ДНЕВНИК СОБЫТИЙ С 1 МАРТА ПО 1 СЕНТЯБРЯ 1881 ГОДА

ДНЕВНИК СОБЫТИЙ С 1 МАРТА ПО 1 СЕНТЯБРЯ 1881 ГОДА

<…> Назначив на воскресенье развод, Государь рассчитывал провести обеденную пору в Аничковом дворце у Его Высочества Наследника Цесаревича Александра Александровича. У последнего на этот день был назначен семейный обед во дворце.

Около полудня начался съезд к Михайловскому манежу лиц военного звания. Чтобы не нарушать порядка и не затруднять разъезд экипажей подле манежа, были расставлены на Манежной площади конные жандармы. Несколько человек из них были обращены лицом на Казанскую улицу, а другие — на перекресток Малой Садовой и Большой Итальянской улиц. Проезд и проход для народа оставался по Большой Итальянской вдоль садика, который устроен посередине площади, против манежа. Конечно, все эти приготовления дали понять, что на этот раз Государь сам пожалует в манеж. Народ, всегда добивающийся чести лишний раз увидать своего обожаемого Монарха и приветствовать Его, стал собираться. Большая Итальянская улица, вдоль площади, затем Малая Садовая, наконец, часть Невского проспекта, от Гостиного двора до памятника императрице Екатерине II — все это было сплошь залито народом. Полиция с большим трудом сохраняла свободным проезд.

Около часа пополудни Государь выехал из дворца. Ожидания лиц, стоявших на Невском проспекте, были обмануты. Садясь в карету, Его Величество приказал лейб-кучеру Фролу Сергееву ехать через Певческий мост, а затем через Театральный; проехав по набережной Екатерининского канала, карета повернула прямо на Большую Итальянскую. Наконец царская карета показалась вблизи Манежной площади. Государь изволил сидеть один в карете. На козлах сидел царский кучер Фрол; рядом с кучером сидел постоянный ординарец покойного Государя унтер-офицер Кузьма Мачнев. Вокруг кареты — конвой Его Величества, состоящий из шести конных казаков лейб-гвардии Терского казачьего эскадрона, следовавших впереди, с боков и сзади кареты. Следом за царскою каретою ехал полицмейстер первого городского отделения полковник Адриан Иванович Дворжицкий в санях, а за ним начальник охранной стражи капитан Кох и еще несколько лиц. Радостное «ура» приветствовало Императора, который приветливо улыбался в ответ. Вскоре Государь вошел в манеж, где для развода были батальон лейб-гвардии резервного пехотного полка и лейб-гвардии саперный батальон. Здесь же были Государь Наследник Цесаревич и брат Государя, великий князь Михаил Николаевич.

Развод прошел очень удачно. Государь Император был доволен всем происходящим и находился, по-видимому, в хорошем расположении духа. Окончился развод, и, поговорив немного с окружающими приближенными лицами, Государь вышел из манежа. Он сел в карету и, окруженный конвоем в том же порядке, изволил отправиться по Большой Итальянской улице, через Михайловскую площадь, во дворец Ее Императорского Высочества великой княгини Екатерины Михайловны…

Желая удостовериться собственными глазами, насколько удовлетворительно исполняют свою обязанность конвойные казаки, ротмистр [П. Т. Кулебякин. — Сост. ] переменил свое намерение идти к Летнему саду. Он нанял извозчика и решился дожидаться выезда Государя из дворца, чтобы следовать за Его каретою до Зимнего дворца.

Прежде чем мы будем продолжать рассказ, надрывающий сердце каждого человека, опишем то место, на котором случилось неслыханное злодеяние.

Набережная Екатерининского канала тянется совершенно прямо от Невского проспекта до набережной реки Мойки. Если идти по набережной лицом к Мойке, то по правую руку будут две улицы: Большая Итальянская, по которой Государь проехал в манеж, и Инженерная, по которой Он возвращался из Михайловского дворца. По левую руку идущего будут Шведский переулок и Конюшенная площадь. От угла Инженерной улицы до Театрального моста расстояние невелико, всего 570 шагов; если идти от Инженерной улицы на панели, то по правой руке будет сначала высокая желтовато-красная стена, затем такого же цвета каменный дом, принадлежащий к дворцовому ведомству; рядом с ним ворота, и опять такая же стена, но короткая.

За нею следует вплоть до железоконного мостика через Мойку стена пониже, светло-желтого цвета, отделяющая дворцовый сад. В этой стене трое ворот: двое почти посередине всего расстояния от Инженерной до Мойки, а третьи против Театрального моста. Между средними воротами, со стороны сада, находится печка для таяния снега, а почти рядом сложены дрова, назначенные для этой печки. Вдоль самого канала по обеим сторонам тянется панель и решетка. По другую сторону канала, от Шведского переулка до Конюшенной площади, возвышается здание придворного конюшенного ведомства, а от площади до Мойки — придворный манеж. В летнюю пору по той стороне, где проезжал Государь Император, ходят обыкновенно конки; зимою же конки перестают ходить, и поэтому рельсы заносит снегом и их совершенно не видно. Постаравшись точно описать местность, памятную теперь всем и каждому, обратим наше внимание на людей, которые находились на набережной во время проезда Государя Императора случайно, проходом или же по обязанностям службы.

Из лиц, которые находились на набережной по обязанностям службы, были следующие: вдоль стены Михайловского сада у ворот стояли подле лавочек вахтер дежурный и три дежурных дворника; по другую сторону проезда на панели, немного ближе к Театральному мосту, — городовой Памфил Минин с товарищем. На самом мосту стоял помощник пристава 1-го участка Казанской части Константин Петрович Максимов; на расстоянии своего участка, от Певческого до Театрального моста, г. Максимов провожал Государя Императора, когда Он изволил выехать из Зимнего дворца, а теперь ожидал возвращения Государя. Вместе с поручиком Максимовым на посту у Театрального моста находился околоточный надзиратель 1-го участка Казанской части Егор Галактионов, а в нескольких шагах — городовой Афанасьев.

Юнкер конвоя Его Величества Кайтов заведовал разъездами по Лебяжьему каналу и вдоль Дворцовой набережной, так как не было известно, по какому направлению будет возвращаться Государь из Михайловского манежа. Перед тем как Государю выехать на набережную, конвой с юнкером Кайтовым проехал мимо Театрального моста и повернул на Царицын луг вдоль балаганов.

Из лиц, которые находились на набережной от угла Инженерной до моста случайно, были следующие на различных местах: рабочий Назаров, который скалывал в одном месте лед здоровым ломом; двое обойных подмастерьев, лет по шестнадцати, Федор Дьяконов и Орест Базырин; они шли по панели с Выборгской стороны от г. Овчинникова к своему хозяину Хазову и несли еще не отделанный диванчик или кушетку. Крестьянский мальчик Николай Максимов Захаров, не более четырнадцати лет от роду; он служил на посылках в мясной лавке и нес теперь одному покупателю корзину с мясом на голове. Фельдшер лейб-гвардии Павловского полка Василий Горохов, уволенный в отпуск по случаю воскресного дня, проходил по панели возле решетки, чтобы выйти на Невский. Учитель музыки при женском Патриотическом институте, французский подданный, Юлий-Берн Кипри также подходил из-за Мойки. Солдатка Авдотья Давыдова была именинницею и шла с Петербургской стороны к своей куме в гости; эта здоровая женщина, лет тридцати восьми, занималась стиркою белья и жила в Новой Деревне на Черной речке. Дьяконов, Базырин, Захаров и Давыдова были почти рядом, а Горохов был впереди. Наконец, двое или трое неизвестных мужчин.

Его Величество изволил выехать из ворот Михайловского дворца. Завтрак у великой княгини Екатерины Михайловны окончился, и Государь возвращался в Зимний дворец. Пробыв у своей двоюродной сестры около получаса, Государь от нее уехал уже один, сказав кучеру:

— Тою же дорогою — домой.

Карета Государя направилась по Инженерной улице и затем повернула направо, по набережной Екатерининского канала; унтер-офицер Мачнев сидел на козлах, а конные казаки ехали в следующем порядке: впереди кареты — Илья Федоров и Артемий Пожаров, у правой дверцы — Михаил Луценко, а сзади его — Никифор Сагеев, у левой дверцы — Иван Олейников, а за ним Александр Малеичев. Вслед за экипажем Государя ехал в санях, запряженных парою в пристяжку, полицмейстер 1-го отделения полковник Дворжицкий, и за ним — начальник охранной стражи отдельного корпуса жандармов капитан Кох и командир лейб-гвардии Терского казачьего эскадрона ротмистр Кулебякин в отдельных санях, запряженных в одиночку. Прибавился только ротмистр Кулебякин, который порядочно отставал, так как извозчик не мог поспевать за царскою каретою. Великий князь Михаил Николаевич со своими августейшими сыновьями остался на несколько минут в Михайловском дворце, а поэтому и не последовал за Государем.

Карета двинулась к Екатерининскому каналу крупною рысью; не доезжая 150 шагов до угла, Государь обогнал возвращающийся из манежа после развода караул 8-го флотского экипажа, в числе 47 человек, под командою мичмана Ержиковича; караул отдал Его Величеству установленную честь. В то же самое время по тому же направлению, но только по Большой Итальянской, следовал с развода, под начальством поручика Кинареева, взвод юнкеров 2-й роты 1-го военного Павловского училища в составе 25 человек; юнкера, пройдя сквер через Михайловскую площадь, видели как царскую карету, так и моряков. Карета повернула направо по Екатерининскому каналу и ехала так шибко, что казачьи лошади принуждены были скакать. Все протяжение набережной Екатерининского канала, от поворота с Инженерной улицы до Театрального моста, отгорожено, за исключением дома и служб II отделения собственной Его Величества канцелярии, от Михайловского сада — каменною стеною, как мы уже говорили, а от канала — железною решеткою.

Фельдшер Василий Горохов шел по набережной и вскоре обогнал неизвестного мужчину, у которого в согнутой кверху руке был маленький белый узелок. Не обращая внимания на незнакомца, Горохов шел быстро вперед и, перегнав его шагов на пятнадцать, увидел выезжающую из Инженерной улицы карету Государя Императора, окруженную казаками. Так как карета ехала навстречу Горохову, то последний остановился для отдания воинской чести Его Величеству. При этом он заметил случайно, что человек, которого он обогнал, также остановился, не дойдя до него шагов шести; только неизвестный стал ближе к краю панели, а Горохов — подле самой решетки. Впереди Горохова шла солдатка Давыдова, которая остановилась рядом с Дьяконовым и Базыриным. Молодые подмастерья увидали карету.

— Царь едет! — сказал Дьяконов.

— Вон Государь едет! — подхватил Базырин.

В эту секунду к ним подошел Захаров. Он спустил корзину с головы и поставил ее подле себя на панель, а сам снял шапку. По его примеру Дьяконов и Базырин поставили свой диванчик тоже на панель и сняли свои шапки. По другую сторону проезда, у ворот ограды, стоял вахтер с дворниками и стоя ожидали проезда Государя, а ближе к Театральному мосту стояли двое городовых.

Кучер Фрол правил бойкими конями, и карета быстро подвигалась вперед. Однако Государь Император успевал своим орлиным взглядом замечать стоящих людей. Он видел низкие поклоны трех мальчиков и женщины и ответил милостивою улыбкою; Он видел вытянувшегося военного фельдшера и изволил отвечать на его отдание чести, сам приложив руку под козырек. Проехал Государь, и счастливые подданные, проводив Его немного глазами, обратились к своим делам: Захаров взялся за корзину, чтобы нести ее на место; подмастерья подняли диванчик; прачка Давыдова тоже повернулась лицом к Невскому, чтобы идти к куме. Горохов, дождавшись саней полковника Дворжицкого, сделал то же самое.

В это время было один час сорок пять минут пополудни.

Вдруг раздался оглушительный выстрел, как из пушки.

Этот выстрел раздался под задними колесами царской кареты. Неизвестный мужчина, стоявший в шести шагах от Горохова, на глазах дежурного вахтера Егорова бросил свой белый узелок под карету в ту минуту, когда Государь Император проезжал мимо него. В ту же секунду под каретою произошел взрыв, и поднялось довольно густое облако белого дыма, а карету подбросило несколько от земли. Взрыв был настолько силен, что он разбил заднюю стенку экипажа Его Величества, оставил глубокий след на земле и поранил лошадей полковника Дворжицкого, который следовал тотчас же за каретою Государя Императора. О силе взрыва можно было судить по воронкообразному углублению в промерзлой земле, это углубление имело аршин глубины и аршин с четвертью в диаметре. Как только раздался взрыв, весь царский поезд сразу остановился и как бы замер.

Крик ужаса раздался по набережной.

В этот момент место злодейства представляло такую картину: один из казаков, упомянутых выше, Малеичев, лежал мертвый несколько позади кареты, близ тротуара набережной. Другой казак, сидевший на козлах возле кучера, Мачнев, склонился в изнеможении, судорожно ухватываясь за козлы. На самом тротуаре, шагах в тридцати позади, бился на земле и стонал Захаров, возле которого лежала большая корзина с мясом, — он был ранен осколком смертоносного снаряда. В нескольких шагах от него стоял, отвалившись на перила канавы, изнемогая, офицер, также раненный. Впереди падал на землю городовой. Тут же стояли, обезумев от страха, Базырин с Дьяконовым.

Облачко дыма стало расходиться, и перепуганный Горохов увидел обоих, как только повернулся лицом к карете. В то же мгновение мимо него пробежал неизвестный человек, конечно без узелка в руках, и кричал громко по временам:

— Держи! Держи!

Следом за неизвестным кинулся бежать городовой Василий Несговоров, который стоял со своим товарищем Мининым; за ним побежал и сам Горохов. В то время когда неизвестный бежал мимо Захарова, этот мальчик кинул ему по ногам свою корзину с мясом, но не попал.[13] На дороге между тем стоял рабочий Назаров, перепуганный взрывом; когда он опомнился и пришел в себя, то увидел, что мимо него бежит какой-то мужчина, а за ним гонятся городовой и фельдшер. Догадавшись, что это спасается преступник, Назаров понял, что он обязан помочь в ловле; долго не думая, он схватил свой лом и бросил очень ловко преступнику в ноги. Преступник споткнулся и упал в то время, когда городовой шагнул пошире и наступил ему на пятку. Преступник упал вперед лицом и на руки, но тотчас же стал подниматься, поворачиваясь в то же время лицом к стороне городового. Городовой в этот момент протянул руки, чтобы обхватить этого человека, а тот, в свою очередь, стал отталкивать городового и дергать за шашку. Тут наскочил Горохов и обхватил преступника сбоку повыше локтей, а городовой успел захватить его за обе руки выше кистей. Тогда Горохов своею правою рукою перехватил плотно правую руку преступника, ближе к плечу, левою рукою взял его за шиворот таким образом, что захватил все его платье и ворот рубахи, и стал давить его книзу. В это самое время со стороны Невского проспекта подоспело несколько людей, услышавших или увидавших взрыв; двое из них, солдаты лейб-гвардии Преображенского полка Платон Макаров и Иван Евченко, бросились на помощь городовому и Горохову: один солдат схватил преступника за горло, а другой — за что попало, и все четверо нажали его так, что тот сидел в полусогнутом состоянии и не мог больше подняться. Лицом преступник был обращен к Театральному мосту.

Чувствуя в эту секунду, что его держат крепко и вырваться не представляется ни малейшей возможности, преступник быстро оглянулся и, увидя, вероятно, в собиравшейся вокруг толпе знакомое лицо, крикнул громко:

— Скажи отцу, что меня схватили!

Когда раздался взрыв, начальник охранной команды, капитан Кох, выскочил из саней в то же мгновение и остановился на секунду, чтобы осмотреться и понять, что сделалось с Государем. Завидя сквозь расходящийся дым, что Государь выходит из кареты, он бросился было к Нему, по не успел пробежать и десяти шагов, как остановился. Навстречу ему бежал преступник, преследуемый городовым. Лишь только городовой, Горохов и два преображенца схватили преступника, как капитан Кох подоспел к ним и левою рукою приподнял преступника за воротник пальто, а правою обнажил шашку, чтобы отклонить новое покушение преступника бежать и в то же время оградить его от расправы набегавшей постепенно разъяренной толпы. В это же время подоспел и ротмистр Кулебякин. Услышав взрыв, он выхватил вожжи у своего извозчика, отставшего порядочно от царского поезда, и погнал лошадь вперед. Вдруг он заметил неизвестного человека, который бежал к Невскому проспекту. Тотчас же ротмистр остановил извозчика и выскочил навстречу бегущему; но пока он выскакивал, того уже схватили и пять человек держали крепко. Удостоверившись, что преступник не уйдет из рук капитана Коха, ротмистр Кулебякин поспешил к Государю Императору.

Волною народа преступника и тех, кто держал его, почти прижало к решетке набережной канала. Между тем капитан Кох немедленно обратился к преступнику с вопросами.

— Это ты произвел взрыв?

— Я, ваше благородие, я произвел взрыв! — ответил преступник, посмотрев в его сторону.

На другой вопрос — о том, как звать его, — преступник ответил, что он мещанин Глазов, родом из Вятской губернии.

Все рассказанное нами с того времени, как раздался взрыв под задними колесами кареты Государя, произошло не более как в продолжение двух-трех минут.

Карета, в которой Государь изволил ехать в этот роковой день, принадлежит к категории придворных экипажей, употреблявшихся покойным Императором в табельные и праздничные дни. Это двухместная карета, на четырех лежачих рессорах и одной большой поперечной под заднею частью кузова. Фасон кареты новомодный, низкий. В дверцах по одному зеркальному стеклу и два таких же стекла в передней части кареты, а в спинке небольшое окошко, с внутренней стороны закрытое подушечкою. Карета снаружи синего цвета с золотою лицовкою, причем верхняя часть кузова сзади и с боков окрашена в черный цвет. На дверцах, в небольших щитах, красуется золотой шифр покойного Императора, а над каждым фонарем — золотая императорская корона. Сзади кареты имеются запятки, а к кузову прикреплены басонные тесьмы, для стоящего на запятках лакея. Ручки в дверцах кареты позолоченные, обыкновенного образца, легко, тихо и быстро благодаря совершенству замковых пружин отворяющие и запирающие самую карету. На колесах и на станке палевые отводы с золотою цировкою. Ободья всех четырех колес обтянуты довольно толстым слоем гуттаперчи. К числу наружных украшений относится позолоченная пластинка в виде бордюра, обрамляющая кругом весь кузов, на высоте нижнего края окон в дверцах. Козлы довольно возвышены, так что сиденье кучера приходится с верхом кареты почти на одной высоте. На козлах, снабженных кожаным фартуком, удобно помещаются два человека. Внутренность кареты обита плотною узорчатою шелковою матернею темно-синего цвета. Стенка, бока и сиденье на пружинах, набиты волосом. Две подушки сидений непосредственно покоятся на раме, переплетенной камышом. Напротив сидений, с передней части, имеются приспособления для каски, папирос и пепла. Занавески у окон шелковые, темно-синего цвета, поднимающиеся нажиманием пуговок. Самый экипаж имеет совершенно новый вид, хотя находился в употреблении с 1879 года. Уже после некоторого употребления этой кареты, именно после преступных покушений 1880 года[14] на жизнь покойного Государя, было сделано распоряжение, по почину лица, непосредственно заведывающего придворными экипажами, колеса всех зимних экипажей обтянуть толстым слоем гуттаперчи, в том предположении, будто мягкая часть колеса отчасти парализует действие взрывчатых веществ. Таково было состояние царской кареты до момента катастрофы.

Ныне, после испытанного разрушения, она имеет такой вид: стекла в карете все разбиты, но в фонарях остались невредимы. Вся передняя часть кареты при первом взгляде осталась как будто вне всякого влияния брошенного снаряда. Ни кузов спереди и с боков, прилегающий к козлам, ни самые козлы, ни крыша кузова, ни колеса, ни оси, ни рессоры, четыре продольные и одна поперечная, ни дышло не пострадали вовсе. Подверглась повреждению преимущественно задняя часть кареты. Нижние части филенок кузова совершенно отделились, обнажив внутреннее полотно пружинного матраца, большой клок волос и частички ваты, которою обмотаны пружины. Верхние же части этих филенок, составляющие почти две трети поверхности кузова, еще совершенно не отделились, но во многих местах расщеплены. Такой же вид разрушения представляет кузов с обоих боков, но только в частях, непосредственно прилегающих к задней стороне кузова. Нижние филенки в этих местах остались целы. Упомянутая выше позолоченная полоска, составляющая одно из наружных украшений, частью отделилась и изогнулась. Из наружных повреждений еще обращает на себя внимание расщепленная весьма незначительно будка кареты, то есть полукруглое пространство с внутренней стороны, между козлами и кузовом кареты. На спицах задних колес имеются незначительные царапины. Подушки остались целыми, но на них и теперь виднеются следы крови. Переплетенная камышом рама цела, но несколько изогнута. Бока ящика, на котором лежит рама, расщеплены, и кусочки щепок усыпали пол кареты. Несмотря на эти повреждения, по засвидетельствованию унтер-шталмейстера Гейшвенда, была полная возможность Государю продолжать в ней путь.

Государь Император остался невредим, приказал кучеру остановить лошадей и, прежде чем Мачнев успел соскочить с козел, сам отворил левую дверцу и при помощи его вышел из кареты. Полковник Дворжицкий выскочил из саней и бросился к карете, где встретил выходящего из нее Государя. Государь вышел и перекрестился; в понятном волнении, он немного шатался. Первым вопросом Его Величества было:

— Схвачен ли преступник?

Полковник оглянулся и, видя, что в толпе уже держат кого-то, отвечал:

— Схвачен, Ваше Величество! — и при этом добавил: — Государь, благоволите сесть в мои сани и ехать немедленно во дворец.

— Хорошо, — отвечал Государь, — но прежде покажи мне преступника.

И Его Величество направился к тому месту, где находился схваченный молодой человек. Но кроме полковника и казаков в эту минуту к Государю подоспели еще следующие лица. Когда раздался взрыв и клубы синего дыма покрыли карету, помощник пристава Максимов и околоточный надзиратель Галактионов инстинктивно бросились бегом со своего поста к месту происшествия. Максимов обогнал Галактионова и подбежал к карете, когда покойный Государь выходил уже из нее. Максимов заменил Мачнева и, слегка поддерживая Государя, направился к толпе, окружавшей преступника. Вместе с ним подоспел и подпоручик Крахоткин. Подпоручик Митрофан Дмитриевич Крахоткин, 139-го Моршанского пехотного полка, 27 лет, женившийся всего месяц тому назад, проезжая 1 марта с Конюшенной через Театральный мост, вез на извозчике связку разных книг, числом около 40, взятых им у знакомых для подготовки к вступительному экзамену в военную академию. Как раз в это мгновение раздался первый взрыв. Поручик тотчас же выскочил из саней, оставив книги извозчику, и поспешил бегом к царской карете, отворил снаружи ее дверцы и помог Государю выйти.

Секунду спустя Государь пошел один. Бодрым и уверенным шагом входя на тротуар, Его Величество, поскользнувшись, оступился и стал падать, но конвойные Мачнев и Олейников успели поддержать Его; тогда же подошел к Государю ротмистр Кулебякин, который, видя собравшуюся около злоумышленника толпу, руководимый чувством осторожности, просил Государя вернуться к карете, но Его Величество ничего на это не ответил и продолжал идти по прежнему направлению.

В это время на место происшествия успел прибежать взвод 8-го флотского экипажа, окруживший преступника, а за моряками, шагах в 40, увидев приближающегося Государя, стал строиться фронтом, поперек дороги, взвод юнкеров Павловского училища. Множество разного звания людей, встревоженных оглушительным треском, полицейскими сигнальными свистками и криком: «В Государя стреляют!» — сбежались туда же; в числе их находились возвращавшиеся из Исаакиевского собора в свои казармы лейб-гвардии Терского казачьего эскадрона унтер-офицер Андрей Сошин и казак Петр Кузьменко. К лицам, бывшим около Его Величества, присоединились капитан Адлерберг, штабс-капитан князь Мышецкий и подпоручик Рудыковский. Государь, идя по тротуару, приблизился уже шага на три к Рысакову, находившемуся около тридцати шагов от места первого взрыва. Когда Его Величество услышал тревожный вопрос прибежавшего подпоручика Рудыковского: «Что с Государем?» — «Слава Богу, я уцелел, но вот…», — ответил он и при этом указал на раненых.

Тогда преступник со зловеще-радостною ирониею заметил:

— Еще слава ли Богу?..

Впрочем, кроме подпоручика Рудыковского, никто из очевидцев этого не слышал. Капитан Кох утверждает, что Государь, приблизившись к преступнику, был от него в расстоянии не более трех шагов. Он обратился к капитану Коху, указав взглядом на преступника:

— Этот?

— Называет себя мещанином Грязновым, Ваше Величество, — ответил капитан, очевидно не расслышавший фамилии преступника.

Приблизясь еще на один шаг к преступнику, Государь твердым голосом, изобличавшим полное спокойствие и самообладание, произнес, взглянув в лицо задержанному:

— Хорош!

Квартирмейстер 8-го экипажа Иван Курышев слышал, как Государь обратился к преступнику со словами:

— Что тебе нужно от меня, безбожник?

После чего Государь поправил на себе за концы воротника шинель, и, как показалось Горохову, вместе с поправлением шинели Государь как бы погрозил преступнику указательным пальцем правой руки, а затем, повернувшись к нему спиною, пошел к своей карете по панели.

Во всяком случае, Его Величество оставался тут не более полуминуты и затем повернулся к месту взрыва. Полковник Дворжицкий шел впереди, с правой стороны Государя находился Мачнев, с левой — ротмистр Кулебякин. Полковник Дворжицкий снова стал настаивать, чтобы Государь спешил во дворец, но получил в ответ:

— Хорошо, но прежде покажи мне место взрыва.

Его Величество подошел к образовавшейся яме. На Его лице была улыбка. Он, видимо, был весь под влиянием благодарности к божественному промыслу. Кто тогда мог бы предполагать новую опасность? После взрыва Государь остался совершенно невредим, был окружен преданными людьми, готовыми за Него умереть, злоумышленник находился в руках полиции; мог ли Он думать, что именно теперь ждет Его могила? Едва только Его Величество успел сделать несколько шагов по тротуару канала по направлению к экипажу, как, по показанию крестьянина Петра Павлова и фельдшера Горохова, неизвестный человек лет 30-ти, стоявший боком, прислонясь к решетке, выждал приближение Государя на расстояние не более двух аршин, поднял руки вверх и бросил что-то к ногам Его Величества. В этот же миг (спустя не более 4–5 минут после первого взрыва) раздался новый, такой же оглушительный взрыв, взвился кверху столб из снега, мусора и осколков. Государь и лица, бывшие около Него, упали; все на мгновение замерло, слышны были только стоны раненых и крики: «Помогите, держите в саду!»

Невозможно воспроизвести во всех подробностях ужасную, потрясающую картину, которая представилась присутствующим, когда поднятый взрывом столб рассеялся. Двадцать человек, более или менее тяжело раненных, лежали у тротуара и на мостовой, некоторым из них удалось подняться, другие ползли, иные делали крайние усилия, чтобы высвободиться из-под налегших на них при падении других лиц. Среди снега, мусора и крови виднелись остатки изорванной одежды, эполет, сабель и кровавые куски человеческого мяса. Адская сила, произведшая эти опустошения, не пощадила и Венценосца!..

Великий князь Михаил Николаевич, находившийся в Михайловском дворце, услышав взрыв и предчувствуя что-то недоброе, немедленно поехал к месту происшествия на бывших у подъезда санях одного из дворцовых ездовых. Взводы моряков и юнкеров, подходившие по Инженерной и Большой Итальянской улицам к Екатерининскому каналу, направились бегом к стороне взрыва. Туда же поспешили член Государственного совета генерал-адъютант граф Баранов 2-й, из квартиры своей на Большой Конюшенной улице, и случайно поблизости проезжавшие и проходившие: командир лейб-гвардии Донской казачьей Его Величества батареи флигель-адъютант полковник Короченцев; начальник с. — петербургского пехотного юнкерского училища лейб-гвардии Преображенского полка подполковник Радзишевский; кадрового батальона лейб-гвардии резервного пехотного полка штабс-капитаны Новиков и Франк; кавалергардского Ее Величества полка поручик граф Гендриков; адъютант управления с. — петербургской крепостной артиллерии и окружного артиллерийского склада штабс-капитан Кюстер; воспитанники Пажеского Его Величества корпуса камер-паж Коссинский и паж Мексмонтан, проходившие в это время на другой стороне набережной воспитанники 1-й военной гимназии Давидовский и Петровский.

Впечатление рокового момента довольно подробно передавал Горохов, который, при содействии городового и солдат, продолжал держать преступника в том же положении, как было сказано раньше, и при этом до момента взрыва продолжал провожать глазами Государя. Горохов рассказывает с того мгновения, как Государь направился назад:

«Тут мне, как во сне, как бы в тумане, показалось, будто спешит сойти с тротуара на мостовую навстречу Государю какой-то молодой человек, небольшого роста, и как будто я видел у него меховой воротник на пальто; затем, что если не от молодого человека, то, во всяком случае, от решетки канала что-то промелькнуло к самой ступне левой ноги Государя, — все это произошло в одно мгновение, после которого раздался оглушительный взрыв. Как только раздался треск, Государь, окружавшие его офицеры, казаки, молодой человек, который мне показался, и народ поблизости — все сразу упали, точно что всех сразу подкосило. За выстрелом на высоте выше человеческого роста образовался большой шар беловатого дыма, который, кружась, стал расходиться и распластываться книзу так, что у земли я его видел только после этого, да и то в малом количестве, почему было видно, что происходило передо мною. Я видел, как Государь упал наперед, склонясь на правый бок, а за ним и правее Его, точно в таком же положении, упал офицер с белыми погонами. Этот офицер спешил встать, но, еще чуть приподнявшись, потянулся через спину Государя и стал засматривать в лицо Ему. У этого офицера был сильно порван зад шинели, а шинель на Государе в верхней части сползла на землю, а низ ее казался как бы закинутым вверх к воротнику, и тут, на снегу, виднелась кровь. Когда офицер с белыми погонами старался заглянуть в лицо Государя, то Государь сам как бы желал взглянуть назад и, поворачивая лицо, чуть-чуть приподнял от земли голову, но тотчас же склонил ее на снег, как мне казалось, правою щекою».

Из слов полковника А. И. Дворжицкого, штабс-капитана Франка, подпоручика Рудыковского и казака Луценко можно заключить, что вследствие раздробления обеих ног Государь опустился на землю таким образом, что скорее присел, чем упал, откинувшись корпусом назад и инстинктивно стараясь только опереться руками о землю. От шинели Государя остался воротник и не более полуаршина верха ее; вся остальная часть шинели была разметана взрывом, который был так силен, что на газовом фонаре все стекла исчезли, и самый остов фонаря искривило. С головы Государя фуражка упала; разорванная в клочья шинель свалилась с плеч; размозженные ноги были голы, из них лилась кровь струями; на бледном лице следы крови и подтеки. При этом виде не только оставшиеся невредимыми, но и раненые бросились к Его Величеству; в числе первых, подавших Государю помощь, были полковник Дворжицкий, ротмистр Кулебякин, штабс-капитан Новиков и подпоручик Рудыковский, а также квартирмейстеры 3-го экипажа Курышев, Мякошин и Борисов и казаки Кузьменко и Луценко; десятки рук подняли Его с земли. Приблизились юнкера Павловского училища, и из них протеснились к Государю Пахомов, Пузанов, Величко, Багинский и Окушко.

Вслед за юнкерами прибыл великий князь Михаил Николаевич. Он уехал из Михайловского дворца несколькими минутами позже Государя. Последовал второй взрыв, и великий князь нашел уже Государя распростертым на земле и плавающим в крови. Из его шинели и мундира были вырваны целые куски, разбросанные вокруг по земле. Присутствующие тут сыновья великого князя Михаила Николаевича подобрали их впоследствии. Михаил Николаевич встал на колени перед Братом, лежащим, по-видимому, без сознания, и мог только произнести:

— Ради Бога, Саша, что с тобою?

Государь, услышав столь знакомый и любимый им голос, сказал:

— Как можно скорее домой!

Вот последние слова, произнесенные Государем на набережной.

Ротмистр Кулебякин передает этот момент, полный ужаса, такими словами:

«Не прошло и одной минуты, как воздух огласился страшным ударом, от которого я на несколько мгновений потерял сознание. Придя немного в себя, но все еще оглушенный и чувствуя сильную головную боль, я побежал бессознательно по направлению к царскому экипажу, с шинелью, истерзанною в клочки, с оторванною саблею, без шапки и без неизвестно куда с мундира отлетевших орденов. Царский кучер Фрол на мой вопрос о Государе ответил: „Государь ранен“. Взглянув затем левее экипажа, глазам моим представилась следующая ужасная картина. Государь, опустив руки, как будто машинально, на плечи лиц, поддерживавших его, был мертвенно-бледен. Голова держалась совершенно прямо, но по лицу струилась кровь. Глаза открыто выражали глубокие страдания. Обе ноги были обнажены и окровавлены, кровь ручьями лилась на землю. Обезумев от ужаса, я бросился в первые попавшиеся у Театрального моста сани и полетел к графу Лорис-Меликову доложить о случившемся. У подъезда я встретил выходившего генерал-адъютанта Рылеева, который по моему окровавленному лицу, шинели, представлявшей одни клочки, и денщичьей шапке на голове догадался, что случилось нечто необыкновенное, и с ужасом выслушал роковую весть. Столь же ужасно поразила принесенная мною весть графа Лорис-Меликова, бывшего у него в это время председателя комитета министров графа Валуева и несколько встреченных мною приближенных лиц к министру».

После второго взрыва, когда раздались крики, что он сделан из сада, мичман Ержикович, взяв 21 матроса, бросился в сад в одни ворота и вышел в другие, ближайшие к Театральному мосту. Он произвел обыск, но в саду никого и ничего не нашли.

Кроме того, показания следующих лиц выясняют еще подробности, крайне важные, этой минуты. Штабс-капитан Новиков, возвращаясь из манежа, шел с двумя товарищами вдоль Невского проспекта. Подойдя к Казанскому мосту, они услышали сильный выстрел. Господин Новиков, не отдавая себе отчета в том, что делает, бросился бежать по набережной Екатерининского канала к тому месту, откуда послышался выстрел. Ему оставалось шагов 30–35 до места, где виднелась группа людей, как поднялся густой столб снега и обломков и раздался новый выстрел. Он еще быстрее побежал. Матросы 3-го флотского экипажа держали какого-то человека и что-то крикнули, но он не слыхал ничего. Снег был взрыт, усеян осколками и ранеными. Лежал убитый мальчик, раненый конвойный, еще кто-то, и тут же на снегу Государь, без шапки, без шинели, в мундире лейб-гвардии саперного батальона. Ноги были изломаны, одежда местами изорвана; кровь текла из ног, и кровавые пятна были на снегу. Г[осподин] Новиков заплакал и бросился к Государю со словами:

— Боже мой, что сделали с Вашим Величеством?

Государь лежал неподвижно. Подошли матросы флотского экипажа, и с их помощью г. Новиков поднял Государя, обхватив правою рукою по талии и левою по груди; матросы поддерживали ноги, не выпуская из рук ружей, с которыми они шли.

В те секунды, когда Государь уходил от пойманного преступника, подпоручик Рудыковский машинально оглядывался. Он услыхал, что на противоположной стороне канала народ кричал: «Из-за забора стреляли!» Он подбежал к подходившему караулу 8-го флотского экипажа, приказал разбить ворота прикладами и осмотреть сад, что и было исполнено, а сам повернул обратно к Государю, отошедшему в это время вдоль решетки канала шагов на 20, в сопровождении полковника Дворжицкого. Подпоручик был за ним шагах в 10–12-ти. Раздался страшный треск. Масса дыма, снега и клочьев платья закрыла все на несколько секунд. Крик ужаса раздался с противоположной стороны канала.

Когда цареубийца бросился с бомбою в руках, Захаров, бывший при катастрофе, хотел отстранить его рукою; злодей кинжалом поразил его в голову и привел свое намерение в исполнение.[15] Государь упал. Одновременно с Рудыковским подбежал штабс-капитан Новиков, подбежали и моряки. Когда они приподняли Государя, оказалось, что ноги совсем голые, мясо висит клочьями, ступня одной ноги совсем оторвана.

Случайный свидетель этого рокового события, г. Шенберг передает так свои впечатления:

«Находясь случайно в перчаточном магазине Бойе, в доме на углу Екатерининского канала и Невского, и готовясь выйти из него, я и хозяйка магазина вдруг были поражены сильным ударом, как бы из пушки: стены магазина задрожали. Я немедленно выбежал из магазина, сел на поджидавшего меня извозчика и, видя, что народ на Казанском мосту в недоумении смотрит по направлению послышавшегося выстрела, приказал извозчику ехать как можно скорее по набережной канала.

Не успел мой извозчик поравняться с углом Инженерной улицы, как громовой удар разразился перед моими глазами и густой столб дыма застлал передо мною всю местность. Лошадь извозчика кинулась в сторону, я же соскочил с саней и бросился по направлению еще не рассеявшегося дыма. Едва я сделал несколько шагов, как моим глазам представилась раздирающая картина. Навстречу мне двое лиц вели, поддерживая под мышцы, страшно изуродованного городового, с лица которого кровь лилась ручьями; ни извозчиков, ни народу в эту минуту не было. Поравнявшись с забором сада Екатерины Михайловны, я видел, как несколько юнкеров Павловского училища, обагренные кровью, бежали по направлению к Казанскому мосту. На мой вопрос, что случилось, они в отчаянии крикнули мне: „Государь… ранен… без ног!..“. Пораженный, я сделал несколько шагов вперед: передо мною, головами к решетке канала, лежали два умирающих: с левой стороны мальчик, со страшно обезображенным лицом и зияющей раною на виске, полуоткрывал и закрывал глаза; с правой — плотный мужчина с бородою, с окровавленною головою, с разбитыми ногами, без сапогов. Страшные глаза его, налитые кровью, смотрели на мальчика. (Как это выяснилось теперь, это и был злодей, бросивший второй роковой метательный снаряд.) Между ними плита панели была взорвана, и на этом-то самом месте, между невинною жертвою, привлекшею милосердное внимание Царя-человека, и гнусным извергом, пал наш Отец, наш Освободитель. По положению тела умирающего убийцы, которое у меня ясно запечатлелось, вернее всего предположить, что он подошел к Государю сзади (следовательно, он во время первого взрыва находился у забора сада великой княгини, в то время как Рысаков находился у решетки канала). Когда Император, осенив себя крестным знаменем, подходил к раненому мальчику, тут только злодей бросил под ноги Царя адский снаряд, которым и его самого отбросило к решетке, между тем как Император упал, обливаясь кровью, между преступником и мальчиком. В то время, когда я и прибежавшие околоточные с некоторыми из присутствующих бросились за извозчиками, чтобы отвезти раненых, мальчика и мужчину, которых мы сами и укладывали, я заметил на льду канала несколько лиц, одетых дворниками, с метлами, которые потом куда-то все исчезли.[16] Впопыхах полиция не обратила на них внимания. Отправив раненых, мы начали складывать поднятые нами вещи. Распространено мнение, что карета Государя не особенно пострадала и что в ней можно было ехать дальше; куски кареты, которые я едва мог удержать обеими руками, показывают неверность этого слуха. Около умирающего убийцы я наткнулся на металлическую оправу изящного портсигара, совершенно растрепанного, причем самая оправа совершенно изогнута. Кому принадлежал этот портсигар, конечно, неизвестно, но какова была сила взрыва, вырвавшего из-под сюртука и мехового пальто или шубы такой маленький предмет! От человека, которому принадлежал этот портсигар, вероятно, и следов не осталось.

Спустя некоторое время к месту катастрофы подоспел комендант ген[ерал]-майор Адельсон. В его сани мы помогли сесть Крахоткину, молодому офицеру, который, будучи контужен, совершенно оглох. Вслед за комендантом приехал светлейший князь Суворов. Растроганный до слез, он не мог смотреть на злополучное место и прямо направился во дворец. Только час спустя после катастрофы пришел взвод павловцев и оцепил место, ставшее с этого дня историческим и священным для памяти благодарного народа».

Подпоручик Крахоткин стоял в момент взрыва в двух шагах от Его Величества. Немедленно он почувствовал, что приподнят на воздух и, умирая, несется прямо на небо, что в известной степени порождало в нем приятное ощущение. Придя в себя, он увидел, что лежит на земле, что голова и лицо его в крови, а окружающие старались смыть и стереть эту кровь. Он встал на ноги, сделав несколько шагов к кучке людей, окружавших Государя, видел, как его подняли, с раздробленными голенями, и при этом ему странным образом почудилось, что это не Государь, а давно почивший великий князь Михаил Павлович. В это мгновение он лишился сознания и, придя в себя, уже очутился в санях рядом с городовым, который повез его в Мариинскую больницу. Голова его была обвязана несколькими платками, так как шапка его, а также и книги до сих пор не найдены. Три часа спустя его посетил доктор Вреден и определил следующие следы контузии: повреждение верхней части левой ушной раковины маленьким осколком бомбы и звездообразный разрыв левого барабана, причинивший кровоизлияние, полная глухота левого уха и ослабление слуха в правом. Вообще его состояние устраняло опасение о возможных последствиях сотрясения мозга, но глухота левого уха останется, а воспалительное состояние его причинит еще немало страданий этой жертве.

Максимов упал одновременно с Государем и полковником Дворжицкий. Он потерял сознание, а когда он очнулся через некоторое время, то увидел кругом суматоху, но не может забыть окровавленных, изувеченных ног Государя. Он подполз к перилам набережной и с усилием встал на ноги; но тут один преображенский офицер взялся его отвезти в придворный госпиталь, как оказалось, по приказанию великого князя Михаила Николаевича. Галактионов ранен в левую руку и лишился левого глаза.

Последний свидетель, приводимый нами, г. Капри, давал в тот день урок во дворце принца Ольденбургского. Выйдя из дворца, он направился пешком вдоль казарм лейб-гвардии Павловского полка и на углу дома Афросимова, один фасад которого выходит на Марсово поле, а другой на Екатерининский канал, услышал сильный взрыв по направлению к Казанскому мосту, а со стороны сада великой княгини Екатерины Михайловны показался дым. В то же время стоявший у Театрального моста на посту Максимов направился бегом к месту, где виден был дым. Г[осподин] Капри последовал за ним, идя по тротуару канала. Скоро с левой стороны ему представилась карета Государя; кучер сидел на козлах, дверцы были открыты. Г[осподин] Капри внимательно взглянул на экипаж, который показался ему в целости. За каретою, в двух или трех шагах от нее, лежал убитый казак. Немного далее г. Капри встретил группу людей в партикулярном платье, направляющихся к экипажу. Когда он находился всего в двух шагах от группы, то заметил, что они следовали за Государем. Государь шел вдоль тротуара очень тихим шагом. Он был бледен, задумчив, и взор Его был направлен вперед. Господствовала гробовая тишина. Впереди себя г. Капри увидел человека среднего роста. В ту минуту, когда был брошен второй снаряд, человек этот должен был занимать такое же место, как г. Капри. Последний обернулся, чтобы взглянуть на Государя. Следовательно, неизвестный стоял спиною к каналу и лицом к саду. В то время, когда г. Капри снимал шляпу, чтобы поклониться Государю, он почувствовал сильный удар в голову и немедленно потерял сознание, так что не слыхал взрыва. Придя в себя, он заметил, что лежит по другую сторону набережной, у сада. Чувствуя себя раненным и в крови, он обратился за помощью к городовому, потом к неизвестному ему господину, но тот и другой оставили мольбы его без внимания. Наконец один офицер, оказавшийся впоследствии капитаном Адлербергом, усадил г. Капри на извозчика, который доставил его на квартиру г-жи Прозоровой, где ему была оказана самая заботливая помощь. На г. Капри оказались 42 раны. Шуба его была разорвана в клочки. Г[осподин] Капри полагает, что его шуба спасла ему жизнь. Будь он в коротком пальто, ему, наверное, оторвало бы одну или обе ноги.