Признание

Признание

Вечером 6 июня 2008 года в Прибалтике, когда на сцене у меня случился один инфаркт, затем, через полчаса, другой, а потом оторвался тромб, и врачи констатировали клиническую смерть, казалось, что всё кончено. Но вышло иначе — самое страшное только начиналось. Если бы я тогда, понемногу приходя в себя в реанимации, мог это предположить, возможно, всё бы сложилось по-другому. Но жизнь нельзя переписать заново. Сложилось так, как сложилось. Единственное, что хоть как-то можно отнести к положительному вектору в произошедшей дальше трагедии, кончине моей любимой жены Катеньки, — осмысление прожитых с ней лет. Я напряжённо всматриваюсь в годы, дни, мгновения, из которых складывалась наша жизнь, ощущаю нарождающееся новое понимание её роли в моём становлении, успехах, медленно, с непрекращающейся болью подхожу к осмыслению того явления, которым несомненно была Катенька.

Хотя, когда я говорю о новом понимании, я немного лукавлю. Я всегда подспудно чувствовал, знал, что только наша любовь была основным движущим мотивом всей нашей жизни. И когда не стало Катеньки, моё существование потеряло свой основной смысл, свелось к некой имитации жизни, внешне вполне успешной и наполненной.

Я по-прежнему снимаюсь в кино, играю на сцене, руковожу курсом в РУТИ. Даже езжу отдыхать и принимаю предписанные мне таблетки, только вот зачем? Ведь улучшение качества жизни и тем более её продление разумно только тогда, когда существует чёткое понимание главного — зачем всё это нужно. Причём, вопрос «зачем?» в моём случае становится абсолютно тождественным вопросам «кому?», «для кого?». Самый простой и понятный ответ — для себя, любимого, оказалось, не слишком срабатывает, звучит чересчур абстрактно. Когда раньше было «для себя», это автоматически было — и «для Катеньки». Всё стройно и всё на месте. А сейчас «для себя» — это для кого? Кто этот самый «я»? Народный артист, профессор и прочие чины и звания, естественно, приятны, подогревают самолюбие, возможно, даже повышают самооценку. Но это результат прошлых заслуг, прошлых успехов, прошлых усилий в конце концов. Раньше всё это делалось для Катеньки и во многом вместе с ней. А как это будет происходить теперь, когда её не стало? Смогу ли я найти ту точку опоры, которая поможет мне жить наполнено, собрать воедино распавшуюся картину мира, заново ощутить себя счастливым? Или только воспоминания, пусть и светлые, станут моим пожизненным уделом?

Сегодня у меня нет однозначного ответа на все роящиеся в мозгу вопросы. Одной из слабых попыток ответить на них, надеюсь, станет эта книга.