Прегрешения из любопытства

Прегрешения из любопытства

Из приглашений, полученных и принятых всей делегацией, я расскажу лишь об одном, последствием которого было моё серьёзное, правда, наполовину разрешённое прегрешение. Делегация США пригласила Советскую делегацию на обед в один из лучших ресторанов Парижа. Моими соседями по столу были два адмирала — адмирал Дюфек — правая рука известного, особенно своими открытиями в Антарктике американского мореплавателя Берда — и начальник Главсевморпути Советского Союза адмирал В. Ф. Бурханов.

Василия Федотовича Бурханова я знала и до этой поездки. Он существенно помог мне при организации станций в Арктике во время подготовки к МГГ. Бурханов был на редкость симпатичным, доброжелательным человеком. В его родословной как будто были цыгане, во всяком случае, в его привлекательной смуглой внешности можно было заметить что-то лихое, цыганское. Во время обеда адмирал Дюфек, обращаясь ко мне, сказал: «Мадам, вы сидите между двумя адмиралами — в таком положении, по нашим морским приметам, вы имеете редкую возможность загадать любое желание — и оно, несомненно, исполнится».

Я с улыбкой ответила, что я, как и многие русские люди, верю в приметы и немедленно воспользуюсь этой действительно редкой ситуацией: задумаю какое-либо из самых заветных моих желаний.

Было уже около полуночи, когда Дюфек неожиданно спросил меня: «А не хотели бы вы, мадам, после этого обеда покататься по ночному Парижу, а затем посетить один из его знаменитых ночных клубов?» Я растерялась — неожиданная возможность познакомиться с прославленной ночной жизнью Парижа казалась просто сказкой, — но ведь это было нельзя, нельзя, нельзя… (согласно Д.У., посещение ночных клубов было одним из самых больших прегрешений).

Дюфек, совершенно неправильно поняв мою растерянность, сказал: «Конечно, вам, может быть, не хочется идти в ночной клуб с таким пожилым человеком, как я, но мы захватим молодого геофизика Шепли, он отличный танцор, там выступают разные эстрадные ансамбли, проходят небольшие шоу — и я уверяю, вам скучно не будет». Предложение было на редкость соблазнительным, и в моей закружившейся от него голове лихорадочно проносились разные планы. Что же сделать для того, чтобы можно было его принять? Я понимала, что в любом варианте в случае моего согласия — это будет серьёзный проступок. Дело было только в том, как уменьшить мою ответственность за него…

Вспоминая этот эпизод, я не могу понять, как молниеносно пришёл в мою голову следующий блестящий вариант — я попросила Дюфека пригласить также Василия Федотовича Бурханова, он радостно согласился и воскликнул: «Как же я сам до этого не догадался!», и, обратившись к Бурханову, очень вежливо и почтительно пригласил его. Теперь оставалось только сообщить об этом руководителю делегации В. В. Белоусову. На мою робко выраженную просьбу разрешить мне и Бурханову посмотреть ночной Париж, а затем побывать в одном из его ночных клубов вместе с Дюфеком он отреагировал с явным неудовольствием. Однако, не запретив это ночное приключение (ведь Бурханов был в ранге министра), он лишь хмуро заметил, что правила поведения за рубежом нам известны, поступайте, как знаете.

Таким образом, своё первое грехопадение (посещение ночного клуба) — я совершила вместе с высокопоставленным делегатом из Советского Союза, а не одна, и без всякого запрещения со стороны руководителя делегации. Это давало мне слабую надежду на то, что этот грех «сойдёт мне с рук».

Мы приехали в ночной клуб, и сразу же стало ясно, что Дюфек был завсегдатаем этого заведения. Нас окружили какие-то молодые экстравагантно, но вполне прилично одетые девушки, помогавшие нам раздеться, одновременно выражая своё удовольствие нашим приходом. Почему-то мне запомнилось, как они стягивали с меня длинные до локтей белые перчатки, которые в то время были в моде, одновременно по долгу службы осыпая меня комплиментами.

Почти сразу же вышел хозяин клуба и проводил нас в зал, где на небольшой эстраде выступал джаз, игравший южноамериканскую музыку. Главной привлекательностью в нём была что-то напевавшая молодая прелестная женщина, платье которой напоминало рыбную чешую, плотно облегавшее её безукоризненную фигурку — вплоть до лодыжек. В своём одеянии она напоминала рыбку или русалочку.

По знаку хозяина джаз замолк и, как по волшебству, наш стол окружил непонятно откуда-то взявшийся струнный оркестр и начал играть популярную русскую музыку, старинные русские и цыганские романсы. В то же время, неслышно передвигавшимися официантами наши бокалы были заполнены вином, и на столе появилась лёгкая изысканная закуска. Всё происходящее мне и как будто бы Бурханову очень нравилось — вплоть до следующего события. К нашему столику «приковыляла» (иначе не назовёшь её походку, скованную металлической чешуёй) рыбка, и спросила: «Кто этот мужчина моей мечты?» Затем, объявив, что в своём костюме она совершенно скована, рыбка удалилась переодеваться, а Шепли и я стали танцевать один танец за другим под музыку великолепного джаз-ансамбля, возникшего на эстраде. У меня слегка кружилась голова, я не только не чувствовала усталости, но меня охватило какое-то весёлое, озорное настроение.

Когда мы возвратились к нашему столику, переодетая в дорогое своей простотой платье рыбка, уютно разместившись на коленях Дюфека, упорно по-французски чего-то добивалась от Василия Федотовича. В.Ф. что-то отвечал ей по-русски, помогая себе руками (ведь иностранных языков он, к сожалению, не знал). Оба обрадовались моему возвращению, и рыбка обратилась ко мне и, жалуясь на непонятливость В.Ф., начала что-то тараторить, но Дюфек её перебил и сказал: «Сильвия (так звали рыбку) хочет узнать, нравится ли она русскому адмиралу?»

Я бездумно перевела этот вопрос, и В.Ф. добродетельно ответил: «Конечно, хорошая женщина, красивая»…

Услышав мой перевод, Сильвия с обаятельной улыбкой сказала: «Я с удовольствием пришла бы к такому великолепному мужчине в номер — в какой гостинице и в каком номере он остановился?» Я без промедления и, нужно сказать, с какой-то долей озорства, без каких-либо предварительных комментариев буквально перевела её слова…

На моих глазах В.Ф покраснел, засуетился и, не глядя ни на Сильвию, ни на Дюфека, сказал мне, что пора немедленно уходить… Моё радостное, озорное настроение как ветром сдуло. Пробормотав в качестве объяснения первую пришедшую мне в голову причину — как будто бы В.Ф. забыл, что ему должны скоро звонить из Москвы по важному делу, — мы вызвали такси и уехали в гостиницу.

На следующий день наша делегация посещала экспедиционную базу известного французского исследователя Арктики — Поля-Эмиля Виктора. Присутствующий при этом посещении Дюфек, обратившись ко мне, не обращая внимания на окружавшую нас делегацию, вдруг громко спросил: «Мадам Сильвия просила меня узнать, когда будет удобен месье Бурханову её визит к нему в номер?»

Мне пришлось сказать членам нашей делегации, что я не поняла, о чём говорит Дюфек, и, подтолкнув американского адмирала в сторону, без всяких объяснений попросить его более никогда не говорить о нашем пребывании в ночном клубе и тем более о желании Сильвии встретиться с В.Ф. в его номере. Ведь запрет на посещение ночных клубов, а тем более встреча с одной из его красоток были специально и жёстко оговорены в Д.У. и могли серьёзно скомпрометировать В.Ф., не говоря уже обо мне. Вернувшись в Москву, я ждала возмездия, но проходили дни, и меня никуда не вызывали…

По-видимому, это «прегрешение» действительно «сошло мне с рук», возможно, из-за участия в нём очень популярного министра.