И оружием, и словом

И оружием, и словом

1

Пока лежал в госпитале, наши войска освободили Шепетовку, железнодорожный узел и город, в котором родился Николай Островский (кстати, книгу «Как закалялась сталь» где-то раздобыл и переправил нам комиссар бригады, и я читал ее вслух), и ликвидировали окруженную Корсунь-Шевченковскую группировку противника, а 24 февраля 1944 года овладели старинным белорусским городом на Днепре Рогачевом. Сквозная рана на ноге медленно заживала. Я уже начинал ходить на костылях, а затем — с палочкой.

Через месяц уже стал в строй. Откровенно говоря, нога побаливала, но разве улежишь? Душа рвалась к товарищам, хотя разведчики навещали меня очень часто — в день два-три раза. Они рассказывали, что ведут поиск по правому берегу Западной Двины, в тех местах, где мы выходили из Сиротинского района в Ушачскую зону.

За месяц, проведенный на госпитальной койке, на этом участке произошли большие перемены, да и вообще везде обстановка существенно изменилась. Поисковые группы наших отрядов вместе с бригадной разведкой установили, что из Полоцка и Витебска в сторону Оболи, Ловжи, Шумилино идет усиленное передвижение воинских формирований противника. Продвигаются ночью, тщательно маскируются, в основном концентрируются в Улле и гарнизонах, расположенных по правобережью Западной Двины. Поведение гитлеровцев насторожило наше командование: именно с этих двух направлений фашисты и раньше пытались нанести удары по партизанам Полоцко-Лепельской зоны. Такое сосредоточение вражеских формирований было опасным и для бригады имени В. И. Ленина: пока на Двине лед, враг мог ударить по нашим отрядам.

Очень тщательно мы готовились к очередному поиску, в который отправлялась вся разведка отряда, в полном составе. Решили идти двумя группами, хорошо вооруженными автоматическим оружием и гранатами. Скрупулезно разрабатывали маршруты, согласовывали, где, у какого гарнизона и когда быть каждой из них. Условились и о сигналах, и о взаимоподдержке, если она вдруг понадобится.

Отправились на операцию 11 марта. В деревне Усвица, тут располагался отряд И. И. Конюхова, хорошо отдохнули и, когда стемнело, ушли за реку — каждая группа в своем направлении. Командир разведки — в сторону Уллы, а моя группа — влево, по придвинским гарнизонам противника.

Разведали вражеские гнезда в Кардоне, Федьково, Борках, на торфозаводе. Повернули было на Кральки, но тут нас обнаружили. В один миг открыли огонь из пулеметов и минометов оставшиеся у нас позади гарнизоны, в небо взвились десятки ракет. Значит, вражеские гнезда, как говорится, на боевом взводе.

Спустя несколько минут затрещали автоматные и пулеметные очереди в той стороне, где находились Николаево и Буболи. Это по дороге из Ловжи на Уллу. По характерному перестуку ручных пулеметов системы Дегтярева сразу же предположили, что «работали» наши разведчики. Бросились, как и было договорено, на помощь. Действительно, это Попов со своей группой завязал бой с колонной гитлеровцев, продвигавшейся к Западной Двине. Когда подбежали, я дал условный сигнал — две зеленые ракеты. Немедленно последовали в ответ две красные. Они обозначили место, где ведет бой Попов со своими разведчиками.

Огонь четырех ручных пулеметов, двух десятков автоматов да еще гранаты, которые мы тут же пустили в ход, на несколько минут ошеломили эсэсовцев, следовавших на Уллу. Передние автомашины загорелись и создали пробку на шоссе. Выпрыгнувшие из кузовов солдаты заняли оборону на противоположной стороне дороги. В небо взвились ракеты — сигнал, взывающий о помощи. И она к ним пришла — из нашего тыла, из гарнизонов, возле которых мы только что побывали. В создавшейся обстановке нам следовало немедленно отходить, иначе гитлеровцы отрежут путь к реке.

Вскоре началась сильная перестрелка в стороне Слудоши, Шаши и далее по Западной Двине. Мы догадывались: это разведки других отрядов нашей бригады ведут активный поиск. Значит, по всему правобережью стоят уже опорные пункты противника. А если они есть, значит, блокада!

При отходе по тому пути, которым следовали в разведку, нас несколько раз обстреляли. К счастью, все обошлось благополучно, и на рассвете мы прибыли в отряд.

Поиск привел к единственному выводу: и на этот раз гитлеровцы намерены начинать блокаду партизанской зоны со стороны Западной Двины, поэтому поставили свои форпосты на всем протяжении обороны нашей и бригады имени В. И. Чапаева. Конечно же, мы предполагали и второй вариант начала блокировки — со стороны Уллы. Но такое маловероятно: фашистам запомнились январские бои с бригадой И. Р. Шлапакова в Красном, когда им оттуда пришлось ретироваться.

Такие же данные были получены и от разведок других отрядов. Вот почему командование бригады приказало всем отрядам срочно подготовить оборону на левом берегу реки. Здесь укрепления строили еще осенью, и некоторые из них завалило снегом, другие полуобрушились. Возводить укрепления помогало и население. И сейчас оно не осталось в стороне. Сообща мы приводили в порядок траншеи, ходы сообщения, дзоты.

С улльского аэродрома тотчас же поднялись «рамы» и закружили в небе — вели разведку. Надо сказать, что в последнее время они все чаще давали о себе знать. Но то были разведывательные вылеты, а теперь «рамы» кружились над нашей обороной, часто спускались довольно низко и обстреливали нас из пулеметов, сбрасывали мелкие бомбы. И все же за одни сутки была приведена в порядок линия обороны нашей бригады. Командование принимало ее довольно придирчиво, особое внимание обращало на маскировку, выгодное расположение той или иной точки обороны.

Стрелковые подразделения тут же заняли дзоты, траншеи, а смена разместилась в блиндажах и землянках, расположенных неподалеку. Своим делом занялась и разведка. Но как только мы переправились на противоположный берег, тотчас же были встречены таким плотным огнем, что еле унесли ноги.

Требовалось во что бы то ни стало узнать вражеские силы, сконцентрированные против нашего участка обороны, поэтому Иван Попов снова отправил меня с четырьмя разведчиками. Сделали порядочный круг: пошли в сторону Полоцка, а затем перебрались через Западную Двину возле деревни Туровля. Зашли в ближайший тыл гитлеровцев, лишь когда придвинулись к тем местам, где накануне вели поиск всей разведкой отряда. Ни к одной из деревень не смогли подойти близко: везде стояли заставы, пикеты. Они тут же освещали небо ракетами, открывали бешеную стрельбу. Там, где два дня назад не было войск, теперь тупорылые машины и хорошо экипированные солдаты запрудили сельские улицы. Всю ночь в тылу врага то в одном месте, то в другом темнота разрывалась ракетами, прошивалась пунктирами трассирующих пуль, иногда глухо ухали гранаты. Это на противника нарывались группы разведок других отрядов. Еле живыми вырвались мы на левый берег, доложили командованию о результатах поиска.

День 14 марта на нашей обороне прошел относительно спокойно. Правда, время от времени немецкая артиллерия вела пристрельный огонь. Самолеты противника изредка появлялись в небе и, куда приходилось, сбрасывали бомбы. Несколько раз с правого берега небольшие подразделения открывали по нас минометно-пулеметный огонь. Было ясно, что враг провоцирует нас, чтобы раскрыть нашу оборону, установить силы на этом участке. Мы, однако, молчали, тщательно маскируясь. Правда, под грохот такого огня наши снайперы, отыскав гитлеровских командиров, разили их меткими выстрелами.

На рассвете 15 марта 1944 года над Западной Двиной загремела артиллерийская канонада. Каратели начали наступление через реку на бригаду имени В. И. Ленина и правый фланг бригады имени В. И. Чапаева, нашего соседа.

После массированной артподготовки и сильного минометного огня при поддержке танков они повели наступление на участке обороны отряда имени М. И. Кутузова — со стороны деревень Черчицы, Слудоша, Убоино. Несколько раз в день фашисты по льду штурмовали партизанскую оборону, пытаясь перейти реку и захватить плацдарм на левом ее берегу, но, встретив сильный огонь защитников, тут же откатывались, неся большие потери. Под вечер противник при поддержке танков и авиации предпринял сильнейшую атаку. Ему удалось потеснить отряд имени М. И. Кутузова и углубиться в нашу оборону возле деревни Усвица. Но как только стемнело, командование бригады подбросило на этот участок свежие силы. Они-то и вышибли вклинившихся было на правый берег карателей — восстановили партизанскую оборону.

2

Десять дней наша бригада держала оборону на левом берегу Западной Двины, отражала яростные атаки противника, превосходившего нас и в живой силе, и в вооружении. Не дрогнули партизаны, хотя и несли большие потери. Отступили, тоже понеся немалые потери, регулярные войска гитлеровцев.

В эти дни разведка нашего отряда имени М. В. Фрунзе круглосуточно находилась под Уллой. Задача одна: если каратели попытаются ударить бригаде в тыл, мы должны своевременно обнаружить признаки такого намерения врага и предупредить свое командование.

Вражеская разведка тоже не дремала, стремилась проникнуть в партизанский тыл и прощупать оборону. Стать заслоном на ее пути — такова была наша вторая задача. Несколько раз гитлеровцы пытались прорваться сюда, но мы вовремя обнаруживали их, завязывали ожесточенную перестрелку, и каратели убирались восвояси.

Здесь я хочу рассказать о некоторых особенностях партизанской разведки. Когда сталкиваются разведки, туго приходится и одной стороне, и другой. Тут имеет большое значение фактор внезапности. Кто раньше заметит врага и первым откроет уничтожающий огонь и тем самым ошеломит противника, тот и завладеет инициативой. Как говорится, зевать нельзя ни секунды. Прозеваешь — погибнешь. Таков непреложный закон в разведке.

Второй закон: коль овладел инициативой и твой внезапный огонь привел в смятение и растерянность врага — не давай ему опомниться. Промедлишь секунду — противник тут же воспользуется этим, придет в себя и окажет сопротивление, при этом непременно жди от него разных сюрпризов. В разведке, говорят, попадает коса на камень: как с одной стороны, так и с другой сталкиваются опытные, смелые и находчиво-смекалистые люди, идущие на самопожертвование.

Вот давайте взглянем, так сказать, теоретически на случай, происшедший со мной и Михаилом Михайловым под Стаями. В той ситуации по логике вещей инициативой должна была овладеть немецкая разведка: знала, что в нашем тылу действует одна, что мы не ожидали ее — раздумывали, кто оказался перед нами, даже я подавал сигнал. Она же, опешив, потеряла эту минуту — первой не открыла огонь, хотя без столкновения в такой ситуации не обойтись. Обосновавшись на горке, солдаты противника не расползлись, не рассредоточились, и автомат Михайлова постоянно прижимал их огнем и, как позже узнали, ранил одного. Более того, теряя драгоценные секунды, вражеские лазутчики решили взять «языка», то есть меня. Гитлеровцы понадеялись, вероятно, что я серьезно ранен, что у меня вот-вот кончатся или уже кончились патроны… Забыли об одном: у каждого из нас, как и у них самих, был еще пистолет или револьвер, имелись и гранаты. И эта промашка стоила жизни двоим гитлеровским разведчикам, хотя их группа была больше по численности.

В разведке не играет роли численное преимущество, особенно когда идешь в глубокий тыл. Более того, малой группой можно глубже проникнуть в тыл противника, дольше оставаться не обнаруженным, а следовательно, точнее и результативнее выполнить задание.

Гитлеровские разведчики-фронтовики (а под Уллой именно с ними нам приходилось сталкиваться), наоборот, ходили в глубокий тыл большими группами, а значит, чаще оставляли за собой «следы», потому что надеялись на свою численность. Маленькая же группа более строгая к себе, собраннее, постоянно начеку… Вот поэтому мы быстрее обнаруживали вражескую разведку и уничтожали ее или заставляли убираться восвояси.

У партизанской разведки было еще одно преимущество, которого не могло быть у гитлеровской. Навести на след фашистов помогало местное население — жители предупреждали нас, подсказывали, часто рисковали своей жизнью ради общего дела.

Итак, партизанская разведка ходила на задания в основном мелкими группами. Но если требовалось провести разведку боем, а для этого нужны сила и отличное вооружение, чтобы вызвать врага на «откровенность» и полностью раскрыть его оборону: расположение огневых точек, интенсивность огня, связи с соседними гарнизонами, то действовали большими силами.

Если же нападали на гарнизоны, участвовали в других боевых операциях или прорывали оборону противника, выходя из окружения, разведка всегда возглавляла штурмовые группы или группы прорыва. Когда операция проводилась всей бригадой, численность разведки достигала до ста человек, когда отрядом — значительно меньше. Как правило, численность таких групп зависела от предстоящей задачи.

Очень часто партизанской разведке — всему подразделению или части его — приходилось выполнять роль проводника при перемещении основных сил на новое место, подходе к вражеским объектам, при сопровождении «чужих» отрядов через свой район действия.

Как же мне — политруку разведки отряда — при такой постоянной загрузке, а часто и разобщенности удавалось проводить политико-воспитательную работу? Трудности (по сравнению с работой политрука других партизанских подразделений) были неимоверные, особенно на первых порах, когда редко поступали сводки Совинформбюро, листовки. Использовал буквально каждый случай, когда ребята собирались все вместе или хотя бы половина разведки. Обычно знакомил их со сводками Совинформбюро, со свежими газетными новостями, с основными событиями в партизанской зоне, с боевыми делами других бригад и отрядов. В беседах не обходил вниманием и такой важный вопрос, как дисциплина. Политинформации и беседы носили конкретный характер: приводил примеры, называл фамилии, детально разбирал последний поиск, сравнивал его с предыдущими. Основным же методом была индивидуальная работа с бойцами.

Особое внимание уделял анализу причин отрицательных поступков. Негативные явления нет-нет, да и давали о себе знать, особенно в отношениях с мирным населением. Конечно же, мирным называли его условно. Люди, находившиеся на территории, контролируемой партизанами, жили с нами одной жизнью, стремились к одной цели — быстрее избавиться от оккупантов. Они радовались партизанским победам, делили с нами горечь неудач, переживали, как и мы, смерть наших боевых товарищей. Если надо было строить укрепления, разбирать мосты на пути противника, стремившегося в нашу зону, или оказать любую другую помощь партизанам, местные жители работали и под артиллерийским обстрелом, и под бомбежкой. Они же засевали поля, выращивали хлеб, картофель, готовили пищу, шили одежду, стирали белье и «держали на постое» нас, партизан, по пять-шесть человек в своих хатах. В тех же хатах росли мальчишки и девчонки, которые помогали нам собирать оружие и боеприпасы, разведывали вражеские гарнизоны, были связными, а спустя год-два пополняли наши ряды…

Вот почему командование отрядов и бригады требовало от всех своих бойцов постоянной заботы о населении. Ни один случай грубого отношения к людям, ни одна обида, причиненная отдельными партизанами местным жителям, не проходили безнаказанно. Благодаря нам, политработникам, это наказание становилось известным бойцам всех подразделений. Такой широкой огласки требовали от нас, политруков, партийные органы и наше непосредственное «начальство» — комиссары.

Помнится, в конце августа 1943 года командование провело бригадный семинар-совещание политработников. Основное внимание заострялось на усилении дисциплины партизан, на доброжелательном отношении к населению.

На семинаре-совещании командование бригады рекомендовало всем политработникам проводить лекции и беседы на злободневные темы. В основу всей политиковоспитательной работы следовало брать «Обращение воинов-белорусов к партизанам, партизанкам и всему белорусскому народу», «Ответ воинам-белорусам от партизан и населения Витебской области», книгу И. В. Сталина «О Великой Отечественной войне», ежедневные сводки Совинформбюро о боевых действиях Красной Армии, о ее победах. И партизанам, и населению следовало рассказывать о том, что рушится «ось Токио — Рим — Берлин», Рим уже выпал из «оси».

В то же время политработники и агитаторы должны были вести политико-массовую работу с населением — рассказывать людям о положении на фронтах, советовать экономно расходовать хлеб и другие продукты питания, вовремя провести сев озимых, проводить беседы о помощи партизанам зимней одеждой и обувью.

Бригада к этому времени имела регулярную связь с Большой землей не только по рации. В партизанскую зону самолеты постоянно доставляли газеты, брошюры, листовки, и беседы агитаторов были конкретными и достоверными. Люди слушали их с особым вниманием, иногда сами читали заметки в «Правде» или «Савецкай Беларусi». От души смеялись, рассматривая газету-плакат «Раздавим фашистскую гадину».

Вот интересные архивные данные: с июня по сентябрь 1943 года в партизанских отрядах и среди населения было распространено свыше 800 экземпляров газет, более 1000 листовок (530 их выпущено на месте), 400 брошюр с обращением воинов-белорусов.

Главной задачей политработников являлось распространение этой литературы среди жителей тех населенных пунктов, где располагались вражеские гарнизоны. Люди, проживавшие там, с нетерпением ждали наших вестей, и мы старались большую часть газет, листовок, сводок Совинформбюро переправить сюда. Их читали не только советские люди, но и солдаты гарнизонов. Правда о Родине заставляла задуматься о своем будущем не только тех, кого фашисты насильно мобилизовали к себе на службу, но и предателей.

Политическая работа в логове врага скоро дала первые результаты. 19 августа 1943 года из Уллы перешел солдат отдельного строительно-мостового батальона, а из Оболи — из гитлеровского специального батальона. В конце августа из гарнизона в Федьково дезертировали два француза. Чуть позже переход на сторону партизан насильно мобилизованных в разные формирования оккупантов принял массовый характер.

Всю партийно-политическую работу организовывали и направляли подпольные райкомы партии и комсомола через своих представителей — комиссаров, политруков и помощников комиссаров по комсомолу. В рядах действовали партийные и комсомольские организации, последние были особенно многочисленными. Комиссары отрядов и бригад, как правило, являлись членами подпольных райкомов партии. К примеру, комиссар нашего отряда Андрей Григорьевич Семенов был членом Сиротинского подпольного РК КП(б)Б. Именно он оказывал мне постоянную помощь и в подборе литературы, и в конкретных советах по тому или иному вопросу.

— Сражаются не только оружием, но и словом, — любил он часто напоминать нам и разъяснял, рекомендовал, как провести очередное занятие с личным составом или беседу, собрание в деревне.

3

Фашистские летчики с аэродрома в Улле неустанно терроризировали население, держали его под постоянным страхом смерти. На первых порах досаждали учебные самолеты. Внешне они были похожи на наши ПО-2. Бомбовая нагрузка у них не очень-то большая, но близость аэродрома к партизанской зоне позволяла делать большое количество вылетов. Целыми эскадрильями с утра дотемна висели они над деревнями, полями и лесами — тренировались в бомбометании и стрельбе из пулеметов и пушек. Целями были жилые дома и люди…

Часто и бомбардировщики, которых отгоняли наши истребители от фронтовых объектов, сбрасывали свой смертоносный груз на деревни. В августе 1943 года такая участь постигла Кубличи и окрестные деревни — Селище и Лисичино, разрушили эти населенные пункты, убили и ранили много сельчан и наших бойцов: никто не ожидал такого налета.

14 августа тяжело груженные стервятники налетели на Заговалино и разбомбили его. Красивая это была деревня, расположенная на берегу озера Усвея, — с добротными домами, вся в зелени садов…

Как только начались налеты вражеской авиации на населенные пункты, наши агитаторы посоветовали жителям уходить на день из деревень в специальные землянки-бункера, которые заблаговременно помогли построить партизаны. Оставшуюся живность тоже советовали прятать в лесу. Однако не всегда люди успевали укрыться, поэтому погибали или получали тяжелые увечья.

Остался в памяти такой случай. В конце августа 1943 года с группой разведчиков и взводом Василия Орлова я возвращался с задания — подрывали железнодорожное полотно на участке Полоцк — Молодечно. Путь был длинный, и мы, вконец уставшие, остановились в Залуженье. Хозяев дома не было: прятались в бункере на кладбище, там и спали. Партизаны тут же свалились с ног и уснули. Я, расставив посты, тоже прилег, но меня вскоре разбудил постовой Тамербек Аминов. Он сказал, что в Улле на аэродроме заработали двигатели самолетов. Я выскочил во двор, уже светало. Действительно, с аэродрома ветер доносил сплошной гул. Видимо, механики прогревали моторы… И вдруг заметил два пикировщика, которые со стороны леса подкрадывались к деревне.

Считанные минуты понадобились разведчикам, чтобы, схватив оружие, метнуться на огород, вскочить в траншею. Таких траншей-щелей в свое время мы нарыли немало возле каждого дома. Ровно столько же времени понадобилось самолетам, чтобы спикировать и сбросить бомбы.

Оглушительный взрыв потряс землю. Полетели вверх бревна, камни. Когда все это осело, на месте дома, где мы только что отдыхали, дымилась огромная воронка. А самолеты, сделав крутой разворот, пошли в пике на хату, что стояла по другую сторону улицы. Оттуда в ужасе выбегали люди. На этот раз стервятники не бомбили — открыли огонь из пулеметов и пушек. Тут же загорелась соломенная крыша.

Мы бросились спасать людей. Через развороченный потолок в хату сыпалась горящая солома. В дальнем углу слышались детские крики. Тамербек Аминов ринулся туда, по одному начал вытаскивать из-под кровати детишек. Раненую хозяйку разведчики вывели во двор, начали перевязывать, она рвалась к детишкам. А ее 19-летняя дочь Альбина Коваленко была прошита пулеметной очередью.

И вспомнилось, как настойчиво просилась она к нам в разведку. Бывало, сходит в Уллу (там жили родственники), принесет сведения и снова за свое:

— Ну, теперь возьмите к себе. Все буду делать, что ни скажете.

Но ее помощь нужна была здесь…

30 сентября большая группа бомбардировщиков, возвращаясь в беспорядке от линии фронта, нанесла неожиданный бомбовый удар по деревне Стаи. Самолеты сбросили более 200 фугасных бомб и около тысячи «зажигалок». 70 дворов уничтожили в считанные минуты. Жители, не успевшие скрыться, погибли. Осколки сразили 70-летнего Григория Степанца, 60-летнюю Матрену Волкову, 50-летнего Ивана Борковского, подростка Ваню Губко и других детей, женщин, стариков. Многие сельчане были тяжело ранены…

Кроме мирного населения потери несли и партизаны. Фашистские стервятники сковывали нашу маневренность. Когда подразделения выходили на марш, тут же налетали учебные самолеты, забрасывали мелкими бомбами, обстреливали из пулеметов.

Обиднее всего то, что фашисты действовали безнаказанно. Отбиваться у нас не было чем, а патроны мы берегли для наземного врага.

За июль — сентябрь вражеские стервятники несколько раз бомбили и нашу «партизанскую столицу» — Ушачи, уничтожили Ляхово, Тенюги, Козейщину, Слободу, Багрецы, Березовку, Рипинщину, Коренево и другие населенные пункты. Я назвал только отдельные деревни, контролируемые нашей бригадой. Пожалуй, не имелось такого населенного пункта, который не подвергался бы удару с воздуха. А сколько их было сожжено дотла на всей территории Полоцко-Лепельского партизанского края!..

К октябрю 1943 года нас начали постоянно обеспечивать боеприпасами. Вот тогда и последовал приказ комбрига Сакмаркина открывать огонь из винтовок, пулеметов и противотанковых ружей по самолетам, особенно по учебным, когда они входят в пике. Для стрельбы изготовляли специальные приспособления, которые назвали партизанскими турелями. Колесо от обычной телеги устанавливали на столбе так, чтобы оно могло вращаться вокруг своей оси. К нему прикреплялось противотанковое ружье или ручной пулемет, и стрелок мог вести круговой обстрел прицельным огнем с упора. Несколько таких турелей сооружали в разных местах деревни. Если налетал вражеский самолет, стрелки открывали огонь по нему с турелей, остальные — из винтовок.

Особо метким стрелком у нас считали Владимира Иванова. Однажды при налете на Ляхово он вступил в единоборство с двумя учебными самолетами. Первого стервятника, входившего в пике, Иванов сразу же подбил, и тот камнем пошел вниз. Но перед самой землей летчику все же удалось вывести машину на горизонталь, однако высоту самолет набрать уже не смог, потянул по низу в сторону леса и вскоре скрылся за ним. Второй, отказавшись от бомбометания, полетел следом.

С того дня учебные самолеты прекратили полеты на малой высоте, а пикировать остерегались. Наши связные из Уллы сообщили, что подбитый стервятник так и не дотянул до аэродрома, совершил аварийную посадку. Оба летчика были ранены, а самолет серьезно поврежден.

В каждой беседе с крестьянами я рассказывал о злодеяниях фашистов, советовал, как вести себя в случае бомбежки, чтобы не стать жертвой налета. Как политрук, постоянно проводил беседы с бойцами — обсуждали, как практически помочь старикам и женщинам уберечься от гитлеровских самолетов. Все разведчики, свободные от задания, в ту осень изрядно натерли мозолей, отрывая щели и строя бункера, в которых население могло укрыться от воздушных налетов.

Ближе к зиме пришла еще одна забота. Все чувствовали, что фашисты не оставят нас в покое, снова начнут блокаду, чтобы задушить партизанский край. От наземного врага можно было уберечься только в глухих, труднодоступных для него местах. Иногда их находили неподалеку от деревни, иногда — за несколько километров. Туда теперь уходили старики, партизаны и подростки, строили там землянки, оборудовали гражданские лагеря.

Накануне блокады мы провели беседы буквально в каждой деревне, в каждом небольшом поселке. Цель ставилась одна — спасти население от полного ограбления, от насильственного уничтожения и угона в рабство. Не только с добрыми советами шли к людям наши агитаторы. В свободное от боевых заданий время партизаны помогали прятать в землю крестьянские пожитки, инвентарь, приводили в порядок гражданские лагеря.

В первые дни блокады почти все население гражданской зоны находилось в этих лагерях. Ведя разведку, мы часто заглядывали то в один лагерь, то в другой, рассказывали людям о партизанских делах на линии обороны, зачитывали сводки Совинформбюро, вселяли уверенность в победе.