхо»; но ни разу не был серьезно ранен, чтобы смыть позорное клеймо уголовника в процедурке приличного госпиталя. Награжденный орденом Красной Звезды и произведенный в капитаны после расформирования отряда, он согласился тянуть лямку в резервном полку на должности командира эскадрильи ради уважения и сердечной привязанности к Федорову с майорскими погонами, так как обещанные Громовым шпалы подполковника находились где-то в пути.

Дуэль «два на два» закончилась вничью со счетом ноль-ноль, потому что у звездокрылых бензин оставался на донышке после долгого ожидания противника и бесплодного боя, а крестокрылые позвали на помощь тяжеловооруженные «фокке-вульфы», от которых, как известно, не так просто унести ноги даже на вираже. Возмущенный коварством врага, вошедший в азарт заместитель командарма сбросил вымпел теперь уже с приглашением драться «стенка на стенку»; но предупредил гитлеровцев, что если они снова нарушат правила поединка, последует наказание от самого Громовержца.

«Картежники» расшифровали слово Громовержец правильно, а вот фразу «стенка на стенку» перевели неточно и выставили против прилетевшей эскадрильи краснозвездных целую эскадру. При такой, мягко выражаясь, подлянке бой закончился поражением Красных и торжеством Черных, что вызвало тревогу в кулуарах штаба фронта. Не санкционированные потери в живой силе и технике тяжелым бременем легли на широкие плечи закоперщика «картежной» игры, избитого в хвост и гриву, но тем не менее чудом спасшегося от преследователей в окопе. Сердобольные красноармейцы перевязали ему простреленные плечи и отправили на аэродром.

Пока особый отдел собирал на руководителя фронтовой самодеятельности компрометирующий материал и подсчитывал количество сбитых и подбитых самолетов с попавшими в плен пилотами для предстоящей разборки в суде, раненый, но не убитый горем инспектор по технике пилотирования, пользуясь пока не отнятыми правами заместителя командарма, организовал за могучей спиной Громовержца реваншистский налет с подключением штурмовой авиации на «провинившийся» аэродром «картежников» и спалил его дотла, что помогло Громову списать ранее понесенные потери на успешно проведенную операцию, временно рассеять сгустившиеся тучи над головой своего помощника и даже ускорить формирование полка асов в пику немцам.

Келейный шумок за кулисами штаба вокруг самодеятельных поединков достиг чутких ушных раковин командующего фронтом. Иван Степанович снизошел до телефонного вызова на ковер устроителя небесной партизанщины; получил прямое подтверждение из официальных уст, взятого на карандаш защитника разбойных летунов спецотряда, как значилась группа штрафников в различных полусекретных, простосекретных и сверхсекретных бумагах с надлежащими крестами, тобишь грифами секретности, и обозвал героя воздушных баталий анархистом, что звучало на языке особистов в свете незабываемого Приказа Верховного от 28 июля как проявление недисциплинированности и… «самодеятельности в организации сомнительных экспериментов».

Мало того, что командующий фронтом обозвал известного летчика обидным словом, он назвал его, вперемежку с трехъярусным матом, еще и пособником князя Кропоткина, последнего основоположника отрицания диктатуры пролетариата, пролетарской дисциплины и руководящей роли Коммунистической партии. Кроме навешанных породистых идейно-политических собак и отборных морально-психологических блох, Иван Степанович приказал подать ему рапорт с объяснительной запиской. Что и было незамедлительно исполнено опальным командиром полка по совместительству. Стремясь подспудно оправдать свои неоднозначные действия, старший инспектор невзначай упомянул добрым словом начальника ВВС Новикова, положительно отозвавшегося о проекте создания элитного полка асов, как у противника, чтобы навести порядок в воздухе там, где он непоправимо разрушен. Прочитав представленную объяснительную абракадабру, Конев позвонил Громову с целью прояснить темные пятна на рапорте анархиствующего прожектера прогерманских прожектов и получил от небесного повелителя грома вразумительное подтверждение целесообразности образования такого спецподразделения. Надо же прикрывать черные дыры в небе из-за оттяжки значительных сил фронтовой авиации на ликвидацию Сталинградского котла. Поразмыслив, два самых авторитетных генерала центрального фронта вышли на связь с командующим воздушными войсками и получили добро на формирование полка асов в качестве панацеи от всех прорех в обороне. Лед тронулся.