Глава 17 ТЕНЬ БЕССМЕРТИЯ

Глава 17

ТЕНЬ БЕССМЕРТИЯ

Лавкрафт ушел, но осталось его наследие, с которым теперь пришлось разбираться его «литературному душеприказчику» — Р. Барлоу. Он все же приехал в Провиденс после смерти Лавкрафта. Его вызвала Энни Гэмвелл, обнаружившая в бумагах племянника документ, красноречиво озаглавленный — «Инструкция на случай моей кончины». Согласно этим распоряжениям, все рукописи передавались Барлоу. Тетя безукоризненно выполнила это распоряжение, а через несколько лет сам Р. Барлоу, разобравшись с рукописными текстами, передал их в библиотеку Джона Хея при университете Брауна. (Несмотря на явное бескорыстие, проявленное «литературным душеприказчиком», некоторые из друзей Лавкрафта (к сожалению, даже К.Э. Смит и Д. Уондри) все же принялись обвинять его в «узурпации прав» и «присвоении имущества».)

Однако главную роль в распространении текстов Лавкрафта и сохранении интереса к ним сыграл не Барлоу, а совсем другой человек из окружения умершего. Барлоу, может быть, и оказался хорошим хранителем наследия, но для издания и рекламы лавкрафтианы нужен был деятель совершенно иного склада. Напористый, агрессивный, упрямый и уверенный в собственной непогрешимости. Короче говоря, был необходим О. Дерлет.

Возможно, Лавкрафт какое-то время и сам подумывал, чтобы сделать предприимчивого коллегу главным распорядителем своего литературного наследия. (Намеки на это можно обнаружить в письмах.) И хотя основным «душеприказчиком» в итоге оказался Барлоу, Дерлет самостоятельно принялся разрабатывать план посмертной публикации текстов Лавкрафта. Он с ходу замахнулся на трехтомник, где в первые две книги вошла бы проза, публицистика и стихотворения, а третий составили бы избранные письма. Однако изначально удалось собрать, и то лишь при самой активной помощи Р. Барлоу, всего один том, куда были включены тридцать шесть рассказов и эссе «Сверхъестественный ужас в литературе». Увы, при попытке пристроить этот здоровенный «гроссбух» в различные издательства Дерлет получал одни отказы.

В сердцах он предпринял решительный шаг — вместе с Д. Уондри основал собственное издательство «Аркхэм Хаус», ставшее легендой в истории американской мистической литературы. В декабре 1939 г. подготовленный том произведений Лавкрафта получил название «Изгой и другие рассказы», после чего вышел в свет. Книга продавалась по пять долларов и расходилась достаточно медленно. Тем не менее публикацию заметили, и она вызвала положительные отклики в прессе.

Параллельно Дерлет активно пристраивал неиздававшиеся тексты Лавкрафта в прессе, преимущественно в «Уиерд Тейлс». Кстати, надо отдать ему должное — гонорар за эти публикации (в общей сложности около тысячи долларов) он честно передал Энни Гэмвелл. (Последняя близкая родственница Лавкрафта ненадолго пережила племянника — она скончалась 29 января 1941 г. от рака.)

Вслед за выходом тома рассказов «мастера ужасов» из Провиденса Дерлет выпустил однотомник собственных произведений, а также собрание текстов К.Э. Смита. Следующий лавкрафтианский том, «За стеной сна», был издан только в 1943 г. и всего в 1217 экземплярах. Именно сюда вошли ранее не издававшийся «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата» и полный вариант «Истории Чарльза Декстера Варда».

А вот с томом писем у Дерлета сразу же возникли проблемы. (Что и понятно, учитывая почти необъятное эпистолярное наследие Лавкрафта.) Письма для издания присылали отовсюду, и чтобы просто рассортировать их, необходимы были значительное время и силы. Поэтому издание отложили, и, как впоследствии выяснилось, на длительное время. Более того, полное издание писем Лавкрафта вряд ли будет завершено в принципе. Разве что в электронном виде и при размещении на каком-нибудь сайте.

В 1944 г. Дерлет выпустил том «Маргиналиа», куда вошли не только различные прозаические вещи Лавкрафта (в том числе и отрывки), но и воспоминания и документы. Чуть позже начали выходить и лавкрафтовские книги в бумажном переплете, подготовленные Ф. Орлином Тримейном с разрешения Дерлета. Первой из таких книг стал сборник «Жуткая тень над Инсмутом и другие истории о сверхъестественном», изданный в 1944 г. В 1945 г. было опубликовано самое, пожалуй, успешное издание Лавкрафта этого времени — в издательстве «Уорлд Паблишинг Компани» вышел сборник «Лучшие истории о сверхъестественном», собранный Дерлетом. К концу 1946 г. было продано более шестидесяти семи тысяч этих книг, что стало явным рекордом для лавкрафтианы.

Стали появляться и критические работы о Лавкрафте, вроде эссе Уинфилда Таунли Скотта «Его собственное самое фантастическое творение», вошедшее в сборник «Маргиналиа», и биографическое исследование О. Дерлета «Г.Ф.Л: воспоминания». Впрочем, не все отзывы о покойном писателе были благожелательными и понимающими. Например, известный критик Э. Уилсон, мнивший себя знатоком мистики и одновременно обливавший презрением большинство мистических произведений, обрушился на творчество Лавкрафта в язвительной статье, вышедшей в «Нью-Йоркере». Уилсон назвал его рассказы халтурой, примером дурного вкуса и плохого исполнения. Он с презрением высказался обо всем его наследии: «Единственный подлинный ужас большинства подобных произведений — ужас плохого вкуса и плохого мастерства. Лавкрафт не был хорошим писателем. Тот факт, что его многословный и непримечательный стиль сравнивается со стилем По, является одним из множества печальных признаков того, что писательству уже почти никто не уделяет должного внимания»[424]. Это были огульные и бездоказательные обвинения, однако Уилсон заложил нехорошую традицию, по сей день иногда возникающую в «мейнстримовской» критике — судить о литературном хорроре свысока, презрительно и толком не знакомясь с содержанием критикуемых книг.

Были, конечно, и другие отзывы. Например, Р. Гехман в статье из «Нью Рипаблик» назвал Лавкрафта выдающимся деятелем в области научной фантастики. Нарождающийся спор между скептиками и апологетами, как мы сейчас знаем, разрешился сам собой и в пользу апологетов. Однако произошло это намного позже. А пока надвигались «тощие года», на протяжении которых хоррор переживал кризис и падение читательского интереса, когда его мастерам приходилось маскировать «книги ужаса» под якобы «чистую научную фантастику» (как, например, пришлось поступить Р. Матесон в романе «Уменьшившийся человек»).

1945 г. также ознаменовался событием, к которому исследователи творчества Лавкрафта привыкли относиться со скепсисом и недовольством — О. Дерлет опубликовал повесть «Таящийся у порога». В качестве авторов текста были представлены сам Дерлет и покойный Г.Ф. Лавкрафт. Так начался период «посмертного сотрудничества» издателя наследия и его скончавшегося друга, период, результаты которого вызывают множество споров.

Дерлет, конечно же, был активным и даже фанатичным участником литературной игры в совместную мифологию, которую годами практиковали Лавкрафт и его сотоварищи. Во всяком случае, уже в 1931 г. в его рассказе «Ужас из глубин» наличествует весь набор антуражных элементов «мифологии Ктулху» — от «Некрономикона» до самих Великих Древних. Лавкрафт не только не возразил против этого поступка своего друга. Он даже одобрил его в письме к Ф. Райту, подчеркнув, правда, что рассматривает общий пантеон выдуманных богов только как элемент литературного фона.

К сожалению, Дерлет, в конце концов, стал почти одержим «мифологией Ктулху» (сам он предпочитал ее называть «мифами Хастура», не самого популярного из Великих Древних у Лавкрафта, зато регулярно упоминавшегося у его упрямого продолжателя). Он поставил производство «ктулхианских текстов» на поток, вкладывая в них содержание, о котором и не помышляли ни Лавкрафт, ни К.Э. Смит, ни Р. Говард.

Самым важным изменением, которое Дерлет внес в лавкрафтианскую Вселенную, холодную и равнодушную, стало восприятие ее как арены борьбы Добра и Зла. Примерно с рассказа «Возвращение Хастура», начатого еще в 1932 г., но завершенного лишь в 1937 г., в его текстах, с большой или меньшей степенью четкости, описывается вечная борьба, идущая между якобы добрыми Старшими Богами, среди которых по имени известен лишь старик Ноденс, и злыми Великими Древними, во главе с Азатотом, Ктулху, Йог-Сототом и Хастуром. То, что начиналось и шло как литературная игра (во всяком случае, пока был жив Лавкрафт), превратилось в нудное навязывание определенной идейной концепции и жесткого шаблона.

Побуждения Дерлета изначально были вполне честными — указывая на «соавторство», он лишь стремился показать, что черновики и заметки Лавкрафта стали для него источником вдохновения. Однако с годами имя покойного друга стало для фантаста из Висконсина лишь способом рекламы собственных сочинений. Читающие «посмертные» рассказы Лавкрафта должны хорошо понимать, что в них куда больше от Дерлета. «Таящийся у порога» насчитывает более сорока пяти тысяч слов, однако вырос он из двух отрывков в тысячу двести слов. «Лампа Альхазреда» смонтирована из пейзажных набросков, заимствованных из писем Лавкрафта и не имеющих никакого отношения к ее сюжету. «Единственный наследник» был написан по мотивам бессвязных отрывков, начертанных на газете. И это еще лучшие и наиболее обоснованные случаи! Чаще Дерлет просто развивал идею, взятую из записной книжки Лавкрафта, где зафиксированы краткие сюжеты возможных произведений. Так что отдадим должное «посмертному соавтору» за его умеренность — учитывая количество сюжетных записей, он мог наплодить целую библиотеку «ктулхианы».

Следует достаточно четко различать, что есть две мало пересекающиеся мифологические Вселенные, населенные похожими персонажами: Вселенная Лавкрафта и Вселенная Дерлета. И если в 30-х гг. друзья Говарда Филлипса следовали за его видением литературной реальности, то с 50-х гг., после выхода «соавторского» сборника «Единственный наследник и другие рассказы», восторжествовали подходы и воззрения Дерлета. Они и сейчас доминируют в массовом сознании. То, что большинство читателей подразумевает под «миром мифов Ктулху», — преимущественно результат деятельности и воображения Дерлета, а не его старшего друга.

Бесцеремонность Дерлета проявилась и в его отношении к авторским правам Лавкрафта. Назначив себя «по факту» главным распорядителем и издателем лавкрафтовского наследия, он буквально терроризировал тех, кто пытался без его разрешения публиковать рассказы покойного. При этом реальных прав на это у Дерлета фактически не было. (После смерти Энни Гэмвелл права на произведения Лавкрафта перешли к его троюродной сестре Э. Филлипс-Морриш и старой подруге его тети — Э. Льюис.) Однако, чтобы не связываться с напористым, склочным и мстительным издателем, составители сборников «рассказов ужасов» предпочитали заплатить ему, а не вступать в нудные споры. (Впрочем, когда самозваному распорядителю давали отпор, он, видимо, хорошо понимая шаткость своих претензий, быстро шел на попятный. Публикатор С. Московиц, напечатавший без разрешения Дерлета «Шепчущего в ночи» в антологии рассказов, подбивал его судиться. Однако якобы полновластный хозяин творческого наследия Лавкрафта предпочел отделаться пустыми словесными угрозами.)

Соне Грин никто не сообщил о смерти бывшего мужа. Поэтому она узнала о том, что Лавкрафт умер, только в 1945 г. Видимо, тогда же Соня решила написать воспоминания о нем, сокращенная версия которых появилась в «Провиденс сандей джорнел» в 1948 г.

Ближайший друг последних лет жизни Лавкрафта Р. Барлоу в 1942 г. переехал в Мексику, где стал профессором антропологии местного университета. В 1951 г. он покончил жизнь самоубийством.

Другие друзья Лавкрафта продолжали здравствовать, но только Дерлет и, в меньшей степени, Д. Уондри с завидным упорством продолжали пропагандировать его наследие.

Постепенно интерес к книгам Лавкрафт стали проявлять и зарубежные издатели. В 1951 г. два тома фантаста вышли в Великобритании, в 1954 г. появились французские переводы, затем итальянские и испанские. Причем в последнем случае издания вышли в свет не только в Испании, но и в странах Южной Америки. Здесь на них обратили внимание как обычные читатели, так и вполне влиятельные «мейнстримовские» литераторы. На Х.Л. Борхеса рассказы «мастера ужасов» из США произвели настолько большое впечатление, что он даже написал вольную импровизацию в лавкрафтианском стиле, хоть и на аргентинском материале.

Именно в переводах на романские языки стал проявляться еще один парадокс лавкрафтовского творчества. (Позже он возник и в переводах на языки славянские.) Многие стилистические огрехи, заметные в английском оригинале, исчезали под пером переводчика, и поэтому рассказы, которые вызывали справедливые нарекания у англоязычного критика, воспринимались куда лучше французским или испанским читателем. Вообще, европейская читающая публика быстрее поняла истинное значение Лавкрафта в мировой литературе, однозначно ставя его на один уровень с По и Готторном.

В 1959 г. Дерлет выпустил еще один том произведений Лавкрафта, а затем с 1963 по 1965 г. предпринял переиздание его основных сочинений в трех томах. Также в 1965 г. наконец-то вышел первый том избранной переписки Лавкрафта. (Два последующих тома были изданы в 1968 и 1971 гг.)

В начале 60-х гг. XX в. к лавкрафтианскому наследию обратился и кинематограф. К сожалению, четыре фильма, вышедшие в 1964,1965,1967 и 1970 гг., заложили дурную тенденцию, не преодоленную и по сей день, — текстами Лавкрафта оказались заинтересованы сценаристы и режиссеры, способные произвести только еще один фильм категории «Б». Сюжеты рассказов безжалостно корежились и искажались, о создании соответствующей атмосферы кинематографисты, похоже, и не задумывались. При этом, один раз наткнувшись на «лавкрафтовскую жилу», они старались, несмотря на постоянные провалы, разрабатывать ее годами. Именно так поступал, например, Б. Юзна, ставший режиссером или продюсером целых шести фильмов.

Не пресекалась и благословленная Дерлетом традиция развивать «Мифы Ктулху», причем именно в его, а не лавкрафтовской интерпретации. Среди продолжателей 60—70-х гг. XX в. можно особо выделить Р. Кэмпбелла и Б. Ламли. Кэмпбелл, британский автор, ныне являющийся одним из самых известных и оригинальных мастеров хоррора, опубликовал первые «ктулхианские» тексты, еще когда ему исполнилось восемнадцать. К счастью, он быстро перерос эти подражания и выбрал как собственный подход к развитию сюжета «историй ужасов», так и четкий, очень хорошо запоминающийся стиль. С. Кинг верно отозвался о работах Кэмпбелла, подчеркнув, что тот «пишет холодной, почти ледяной прозой»[425].

Б. Ламли принялся создавать истории, продолжающие дерлетовскую традицию «мифов Ктулху», еще в конце 60-х. Он даже превзошел своего вдохновителя, объединяя в одном тексте сюжеты и персонажей из таких рассказов Лавкрафта, которые тот и в горячечном бреду не счел бы пересекающимися. Например, в его повести «Под торфяниками», посвященной Глубоководным, появляется божество-ящерица Вокруг из рассказа «Карающий рок над Сарнатом». Также в его текстах можно встретить практически весь пантеон Великих Древних — от Ктулху до измышленных самим Ламли Йиб-Тстла и Буг-Шаша. Он дольше, чем Р. Кэмпбелл, был привязан к созданию псевдолавкрафтианских историй, но, в конце концов, также охладел к этому занятию, переключившись на написание оригинальных «романов ужасов», из которых отечественному читателю лучше всего известен цикл «Некроскоп». (Впрочем, один из его рассказов, связанных с «мифологией Ктулху», был написан аж в 2004 г. и опубликован в 2005 г.)

Продолжала трудиться и «старая гвардия» — еще в 1945 г. был издан сборник лавкрафтианских рассказов Ф.Б. Лонга «Псы Тиндалоса», републикованный в измененном составе в 1963 г., в 1948 г. — уже упоминавшаяся «Паутина острова Пасхи» Д. Уондри, в 1978 г. вышел роман Р. Блоха «Странные эпохи», а тремя годами позже — его сборник «Тайны червя», куда вошли подражания старшему другу, написанные за десятилетия. Среди других текстов второй половины XX в., навеянных лавкрафтианским наследием, также можно выделить роман Ф. Чэппела «Дагон», изданный в 1968 г.

В начале 60-х постепенно сложились две тенденции, по сей день господствующие в литературе, посвященной творчеству и судьбе Лавкрафта. Выразителем первой из них стал Колин Уилсон, больше известный российским читателям как писатель-фантаст, автор известного цикла «Мир пауков». Как и положено фантасту, Уилсон не изучил наследие Лавкрафта, а придумал его, обвинив в борьбе с рациональностью, отсутствии здравого смысла и отвержении реальности. В своей книге «Сила мечты: литература и воображение» он приписал скептику и материалисту из Провиденса безумие и маниакальные наклонности. Уилсон утверждал: «В некотором роде Лавкрафт — ужасная личность. В своей “войне со здравым рассудком” он напоминает У.Б. Йейтса. Но, в отличие от Йейтса, он нездоров… Лавкрафт совершенно одинок; он отверг “реальность”; он как будто утратил все здоровые чувства, которые нормального человека заставили бы отступить на полпути… Впрочем, хотя Лавкрафт и является таким скверным писателем, он обладает некоторой значительностью вроде Кафки. Пускай его произведения и не состоялись как литература, они все же представляют интерес как психологическая история болезни»[426].

После того как О. Дерлет прочитал эти надуманные обвинения, он закатил Уилсону настоящий скандал. Надо отдать автору «Силы мечты» должное — вместо того чтобы бесплодно огрызаться, он более тщательно прочитал Лавкрафта и даже стал ему симпатизировать. Лавкрафтианские мотивы проникли и в его творчество. Во всяком случае, в романе К. Уилсона «Паразиты разума» упоминаются не только Великие Древние и Лавкрафт, но и О. Дерлет. (Позднее стал он автором и одного из фальшивых «Некрономиконов», самого, пожалуй, удачного среди всех этих литературных мистификаций.)

И все же К. Уилсон, как и ранее его однофамилец Э. Уилсон, сыграл роковую роль в изучении творчества Лавкрафта. Со времени выхода его книги у многих литераторов возникло непреодолимое стремление выдумывать факты из жизни Говарда Филлипса, приписывать ему идеи, которых он никогда не выдвигал, описывать события, в которых он не участвовал. В отношении Лавкрафта чуть ли не литературной нормой стала тотальная мифологизация и фальсификация. Это, конечно же, работало на его посмертную популярность, все сильнее превращая в настоящую «культовую фигуру», но одновременно и делало судьбу писателя лишь набором штампов из «литературы ужасов». В рамках этой тенденции Лавкрафта перестали изучать. Его стали придумывать. Каждый — по-своему.

Другая же тенденция проявилась в защищенной в 1962 г. магистерской диссертации Артура Коки «Г.Ф. Лавкрафт. Введение в его жизнь и творчество». В этой скрупулезной и не потерявшей значения до сих пор работы автор строго и безукоризненно следовал документам и достоверным фактам из жизни писателя. Но при этом текст у него получился на редкость скучным. В подобном русле и по сей день трудятся десятки филологов и литературоведов, изучающих творчество Лавкрафта.

Какой путь лучше и продуктивнее? (Насчет того, какой честнее, вопросов нет.) Пожалуй, как и во многих случаях в жизни, наиболее удачным оказывается сочетание двух подходов. Во всяком случае, лучшие биографии Лавкрафта, принадлежащие перу Л. Спрэга де Кампа, Ф. Лонга и С.Т. Джоши, по большей части следуют второму пути, точно и методично излагая события из жизни писателя. Но при этом наиболее интересными страницами биографических трудов оказываются те, где авторы отрываются от суконной правды документов и начинают выдвигать свои версии происхождения тех или иных текстов.

Единственным судьей в данном вопросе оказывается читатель, а ему (увы!) красивая выдумка всегда милее проверенного и перепроверенного факта. Так что как бы ни возмущались пуристы (и я в том числе), а мифы о Лавкрафте будут только плодиться и размножаться. Однажды начавшуюся мифологизацию невозможно остановить.

Но пока развитие мифов о фантасте шло, в 1971 г. скончался человек, сыгравший определяющую роль в целой действующей мифологии из творчества Лавкрафта. 4 июля этого года, в День независимости США, умер О. Дерлет.

Обычно его жестоко критикуют за отсебятину, которую он внес в лавкрафтиану. Но если уж быть до конца объективным, то становится ясно, что без Дерлета Лавкрафт если и не был бы наглухо забыт, то уж, во всяком случае, не пользовался бы столь обширной популярностью. О нем помнили бы только знатоки истории НФ. А вместе с Лавкрафтом такому полузабвению подверглись бы и многие другие авторы хоррора и фэнтези первой половины XX в.

При всех отрицательных чертах и сложных качествах характера Дерлет сделал для своего друга не меньше, чем М. Брод для Й. Кафки. Он сохранил творчество Лавкрафта как живую часть литературы 40—60-х гг. XX в. И за это ему должны быть благодарны все фэны и ценители лавкрафтианы.

Дальнейшее изучение творчества Лавкрафта шло странным синтетическим путем — одновременно скрупулезное изучение его жизни и в то же время — создание очередных мифов. В жизни писателя нарочито старались выискать нечто загадочное, таинственное и сверхъестественное. Дошло до того, что созданная в 1973 г. ассоциация любительской прессы, специально посвященная изданию журналов по лавкрафтиане, получила мистифицирующее название «Тайный орден Дагона».

Мифологизация Лавкрафта сопровождалась все более растущим интересом к его наследию со стороны массовой культуры. Уже в конце 60-х гг. XX в. появилась и выступала рок-группа, которая была немудряще названа «Н.Р. Lovecraft». Затем настала очередь литературных подделок — один за другим стали появляться фальшивые «Некрономиконы», энтузиасты сочинили «Книгу Эйбона» и «Сокровенные культы» фон Юнцта.

А в настоящее время любопытствующий читатель может обнаружить в Интернете чуть ли не всю оккультную библиотеку из лавкрафтианы.

С годами влияние творчества Лавкрафта на современную «литературу вымысла» только возрастает, идя по нескольким разным направлениям. Не уменьшается количество текстов, чье действие развивается внутри лавкрафтианской (вернее — дерлетовской) Вселенной. В сборник, вроде хорошо известных нашим читателям «Мифов Ктулху», включены тексты не только членов «старой гвардии», большинство представителей которой, к сожалению, уже скончались, но и писателей, вошедших в литературу во второй половине XX в., — Б. Ламли, Р. Кэмпбелла, К. Уилсона, Д. Расс, К. Вагнера, Ф. Фармера, Р. Лупоффа и С. Кинга.

Упоминание отдельных имен Великих Древних (в первую очередь, конечно же, самого Ктулху, «Великого и Ужасного»), а также отдельных книг из виртуальной мифологической библиотеки Лавкрафта и его друзей применяется в качестве приема, работающего на создание и нагнетание атмосферы таинственности. Автор может писать вполне шаблонный «ужастик» о ходячих мертвецах, но сделанный вскользь намек на «Некрономикон» с ходу придает тексту некоторую глубину. Дескать, шустрые зомби не просто так набросились на живых граждан. Их пробудили Неописуемые и Необъяснимые Силы!!! При этом в реальности книжка чаще всего так и остается очередным набором банальностей, не имеющих ничего общего с миром образов и символов лавкрафтианы. Дошло до того, что в сатирическом и принципиально издевательском американском мультсериале «Южный парк» в одной из серий появился Великий Ктулху и секта его поклонников.

И наконец, сам Лавкрафт давно превратился в архетипический образ создателя текстов хоррора. Когда надо упомянуть «литературу ужасов» (в хвалебных или, напротив, ругательных тонах) чаще всего всплывает его имя. Например, в последние годы у журналистов, пишущих о компьютерных играх, стало хорошим тоном употреблять прилагательное «лавкрафтианский» при описании любой пугающей ситуации или даже мрачного сооружения.

Все эти подходы могут проявляться и в творчестве одного, иногда даже очень маститого автора. Например, у Стивена Кинга есть объемный рассказ «Селение Иерусалим», использующий все штампы «дерлетовской школы». Там применяются шаблонные ходы, вплоть до подробного изложения сцены приезда героя в заброшенный и опутанный легендами городок в Новой Англии, изображения непугающих читателя монстров и обязательного упоминания запрещенных древних мистических книг. Причем основную роль в тексте играет даже не лавкрафтовский «Некрономикон», а придуманная Р. Блохом «De Vermis Mysteriis». Главный герой находит эту книгу в заброшенной и оскверненной церкви. (Где же еще?) Это тоскливое подражание извиняет, пожалуй, только то, что С. Кинг создал его на самой заре писательской карьеры, лишь нащупывая собственный путь в литературе.

Значительно более поздний «Крауч-Энд» написан совсем в другой стилистике и, благодаря этому, по духу значительно ближе к Лавкрафту. Действие его разворачивается в Лондоне, где случайно заблудившаяся молодая чета сталкивается с чудовищами, проникающими в наш мир из иной реальности. Среди этих монстров оказывается и один из Великих Древних. И, описывая эту встречу, С. Кинг следует традициям Лавкрафта, пытавшегося изображать невообразимых (и неизобразимых) чудовищ. Вот как героиня рассказывает про одного из них: «Щупальца, — медленно сказала она, запинаясь. — Я думаю… думаю, что это были щупальца. Но они были толстые, как стволы старых баньяновых деревьев, будто каждый состоял тысячи маленьких извивающихся щупалец… и на них были маленькие розовые штучки, похожие на присоски… но временами они казались человеческими лицами… некоторые были похожи на лицо Лонни, а некоторые — на другие лица, и все они… пронзительно кричали, корчились в страданиях… но под ними, в темноте под мостовой… было что-то еще. Что-то, похожее на огромные… огромные глаза…» Этот нарочито бессвязный лепет свидетельницы больше всего напоминает кусок из «Ужаса в Данвиче», где один из героев пытается описать потомка Йог-Сотота. По мрачности и безысходности, по ощущению ужасов истинной Вселенной, скрывающейся за тонкой пленкой реальности, «Крауч-Энд» превосходит многие из рассказов самого Лавкрафта. В таком же духе сделан и совсем недавний рассказ С. Кинга «N», где в наш мир пытается прорваться монстр Ктун, походя упомянутый у фантаста из Провиденса в соавторском рассказе «Ужас в музее».

Но гораздо чаще Кинг лишь мимолетно ссылается на лавкрафтианское наследие, используя его для создания определенной атмосферы в тексте. Это может быть всего лишь имя одного из Великих Древних в романе «Необходимые вещи». Там герой видит на стене надпись: «“ЙОГ-СОТОТ правит” — было написано выцветшими красными буквами». Или простое замечание о том, что события в произведении развиваются совсем не так, как это принято в уже почти канонизированных текстах Лавкрафта. Например, в повести «Туман», описывая чудовищ, напавших на городок Бриджтон, С. Кинг замечает: «Страх вызывали не чудовища, подстерегающие нас в тумане. Мой удар ломиком доказал, что они не бессмертные монстры из книг Лавкрафта, а всего лишь обычные уязвимые существа»[427].

Тексты Кинга — это пример удачного и творческого использования лавкрафтовских мотивов. Значительно чаще ситуация развивается, как в цикле романов «Салемский колдун» немецкого писателя В. Хольбайна, созданных на рубеже 80–90 гг. XX в. Здесь в один причудливый литературный коктейль замешаны «Некрономикон», Глубоководные, Великие Древние и даже сам Лавкрафт. Результатом же стали тексты, может, и занимательные, но совсем не лавкрафтианские. Еще более спорным оказывается эксперимент отечественного автора А. Лидина, запустившего в 2010 г. целый цикл романов «Мифы Ктулху».

Кинематографические воплощения книг Лавкрафта по-прежнему остаются на удивление неудачными. Над этими фильмами словно довлеет некий рок. И чаще всего хочется просто забыть, что случайно посмотрел подобную кинокартину. Возможно, особенную роль в этом сыграл уже упомянутый Б. Юзна, на долгие годы почти монополизировавший экранизации Лавкрафта. Наиболее удачными из его кинопродукции оказались спродюсированные им картины «Извне» и «Дагон» С. Гордона. Однако в первом случае компактный рассказ Лавкрафта пришлось растянуть, введя кучу дополнительных эпизодов, да еще и совершенно чуждую ему любовную линию. (Одно время средние голливудские режиссеры без нее не мыслили приключенческого или фантастического кино.)

«Дагон» же, несмотря на свое название, сделан вовсе не по одноименному рассказу, а по «Тени над Инсмутом». При этом действие зачем-то было перенесено в Испанию (возможно, по финансовым соображениям), а в сюжетные перипетии оказывается втянута четверка американских туристов. Опять-таки появляется любовная линия, пусть и слабо намеченная. Но в целом режиссер и сценарист старались следовать тексту Лавкрафта, и в итоге «Дагон» можно счесть относительной удачей.

Чего не скажешь, например, о «Некрономиконе» самого Б. Юзны. Этот фильм более всего примечателен тем, что в качестве персонажа, связующего три его части, поставленные по мотивам «Ночногоокеана», «Холодноговоздуха» и «Шепчущего в ночи», выступает сам Г.Ф. Лавкрафт. При этом сценарист додумался до абсурдной идеи о том, что писатель вычитал сюжеты этих трех новелл из «Некрономикона», скрытого в библиотеке некоего тайного культа! Даже создатели фальшивых трудов Абдула Альхазреда не доходили до таких бредовых построений.

Увы, кинематографическая лавкрафтиана не может похвастаться шедеврами. Однако история предшествующих неудач не останавливает энтузиастов. В ближайшее время планируются фильмы по «Хребтам Безумия» и «Тени над Инсмутом», регулярно собирает публику ежегодный фестиваль окололавкрафтианских короткометражных кинокартин на специальном НФ-конвенте «Ктулхукон». Задуман фантастический фильм и про самого Лавкрафта, который еще сыграет свою роль в его продолжающейся мифологизации. Впрочем, не так давно великий мастер уже появлялся в хорошо известном отечественному зрителю американском сериале «Сверхъестественное». И конечно же, он был выведен в окарикатуренном образе полуграмотного мистика, сумевшего открыть дверь в наш мир злобным потусторонним тварям.

Настольные игры по лавкрафтианской вселенной еще с 1981 г. стала выпускать фирма «Chaosium Inc.». Эта целая линейка «настолок», выходящая под общим брендом «The Call of Cthulhu». В настоящее время она доступна и отечественным игрокам — во всяком случае, в русском переводе выпущен базовый вариант игры под названием «Ужас Аркхема», рассчитанный на пятерых участников. Необходимо выбрать одного из персонажей (детектива, гангстера, искательницу приключений и т. п.), которые попытаются не дать местным культистам пробудить кого-то из Великих Древних (от Йига до самого Азатота). К сожалению, по крепко установившейся традиции в таких играх используется мифологическая система не Лавкрафта, а Дерлета, вплоть до упоминания локаций, существующих только в его текстах. Подобные игры, конечно же, способствуют развитию популярности фантаста, но вряд ли дают сколько-нибудь адекватное представление о его творчестве и идеях.

В отличие от линейки настольных игр компьютерные воплощения лавкрафтовских образов и идей пока еще не слишком многочисленны. Откровенным курьезом была «Robert D. Anderson & The Legacy of Ctulhu», где мотивы из рассказов Лавкрафта оказались вплетены в очередную историю про нацистский мистицизм и дутые тайны Третьего рейха. Фактически в настоящее время есть лишь одна игра, полноценно использующая лавкрафтовско-дерлетовскую мифологию в своем сюжете. Это, разумеется, «Call of Cthulhu: Dark Corners of the Earth», разработанная и выпущенная в 2005 г. компьютерной фирмой «Headfirst Productions».

История частного детектива Джека Уолтерса, за которого предлагается играть, в принципе основана на «Тени над Инсмутом». Игрок не только посетит самые укромные уголки этого города, но даже сможет побывать на Рифе Дьявола и в затопленном городе Йхантлеи в тот самый момент, когда его обстреливает торпедами подводная лодка. При этом контекст игрового мира оказывается шире, чем просто инсценировка одной повести, — в «Call of Cthulhu: Dark Corners of the Earth» присутствуют отсылки и на «За гранью времен», и на «Тварь на пороге», и на другие поздние тексты Лавкрафта. Но, несмотря на название игры, Ктулху в ней так и не появляется. Дело в том, что создатели приключений Джека Уолтерса планировали обширное предложение, да только этому не сужено было сбыться. Фирма «Headfirst Productions» разорилась, и один из самых удачных и атмосферных проектов по Лавкрафту в игровой индустрии тихо скончался.

Впрочем, внимание игроделов к миру рассказов фантаста из Провиденса все еще сохраняется. Например, отдельные элементы лавкрафтианской мифологии включены в онлайновую ролевую игру «The Secret World», где должны быть даже специальные локации Кингспорт и Инсмут, а также Великий Ктулху — в качестве одного из боссов-противников. Поэтому можно надеяться, что расцвет компьютерных игр по мотивам рассказов Лавкрафта еще впереди.

Лавкрафтианское наследие оказалось в двойственном положении в нашем мире. С одной стороны, тексты писателя стали настоящим кладом для массовой культуры, легко и непринужденно инкорпорирующей внутрь себя самые яркие образы из них. Впрочем, здесь более востребованной оказывается дерлетовская концепция реальности, нежели подлинно лавкрафтовская. (Обычно привлекает большая цельность художественной Вселенной Дерлета, где отдельные элементы, надерганные из самых разных произведений Лавкрафта, сведены во взаимосвязанную картину.)

С другой стороны, по мере роста влияния постмодернизма (или уже постпостмодернизма?) становится ясно истинное место Лавкрафта в литературе. Теперь уже понятно, что он был одним из самых талантливых и оригинальных заметных американских писателей первой половины XX в. Тематика текстов, отпугивавшая «серьезных» критиков и литературоведов при его жизни, ныне воспринимается как проявление нешаблонности мышления и раскованности воображения. Интерес к невероятному и немыслимому, считавшийся «пороком» во времена тотального торжества реализма, сейчас превозносится как достоинство и неоспоримая ценность.

В нашем веке произведения Лавкрафта можно с одинаковым успехом найти как на полках с хоррором, так и там, где в книжных магазинах принято помещать классическую литературу, рядом с Шекспиром, Киплингом, Диккенсом и его любимым По. Книги фантаста из Провиденса выпускаются в таких же сериях, что и тексты этих писателей. (Особенно это характерно для романских и славянских стран.)

В тех сферах искусства (в любой его форме — массовой или элитарной), где речь заходит о пугающем или сверхъестественном, влияние Лавкрафта оказывается неискоренимым. Оно может быть определяющим или пренебрежимо малым, но следы его присутствуют всегда.