Глава 1. 1921–1931. Чекист Закавказья № 1: борьба за нефть для социализма

Глава 1. 1921–1931. Чекист Закавказья № 1: борьба за нефть для социализма

НА ПЕРВЫЙ взгляд, кавказский период жизни и деятельности Берии сегодня для нас представляет меньший интерес, чем, например, его работа в советском Атомном проекте. Там он самым очевидным образом работал на весь Союз, и результат его «атомных» усилий хранит Россию по сей день.

А Кавказ? Ну, ловил он там бандитов, ну боролся с агентами грузинской эмиграции. А нам-то что с того?

Но это, конечно, не так! Я уже говорил об этом, но кое-что повторю.

Во-первых, Кавказ всегда был важнейшим для России регионом, и работа Берии на Кавказе имела значение для всей страны. Как уже сказано, чекистскую деятельность Берии в Закавказье можно определить в некотором смысле как борьбу за нефть для России.

Во-вторых, можно ли понять человека, не зная того, как он начинал, как и на каком деле он формировался? Истоки настоящего и будущего уходят в прошлое. Каким бы банальным ни казалось это утверждение, оно верно.

До революции и в первые годы Советской власти значение Кавказа было прежде всего геополитическим, но в экономическом отношении для всей России важна была тогда только нефть — нефть Баку.

Пропахший нефтью, интернациональный Баку стал для грузинского мингрела Берии, родившегося и росшего в Абхазии, особой частью его биографии. В Баку Лаврентий получил неплохое профессиональное образование, в Баку прошла его самая первая, хотя и бедная, но по-юному безмятежная молодость.

В Баку он пришёл в революцию, там работал в подполье и там же стал чекистом. И его чекистская деятельность в Закавказье стала первой крупной, не только лично, но и общественно значимой победой Берии.

Он начинал как разведчик и чекист ещё до советизации Кавказа, но тянуло его к другому — об этом уже было сказано. Было сказано и то, что Берия рвался из «чекистских генералов» в студенты.

И вот тут необходимо уточнение.

Даже председатель ГрузЧК в начале 20-х годов был во всех отношениях не тем, чем были председатель КГБ Грузинской ССР в брежневские, например, годы, или министр внутренних дел Грузинской ССР, пост которого в те же годы занимал ренегат Шеварднадзе.

В 20-е годы жили скромно, и чекисты — даже руководящие, в том числе.

Скромно жил и Берия. Так что не очень сытными и доходными были тогда советские «жандармские хлеба». Но ведь и студенты жили не сытнее, а у Берии ещё и семья была.

Маленькая пока — он и жена Нино, однако семья.

Студенты перебивались с кваса на воду, зато инженеры — в силу дефицита обеспечены были сравнительно неплохо.

Я это к тому, что не так уж и соблазнительно — с чисто житейской точки зрения — было тогда быть чекистским «генералом». С другой стороны, было соблазнительно получить, что называется, крепкую профессию, дающую надёжный кусок хлеба.

Чекист Берия достиг к 24 годам вполне устойчивой перспективы роста, но был готов рискнуть достигнутым успехом ради неопределённой судьбы. Студент-политехник, став инженером-строителем, мог в том бурном времени обрести яркую судьбу и на новом поприще, но мог ведь и затеряться.

Так почему Берия просил отпустить его на учёбу?

Для морально кондиционного человека ответ очевиден: да потому, что Берия был по натуре строителем, созидателем и хотел стать им — строителем и созидателем по профессии.

Сам по себе такой склад мыслей, стремлений и чувствований опровергает все инсинуации относительно якобы садистских наклонностей Берии. Спецслужба в любом обществе даёт для подобных наклонностей намного более широкое поле развития, чем строительная площадка.

А кроме того, устремления молодого Берии показывают и доказывают, что и все обвинения его якобы в карьеризме — тоже чепуха! Был бы он карьеристом — зубами бы держался за своё, пусть пока и жёсткое, но «руководящее» кресло в ЧК.

А он за него, как видим, не держался.

Устремления молодого Берии обнаруживают и его несомненную уверенность в своих силах. Он не боится круто развернуть судьбу — сменить надёжную работу и уйти на неизвестный виток судьбы.

Однако выбирать свою судьбу в новой России самому Лаврентию не пришлось — ни тогда, ни позднее. При всей силе характера, вся сознательная жизнь Берии прошла под знаком выбора пути не им самим, а под знаком исполнения поручений партии, державы, а позднее — ещё и лично Сталина.

ВПРОЧЕМ, в 20-е годы путь Берии в личную сталинскую «команду» лишь начинался, и никто, в том числе и сам Лаврентий, не знал, что путь, прокладываемый не личными пристрастиями, а партийным долгом, приведёт молодого кавказца в Кремль, в державный сталинский кабинет, и приведёт не редким гостем, а непременным участником всех серьёзных совещаний и дискуссий в этом высоком кабинете.

В Азербайджане Берия проработал недолго, но сделал много. Причём как раз в Баку он мог пройти и прошёл хорошую школу и как контрразведчик, заодно знакомясь и с ремеслом разведки. В Баку были к тому все возможности. Вряд ли в СССР был другой такой узел разнообразных тайных интересов — и политических интересов разных держав, и специфических интересов их спецслужб.

И интересы замыкались, в конечном счёте — на нефти. Бакинской нефтью владели до революции Нобели, владел знаменитый Детердинг, основатель нефтяной империи «Шелл».

К бакинской нефти тянулись «Стандарт ойл оф Нью-Джерси» и «Стандарт ойл оф Нью-Йорк», «Галф» и «Компани франсэз».

Имели свою «бочку нефти» в Баку местные магнаты Манташевы и армянско-турецкий нефтяной «король» Калуст Саркис Гюльбенкян.

И вся эта могущественная свора не была склонна отдавать нефть Баку новой, Советской России. Причём действовать на Кавказе удобнее всего было через националистов. У тех были руки, связи, знание местных условий, у нефтяных магнатов — деньги. Поэтому если даже кавказские чекисты вскрывали внешне чисто националистические заговоры, то, в конечном счёте, в масштабах большой страны это всё равно было битвой за нефть.

Ведь в случае прихода к власти в результате успешного антисоветского переворота расплачиваться националистам со своими «спонсорами» кроме как нефтью было бы нечем.

Не стану много останавливаться на бакинском и вообще закавказском клубке политических гадюк, но скажу, что клубок был, и клубок солидный, опытный, заслуженный.

Причём в Баку сплетались проблемы всего Прикаспийского региона, всего побережья Каспийского моря. По обе стороны Каспия потенциальных «клиентов» чекистов хватало! Один правый эсер Фунтиков чего стоил!

Он и его «коллеги» — как эсеры, так и меньшевики — в период гражданской войны стали профессиональными заговорщиками. В июле 1918 года Фунтиков вместе с кадетами (граф Доррер), туркменскими националистами, офицерами текинских конных частей и прочими поднял Асхабадский мятеж. В результате было организовано Закаспийское временное правительство во главе с Фунтиковым.

О 26 бакинских комиссарах, расстрелянных в сентябре 1918 года на 27-й версте Закаспийской железной дороги между станциями Перевал и Ахча-Куйма, знают все. «Техническую» сторону этого убийства, подготовленного в Баку эсерами и английскими интервентами, приняло на себя Закаспийское временное правительство, в чём Фунтиков позднее письменно признавался бывшему члену ЦК партии эсеров Чайкину.

Но почти забыт расстрел 9 асхабадских (ашхабадских) комиссаров, которые были расстреляны в ночь на 23 июля 1918 года между станциями Аннау и Гяуре, в 18 километрах от Ашхабада.

«Почерк» у обоих преступлений был одинаковым, да оно и понятно — оба расстрела были организованы одними и теми же силами.

Падение Бакинской коммуны в 1918 году подготавливали тоже правые эсеры совместно с меньшевиками, при этом они самым тёплым образом спелись сразу и с мусаватистами, и с англичанами, которых представлял генерал-майор Денстервиль. Воспоминания генерала были изданы в 1925 году в Тифлисе, и он там писал, как завербовал полковника Терского казачьего войска Лазаря Бичерахова, командовавшего отрядом терских казаков в полторы тысячи сабель. Денстервиль писал:

«Бичерахов решил сделаться большевиком. Об этом он телеграфировал комитету большевиков, признаваясь чистосердечно, что только Советская власть. может спасти Россию».

Отряду Бичерахова была поручена оборона Баку от турецких войск на одном из участков фронта. 29 июля 1918 года «чистосердечный» полковник открыл туркам фронт и ушёл в Дагестан.

31 июля Советская власть в Баку пала, 4 августа правые эсеры, меньшевики и армянские дашнаки, в Баку сильные, образовали так назывемую Диктатуру Центрокаспия, и 4-го же августа в Баку вошла небольшая группа англичан. 17 августа заявился и сам генерал Денстервиль с основными силами.

После захвата Баку Бичерахов был награждён двумя высокими британскими орденами и получил чин генерала английской армии — в Англию он позднее и сбежал.

А вот ещё один закавказский персонаж — брат полковника Бичерахова Георгий Бичерахов, инженер, меньшевик, организатор антисоветского мятежа зажиточного терского казачества и горской верхушки летом — осенью 1918 года.

Этот опасный мятеж известен в истории под названием «Бичераховщина». Причём он был вдохновлён английской миссией во Владикавказе, связанной с Деникиным.

Одно, что называется, к одному!

Покровитель и резидент Лазаря Бичерахова, генерал Денстервиль руководил подготовкой свержения Бакинской коммуны из Персии и в своих воспоминаниях не скрывал, что:

«Связь с Баку. была налажена при посредстве почти ежедневных курьеров; наши друзья, социал-революционеры, были в состоянии. установить новую форму правления в Баку и пригласить на помощь англичан. Я неоднократно вёл переговоры с представителями партии с.-р., программа которых гораздо более соответствует нашим целям.»

Целям англичан соответствовала, впрочем, программа не только эсеров. Мусаватисты, дашнаки, панисламисты из «Иттихади-ислам», радикальные горские националисты, политические бандиты и просто бандиты — все они вполне устраивали не только англичан, но и турок, немцев, поляков, американцев уже потому, что эта пёстрая шваль была враждебна большевикам. При всех взаимных сварах и разногласиях они были схожи в двух основных пунктах: в ненависти к Советам и в готовности продаваться кому угодно при условии оплаты твёрдой валютой.

После восстановления в Азербайджане Советской власти руководящие мастера заговоров и мятежей ушли в эмиграцию, но своей подрывной работы не прекращали, и велась она местными, ушедшими в подполье, «кадрами». Кто-то легализовался, якобы раскаявшись, но нередко «чистосердечность» признания Советской власти была, увы, «бичераховского» типа.

С подобной «публикой» Берии, который с апреля 1921 года стал заместителем начальника секретно-оперативного отдела Азербайджанской ЧК, и пришлось иметь дело. А через месяц он «пошёл на повышение», назначенный начальником секретно-оперативной части и заместителем председателя Азербайджанской ЧК.

ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ АзЧК в то время был Мир Джафар Багиров (1896–1956). Расстрелянный в Баку через три года после убийства Берии, Багиров память о себе оставил в истории неоднозначную. Но никто не может отрицать, что для развития советского Азербайджана Мир Джафар, возглавляя республиканскую партийную организацию с 1933 по 1953 год, сделал немало полезного и толкового.

В то же время коварного восточного колорита эта фигура лишена не была. Так, будучи на протяжении многих лет с Берией очень близок, на антибериевском Пленуме ЦК КПСС в июле 1953 года Багиров отрёкся от него в самых энергичных выражениях.

Я это к тому, что обычно считается, что вначале Багиров якобы покровительствовал Берии, а уж потом, когда Берия сильно «вырос», Багиров стал «человеком Берии».

Примитивно выглядят такие заявления…

Багиров руководил АзЧК (ГПУ) до 1927 года, потом был два года председателем правления Закавказского сельского союза и в 1929 году вновь стал председателем Азербайджанского ГПУ. Берия в это время работал в Тифлисе председателем ГПУ Грузинской ССР и вряд ли мог повлиять на назначение Багирова.

Да и на перевод Багирова в 1932 году Председателем Совнаркома АзССР, и на назначение его в 1933 году 1-м секретарём ЦК КП(б) Азербайджана — тоже.

Конечно, с октября 1932 года Берия стал 1-м секретарём Закавказского крайкома ВКП(б), то есть — лидером всего Закавказья, но окончательные решения по кавказским делам принимал Сталин, а влияние здесь имели тогда, как я понимаю, прежде всего Орджоникидзе и Киров.

Другое дело, что работали Берия и Багиров вместе издавна и тесно. Не исключено, что и в АзЧК Берия попал благодаря Багирову, который в ходе борьбы за Закавказье был в 1920 году заместителем председателя Военного трибунала 11-й армии Кавказского фронта, а Берия работал в Регистрационном, то есть — разведывательном, отделе РВС 11-й армии.

Но имеется здесь, пожалуй, некий тонкий момент.

Даже если Берию «рекрутировал» в чекисты не Багиров, всё равно, с самого начала работы в АзЧК, да ещё и на ответственной должности, Берия не мог не попасть в поле зрения Багирова как председателя АзЧК. И, конечно же, Берия не мог не понравиться Багирову, о чём свидетельствует и скорое повышение.

А как было дальше? Почему такого толкового работника предАзЧК Багиров так легко уступил ГрузЧК?

Не потому ли Берия был переведён из Баку в Тифлис, что склонный к интриге Багиров быстро усмотрел в Берии пусть и невольного, но опасного соперника, способного обойти начальника?

Так или иначе, через полтора года, с ноября 1922 года, начальника Секретно-оперативной части и зампреда АзЧК Л.П. Берию переводят на ту же должность в ГрузЧК.

Впрочем, возможно, всё объясняется объективно, хотя и в таком случае в основе мотивации перевода лежит всё та же активность и толковость Берии. Чекистская оперативная обстановка в Азербайджане была не из лёгких, но в Грузии она была вообще из рук вон плоха. Достаточно сказать, что даже когда по всему СССР органы ВЧК были преобразованы в органы ГПУ, в Грузии всё ещё продолжала работу именно Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией — вот какой сложной была там оперативная обстановка.

БЕРИЯ уезжал из Баку навсегда, и то, как он поработал в Азербайджане, можно понять из двух документов.

Вот первый:

«Азербайджанская Социалистическая Советская Республика Азербайджанский Совет Народных Комиссаров

Азербайджанский Совет Народных Комиссаров в ознаменование исполнения начальником секретно-оперативного отделения Азербайджанской Чрезвычайной комиссии тов. Берией Лаврентием Павловичем своего долга перед пролетарской революцией, выразившегося в умелом руководстве блестяще выполненного в государственном масштабе дела по ликвидации Закавказской организации п. с.-р., награждает его золотыми часами с монограммой.

Председатель Совет Народных Комиссаров Г. Мусабегов»

Вот второй:

«Выписка из приказа ГПУ от 1923 года за № 45 За энергичное и умелое проведение ликвидации Закавказской организации п. с.-р. нач. с.о.ч. Бакинского губотдела тов. Берия и нач. секретного отделения тов. Иоссем награждаются оружием — револьверами системы «Браунинг» с надписями, о чем занести в их послужные списки.

Зампред ГПУ (Уншлихт)»

Положительно характеризующие Берию документальные свидетельства давно превратились в архивную диковинку. Но кое-что и осталось.

Сохранилось, например, «Удостоверение.», подписанное секретарём ЦК

Азербайджанской Компартии Ахундовым, где говорилось:

«Дано сие ответственному партийному работнику тов. Берия Л.П. в том, что он [обладает] выдающимися способностями, проявленными в разных аппаратах государственного механизма. Работая Управделами ЦК Аз. компартии, чрезвычайным уполномоченным регистрода Кавфронта при реввоенсовете 11-й армии и ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих, он с присущей ему энергией, настойчивостью выполнил все задания, возложенные партией, дав блестящие результаты своей разносторонней работой, что следует отметить как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого в настоящий момент в советском строительстве.»

Удостоверение было дано в 1923 году, когда Берия уже работал в Грузии. Сейчас невозможно сказать точно — почему понадобилась Берии, работающему в Грузии, характеристика из Азербайджана?

Возможно, Берия, стремясь уйти из ЧК на учёбу, нуждался в подтверждении того, что он вполне пригодится на партийной или советской работе, почему в аттестации Ахундова нет и слова о Берии-чекисте.

Впрочем, мы имеем и оценку Берии Кировым, бывшим тогда в Баку секретарём ЦК: «.тов. Берия хороший и энергичный чекист, проявил себя на чекистской работе с хорошей стороны».

ИТАК, проводили Берию на новую работу с почётом. Накануне перевода он был отмечен похвальным листом Совнаркомом АССР, о нём написали местные газеты. Но это в Баку, где молодой Берия успел стать чекистом № 2 Азербайджана.

В Тифлисе, где ему предстояло стать со временем чекистом № 1 всего Закавказья, его ожидала ещё более напряжённая и нервная работа.

Вскользь уже было сказано, что Грузия была, пожалуй, самой трудной для чекистов республикой Закавказья, а если вдуматься — то и всего СССР. Начать с того, что Советская власть окончательно установилась в Грузии в самую последнюю очередь. Азербайджанская ССР была образована 28 апреля 1920 года, Армянская ССР — 29 ноября 1920 года, а Грузинская ССР — лишь 25 февраля 1921 года.

При этом в Грузии традиционно были сильны меньшевики — до революции и в годы гражданской войны их было в республике намного больше, чем большевиков, и это тоже было грузинской особенностью.

Скажем, азербайджанская националистическая партия «Мусават» (Равенство») возникла в Баку в 1911 году и её активность ограничивалась, естественно, Кавказом.

Армянский «Дашнакцутюн» («Союз») образовался ещё раньше — в 1890 году, между прочим — в Тифлисе. К слову, в Тифлисе и в начале XX века армян жило больше, чем грузин. Но дашнаки тоже ограничивали свою деятельность в основном кавказским регионом.

То есть в Твери и Жмеринке ни мусаватистов, ни дашнаков не имелось, а вот меньшевики были общероссийской партией. И лидеры грузинских меньшевиков Ной Жордания, Акакий Церетели были также одними из лидеров общероссийского меньшевистского крыла РСДРП. Большевик Сталин в 1907 году назвал их «наши кавказские клоуны», чего тот же Жордания («товарищ Ан») простить ему, конечно, не мог.

С 1918 по 1921 год Жордания возглавлял меньшевистское правительство Грузии, а теперь был в эмиграции и желал Советской Грузии одного — смерти, как и его сторонники в самой Грузии. Смерть они и несли: при эвакуации в Турцию якобы «национальное» правительство Жордании вывезло из Грузии весь запас хинина — незаменимого тогда средства против малярии. А малярия была тогда бичом грузин — достаточно вспомнить «Колхиду» Константина Паустовского.

Эмигрантские связи грузинских меньшевиков — как партии с общероссийским потенциалом были, естественно, весомыми и разветвлёнными. Дашнаки в Закавказье были сильны тем, что в мире имелась сильная и влиятельная армянская диаспора. Тот же интернациональный нефтяной «король» Гюльбенкян был, напоминаю, армянином.

То есть сложность ситуации в Грузии и значение Грузии, как и Азербайджана, заключались, не в последнюю очередь, тоже в проблеме нефти.

Так что и в Грузии дела чекисту Берии хватало.

ОДНИ готовили заговоры за кордоном, другие пытались закордонные директивы реализовать в мятежах и восстаниях, не пренебрегая ни саботажем, ни диверсиями, ни вульгарным шпионажем в пользу Запада.

Был развит бандитизм всех сортов. Берия сразу активно включился в борьбу с бандитизмом, и в 1923 году — первом году работы Лаврентия в ГрузЧК, из 31 банды, установленной чекистами на территории Грузии, 21 была уничтожена. В ходе боёв 123 бандита были убиты, 377 захвачены живыми.

Отдельной заботой оказались дашнаки, перебравшиеся в своё время из уже советской Армении в ещё меньшевистскую Грузию. Эту публику Берия хорошо знал по Баку и действовал против них со знанием её слабостей.

В начале 1923 года основной костяк дашнакского актива в Грузии, включая весь состав Тифлисского комитета, удалось арестовать. Из тайного склада в Ахалцихе были изъяты 11 пулемётов, 33 ящика гранат, 70 винтовок, 30 мешков артиллерийского пороха, 70 плит динамита, 500 пудов патронов.

Но основную боль составляли, конечно, грузинские контрреволюционеры. Массовая их база была быстро подорвана действиями Советской власти в пользу трудящегося большинства. С 25 по 30 августа 1923 года в Тбилиси вполне легально состоялся съезд грузинских меньшевиков, делегаты которого представляли 11 235 членов партии. Съезд объявил о ликвидации партии, но ещё до этого из неё вышло около 17 тысяч рабочих и крестьян.

В обращении съезда было сказано:

«Сопоставив поведение меньшевистского правительства в Грузии с поведением сменившего его Советского правительства, мы убедились, что первое загоняло пролетариат под ярмо буржуазии, а второе выводит его на широкую дорогу к социализму. Поэтому и только поэтому мы решили покинуть ряды меньшевистской партии».

На стороне бывшего ЦК меньшевиков осталось примерно 2 тысячи человек, главным образом выходцев из дворянских и буржуазных кругов. А за границей было образовано «грузинское правительство в изгнании» во главе с Ноем Жордания, Ноем Рамишвили и Ираклием Церетели.

В Грузии представители пяти ушедших в подполье партий — социал-демократов (меньшевиков), национал-демократов, социалистов-федералистов, независимых социал-демократов и эсеров — заключили соглашение об учреждении «Комитета независимости» - «паритетного». Руководил «паритетчиками» прибывший для этого из-за кордона член ЦК партии грузинских меньшевиков, бывший министр земледелия Ной Хомерики. В Грузии готовилось восстание.

И вот тут Берия провёл блестящую операцию, ставшую известной как «дело паритетчиков».

В лице «Комитета независимости» Лаврентий имел серьёзного противника, но и комитетчики в лице Берии имели перед собой тоже далеко не ротозея. В 1924 году был арестован Хомерики, члены меньшевистского ЦК Чхикишвили, Нодия.

У Чхикишвили обнаружили письмо Ноя Жордания, который наставлял «борцов» так:

«Русские цари только с Дагестаном вели борьбу более 30 лет. А сколько лет понадобится большевикам, чтобы вести борьбу не с одним Дагестаном, а с целым Закавказьем, легко представить. Перенос военной базы на Кавказский хребет и укрепление там всеми нашими вооружёнными силами — залог нашей победы. Только в этом случае Европа обратит на нас серьёзное внимание и окажет помощь».

6 августа 1924 года ГрузЧК арестовала эмиссара Жордания — Валико

Джугели, который должен был руководить непосредственной подготовкой восстания.

К тому времени грузинские чекисты имели подробные данные о деятельности «Комитета независимости».

Как поступил бы карьерист, если большинство нитей заговора у него в руках? Лучший способ выслужиться для карьериста — приступать к арестам, не считаясь с масштабами потерь, и чужих, и своих. И чем потери будут большими, тем больший вес можно придать победе.

Берия повёл себя прямо противоположно. Он дал Джугели убедиться, что ЧК известно всё и без его признаний. А потом Джугели было предложено обратиться из заключения к лидерам готовящегося выступления с рекомендацией отказаться от — как он убедился — авантюры.

Джугели так и поступил — он не хотел напрасной крови.

Но и Берия её не хотел!

Письмо Джугели было опубликовано в советских грузинских газетах, и вот что он, кроме прочего, писал:

«Я испытал на себе… влияние воздуха Чека, и я понял, что вся сила этого воздуха состоит в том, что именно здесь ближе знакомишься с обратной стороной нашей работы, со всеми её теневыми сторонами».

Джугели заявлял, что не малодушие и трусость привели его к отказу от борьбы, а безнадёжность задуманного предприятия.

Но ведь надо было суметь это Джугели доказать, убедить его. Берия это сумел, и именно это было в его стиле — постараться воздействовать даже на врага силой убеждения и логики.

И только если враг не ломался, его приходилось уничтожать.

Широкое восстание было сорвано, но 28 августа 1924 года группа князя Георгия Церетели захватила Чиатуру и образовала «Временное правительство Грузии». Были незначительные выступления в Сенакском, Себеринском, Зугдидском, Душетском уездах, в Гурии.

К 31 августа 1924 года всё было закончено при поддержке — в большинстве мест — самого населения. В Аджаристане на усиление охраны границы с Турцией пришло полторы тысячи крестьян.

4 сентября 1924 года работники ГрузЧК выследили и арестовали основной состав «Паритетного комитета» во главе с князем Коте Андроникашвили.

Организаторы восстания, среди которых было 17 князей, были расстреляны, но, как чаще всего и бывает, ликвидация «головки» заговора не ликвидировала всех его участников.

Борьба не прекращалась, она всего лишь видоизменялась. И её, как правило, скрытый теперь от постороннего взгляда характер лишь осложнял ситуацию.

УСТАНОВЛЕНИЕ Советской власти на Кавказе проходило, несмотря на окончание гражданской войны, непросто. 12 марта 1922 года на полномочной конференции представителей Центральных Исполнительных комитетов Грузии, Азербайджана и Армении была учреждена Закавказская Федерация — федеративный союз трёх советских республик Закавказья.

Идея Федерации была единственно разумной, и 13 декабря того же 1922 года на 1-м Закавказском Съезде Советов в Баку Федерация была преобразована в Закавказскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику, а 30 декабря 1922 года ЗСФСР объединилась с РСФСР, УССР и БССР в единое союзное государство — Союз Советских Социалистических Республик.

В Закавказье началось восстановление разрушенного и строительство нового. Это хозяйственное строительство надо было охранять от диверсий и саботажа извне и внутри страны, но чем спокойнее становилось в Закавказье, тем сложнее была работа по обеспечению этого спокойствия.

К тому же начинал образовываться ещё один «невидимый фронт» — в среде самих кавказских большевиков. Идее Федерации противились не только буржуазные националисты, но и немало национальных большевистских лидеров. Мдивани, Думбадзе, Кавтарадзе, Окуджава, Цинцадзе в Грузии, Ахундов, Гусейнов, Ханбудагов в Азербайджане считали, что каждая республика должна сохранить свою армию, иметь свою валюту, пользоваться свободой внешней торговли и обладать партийной автономией от ЦК РКП(б) и Кавказского бюро ЦК.

В октябре 1922 года группа Мдивани по прямому проводу обратилась в Москву с жалобой на Серго Орджоникидзе, который тогда был секретарём Закавказского краевого комитета РКП(б). Одновременно члены грузинского ЦК из группы Мдивани «в знак протеста» подали в отставку. Возник так называемый «грузинский вопрос».

Ленин 21 октября направил в Тифлис шифровку, где было сказано:

«Удивлен неприличным тоном записки по прямому проводу за подписью Цинцадзе и других, переданной мне почему-то Бухариным (Н-да! — С.К.), а не одним из секретарей Цека… Решительно осуждаю брань против Орджоникидзе и настаиваю на передаче вашего конфликта в приличном и лояльном тоне на разрешение Секретариата ЦК РКП.».

25 ноября Политбюро приняло решение направить в Грузию комиссию из Дзержинского и Сталина во главе с Дзержинским для срочной выработки мер, «необходимых для установления прочного мира в Компартии Грузии».

Дзержинский и Сталин работали в Тифлисе примерно две недели (12 декабря Феликс Эдмундович доложил Ленину о результатах поездки), и работа проходила бурно. Напомню, что Орджоникидзе закатил одному из сторонников Мдивани пощёчину. Сталин и Дзержинский отнеслись к этому спокойно, а Ленин очень возмущался. Но возмущался он всё же зря — эта компания ничего другого не заслуживала!

И как раз в ноябре 1922 года Берия приезжает в Тифлис! Приезжает в разгар драки (как видим — даже в прямом смысле слова) между ленинцами настоящими и «ленинцами» в кавычках. И сразу же становится на сторону Сталина и Орджоникидзе.

Можно представить себе, сколько на одном этом Лаврентий Берия сразу же заработал себе не то что недругов, а смертельных врагов!

Да что там! Поминаемый в шифровке Ленина Цинцадзе был тоже старым, с 1904 года, большевиком, при царе работал с Мдивани в Кутаисе, Батуме, Тифлисе, Баку. А после установления в Грузии Советской власти стал. членом ЦК Компартии Грузии, членом ЦИК Грузии и. председателем ЧК Грузинской ССР.

То есть троцкист Цинцадзе (в 1927 году его исключили из партии именно за это) какое-то время был прямым начальником Берии!

Не завидую я Берии — с его-то принципиальностью!

Почти все из вышеперечисленных «большевиков» были в 1938 году репрессированы, а тогда, в 20-е годы, их политическая деградация лишь начиналась. Тем не менее для чекиста Берии это стало ещё одной, и весьма деликатной, заботой. Ведь удара можно ожидать теперь не только «справа», но и слева, не только снизу — из подполья, но и «сверху» — из руководства.

Яркая натура, Берия всегда умел и работать эффективно, а такие люди наживают врагов автоматически, независимо от того, хотят они их иметь или нет.

Постепенно наживал врагов и Берия, и они попортили ему много крови живому, а после смерти вовсю постарались его оклеветать, пользуясь классическими приёмами клеветников: «помнится мне.», «со слов имярека мне стало известно.», и т. п. Но документов, подтверждающих ложь и клевету, привести не могут — ведь документально можно подтвердить только правду!

Документы же — подлинные, конечно, а не фальсификаты — всегда и во всём — за Берию.

Скажем, погибший в 1925 году в авиакатастрофе 1-й секретарь Закавказского крайкома Мясников (Мясникян) — весьма толковый управленец успел оставить следующую характеристику:

«Берия — интеллигент. Заявил о себе в Баку как способный чекист на посту заместителя председателя ЧК Азербайджана и начальника секретно-оперативной части. Ныне нач. СОЧ Грузинской ЧК».

Тогда стандартно гладкие характеристики («.истинный партиец, в связях, порочащих его, не замечен.» и т. д.) в моде не были. Тогда писали то, что было.

Так что с позиций того времени оценка Мясникова дорогого стоит.

Есть в нашем распоряжении и много более поздняя характеристика, данная Берии его бывшим начальником Павлуновским, членом партии с 1905 года. Но вначале — небольшое пояснение.

Иван Павлуновский (1888–1937) имел судьбу неровную и кончил плохо — будучи одним из ближайших сотрудников Орджоникидзе по Наркомату тяжёлой промышленности, связался с троцкистами и в октябре 1937 года был расстрелян. Он был виновен, но доказывать это здесь не место. Просто сообщу, что ещё в октябре 1933 года Сталин писал Кагановичу: «Очень плохо обстоит дело с артиллерией. Павлуновский запутал и губит дело артиллерии. Серго (Орджоникидзе. — С.К.) надо вздуть за то, что он, доверив большое дело двум-трем любимчикам, готов отдать в жертву этим дуракам интересы государства.» Тем не менее, Павлуновский отделался тогда нагоняем, а в 1934 году его даже избрали кандидатом в члены ЦК ВКП(б).

7 сентября 1926 года приказом ОГПУ № 190 Павлуновский был утверждён Председателем Закавказского ГПУ при СНК ЗСФСР. А 25 июня 1937 года он — судя по всему, по запросу Сталина написал следующее письмо: (орфография и синтаксис сохранены):

«Секретарю ЦК ВКП(б) т. Сталину

О т. Берия

В 1926 (в оригинале описка «В 1936». — С.К.) году я был назначен в Закавказье Председателем Зак ГПУ.

Перед отъездом в Тифлис меня вызвал к себе Пред ОГПУ т. Дзержинский и подробно ознакомил меня с обстановкой в Закавказье.

Тут же т. Дзержинский сообщил мне, что один из моих помощников по Закавказью т. Берия при муссоватистах работал в муссоватской контр-разведке. Пусть это обстоятельство меня ни в коей мере не смущает и не настораживает против т. Берия, т. как т. Берия работал в контр-разведке с ведома ответственных тт. закавказцев и что об этом знает он, т. Дзержинский и т. Серго Орджоникидзе.

По приезде в Тифлис.я. зашел к т. Серго (тогда — первому секретарю Закавказского крайкома. — С.К.). Т. Серго Орджоникидзе сообщил мне, что действительно т. Берия. эту работу вел по поручению работников партии и что об этом хорошо известно ему, т. Орджоникидзе, т. Кирову, т. Микояну и т. Назаретяну. Поэтому я должен относиться к т. Берия с полным доверием, и что он. полностью т. Берия доверяет.

В течение двух лет работы в Закавказье т. Орджоникидзе несколько раз говорил мне, что он очень высоко ценит т. Берия, как растущего работника, что из т. Берия выработается крупный работник и что такую характеристику т. Берия он, Серго, сообщил и т. Сталину.

<.>

Года два назад т. Серго как-то в разговоре сказал мне, а знаешь, что правые уклонисты и прочая шушера пытается использовать в борьбе с т. Берия тот факт, что он работал в муссоватской контр-разведке но из этого у них ничего не выйдет.

Я спросил у т. Серго, а известно ли об этом т. Сталину. Т. Серго Орджоникидзе ответил, что об этом т. Сталину известно и что об этом и он т. Сталину говорил.

Кандидат ЦК ВКП(б) Павлуновский

25 июня 1937 г.»

Впрочем, шушера — и правая, и контрреволюционная действовала против Берии не только словом. Осенью 1925 года Берия с группой чекистов на двух автомобилях возвращался по Военно-Грузинской дороге в Тифлис. На горном перевале их ждала засада.

Берия ехал на первом автомобиле. Один чекист погиб, два были ранены. Но Берия — это не моя оценка — «не потерял присутствия духа» и, отстреливаясь, прикрыл остальных.

К чему здесь, казалось бы, придраться? Герой, раненых товарищей не бросил, прикрывал огнём. Но клеветник всегда найдёт, где укусить. И известный поноситель Сталина и Берии Антонов-Овсеенко-младший по этому поводу позднее вопрошал: «Каким образом уцелел Берия, если ехал на первой машине, да ещё отстреливался?»

Это «ещё отстреливался» просто великолепно! По Овсеенко, получается, что если бы Берия не отстреливался, то шансов уцелеть у него было бы больше!..

С ДЕКАБРЯ 1926 года деятельность чекиста Берии начинает охватывать всё Закавказье — 2 декабря 1926 года он назначается заместителем полномочного представителя ОГПУ в Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республике и заместителем председателя Закавказского ГПУ, оставаясь также начальником Секретно-оперативного отдела (СОУ) Полпредства ОГПУ в ЗСФСР.

В ноябре 1928 года пост председателя Закавказского ГПУ занял Станислав Реденс (1892–1940), член партии с 1914 года. Он сменил Павлуновского.

Реденс был женат на Анне Аллилуевой — сестре жены Сталина, то есть был свояком Сталина, но далеко идущих выводов делать здесь не советую. Кумовством Сталин никогда не занимался и даже собственных сыновей и дочь на тёплые места не пристраивал.

Новый председатель Закавказского ГПУ был опытным чекистом, но кавказской специфики не знал, поскольку работал до этого на Украине, в Крыму, в Москве. То есть при формальном первенстве и Реденса «рабочей лошадью» Закавказского ГПУ оставался Берия. И ещё вопрос — кто кем тогда чаще руководил!

На рубеже 20-30-х годов у чекистов было две постоянные головные боли: вредительство в промышленности и экономическая контрреволюция, а также проблемы коллективизации.

Здесь не место много доказывать, что сознательное вредительство и саботаж были реальными и очень существенными чертами хозяйственной жизни в СССР в 20-30-е годы. С этой язвой удалось (более-менее!) покончить только к началу войны, хотя она вновь начала поражать наш хозяйственный организм после захвата власти хрущёвцами, которыми всё более манипулировали скрытые агенты влияния.

Впрочем, последнее сказано так — к слову.

Имея же в виду ситуацию первых пятилеток и зная опубликованные ныне архивные документы, отрицать явление вредительства, причём -

многофакторного, могут лишь отъявленные фальсификаторы истории.

Новой жизни пытались вредить и вредили часть старых «спецов» и просто «бывшие», агенты спецслужб Запада и злобствующие дураки, ушедшие в подполье троцкисты и «правые», которых в руководстве экономикой тогда хватало.

В 1928 году было раскрыто «Шахтинское дело» — отнюдь не выдуманное ОГПУ, как и дело «Промпартии» в 1930 году. В 1929 году выявились крупнейшие должностные преступления налоговых работников в Астрахани — убытки государства исчислялись в 10 миллионов рублей. Хватало и других дел, в том числе и в Закавказье, но «гвоздём программы» здесь было, конечно же, вредительство в нефтяной промышленности. И борьба с ним заняла в чекистской деятельности Берии в Закавказье немалое место.

Закавказье — это Грузия, Армения и.

И Азербайджан. А что такое был тогда Азербайджан — прежде всего — в масштабах СССР?

Азербайджан, как уже не раз говорилось выше, — это нефть Баку.

Вот по нефти враг и бил.

В 1929 году Берия начинает следствие по делу вредительства и саботажа в тресте «Азнефть».

Трест «Азнефть» — это Государственное объединение Азербайджанской нефтяной промышленности, учреждённое на основе декрета ЦИК и СНК СССР от 10 апреля 1924 года и подчинённое непосредственно Высшему Совету Народного Хозяйства (ВСНХ) СССР.

В состав «Азнефти» входили шесть промысловых площадей, три группы нефтеперерабатывающих заводов, две электростанции, ряд вспомогательных предприятий, собственные железнодорожные пути, железнодорожный, авто- и морской транспорт.

До революции всё это было распылено между почти двумястами владельцами, а 28 мая 1920 года — национализировано. Так что желающих или опять «приватизировать» огромные материальные ценности, или — если не удаётся, хотя бы напакостить «этим большевикам», в Закавказье и вне его хватало.

Максимальный уровень добычи, достигнутый в районе Баку до революции, составлял примерно 10 миллионов тонн в год. К концу 20-х годов «Азнефть» вновь выходила на этот уровень, но медленно и, так сказать, неохотно. Причины же были не столько техническими, сколько политическими. Работая по делу «Азнефти», Берия 1 сентября 1929 года писал Орджоникидзе в Москву:

«.тов. Реденс на днях вернулся из отпуска, но я решил пока в отпуск не ездить, а поехать в Баку. Нужно нажать как следует на это нефтяное дело и не дать ему принять затяжной характер, как это наблюдалось в отношении «шахтинского дела» и др. Тем паче, что тов. Сосо (Сталин. — С.К.) в разговоре с тов. Реденсом. высказал сомнение, сможем ли мы сами справиться… Пробуду там месяц, а если надо, и больше, но дело закончу, и все нити вредительства раскрою. Инициативу дела из рук не выпускаем и не выпустим.»

Кто-то может подумать, что Берия ехал в Баку кости подследственным ломать, но он ехал туда энергично работать. Причём всё оказалось сложнее и запутаннее, чем он думал. Прошёл не месяц, и не три, а восемь месяцев, однако даже 13 мая 1930 года в письме Серго Орджоникидзе Берия сообщал: «Следствие по вредительству в «Азнефти» продвигается форсированным темпом.».

Саботажники из «Азнефти» получили своё, и в ходе третьей пятилетки нефтедобыча в районе Баку выросла по сравнению с дореволюционной втрое. Но во всех этих «нефтяных» и других подобных делах имелся и ещё один момент, о котором обычно забывают, а зря.

Берия сумел так «вычистить» Закавказье, что во время войны в Баку не было проблем не только с добычей нефти и производством нефтепродуктов. Там не было ни серьёзных диверсий, ни серьёзного вредительства. А ведь без стабильного снабжения страны бакинской нефтью не было бы ни контрнаступления под Москвой, ни Сталинграда, ни победы на Курской дуге.

За одно это — за битву за военную нефть задолго до войны Берия заслужил от России если и не золотой, то уж бронзовый памятник — точно!

ЕЩЁ ОДНОЙ больной проблемой была реакция кавказского крестьянства на перегибы в сельском хозяйстве.

Если заглянуть в будущее — когда сельское хозяйство Грузии приобрело очевидное всесоюзное значение после переориентации на цитрусовые, чай, ценные технические культуры, то становится понятным, что настроения грузинских крестьян имели значение не только непосредственно для региона.

Лояльное, доверяющее Советской власти, осознавшее благотворность для него самого колхозного строя, крестьянство Грузии в перспективе имело большое общесоюзное значение.

Но пока что до этого было далеко. 17 августа 1931 года Сталин в письме Кагановичу писал:

«Теперь мне ясно, что Картвелишвили (секретарь Заккрайкома. — С.К.) и секретариат Грузцека своей безрассудной «политикой хлебозаготовок» довели ряд районов Западной Грузии до голода… Арестовывают людей сотнями, в том числе членов партии, явно сочувствующих недовольным и не сочувствующих «политике» грузинского ЦК. Но на арестах далеко не уедешь.»

Итак, массовые волнения программировала «политика» грузинских «политиков», а отдуваться приходилось чекистам. Вот часть записки председателя Закавказского ГПУ С.Ф. Реденса и начальника секретно-оперативного отдела Л.П. Берии, направленной 11 марта 1930 года первому заместителю Председателя ОГПУ Г.Г. Ягоде по прямому проводу:

«Сов. секретно

Москва, ОГПУ — тов. ЯГОДА

В результате недостаточного охвата огромного числа вновь созданных колхозов, допущенных перегибов, внутриколхозных недочетов и общей активизации антисоветских и кулацких сил усилились массовые антиколхозные выступления, принимающие политическую окраску, брожением охвачен ряд районов. Идет стремительный распад колхозов, сопровождающийся в ряде случаев разгромом Сельсоветов, избиением и изгнанием парткомсомольцев и совактива. Имевшие место выступления до сих пор ликвидировались мирными средствами и уговорами и лишь в редких случаях демонстрацией и незначительной войсковой силой, инициаторов и непосредственных участников разгромов и насилий за небольшим исключением не арестовывали., все это истолковывалось населением как признак слабости власти и способствовало ещё большему обнаглению выступавших под влиянием антисоветских сил.»

В горной Грузии вновь образовывались банды. И Реденс с Берией запрашивали санкции Центра на более энергичные действия — когда пожар возник, его приходится тушить.

Но разжигало пожар тогдашнее политическое руководство Грузии. При этом оно и внутреннюю склоку разводило — о чём чуть позже. Берии всё это надоело хуже горькой редьки — клеить не им разбитые горшки. И в том же письме Орджоникидзе от 13 мая 1930 года он пишет:

«Дорогой Серго, не один раз я ставил перед Вами вопрос о моей

учебе. Время проходит, кругом люди растут, развиваются, и те, которые ещё вчера были далеко от меня, сегодня ушли вперед. Известно, что безбожно отстаю. Ведь при нашей чекистской работе не успеваем зачастую даже газету прочесть, не то что самообразованием заняться…

Дорогой Серго! Я знаю, Вы скажете, что теперь не время поднимать вопрос об учебе. Но что делать. Чувствую, что я больше не могу.»

Возможно, когда он писал эти строки, Берия думал и о блондинке с голубыми глазами — жене Нино, которая закончила экономический факультет университета, готовила диссертацию. От него это всё было в 1930 году далеко так же, как в 1922, в 1923-м.

Берии тогда пошёл тридцать второй год, он был председателем ГПУ Грузии и заместителем председателя ГПУ Закавказской СФСР. И, даже занимая такие посты, хотел учиться.

Хотя не исключено, что теперь он, если бы получил возможность выбора профиля образования, выбрал бы не архитектурный факультет, а, скажем, Промышленную академию, готовящую кадры хозяйственных руководителей.

Берия ведь всегда имел задатки блестящего руководителя и крупного организатора. И до своего приезда в Грузию, и после отъезда в Москву он на всех занимаемых им постах обнаруживал очевидную компетентность и даже — сверхкомпетентность.

Были в майском письме и такие строки:

«Я все строго обдумал. Мой уход на работе не отразится. Аппарат Груз.[инского] ГПУ налажен и работает настолько четко, что любой товарищ, который его возглавит после меня, справится с положением.

Аппарат Аз. [ербайджанского] ГПУ в центре также налажен. Укрепляется теперь и аппарат Арм. [янского] ГПУ. Тов. Реденс уже в достаточной мере ориентируется в нашей обстановке и свободно справляется с работой.»

А вот ещё одно место из того длинного майского письма:

«Я думаю, что мой уход из Закавказья даже послужит к лучшему.

Ведь за десять лет работы в органах ГПУ в условиях Закавказья я достаточно намозолил глаза не только всяким антисоветским и контрреволюционным элементам, но и кое-кому из наших товарищей. Сколько людей будут прямо-таки приветствовать мой уход, настолько я им приелся своим постоянным будированием и вскрыванием имеющихся недочетов. Им хотелось, чтобы все было шито-крыто, а тут, извольте радоваться, кругом недочеты и ляпсусы.

Чувствую, что определенно всем надоел. Уже начинают прорабатывать, а что будет дальше — не знаю. Со мной начинают связывать все истории, которые когда-либо были в Грузии и вообще в Закавказье. В умах многих товарищей я являюсь первопричиной всех тех неприятностей, которые постигли товарищей за последнее время, и фигурирую чуть ли не как доносчик.

Можно ли в таких условиях работать и будет ли какая-никакая польза от этой работы? Я думаю, что нет.»

Что ж, всесторонняя оценка ситуации и руководства «на местах» входила в прямые служебные обязанности Полпреда ОГПУ Закавказья. Чекисты весьма быстро стали играть в системе Советской власти роль объективного «государева ока». А Лаврентий Берия своими обязанностями не пренебрегал никогда.

Да и другим этого не позволял.

Таких не любят ни в «курилках», ни уж тем более в большинстве начальственных кабинетов. Иначе бывает лишь тогда, когда сам хозяин кабинета являет собой деятельного лидера, главное «хобби» которого — его дело, занимающее двадцать четыре часа в сутки, а не положенные «присутственные» часы.

Сильный руководитель и команду подбирает по себе — сильную. Сталин был феноменально силён, так мог ли он — рано или поздно — не взять в свою личную команду работящего умницу Берию?

Имея же в виду письмо от 13 мая 1930 года, обращу внимание читателя на одну характерную его особенность: Берия никого конкретно не пытается обвинить, хотя объективно оснований к тому хватало, и переход Берии в наступление поддержку Москвы получил бы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.