Глава 5 Строительство социализма в ГДР

Глава 5

Строительство социализма в ГДР

В апреле 1949 года был создан военный блок НАТО для объединения сил капиталистических государств Западной Европы под руководством США, направленный против социализма, где главным их врагом считался СССР. Главная ставка созданного западного союза делалась на возрождение германского империализма. Этого американцы не скрывали.

«Создание НАТО предусматривало, — как позже признавался федеральный канцлер ФРГ Конрад Аденауэр в своих воспоминаниях, — и членство будущей немецкой федеративной республики».

В восточной зоне 7 октября 1949 года избранный немецким народным конгрессом немецкий народный совет, собравшийся на заседание, был преобразован во временную народную палату Германской Демократической Республики, и тем самым была провозглашена ГДР. 10 октября была упразднена Советская военная администрация в Германии. Вместо СВАГ была учреждена Советская контрольная комиссия (СНК), задача которой состояла в том, чтобы осуществлять контроль за выполнением потсдамских и других совместных решений четырех держав в отношении Германии. Президентом ГДР был избран Вильгельм Пик, а председателем правительства — Отто Гротеволь. 13 октября Председатель Совета Министров СССР И. В. Сталин направил Вильгельму Пику и Отто Гротеволю следующее послание: «Разрешите приветствовать Вас и в Вашем лице германский народ с образованием Германской Демократической Республики… Образование ГДР является поворотным пунктом в истории Европы… Опыт последней войны показал, что наибольшие жертвы в этой войне понесли германский и советский народы, что эти два народа обладают наибольшими потенциалами в Европе для совершения больших акций мирового значения. Если эти два народа проявят решимость бороться за мир с таким же напряжением своих сил, с каким они вели войну, то мир в Европе можно считать обеспеченным…»

15 октября 1949 года Советское правительство приняло решение об обмене дипломатическими миссиями. Думающие офицеры, служившие в Группе войск, оценивали обстановку так: новую войну американцы и их союзники начать не могут, ибо еще свежи в памяти прошедшая война и мужество советского солдата, перед которым нет преград. И еще. Будущий реальный союзник США и стран НАТО — немцы еще не пришли в себя от сокрушительного поражения. Так оно виделось и в действительности.

Ранее все важные указания по принципиальным проблемам и вопросам военный совет СВАГ получал только от Политбюро ЦК ВКП(б), Совета Народных Комиссаров СССР, Главного политического управления Красной Армии и лично Сталина. Коренные реформы внутренней жизни в Германии намечали и осуществляли представлявшие немецкий народ антифашистско-демократические организации и органы немецкого управления. Непосредственно в советской зоне оккупации была широко развернута разъяснительная работа среди немецкого населения о целях пребывания наших войск, их интернациональной миссии. Этим занималось управление пропаганды СВАГ, которое возглавлял полковник С. И. Тюльпанов. Отделения этого управления действовали на местах в постоянном контакте с антифашистскими партиями и органами самоуправления.

В войсках действовали седьмые отделения политотделов армий (спецпропаганды), которые были укомплектованы офицерами, знающими немецкий язык.

В нашей зоне осуществлялись четыре «Д»: денацификация, демилитаризация, декартелизация и демократизация. Лично сам Сталин еще добавил: «Нужно под корень подрубить экономическую основу власти германского крупного капитала…» Мне часто приходилось выезжать с офицерами Военно-воздушного отдела в различные города Тюрингии, Мекленбурга, Саксонии и там встречаться с интересными людьми: антифашистами, бывшими узниками нацистских концентрационных лагерей, подпольщиками, а также людьми многих национальностей, угнанными в свое время немцами в Германию, выслушивать удивительные истории, часто неправдоподобные, но так было, было…

В то время мне пришлось побывать и в городе Грайфевальде, который оказался неразрушенным. Офицеры из городской комендатуры рассказали о том, что немецкий военный комендант города полковник Рудольф Петерсгаген, понимая бессмысленность сопротивления и желая спасти древний университетский город и его жителей от ужасов войны, решил безоговорочно капитулировать. Без единого выстрела, без единой человеческой жертвы этот древний город вышел из войны…

А теперь начинался новый этап в жизни немцев. Образование ГДР, первого в германской истории государства рабочих и крестьян, явилось важным событием в их жизни, поворотным пунктом в истории Европы.

Наши пропагандисты утверждали, что ГДР стала знаменосцем, «цитаделью свободного народа, в борьбе против западногерманского империализма и реваншизма», провозгласив своей высшей целью мир и дружбу между народами и заявив о своей решимости неуклонно следовать Потсдамскому соглашению.

Таким образом, Германия перестала существовать как единое целое и фактически и юридически. Теперь вместо Германии были два государства — ГДР и ФРГ, развивавшиеся в совершенно противоположных направлениях.

Внутри одного из этих государств — Германской Демократической Республики постепенно складывается из западной части Берлина, незаконно отторгнутой западными державами от окружающей территории, особое образование, получившее название «Западный Берлин».

Существование на немецкой земле двух отдельных государств и особого образования Западный Берлин стало одной из характерных особенностей всего последующего развития в центре Европы, составным элементом сложившегося в послевоенный период территориального статус-кво на Европейском континенте.

Годы после раскола Германии и образования на немецкой земле двух отдельных государств характеризуются, с одной стороны, неуклонным ростом связей ГДР с социализмом, с другой — открытым провозглашением США политики «отбрасывания коммунизма», переходом к перевооружению ФРГ, прямому включению этого государства в военно-политические группировки Запада и усилением подготовки войны против социалистических стран. Особая роль в этих агрессивных планах отводилась Западному Берлину, который продолжал находиться под оккупацией США, Англии и Франции.

За то время как ГДР пошла по пути строительства социализма, в западной части Берлина были сохранены капиталистические порядки. Там насаждалась сильно урезанная система буржуазного парламентаризма в качестве простого придатка и послушного орудия оккупационных властей.

При островном положении, которое занимал Западный Берлин, он мог надежно обеспечить свое будущее только на путях мирного развития и нормализации отношений со своим окружением. Однако США и их союзники придерживались иной точки зрения. Они считали, что специфика положения Западного Берлина как нельзя лучше подходит для совершенно других целей.

Западный Берлин выдвинут почти на 200 километров за пределы восточных рубежей Запада, в глубь содружества социалистических стран и находится в самом центре ГДР, которая с первых же дней своего существования стала объектом ожесточенных атак. До 13 августа 1961 г. (сооружение Берлинской стены) он являлся также единственным местом на стыке двух миров, двух противоположных социально-экономических систем, где практически существовало свободное передвижение на границе.

Эти особенности положения Западного Берлина давали возможность иметь «чрезвычайно выгодную наблюдательную вышку в глубоком тылу противника», развернуть отсюда широкую подрывную деятельность против социалистических стран и использовать его, когда потребуется, для создания очага международной напряженности и нагнетания военного психоза.

На Западе открыто писали, что нужно превратить Западный Берлин в «предмостное укрепление», в «трамплин для прыжка в Восточную Европу». Западные сектора Берлина стали важным опорным пунктом враждебной деятельности против социалистических стран. А затем позже, с усилением агрессивности западных держав и ремилитаризацией ФРГ, роль Западного Берлина как антикоммунистического форпоста возрастает еще больше.

Усилиями западных держав и ФРГ Западный Берлин превращается в крупнейший центр клеветнической пропаганды и «психологической войны» против Советского Союза, ГДР и других социалистических стран. В Западный Берлин вагонами завозили низкопробную бульварную литературу, всевозможные милитаристские и антикоммунистические издания, которые затем переправлялись в ГДР. Значительная часть такой продукции изготовлялась непосредственно и в самом Западном Берлине. Отсюда же в широких масштабах был организован запуск воздушных шаров с провокационными листовками, в которых содержались прямые призывы к свержению существующего строя в странах социализма…

Я вспоминаю давнюю фронтовую жизнь, листовки, которые летчики разбрасывали над окопами противника. Начало 1942 года. Донбасс. Наш 446-й истребительный полк, где я был оружейником, тогда базировался у села Гречишкино. На КП нашего полка прибыла полуторка. Из нее вышел капитан в общевойсковой форме. Командир нашего полка майор Судариков, видимо, знал о его приезде и потому сразу сказал:

— Почти все летчики здесь, ждем задания на вылет. Поэтому чего время терять? Расскажите, объясните летчикам, что им надо сделать.

Однако капитан начал издалека. Он говорил о том, как благодарны нам за помощь наземные войска, что среди сбитых и попавших в плен немецких летчиков далеко не все асы, наглости у них поубавилось. Наконец капитан перешел к главному:

— Я из того отдела, что занимается спецпропагандой, адресованной противнику. Перебежчиков с его стороны еще очень мало. Но радиопередачи наши они слушают, листовки читают. Листовки сбрасывают в основном с бомбардировщиков, которые летают в глубину обороны немцев, но ведь на переднем крае войск не меньше. Поэтому просим разбросать привезенные мною листовки вблизи линии фронта!

— Так мы же истребители, — с обидой сказал замкомэска Плотников, — в кабину только одна пачка и поместится, да и ее на коленях придется держать. Да и кроме того… Я уже раз разбрасывал такие листовки, так немцы по мне лупили как никогда.

— Вот вы и подтвердили мою правоту. Раз немцы лупили по вас как никогда, значит, они здорово боятся нашей агитации. Так что не впустую делается эта работа!

Пачки листовок сгрузили на КП, капитан уехал. Я выудил одну листовку из пачки, начал читать, усмехнулся про себя. Из-за моего плеча в листовку заглянул летчик Шумов.

— Литвин, да ты по-немецки читаешь? Переведи-ка, что там написано.

— Да тут просто анекдот…

— Тем более давай! Давненько новых не слышали!

Начал я переводить. Смысл примерно такой: в Кельнском цирке выступал известный артист. Выходит он на сцену, а с ним — свиньи. Впереди — толстый боров, потом — свинья, следом — поросята. Артист начинает их представлять: мол, боров — глава семьи — герр Манн (перевожу и заодно объясняю: «герр» это господин, «манн» — человек, а вместе получается имя Герман), а за ним фрау Эмма (намек на жену Германа Геринга), а за ней идут «швайнерай», что означает «свинство». Уже на следующий день этого номера в программе не было, а куда делся артист — неизвестно.

Хохотали все дружно, хотя юмор этот назвать изысканным и тонким было трудно. А кто-то уже подсовывал листовку, вытащенную из другой пачки: мол, давай дальше.

Продолжаю. На базаре в Гамбурге продавал один торговец селедку, по-немецки «херинг» (объясняю слушателям игру слов: «херинг» — селедка, а Геринг — Герман Геринг. Слова пишутся по-разному, а произносятся почти одинаково). Продавец расхваливает свой товар, а покупателей все нет. Тогда он стал кричать: «Фет хёринг, зо ви Гёринг», то есть селедка такая же жирная, как Геринг! Торговля сразу пошла бойко, но появился полицейский и потащил продавца в кутузку. Однако через две недели его выпустили, потому что тот объяснил, что имел в виду не рейхсмаршала, а продавца-соседа, по фамилии тоже Геринг. Снова пришел продавец на рынок, покупатели узнавали его, посмеивались, но торговля шла слабо. Тогда торговец стал кричать: «Селедка такая же жирная, как и две недели назад!» И снова торговля пошла бойко. Но как долго она продлится, мы не знаем.

Почти уверен, что современный читатель, прочитав эти, мягко говоря, незамысловатые анекдоты, пожмет плечами: и это листовки, мощное идеологическое оружие? И чтобы сбросить такое на вражеские окопы, летчик должен был рисковать жизнью? Какая глупость!

Если читатель подумает так, как я предполагаю, то, значит, он не очень разбирается в пропаганде и считает, что пропаганда — это что-то вроде намертво приросших к стенам и крышам плакатов: «Слава КПСС!», «Слава советскому народу!». Такие с наших самолетов сбрасывали в первые дни войны. На них было крупно напечатано: «Стой! Тут социалистическое государство!» или «Сдавайся в плен!». В плен нашим отступающим войскам сдаваться немцы тогда не торопились, а что захватывают социалистическое государство, знали и сами. А вообще-то пропаганда начинает хорошо действовать, когда человека заставили задуматься другими средствами. Но и тогда лобовая пропаганда не очень-то эффективна.

Через полгода после начала войны немцы впервые за долгие годы потерпели крупное поражение, да и советские пропагандисты спохватились и к сочинению текстов листовок начали привлекать немцев-интернационалистов (о чем я, естественно, узнал гораздо позже). И те предложили методы пропаганды наиболее в той обстановке действенные: потихоньку, используя национальные особенности, говоря на языке, понятном массе, расшатывать хотя бы веру в непогрешимость собственных начальников… Не зря спецслужбы всех стран большое внимание в ходе «холодной войны» отдавали сочинению и распространению анекдотов. Не зря говорится: «Смех убивает». В том числе и в прямом смысле…

А вот мнение ученого и издателя — специалиста по вопросам пропаганды в войсках противника основных стран — участниц Второй мировой войны доктора Клауса Кирхнера, живущего в немецком городе Эрлангене: «В последних прошедших войнах большую роль играло пропагандистское влияние на противника. Правительства воюющих стран создавали специальные пропагандистские органы с целью обработки войск и населения противника в желательном направлении. В конечном итоге речь шла об ослаблении противника при помощи постановки вопросов о целях войны и других методов подрыва боевого духа. Политическая система, основанная В. И. Лениным, тоже вела «агитацию и пропаганду» как внутри страны, так и вне ее, с целью обеспечения победы коммунизма.

В период войны между Германией и СССР (1941–1945 гг.) особенно интенсивно велась пропаганда в войсках Германии и ее союзников. Большую роль играли листовки, издаваемые Главным политическим управлением Красной Армии, политуправлениями фронтов и армий. Правда, когда Красная Армия отступала и несла большие потери, влияние этой пропаганды было незначительным, но постепенно качество листовок улучшалось, и тем самым влияние на солдат вермахта и население Германии усиливалось. К концу войны советская пропаганда стала весьма действенной…»

А жизнь в Германии между тем шла своим чередом: люди работали, любили, рожали детей и боролись за светлое будущее — социалистическое или капиталистическое, кто как его понимал. Расклеивались листовки, вывешивались плакаты…

Продолжалась война за умы, в которой, увы, тоже бывает немало жертв… Может быть, не сразу и не в том месте, в котором раздаются пропагандистские залпы, но, если, по незнанию законов человеческого развития, большому самомнению или, что самое страшное, хладнокровно, просто в борьбе за деньги или власть, неосторожные слова произнесены, они обязательно когда-то проливаются кровью. Где-то, чьей-то… Редко это бывает кровь того, кто эти слова произнес, ибо связь между словами и результатом их воздействия не так очевидна, особенно если это действо произошло через много лет после возникновения причины.

К счастью, идеологическая борьба, по крайней мере на моих глазах, в послевоенной Германии велась без излишнего нагнетания страстей, и, может быть, именно это помогло Германии в конце концов обрести единство. Сепаратизм не был поддержан народом, и Германия не развалилась на множество кусков, не вернулась в «феодальное» состояние. А ведь если искать хорошо, то между немцами юга Германии и севера можно найти отличий уж никак не меньше, чем, например, между русскими и украинцами…

Между русскими и украинцами какие-то «умные» люди различие нашли и квалифицированно углубили. Что из этого получилось, ныне известно. Впрочем, разделять всегда легче. Кровь на земле льется веками, и нужно лишь выборочно подобрать соответствующие события, высказывания уважаемых предков, поручить журналистам и писателям произвести «оживляж» фактов, и… И горячая новая кровь прольется. Ничто так не разделяет людей, как свежая кровь. Нужно ее только во время пустить.

Тогда Германию удалось спасти. Уж очень страшной была только что закончившаяся война, и каждый, кто делал что-то для того, чтобы война вновь вернулась на Землю, был вынужден таиться, ибо люди тогда не простили бы ему явного пособничества войне.

Но время идет, и вновь то тут, то там вспыхивают пожары больших и малых войн, гибнут десятки, сотни тысяч людей, а Земля все так же вертится, в большинстве ее районов все идет так же, как всегда, и люди, даже наблюдая по телевизору «натуралистические подробности» войны, тут же забывают о том, что кто-то где-то в эту минуту убивает их «братьев по разуму».

Гибнут люди. Где-то далеко гибнут чужие люди. Их, конечно, жалко, и было бы неплохо, если бы они остались живы, но что мы можем сделать? И потом, нам некогда: вы же знаете, сколько усилий нужно приложить, чтобы выжить в этом мире…

Сколько миллионов человек должно погибнуть, чтобы люди поняли, что война опасна и для них?

Вторая мировая война «достала» практически каждую семью. И только тогда планета задумалась. К сожалению, не надолго…

Пожалуй, тогда я, при всей своей, большей, чем у других, информированности, все-таки не понимал, что началась новая война — холодная и эти события — ее первые бои. Жаль, что командование нашей страны в этой войне, как и в начале Великой Отечественной, оказалось не на высоте. Но если в чисто военной области мы смогли сравнительно быстро перестроиться и научились воевать, то в области идеологии до последнего времени господствовали грубые приемы, подобные тем постановлениям, которые я уже упоминал.

А удар по России был нанесен страшный, вполне соизмеримый с ударом, нанесенным в июне 1941 года. Просто он был растянут по времени, более замаскирован, и потому до самого последнего времени ощущали его только самые мудрые. Но кто и когда слушает мудрых? Только значительно позже, когда я был уже переведен на службу в разведку, мой начальник рассказал мне доверительно о подоплеке событий 1946-го и последующих годов. Он был хорошо информирован, так как вращался в правительственных кругах: во время войны выполнял личные задания Н. А. Булганина.

По этой версии, уже тогда правительственные круги США наметили разрушение нашего общества изнутри, ибо военным путем это сделать невозможно, что утверждал еще Клаузевиц. И дальше он мне своими словами рассказал о высказываниях Аллена Даллеса — шефа американской разведки еще со времен войны. Сталин знал об этом, и его помощники по этой части, как могли, начали «контрнаступление»: начали проводить кампанию по чистке «гнилых интеллигентов» — как он выражался, «пятой колонны в СССР».

Теперь, после разрушения СССР, американцы предали эти давние высказывания А. Даллеса гласности:

«Окончится война, все как-то утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание русских людей. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников и помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своим масштабам трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Из литературы и искусства мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино — все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ насилия, садизма, предательства — словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русском народу, — все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать. Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, будем всегда главную ставку делать на молодежь, станем разлагать, растлевать, развращать ее. Мы сделаем из молодых циников, пошляков, космополитов. Вот так мы это сделаем».

В контрпропаганде руководители СССР избрали самую негодную тактику: умолчания — одну из форм лжи. А попавшемуся на лжи, да еще не раз, верят все меньше. Я до сих пор не понимаю, почему не предается гласности предательство, иначе не назовешь, многих высших чинов, за барахло продавших то святое, что было у них в душе, иначе не были бы они в руководящих сферах. Сегодня их скромно называют перерожденцы, лично я считаю таких людей предателями. А на земле хуже предательства ничего нет. Так вот о гласности. Ведь это — лучшее средство борьбы за честность и порядочность (если, конечно, эта борьба — искренняя).

Мне приходилось посещать традиционные Лейпцигские ярмарки: весенние и осенние. Первая послевоенная состоялась уже осенью 1945 года. В этот послевоенный период немцы создавали так необходимые товары по принципу «голь на выдумку хитра». Зачастую из плохого сырья умельцам удавалось создавать нечто, радующее глаз. Было видно, что немцы истосковались по настоящей работе, по большому делу. Но уже намечался раскол страны. Все больше чувствовалось, что в Вашингтоне, уже в правительстве президента Гарри Трумэна, был взят курс на отход от политики сотрудничества с Советским Союзом и начало «холодной войны». Правда, против такой тенденции публично выступил министр торговли США Уоллес, бывший при Рузвельте вице-президентом, но Трумэн сразу после этого уволил его в отставку.

По уровню производства мощь США была значительно выше советской. Американцы давно не вели войн на своей территории, их народ не знал даже бомбежки. Они знали свою силу и с этой позиции вели свою политику. Но с СССР, только что сокрушившим третий рейх, с такой позиции разговаривать было нельзя… Потом были написаны горы книг и статей, в которых разбирались вопросы «кто виноват» и кто первым начал конфронтацию, но нам, участникам той страшной войны, виделись уже признаки новой истребительной войны, в которой не будет ни победителей, ни побежденных.

Вот образцы плакатов и листовок того времени оккупационных зон в Германии. В нашем 756-м стрелковом полку, где я, правда, бывал редко, потому что был в постоянных разъездах по делам службы вдоль границы, шла обычная военная служба. Когда по приказу министра обороны объявлялась демобилизация военнослужащих, рядовых и сержантов, то в одной из казарм на это время создавался сборный пункт демобилизованных для всех частей нашего корпуса. Из них формировались команды, которые отправлялись поездом до Бреста. Всем демобилизованным выдавались документы, на основании которых они были обязаны возвращаться и становиться на воинский учет в тех военкоматах, откуда они были призваны в Красную Армию. А если они были зачислены в войска во время войны (например, бывшие угнанные немцами в Германию или в оккупированные ими страны), то демобилизованные обязаны были возвратиться туда, где они жили до войны, или туда, где родились.

Конечно, такой порядок для огромного большинства демобилизованных никакого значения не имел, а вот для тех, кто служил в полиции, немецких вспомогательных частях, а то и в карательных, эсэсовских, но скрывал это, было смерти подобно. В лучшем случае их ждал ГУЛАГ. Каждую осень в этот период по нескольку человек из такого контингента совершали ЧП — попытки (успешные и безуспешные) бежать через границу в западные зоны или кончали жизнь самоубийством. Такова была наша послевоенная реальность, ибо, как я уже указывал ранее, в той или иной мере около одного миллиона бывших граждан СССР во время войны были на другой стороне. После же войны в силу разных причин в СССР не пожелали возвращаться тоже около миллиона человек (мужчин, женщин и детей).

Обслуживал наш полк оперуполномоченный отдела СМЕРШ 207-й стрелковой дивизии капитан Иванов. До этого он долго служил в авиации борттехником, принимал участие в боевых действиях, и мы часто с ним беседовали, вспоминали авиацию. Характер у него был спокойный, он обладал здравым умом, а ведь здравый смысл пронизывает буквально все, что составляет и охватывает деловую сторону жизни.

Однажды я увидел его каким-то рассеянным и даже удрученным и, естественно, спросил его, в чем дело.

— А, понимаешь, чертовщина какая-то. Начальник требует добраться до истины, а тут…

И он рассказал мне доверительно, что в полку служит солдат литовец, а на его запросы об этом человеке местные органы НКВД сообщают, что такого человека никогда там не было. А потом обращается ко мне:

— Слушай. Давай мы вместе с тобой с ним поговорим.

Я согласился. И вот в комнату вошел солдат, доложил как положено, и мне какое-то внутреннее чувство подсказало, что это немец. Капитан попросил его рассказать свою автобиографию. Солдат сразу же занервничал, начал говорить сбивчиво и плохо по-русски. Ну, то, что говорит плохо по-русски, понятно литовец. И вдруг я обращаюсь к нему по-немецки:

— Товарищ солдат. Я много слышал всяких сказок, да и ты тоже. Чего ты боишься, зачем чепуху молоть?! Тебе ничего не будет. Расскажи, как все началось.

Солдат посмотрел на меня, как говорят, во все глаза, а затем обрадованно, со слезами качает рассказывать свою историю, как он попал в Красную Армию. Капитан открыл рот, а затем схватился руками за голову и только посматривал на нас обоих. Я повернулся в сторону оперуполномоченного и сказал:

— Не мешай мне слушать. Все хорошо. Солдат молодец, а на старости лет ты будешь писать романы о нашем интересном времени.

Вот тот рассказ солдата «литовца-немца» о его военной судьбе. Родился он в Восточной Пруссии, недалеко от границы с Литвой. Дружил с одногодкой литовцем и научился от него немного говорить по-литовски. Во время войны в их селе работали русские, и он научился отдельным русским словам. Когда началась эвакуация немецкого гражданского населения в рейх, то он отстал от своих и уснул в пустом доме. И тут нагрянула наша разведка. Он боялся, что его убьют, и сказал разведчикам, что он литовец, что его немцы угнали на работу в Германию. Документов у него не было, и ему поверили. Тогда ему было 16 лет, но роста он высокого, крепко сбитый, и он сказал, что ему 17 лет, а по специальности он сапожник, что соответствовало действительности. Солдаты его накормили, относились хорошо. Их часть остановилась здесь же, неподалеку. Сапожник, как всегда, был в части очень нужен, и его зачислили рядовым как литовца, а фамилию и имя он взял вымышленную. Затем часть передвинулась в Германию, и в результате переформирования он попал в 756-м стрелковом полку. Служил честно, работал сапожником, изучал, русский, командир полка наградил медалью «За боевые заслуги». Понимал свое двойственное положение, но не нашел мужества рассказать правду, да в послевоенное голодное время лучшего и желать было трудно…

Капитан изложил все это на бумаге и понес в отдел СМЕРШ. Там тоже отнеслись с пониманием, и вскоре этот немец был «демобилизован». Немецкие власти подыскали ему работу. В общем, получилось все, как говорится, хеппи-энд.

А вот на заставе в городе Зальцведель работал другой оперуполномоченный. В общем, тоже неплохой малый — старший лейтенант. До перевода в группу войск он работал в лагерях военнопленных в Союзе. Немецким языком он практически не владел, но понимал несложные фразы. Мы зашли с ним в немецкий ресторан, а он был любитель выпить. Тут же появился хозяин ресторана, пожилой немец. Он нас дружески приветствовал, ибо хорошо знал старшего лейтенанта Петрова еще по лагерю военнопленных, где ему пришлось «восстанавливать разрушенное в войну», как он выразился. Когда в следующий раз я один зашел в тот же ресторан, его хозяин рассказал мне, что этого старшего лейтенанта немцы военнопленные вспоминали с самой хорошей стороны. Когда он появился у них в лагере, то настоял, чтобы немедленно убрали прежнего начальника лагеря и нескольких офицеров, которые занимались неблаговидными делами, а особенно следил, чтобы пленные получали все продукты, и их начали хорошо кормить. Он с большим уважением относится к этому старшему лейтенанту и о нем рассказывает только хорошее своим посетителям. Но этот старший лейтенант любил, как у нас говорят, «учудить», в чем я сам был свидетелем. В том районе нарушители демаркации с нашей зоны несли спиртное, а из Гамбурга обычно селедку. Вот его однажды осенила мысль, как искоренить этот «бизнес» по-сегодняшнему, а по-тогдашнему спекуляцию. Задержанные находились в подвале дома, где размещалась комендатура-застава. Через солдата-переводчика он сказал всем задержанным, что их не выпустит отсюда до тех пор, пока те не «сожрут» селедку и не выпьют всю водку. Отдав такой приказ, он куда-то уехал. Когда я подошел к заставе, то из подвала дома, а дело было летом и окна были открыты, неслись слова и звуки как из ресторана, где уже полно крепко подвыпивших. Так и оказалось. Приказ есть приказ, и немцы его пунктуально выполняли, а для некоторых, понятно, «надурняка», а дальше, как и у нас, — «Шумел камыш» — песни, ибо пьяному море по колено. Солдаты потешались над бесплатной комедией. Я вместе с начальником заставы, который, кстати, прибыл с границы, выпустил этих задержанных. В другой раз, подходя к той же заставе, из подвала я услышал декламацию по-немецки и буквально опешил: там читали «Манифест коммунистической партии». Оказалось, что старший лейтенант Петров допрашивал одного немца и, установив, что тот по образованию учитель, обрушился на него: «И чему вы учите детей? Нелегально переходить границу? Нарушать порядок?..»

А затем приказал: «Вот возьмите эту брошюру, идите в подвал и скажите, чтобы они ее выучили. Вы, как учитель, все внимательно прочитайте, проведите собеседование и, если кому что не понятно, растолкуйте. Маркс и Энгельс великие немцы — писали четко и понятно. И скажите, что я буду принимать экзамены. Кто хорошо будет отвечать, того выпущу». Ну и немцы старались. Мы снова с начальником заставы выпустили всех задержанных, а когда приехал из города Петров, ему объяснили, что приняли от немцев экзамены и все они, мол, отвечали на «отлично» — и уж точно бросятся в библиотеки изучать труды Маркса и Энгельса. Он смеялся вместе с нами.

Как-то раз мне пришлось переводить разговор одного агента нашей разведки, которого встречал наш высокий чин, и немец после делового доклада рассказал со смехом, что в Гамбурге на известном «рыбном рынке» продавцы селедки смеются, когда узнают, что покупатель из советской зоны: «Берите побольше селедки и идите через Зальцведель. Там советский комендант прикажет съесть ее всю». А затем добавляют со смехом: «Жажда так велика, что можно выпить весь водопровод». Не знаю, повлиял ли этот рассказ на судьбу старшего лейтенанта Петрова, только он после этого разговора был переведен служить в Союз…

На демаркационную линию часто выезжали всевозможные комиссии для проверки и оказания помощи войскам. Одну из таких комиссий, помнится, возглавлял командир 79-го стрелкового корпуса генерал-полковник Яков Тимофеевич Черевиченко. Штаб корпуса дислоцировался тогда в Штендале. В этот корпус входила и наша дивизия. Черевиченко был старый служака. Он командовал в Гражданскую войну кавалерийским полком, а в период Отечественной войны корпусами, армиями и фронтами. Генералы, которые с ним служили, в своих мемуарах отмечали, что он был лично храбр, знал хорошо военное дело, но в начале войны имел слабость — преждевременно бросать в бой полученное пополнение и переданные в его распоряжение для подготовки к наступлению части и соединения. В боях за Берлин он командовал стрелковым корпусом…

Дело было на КПП Мариенборн, на автостраде. Я сидел в своей комнате и просматривал иностранные газеты и журналы, которые проезжавшие оставляли там, и их накопилось много. В этой прессе бывали интересные материалы, и такая работа входила в мои служебные обязанности. В западной прессе, как известно, публикуются и снимки не для пуритан, которыми старались казаться на людях наши идейные вдохновители. Вдруг в мою комнату зашел полковник. Я встал и приветствовал его. Он сразу же обратил внимание на красочные журналы с обнаженными женщинами, начал их перелистывать и спросил:

— А вы что, умеете их читать?

— Да, немного понимаю, — отвечаю.

— Как ваша фамилия?

— Литвин.

Полковник сгреб всю эту пачку со стола и, не спросив о должности, возмущенный, ушел. Я в душе смеялся над этим ретивым работником политотдела корпуса, ибо я его ранее видел на собраниях. Мне уже было известно, что с инспекцией приехали командир корпуса, командир дивизии и полка и другие офицеры, которые разместились в большой комнате, где обычно проводили занятия с солдатами офицеры роты. Через несколько минут ко мне в комнату вбежал сержант-дежурный по роте и передал приказ прибыть в Ленинскую комнату к командиру корпуса.

Я медленно шел, обдумывая свое положение и как мне следует вести себя при встрече с высоким начальством. И вот я вхожу в комнату. За столом сидит командир корпуса. На столе лежат отобранные у меня журналы и газеты, а среди офицеров заметил моего начальника разведки, готового расхохотаться. Я доложил четко и громко:

— Товарищ генерал! По вашему приказанию военный переводчик лейтенант Литвин прибыл!

Генерал встал из-за стола, подал мне руку и задал вопрос:

— Товарищ Литвин, доложите, пожалуйста, обстановку на демаркационной линии. Кто несет охрану с английской стороны?

Я подошел к карте, которая висела на стене, взял указку и со знанием дела спокойно доложил, кто несет охрану, кто командиры подразделений англичан и т. д. Генерал еще задавал вопросы по существу дела, а я ему отвечал. Он остался доволен моими ответами и затем спокойно спросил:

— А куда вы деваете эти журналы и газеты после просмотра?

— Все интересное отправляю или лично привожу в разведотдел подполковнику Щекотихину, а ненужное сжигаю.

Я обвел глазами присутствующих и увидел, что они готовы все расхохотаться, да только привычка и выдержка им не позволяли этого, а политработник сидел весь красный, поняв, в какую конфузную ситуацию он попал.

Генерал пожал мне руку, пожелал успехов в работе, а я, забрав прессу, вышел. Когда закрылась за мной дверь, в этом зале раздался громкий хохот. Потом мне рассказывал подполковник Щекотихин, что генерал Черевиченко сказал полковнику:

— Что, может быть, вы будете читать эту прессу и искать в куче дерьма так нужные нам сведения?

Впоследствии офицеры часто по поводу и без повода потешались над этим служакой. Нужно отдать должное, что тот политработник, встретившись со мной через месяц, подошел, поздоровался и сказал:

— Да, поспешишь — людей насмешишь. Извините, что так получилось, но мне больше досталось, и поделом…

За годы существования СВАГ (9 июня 1945 г. — 10 октября 1949 г.) сотрудничество с немецкими друзьями распространялось на все сферы общественной жизни. Особое значение в той ситуации первых послевоенных лет имело идеологическое сотрудничество. Мы печатали для немцев много литературы, плакатов, листовок, выпускали газеты и книги. Кроме того, печатали переводы авторов различных стран, и в том числе советских литераторов.

Благодаря энергичным мероприятиям по восстановлению народного хозяйства в восточной зоне удалось избежать массовой безработицы. Решающую роль в этом вопросе сыграла репарационная политика Советского Союза: сохранение в виде Государственного акционерного общества большой доли того промышленного потенциала, на демонтаж которого наша страна имела все права. В 1945 году было демонтировано 676 предприятий, а передано немецким органам самоуправления 3800.

В это время шла активная борьба за сохранение мира в Европе, ибо нам были хорошо известно высказывания Даллеса в 1946 году: «Германия с ее возможностями представляет наряду с атомной бомбой огромную силу, и ее ни в коем случае не следует выпускать из своих рук».

А Уинстон Черчилль 19 сентября 1946 года под сводами Цюрихского университета призывал к созданию «Соединенных Штатов Европы». Он огласил свое видение Европы, программу ее экономического и государственно-политического восстановления на руинах Второй мировой войны. «Первым шагом в воссоздании европейской семьи, — с уверенностью заявил он в притихшем от напряжения зале, — должно быть партнерство между Францией и Германией». Для миллионов французов, переполненных в то время страшной ненавистью ко всему немецкому, черчиллевский шокирующий призыв был равносилен жуткой ошибке.

Тогда, в 1946 году, его задача была — сблизить французские, германские и другие народы западных стран Европы, а их страны сделать буфером против растущего влияния СССР.

Он же призывал к постепенному формированию «Соединенных Штатов Европы». Черчилль не хотел, чтобы в «федеральную Европу» вступала Англия. И позже, в начале 60-х, он в буквальном смысле воспротивился присоединению Лондона к «общему рынку». В Лондоне мечтали о том, чтобы свысока наблюдать за европейскими процессами, не допуская в свой дом на острове никаких веяний с материка. Правы ли или не правы британцы, судить не нам. Мы можем только констатировать кое-какие результаты. К примеру, валовой национальный продукт Франции сейчас превысил британский показатель в 1,3 раза, а германский выше аж на 80 процентов британского!..

В начале ноября 1949 года в Берлин прибыл чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза Г. М. Пушкин и вручил свои верительные грамоты президенту ГДР Вильгельму Пику. История Германии знала многие формы государственного устройства — мозаику феодальных княжеств, германский рейх, Веймарскую республику и третий рейх нацистов. Теперь же на немецкой земле возникло принципиально новое государство, ставившее целью построение социализма.

Трудные задачи предстояло решать не только во внутриполитическом плане, но и в сфере высшей политики. Мой начальник рассказывал мне в ту пору доверительно, что перед окончанием войны, когда наша Красная Армия победоносно рвалась на Запад, почти разгромив войска Германии, среди командующих обсуждалась идея наступления вплоть до Ла-Манша. Говорили об этом, естественно, в узком кругу людей, знающих некоторые тайны «высокой политики». Но Сталин им на это тогда возразил следующими словами: «Вы хотите наступать? Но помните: на этом берегу Эльбы вы — освободители, а на западном — уже захватчики, поработители. А зачем нашему народу новая война после этой? Такие разговоры вредны и преступны!»

А вот, что рассказывает Милован Джилас» в книге «Лицо тоталитаризма» (М.: Новости, 1992 г. С. 64) о мнении И. В. Сталина: «…Это было в 1944 году. В холле мы задержались перед картой мира, на которой Советский Союз был обозначен красным цветом и поэтому выделялся и казался больше, чем обычно. Сталин провел рукой по Советскому Союзу и воскликнул, продолжая свои высказывания по поводу британцев и американцев: «Никогда они не смирятся с тем, чтобы такое пространство было красным, — никогда, никогда!» И дальше там же: «…Вторая телеграмма была от Черчилля. Он сообщал, что завтра начнется высадка во Франции. Сталин начал издеваться над телеграммой: «Да, будет высадка, если не будет тумана. Всегда до сих пор находилось что-то, что им мешало. Сомневаюсь, что и завтра что-нибудь будет. Они ведь могут натолкнуться на немцев! Что, если они натолкнутся на немцев? Высадки, может, и не будет, как до сих пор. Только обещания…»

Строительство социализма в ГДР осложнялось тем, что сознание многих людей в течение длительного времени было отравлено идеологией нацизма. Нельзя было не считаться с исторически сложившейся социальной структурой населения, наличием мелких и средних собственников.

В результате раскола Германии промышленность ГДР была отрезана от традиционных источников сырья и от центров металлургии и машиностроения, которые находились на территории Западной Германии. Теперь нужно было переориентировать связи на СССР и другие страны.

Запад и ФРГ вели ожесточенную борьбу, используя для этого самые разнообразные средства и методы. Канцлер ФРГ Конрад Аденауэр охарактеризовал создание ГДР как «противозаконный акт». Это было первое звено в длинной цепи враждебных действий, направленных против ГДР. Особая роль в идеологических диверсиях против социалистических стран принадлежала так называемой Радиостанции американского сектора (РИАС), которая являлась органом службы информации США, тесно связанным с госдепартаментом и разведкой.

Задача РИАС состояла прежде всего в том, чтобы вести активную антикоммунистическую пропаганду, клеветать на Социалистическую единую партию и правительство ГДР, подрывать их престиж и авторитет, вызывать недовольство среди граждан республики. Она представляла собой также гнездо шпионов и провокаторов. Наряду с клеветой, не менее важной ее задачей являлся прямой шпионаж. Так, газета «Нью-Йорк геральд трибюн» сообщала в 1952 году, что благодаря своим передачам, также «информации, которую она собирает, РИАС стала неоценимым помощником в работе известных групп сопротивления, располагавшихся в Западном Берлине». Год спустя та же газета отмечала, что «Из всех крупнейших радиостанций мира РИАС является, пожалуй, единственной, которая имеет собственную шпионскую службу».

Аналогичную роль стала играть и созданная радиостанция «Свободный Берлин», финансировавшаяся прежде всего ФРГ. На службу «холодной войне» были поставлены кино, печать, телевидение и все другие средства идеологического воздействия. Из Западного Берлина велась настоящая экономическая война против ГДР. Важнейшим ее средством стал искусственно поддерживавшийся с помощью различных мероприятий крайне заниженный курс марки ГДР по отношению к марке ФРГ.

Западный Берлин превращался в централизованный черный рынок внутри валютной сферы ГДР, в перевалочный пункт для организованной в широких масштабах контрабанды. Все более широкие масштабы принимало сманивание из ГДР на Запад квалифицированной рабочей силы, особенно специалистов. Таким образом Западный Берлин становился форпостом милитаризма и реваншизма, крупнейшим центром антикоммунистической пропаганды и подрывной деятельности против социалистических стран, прежде всего против ГДР.

А жизнь продолжалась. Однажды ко мне обратились жители одной деревни с просьбой, чтобы «советские охотники» помогли им хоть немного уничтожить диких кабанов, которых развелось очень много, так как на них уже давно не велось охоты, а немцы к тому ж еще и не имеют оружия, и нет организации немецких охотников, как это было при нацистах, когда главным охотником Германии был Герман Геринг.

Дикие кабаны действительно уничтожали в то время труд сельскохозяйственных работников. Я пообещал им, что доложу своему начальству и заверил, что с их же помощью мы непременно решим эту проблему.

В воинских частях были члены охотничьих обществ, и они с удовольствием занимались своим любимым делом. В одно из воскресений в нашем полку собрались на охоту несколько офицеров во главе с заместителем командира. Накануне я предложил им поехать в определенное село, где меня немцы ждали и обещали организовать охоту под руководством лесничего, но они не согласились туда ехать, ибо в предыдущий раз у них была отличная охота в другом месте и их там тоже ждали. Я пожелал им успеха и поехал с моим другом капельмейстером полкового оркестра Зыряновым туда, где была у меня договоренность с немцами.

Под руководством лесничего был организован «загон», и стадо диких кабанов наткнулось прямо на меня, где я сидел в засаде. Первым выстрелом из охотничьего карабина был убит вожак стада. Вся стая помчалась по открытому месту, и я еще «завалил» двух кабанов. Восторгу немцев не было предела, а Яша Зырянов, который находился в засаде в другом месте, сокрушался, что стадо вышло именно на меня, охотника-дилетанта, а не на него — бывшего охотника-сибиряка.

Кабаны были доставлены в деревню, где крестьяне восхищались нашим мастерством, а когда я сказал, что двух кабанов можете оставить для жителей села, тут уж было много восторга, а бургомайстер заявил, что в следующее воскресенье праздник и он приглашает господ офицеров и их товарищей в гости, а тут еще и секретарь партячейки попросил, чтобы наши товарищи приехали.