ПОКАЗАНИЯ И ЗАЯВЛЕНИЯ А. И. ЖЕЛЯБОВА
ПОКАЗАНИЯ И ЗАЯВЛЕНИЯ А. И. ЖЕЛЯБОВА
[1 марта]. <…> Признаю, что жил в последнее время по 1-й роте Измайловского полка, д. № 18, кв. 23, под именем Николая Ивановича Слотвинского, которого я совершенно не знаю и который не имел никакого отношения к пользованию дубликатом его документа. Говорю это в надежде, что правдивые во всех отношениях показания мои избавят судебную власть от необходимости принять по отношению к Слотвинскому несправедливые меры, а самого Слотвинского — от напрасных страданий. В показаниях своих от 27 февраля я признал себя членом партии «Народной воли», программа которой рекомендует как одну из форм активной борьбы уничтожение правителей. Согласно этой программе и в силу распоряжения Исполнительного комитета, я принимал известное участие в покушении под г. Александровском. Этим убеждениям я останусь верен и буду служить им до последнего моего издыхания. Для таковых предприятий у меня имелся динамит в коробках, найденных у меня на квартире при осмотре (протокола обыска я не читал и сужу о вещах, им обнаруженных, по словесной передаче г. прокурора). Но употреблен ли хранившийся у меня динамит на предприятие, результатом коего были сегодняшние события, — не знаю, так как арестован раньше. Могу только заявить, что предприятие это в духе программы партии и в этом смысле я разделяю его вполне.
Время цареубийства не было намечено заранее с точностью, так как обусловливалось образом жизни объекта нападения. Что касается зависимости времени совершения от общественного настроения и др. политических условий, то партия имеет на этот счет руки развязанными давно: нападение требовалось всеми сочувствующими освобождению страны, и упреки приходилось выслушивать лишь за промедление. Место действия находится еще в большой зависимости от привычек объекта; о нем (месте) в пятницу вечером (27 февраля) я мог бы сказать лишь одно — по пути его следования. Участниками предприятия могли быть лишь члены боевых дружин Исполнительного комитета; но кто именно участвовал в сегодняшнем деле, я не знаю, за исключением предъявленного мне Рысакова, известного мне за в высшей степени преданного революционному делу деятеля. Лично мое участие физическое не было лишь по причине ареста; нравственное участие полное. О метательных снарядах в идее знаю давно; с системами их также знаком; но какая система была пущена сегодня в дело, не знаю: это решение совета техников Исполнительного комитета, состоявшегося после моего ареста.
[Заявление А. И. Желябова]
Если новый Государь, получив скипетр из рук революции, намерен держаться в отношении цареубийц старой системы; если Рысакова намерены казнить, было бы вопиющею несправедливостью сохранять жизнь мне, многократно покушавшемуся на жизнь Александра II и не принявшему физического участия в умерщвлении его лишь по глупой случайности. Я требую приобщения себя к делу 1 марта и, если нужно, сделаю уличающие меня разоблачения. Прошу дать ход моему заявлению. Андрей Желябов.
2 марта 1881 г.
Д[ом] предв[арительного] закл[ючения].
P. S. Меня беспокоит опасение, что правительство поставит внешнюю законность выше внутренней справедливости, украся корону нового монарха трупом юного героя лишь по недостатку формальных улик против меня, ветерана революции. Я протестую против такого исхода всеми силами души моей и требую для себя справедливости. Только трусостью правительства можно было бы объяснить одну виселицу, а не две. Андрей Желябов.
[2 марта]. По поводу отношений своих к Рысакову заявляю, что согласен с его показаниями, т. е. познакомился с ним вследствие выраженного Рысаковым желания приступить к занятиям с рабочими; сблизившись с ним на этом деле и определив в нем способность к деятельности боевой, террористической, я повел с Рысаковым разговор о том, что рабочее дело станет прочно, лишь будучи охраняемо от шпионов чрез устранение последних. Оказалось, что Рысаков самостоятельно дошел до взглядов партии на этот предмет; признавая, что для таких дел нужна специальная боевая организация, оставалось предложить ему вступить в боевую рабочую дружину, что и было принято Рысаковым. Первое знакомство наше, если не ошибаюсь, относится к осени прошлого года. В декабре Рысаков был членом рабочей организации, а также «боевой рабочей дружины». Данная дружина, входя в состав боевых сил Исполнительного комитета, имела целью: 1) устранение шпионов, действующих в рабочей среде; 2) привлечение лучших рабочих к участию в подобных делах; 3) собирание определившихся лиц в группы для самостоятельного исполнения террористических предприятий, намеченных рабочей организацией; 4) группы эти должны быть готовы принять на себя инициативу инсуррекционного движения, которое партия считает почти неизбежной переходной ступенью в деятельности подготовительной ко всеобщей революции; 5) наконец, боевая дружина служит школой для выработки из себя характеров, способных к самопожертвованию в интересах общего дела. Рысаков заявил себя с первых шагов прекрасным агитатором среди рабочих. На мой взгляд, в нем были большие задатки спокойного, мужественного террориста. Все это вместе взятое выдвигало его как редкую нравственную силу. Когда нападение на Александра II было поставлено Исполнительным комитетом ближайшей практической задачей, приблизительно в конце января, был сделан вызов добровольцев из боевых комитетских дружин. В числе прочих рвался на это дело и Рысаков. Я, будучи ближайшим агентом Исполнительного комитета и в то же время членом дружины рабочей, рекомендовал Исполнительному комитету Рысакова с наилучшей стороны. Рысаков был зачислен в группу по данному предприятию. Мне было поручено Исполнительным комитетом действовать вместе с группой. Последовал ряд собраний для обсуждения плана нападения: места, времени, средств нападения, распределения сил и т. д. Вызванные из разных дружин, члены данной группы должны были ознакомиться между собой, сблизиться, возыметь доверие друг к другу. На это, впрочем, требовалось немного времени; больше времени уходило на ознакомление группы со средствами нападения, в частности с метательными снарядами. С этой целью на собрания являлся техник; он подробно разбирал разные системы снарядов; указывал все «за» и «против» каждой системы; знакомил с условиями пользования ими. На некоторых из таковых собраний был я; но на последнем не был; посему не знаю, на какой системе остановились в конце концов. Арест оторвал меня от этого дела. Таким образом, окончательный план (время, место, снаряды) и его исполнители были определены после меня и мне неизвестны. Остальных членов группы по данному предприятию я, само собою разумеется, не назову.
Последнее собрание группы, на котором присутствовал я, было, насколько помню, во вторник; на нем не был поставлен определенный план действий. По вопросу об организации. Организация партии «Нар[одная] в[оля]» состоит из целой сети тайных кружков, группирующихся на начале централизации групп младшего порядка вокруг группы порядка высшего. Каждая группа высшего порядка пополняется лучшими силами групп порядка младшего. Вся организация стягивается к единому центру — Исполнительному комитету. Все группы связаны между собой единством программы и плана практических действий, общностью сил и средств. Сношения между групп[ами] ведутся через агента высшей группы, входящего в состав младшей группы как ее сочлен. Интересы центра для каждого члена стоят выше интересов его группы. Поэтому центр вправе отзывать членов подгрупп на известные ему нужды, не мотивируя отозвания перед группой. Каждая группа в ведении своих дел самостоятельна и имеет свой бюджет. Все вопросы программные, а также вопросы партийной политики центр отдает на обсуждение всей организации. Решение по этим вопросам постановляет съезд представителей местных центральных групп вместе с уполномоченными от Исп[олнительного] к[омитета] — Исп[олнительный] к[омитет] следит за точным исполнением предначертаний съезда и направляет сообразно ним все силы организации. Взаимные отношения местных центральных групп между собою и к Исп[олнительному] к[омитету], их круг ведения определяются особыми договорами. Такова организация по месту. В больших центрах она дробится по предметам ведения; такова рабочая организация, военная, молодежи и т. д., на том же начале автономности кружков и централизации.
[4 марта]. В прошлый раз я говорил о задачах «рабочей боевой дружины», к которой принадлежал вместе с Рысаковым. Теперь, следуя приглашению г. прокурора, заявляю, что у Исп[олнительного] комитета таких групп много; одни из них находятся в провинции, другие — здесь, в столице; некоторые характера боевого, общереволюционного, другие — боевые специальные, подобно рабочей дружине, но приспособленные к иной среде. От сообщений подробностей уклоняюсь. Исп[олнительный] комитет, поставив известное нападение ближайшей практической задачей, сделал, кажется, в январе месяце вызов добровольцев из всех боевых дружин. Идти на самопожертвование вызвалось в итоге 47 человек. Мне было поручено сорганизовать предприятие (разумею нападение с метательными снарядами). Я предложил участие определенному числу добровольцев, между прочим, Рысакову, руководствуясь личным знанием их, а также некоторыми другими соображениями. Отсюда видно, что, выпади честь сорганизовать нападение не мне, а на долю иного агента Исп[олнительного] комитета, личный состав дружины по данному предприятию был бы несомненно другой. Следуя тому же приглашению г. прокурора, поясняю, что агент 3-й ст., каковым я состою, есть ближайший агент Исп[олнительного] комитета, лицо, пользующееся его полным доверием…[55]
[6 марта]. По поводу двух прочитанных мне 4 марта показаний Рысакова заявляю, что (поскольку я их припоминаю) показания эти в большей части своей согласны с действительностью. Он познакомился со мной, как с лицом, именующимся Захаром Тимофеевичем, ведущим дело с рабочими. О сближении нашем рассказано мною в показании 1 марта, в существенном согласно с показаниями Рысакова. На цареубийство шел он сознательно и добровольно по моему приглашению. В январе и феврале я не раз вел с ним разговор о роли царей в судьбах русского народа и, в связи с этим, о необходимости их уничтожения вообще, если русские цари пожелают остаться при старой системе управления. Рысакову виднее, было ли в моих рассуждениях что-либо новое, самим Рысаковым не надуманное, и в какой мере это новое повлияло на него. Пусть же об этом говорит сам Рысаков. В деле 1 марта я отводил Рысакову лишь место пособника для выправки из него самостоятельного бойца на последующее время, хотя, конечно, своих предположений ему не высказывал, а заставлял переживать самые серьезные ожидания в интересах закала характера; истинная роль его в событии зависела уже не от меня, тогда арестованного, исполнил ее Рысаков, поскольку мне известно и в чем я вперед был уверен, с честью. Припоминаю неверность с действительностью в показаниях Рысакова относительно роли Тимофея. Тут Рысаков, видимо, перепутал лично для него желательное с предложенным мною для Тимофея, и Тимофей вышел у него предполагавшимся участником нападения, что совершенно неверно. Не имея пред собою показаний Рысакова и не желая возражать против собственных недоразумений, прекращаю объяснения свои по поводу его показаний.
[Из заявления А. И. Желябова в Особое присутствие Сената]
<…> Принимая во внимание:
во-первых, что действия наши, отданные царским указом на рассмотрение Особого присутствия Сената, направлены исключительно против правительства и лишь ему одному в ущерб; что правительство, как сторона пострадавшая, должно быть признано заинтересованной в этом деле стороной и не может быть судьей в своем собственном деле; что Особое присутствие, как состоящее из правительственных чиновников, обязано действовать в интересах своего правительства, руководясь при этом не указаниями совести, а правительственными распоряжениями, произвольно именуемыми законами, — дело наше неподсудно Особому присутствию Сената;
во-вторых, действия наши должны быть рассматриваемы как одно из проявлений той открытой, всеми признанной борьбы, которую русская социально-революционная партия много лет ведет за права народа и права человека против русского правительства, насильственно завладевшего властью и насильственно удерживающего ее в своих руках по сей день;
единственным судьею в деле этой борьбы между социально-революционной партией и правительством может быть лишь, весь русский народ чрез непосредственное голосование или, что ближе, в лице своих законных представителей в Учредительном собрании, правильно избранном;
и в-третьих, так как эта форма суда (Учредительное собрание) в отношении нас лично неосуществима; так как суд присяжных в значительной степени представляет собою общественную совесть и не связан в действиях своих присягой на верную службу одной из заинтересованных в деле сторон;
на основаниях вышеизложенных я заявляю о неподсудности нашего дела Особому присутствию Правительствующего Сената и требую суда присяжных в глубокой уверенности, что суд общественной совести не только вынесет нам оправдательный приговор, как Вере Засулич, но и выразит нам признательность отечества за деятельность особенно полезную.
1881 г. 25 марта Андрей Желябов.
Петропавловск, крепость.
Печатается по: 1 марта 1881 года, с. 278–284.