Глава 8 Ни шагу назад

Глава 8

Ни шагу назад

В конце июля в армию поступил приказ Верховного главнокомандующего № 227 с предписанием: обсудить во всех частях и подразделениях, принять соответствующие меры. Громов наложил резолюцию: «Зачитать». О мерах решил повременить. Позвонил в штаб фронта, предложил осужденных трибуналом летчиков не отправлять в пехоту, на передний край, а сколотить из них штрафной отряд.

Идея использовать провинившихся авиаторов по специальности начальнику штаба понравилась, но: «Формируйте отряд под свою ответственность так, чтобы не перелетели они на сторону противника». В штабе Верховного командования проблему о проштрафившихся летунах отдали на откуп главному управлению ВВС, которое и разрешило командованию Третьей воздушной армии «в порядке эксперимента» создать истребительный отряд прикрытия военных объектов фронта. Указание поступило по телефону под грифом «секретно» от командующего авиацией Новикова с предупреждением нигде не афишировать отряд и всячески скрывать его происхождение.

Отряд решили сформировать при запасном полку. Громов вызвал лучших командиров эскадрилий в надежде, что кто-нибудь из них добровольно возьмет на себя смелость командовать группой штрафников. Андрей Боровых, Василий Зайцев, Григорий Онуфриенко молча выслушали предложение командарма, но никто не шевельнул даже бровью. Нарушая затянувшуюся паузу, самый старший из них и серьезный Зайцев выдавил из себя первопричину гробового молчания: «Если надо, я не откажусь. А добровольно подставлять свою голову под пули преступников-негодяев — по меньшей мере неразумно».

Любимчик полка, всегда веселый и легкий на слово командир звена Боровых, прозванный «Борюниором», за борьбу на равных со стариками в бою, несмотря на свои двадцать лет непорочной юности, брякнул то ли в шутку, то ли всерьез:

— Штрафниками пусть управляется штрафник. Ему нечего терять, кроме своих цепей.

— Андрей Егорович, я же предлагаю вам полк, а вы шутить изволите, — в тон молодому командиру ответил командарм.

— Михаил Михайлович, разрешите мне возглавить этих архаровцев, — вскочил сидевший в сторонке Федоров, витающий в облаках воздушных сражений. — Мне это больше с руки, чем другим.

— Нежелательно, но… благодарствую. Даю две недели на раскачку, — поднялся и командарм, — все свободны.

Первая группа штрафников создавалась в Торжке, на месте базирования резервного полка, куда на пополнение армии поступали преимущественно «Яки» и английские «харикейны», которые уступали «мессершмиттам» в скорости и вооружении. За две недели с двух фронтов наскребли около шестидесяти авиаторов, способных без предварительной подготовки начать боевые действия, хотя некоторым требовалось какое-то время для освоения незнакомых типов самолетов.

За это время неутомимому командиру штрафного отряда удалось встретиться с заводским оружейником, Иван Евграфович попросил Вахмистрова заменить четыре пулемета, расположенных на крыльях истребителя, четырьмя пушками.

— Представляешь, какую панику можно вызвать в стане врага, ворвавшись в гущу бомбовозов? — живописал романтик неба.

Перегоняя английские истребители из Мурманска, Иван Евграфович изучил новинку управления огнем, впервые введенную в практику стрельбы Борисом Сафоновым, который все пулеметы на истребителе электропроводом подвел на одну гашетку, чтобы одновременно стрелять по мишени из всех стволов. Позаимствовав это новшество, командир полка рискнул испытать новую систему в бою вместе с наскоро сколоченной группой штрафников. Вылетели на перехват вражеской армаде бомбардировщиков, взявшей курс на Рубцово.

Встреча произошла над селом Федотово. Набрав приличную высоту, группа увидела больше десятка «мессеров», охранявших бомбовозов. Командир отряда по радио приказал своим архаровцам атаковать неприятельские истребители, а сам кувырком, имитируя подбитую машину, ринулся вниз на двухмоторные «юнкерсы». Сблизившись с противником метров на сто, выровнял самолет и первыми выстрелами расстрелял ведущую тройку неприятеля. Один «юнкере» свалился на бок и упал вниз, другой задымил и повернул назад. Армада заколебалась, но с курса не сбилась.

Выйдя из пикирования почти у самой земли, вошедший в раж новатор концентрированного огня размахнулся повторить удачный маневр, но столкнулся с двумя «мессерами», напавшими на одинокий «Як», удирающий во все лопатки. Кучным огнем с дальней дистанции испытатель новой огневой системы израсходовал почти весь запас патронов, но чувствительно врезал одному «комарику» под хвост, хотя и сам чуть не угодил вслед за противником носом в приволжскую пойму от огня другого преследователя. Еле дотянул до аэродрома истерзанный в хвост и в гриву командир, брошенный разлетевшимися подчиненными.

Когда у него извлекли из ноги пули и забинтовали разрезы, начальник штаба сообщил, что командарм ждет его доклад о первом боевом вылете отряда. Штабная землянка в три наката, где он уже несколько раз ночевал, напомнила ему о том, что пора и свой командный пункт оборудовать при отряде по всем правилам войны. Разговор оказался коротким.

— Как прошла боевая операция? — послышалось в трубке после того, как городской коммутатор подсоединил Башарово.

— Неважно, товарищ командующий. Первый блин комом, — честно признался командир, не решаясь раскрывать всю правду о прошедшем бое.

— Мне Волков доложил об этом. Конкретнее диктуй.

— Три самолета противника записали на счет отряда, но противник выполнил свою задачу. Мы не смогли ему помешать. Ребята сплоховали. Учтем: дело поправимое.

— Добро. Собери весь личный состав: Юмашев к вам вылетает.

Андрей Борисович привез инструкцию и приказ командарма «во исполнение» приказа Верховного Главнокомандующего № 227 от 28 июля.

Посадив в пустующем капонире всех в круг, командир отряда по совместительству спокойно начал:

— Когда я вышел из пикирования, чтоб снова занять выгодную позицию для нападения, я никого не увидел, кроме одного истребителя, удирающего от двух «мессеров». Кто это был? Кому я обязан отвлекающим маневром, благодаря которому мне удалось поразить одного преследователя, увлекшегося погоней?

— Ну, я, — поднялся молодой красноармеец в просоленной выцветшей на солнце гимнастерке, совсем не соображая, как это он «маневрировал», отвлекая противника.

— Почему улепетывал без оглядки?

— А что я мог сделать против дюжины «худых»? — огрызнулся пилот, приготовившийся к проработке.

— Я же разбил вас по парам. Предупредил, что ведомый не должен отставать от ведущего. Тем более покидать его. Почему никто не поспешил к тебе на помощь? Где же были остальные?

— Это вы у них спросите, — искоса глянул юноша на соседей, безучастно ожидающих разноса.

— Ладно, садись. Я к тому говорю, чтоб вы знали место в строю и железный закон летчика: без взаимопонимания в бою и без смелого, уверенного пилотирования успеха не добиться. Посмотрите на себя — на кого вы похожи? Красные соколы вы или мокрые курицы? Воротнички грязные, сапоги нечищенные, рубашки не стираны со дня переодевания. Хотите, чтоб вас отправили с винтовкой в окопы вшей кормить? Так? Не желаете летать, честно искупать свою вину на крыльях — скатертью дорожка. Ройте капониры, заносите хвосты, только не позорьте имя летчика. У меня всё. Прослушайте приказ.

Подполковник Юмашев, сидевший рядом с командиром полка, встал, одернул гимнастерку, засунул левую руку за пояс, а правой сдержанно, как заправский воспитатель, начал рубить в лад своим назиданиям и выводам:

— Да, дела у вас пока неважные. Положение на фронте тоже неустойчивое. Но надо выстоять. Ни шагу назад. Об этом приказ. Послушайте: «Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило». «Можем ли выдержать удар, а потом и отбросить врага назад?» — спрашивает товарищ Сталин и тут же отвечает, — перевел дыхание Юмашев, впервые выступая на фронте в роли пропагандиста и воспитателя из-за нехватки политработников, — «да, можем. Ибо наши фабрики и заводы в тылу работают теперь прекрасно, и наш фронт получает все больше и больше самолетов, танков, артиллерии, минометов. «Чего же у нас не хватает?» — спрашивает опять Верховный Главнокомандующий — оторвался от чтения Андрей Борисович, взмахивая текстом приказа. — «Не хватает порядка, дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях и авиаэскадрильях. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину. Ни шагу назад без приказа высшего командования».

— Дальше в приказе четко сказано, что с паникерами и трусами церемониться не следует, — пояснил подполковник заключительную часть приказа, переходя к насущным проблемам завтрашнего дня. — Вашему командиру дано право расстреливать без суда и следствия любого, покинувшего место боя без приказа. Согласно распоряжению командарма с сегодняшнего дня всем летчикам назначается дополнительное питание. Срок пребывания в штрафном полку может закончиться в двух случаях: или вследствие тяжелого ранения и госпитализации, или по особому представлению командования за победы над противником. В последнем случае вам возвращается прежнее звание, форма, награды и даже ждет повышение в звании или должности. Первый бой показал, что дисциплина у вас хромает на обе ноги. Подумайте об этом. Пусть вдохновляют вас подвиги Николая Гастелло и Виктора Талалихина, Степана Супруна, а не образы трусов и предателей.

Летчиков, осужденных военным трибуналом, стали разыскивать по всем фронтам и воинским соединениям, хотя не всюду это распоряжение штаба ВВС находило понимание. Особенно у чинов органов военной прокуратуры. Не хотели они загружать себя работой, на счет которой не было письменного приказа. Все держалось на телефонном праве. Иногда доходило до курьезов. Не командование авиасоединения заботилось об отправке штрафника по назначению, а сама матушка-пехота, меньше всего заинтересованная в том, чтобы отзывать с переднего края в общем-то грамотных храбрых солдат, загнанных не по специальности в окоп. Таким парадоксальным событием в полку оказалось письмо пехотинцев из Новгородского «язычка» на имя Ворошилова и пересланное Громову. Тот передал его Федорову:

— Кадра погибает. Попробуй выдернуть из Ильменского болота.

По письму выходило, что командир звена Алексей Компаниец, при вступлении в члены ВКП (б) скрыл свое кулацкое происхождение, пытался защитить честь своего отца, не осудил его достойным образом, вел себя с компетентными органами не совсем корректно, за что разжалован и осужден на пять лет тюрьмы, но приговор военного суда заменен командованием части отправкой в штрафной батальон.

Письмо заканчивалось словами крамольной закваски: «Ужели в нашей авиации такой избыток специалистов, что даже пилота с высшим образованием посылают на передовую орудовать лопатой и винтовкой вместо самолета и пушки? Помогите рожденному летать снова обрести крылья, чтобы бить врага более результативно. По поручению товарищей — бывший танкист Стешенко».

В штабе фронта Ивану показали на карте, где находится тот самый «язычок», на котором «загибается» какой-то Компаниец.

Ночью связной самолет У-2 сел на заранее облюбованную площадку в центре выступа. Предъявив удостоверение личности и объяснив цель прибытия, летчик показал распоряжение штаба фронта командиру стрелкового полка. Тот покрутил, покрутил бумажку, не зная, что делать, а потом сказал:

— Узнай сначала, что за фрукт, и забирай. Не велика потеря. Расписку лишь оставь на всякий случай.

Связались с батальоном. Не прошло и полчаса, как перед «спасителем» предстал высокий импозантный парень в солдатской гимнастерке.

— Давно на фронте? — поинтересовался Иван, рассчитывая на откровенность собеседника.

— На каком? — исподлобья глянул солдат на щеголеватого летчика и отвернулся.

— Ясно. За что угодил в пехоту? — наступал на горло бывшего летчика миссионер самого элитного рода войск.

— А вам зачем знать? — угрюмо огрызнулся тот. — Что вам надо от меня?

— Летать хочешь? — взял быка за рога покупатель «кадры».

— Еще бы. Но… отлетался. От авиации меня отлучили.

— Знаю. Со мной полетишь?

— Куда? Какая надобность? Мне и здесь хорошо. Ребята уважают. Я бы с удовольствием, да… грехи в рай не пускают. Родился не потомственным пролетарием, а в семье справного казака-пластуна.

— Так в чем дело? У нас сын за отца не отвечает. Сталин об этом на всю страну объявил. На кого обиделся? На чинуш? Плюнь на них. Обида — горю не помощник. Что было, то уплыло. Начни летать — и все вернется вновь: и жизнь, и смысл, и небо, и… любовь. Мало? Пошли, пока я не раздумал.

Солдат замялся:

— Можно с товарищами попрощаться?

— Валяй. Одна нога здесь — другая там, — доставая карт-бланш командующего воздушной армии, бросил Иван Евграфович.

Послюнявив кончик карандаша, он черкнул несколько фраз командиру стрелкового полка: «Согласно указаниям командующего ВВС беру на поруки бывшего командира звена штурмовой авиации Алексея Петровича Компанийца для дальнейшего прохождения службы в особом отряде истребителей при армии. Зам. Федоров». Потом добавил «майор» и полез в штабную землянку.