Глава 44 КНИЖНОЕ САМОУБИЙСТВО

Глава 44

КНИЖНОЕ САМОУБИЙСТВО

В переносном смысле последняя экспедиция Руала Амундсена тоже напоминала огромный аэростат, накачанный американскими долларами, неприкрытым норвежским национализмом и непомерными амбициями. Взрывоопасная смесь. И предотвратить разлад, судя по всему, было невозможно. А уж Руал Амундсен вообще не мог этого сделать.

С того самого дня, как дирижабль совершил посадку и полярник претворил в жизнь свое главное дело, все вокруг него затрещало по швам. Он становится все более непредсказуемым, если не сказать невменяемым.

«Он злится на Бога и на весь свет, а секунду спустя опять весел. Настроение у него меняется быстрее, чем погода и ветер, — пишет управляющий делами Общества воздухоплавания Шоллборг, посетив тем летом полярника. — Он все время раздражен, но сам не знает почему».

Уже 29 июля Амундсен (вместе с Элсуортом) порвал с Обществом воздухоплавания. Формальным поводом послужило требование Начальника уволить секретаря Общества, который по телефону поспорил с его племянником. Поскольку же руководство не сочло возможным выполнить это требование, полярник телеграммой сообщил, что прекращает с ними все отношения.

Разрыв держали в тайне, но ситуация была щекотливая, поскольку Общество целиком зависело от Амундсена в плане финансовых поступлений, которые теперь пошли прахом. Еще до возвращения из Америки полярник сообщил, что не намерен выступать с докладами. Но это означало нарушение контракта, и ему пришлось вернуться к данному вопросу. В итоге большая часть лекторской работы легла на плечи Рисер-Ларсена.

За несколько летних дней в Свартскуге Руал Амундсен написал свою часть новой полярной книги. Она была короче обычного, всего одиннадцать тысяч слов, и повествование велось от первого лица множественного числа, потому что Амундсен писал как бы в соавторстве с Элсуортом. В целом «Первый полет над Северным Ледовитым океаном» — книга толстая, ведь в ней участвовали еще пять авторов. Главы, которые по контракту должен был предоставить Нобиле, написали племянник Амундсена Густав-младший и вездесущий Ялмар Рисер-Ларсен. Новая неудача Элсуорта.

Значительные части этой пятой и последней книги об экспедициях Руала Амундсена откровенно спорны, так как написаны явно с целью подчеркнуть роль норвежцев и в особенности лидерство Амундсена. Заместитель Начальника заканчивает свою главу прощальным приветом, который наводит на мысль о надгробной речи: «Спасибо, Руал! Спасибо тебе от всех нас!» Даже при наличии глав о навигации, метеорологии и радиослужбе книга казалась незавершенной, ведь конструктор и пилот дирижабля не получил слова. Она была переведена на десяток языков, но не имела такого успеха, как прошлогодняя героическая эпопея.

Постепенно огромная дирижабельная экспедиция, не в пример скромному, но слаженному авиаперелету, все больше представала этакой простенькой поездочкой. Фриц Г. Цапфе участвовал в обеих операциях; «…так огорчительна вся эта шумиха после эксп., уж больно благостно у них все получается. Ничего плохого вроде как и не было. Норвежцы, мол, на такое не способны. А в нынешней эксп. ничего особо приятного нет», — сетует аптекарь в письме к полярнику. Участников, разумеется, наградили орденом Святого Олава, но и отечество сделало недостаточно: «Не нашлось даже средств выбить памятную медаль вроде той, что в честь "Фрама", а ведь Титина и та получила золотую награду. Мы-то держимся в тени, но, хвала Господу, у тебя славу не отнять, пускай хоть вся Италия сплошь состоит из этаких генералов. Но, как ты говоришь, очень досадно за Элсуорта».

Если от полярных исследований Руал Амундсен отошел, то писательская его карьера пока не завершилась. Он задумал еще одну книгу — мемуары. Подоплека этой единственной его книги, которая не базируется на экспедиционных материалах, вообще особая. Мемуары были написаны по заказу американского издательства «Даблдей, Пейдж и К⁰». Контракт подписали еще 24 февраля 1926 года, когда полярник, отменив турне по Штатам, находился в Нью-Йорке.

В издательстве Руал Амундсен поддерживал близкое знакомство^ некой Анис Пейдж Купер, которая принадлежала в Нью-Йорке к тому же светскому кружку, что и Сэм и Бесс Магидс. По возвращении на родину он получил от г-жи Купер письмо, где она тактично напоминает ему об издательском договоре: «Надеюсь, ты рассчитываешь вскоре снова приехать в Нью-Йорк. Книга ждет, чтобы ее написали, и, быть может, мы сумеем оживить литературную лабораторию несколькими приятными партиями в покер».

В ноябре в Берлине проходит первый съезд Международного общества арктических исследований. Как упомянуто выше, на неоднократные обращения профессора Нансена участвовать в съезде Руал Амундсен ответил отказом, потому что более не желает иметь с немецкой нацией ничего общего. Впрочем, на съезде присутствует большая группа норвежских и зарубежных ученых, а Фритьофа Нансена Общество избирает своим пожизненным президентом. Даже на бальном паркете в Берлине старый богатырь выступает блистательно.

Впервые Руал Амундсен отказывается после экспедиции от всех визитов в Европу. На этот раз он сразу отбывает в Америку.

26 ноября он вместе с Херманом Гаде отплывает за океан. Гаде направляется с особой дипломатической миссией в Вашингтон, полярник будет писать мемуары, а затем выступать с докладами.

Ступив на американский берег, Руал Амундсен, к превеликому своему удивлению, узнаёт, что Америка уже открыта — генералом Нобиле! После того как Амундсен нарушил контракт, итальянец по праву счел себя свободным от договорных обязательств и мог спокойно совершать в Новом и Старом Свете лекционные турне со своей версией перелета «Норвегии». Амундсен немедля сообщил в Норвежское общество воздухоплавания, что он (и Элсуорт) официально отказывается от почетного членства. Он по-прежнему рассматривает Италию господ Муссолини и Нобиле как подразделение экспедиционно-дирижабельной компании. Разрыв становится достоянием гласности, и дрязги разгораются с новой силой.

4 декабря руководство Общества воздухоплавания дает ответ, выплескивает все свои обвинения по адресу национального героя. Статья вызывает огромную шумиху в норвежской и американской прессе. На родине адвокат полярника, Эйнар Нансен, пытается отмести обвинения. Единственный комментарий главного персонажа: «Вздор!» Кроме того, он отсылает к мемуарам, где обещает написать «всю правду».

Подписывая договор на воспоминания (еще до перелета «Норвегии»), Руал Амундсен все же видел их не такими, как тот опус, который он так поспешно и ожесточенно стряпает в писательской келье «Уолдорф-Астории», оплаченной издательством. После замечательных рождественских праздников он сообщает в Норвегию своему адвокату: «Мемуары я закончил. Никуда они, черт побери, не годятся!»

В январе полярник развивает бурную деятельность, чтобы обеспечить своему близкому другу и домохозяину Херману Гаде пост норвежского посла в Вашингтоне. По этому поводу из «Уолдорф-Астории» рассылается целая серия телеграфных «молний», в том числе настоятельные ходатайства, адресованные королю и председателю стортинга, а также главному редактору Фрёйсланну, который более чем охотно соглашается задействовать «Афтенпостен» в борьбе за Гаде.

Между тем в дипломатических кругах посол Гаде — фигура неоднозначная. Как и полярнику, ему трудно приспособиться к безликому миру маленьких людей. После бруклинского праздника 17 мая в министерство иностранных дел поступает донесение, что посол с трибуны рекомендовал отечеству обзавестись «своим Муссолини», чтобы навести порядок в партийно-коммерческой власти.

Как раз по этому пункту полярник, пожалуй, придерживался несколько иного мнения. Фактически старый антисоциалист теперь больше симпатизировал коммунизму, нежели фашизму. Совершенно неожиданно он получил поддержку от газеты «Норгес коммунистблад», где был напечатан ряд критических статей о сговоре между режимом Муссолини и капиталистами из Общества воздухоплавания. Полярник не преминул написать своему новому союзнику, редактору-коммунисту, приветственное послание: «Выражая Вам благодарность за присланные номера "Н. к.", я от всего сердца говорю спасибо Вам, а в Вашем лице норвежским рабочим за понимание и патриотизм, проявленные в этом общем деле»[171].

Всю зиму и всю весну Руал Амундсен опять разъезжает по Америке с докладами. Гонорары он переводит на свой счет у адвоката Нансена, так как не доверяет Обществу воздухоплавания распоряжаться этими доходами. В силу того же недоверия он — не вполне правомочно — обеспечивает себе копию фильма, снятого в экспедиции. Доходы от книги тоже поступают на счет адвоката. Полярник хочет вновь взять финансы под свой контроль. Чтобы получить доступ к доходам и расплатиться с кредиторами экспедиции, Общество воздухоплавания вынуждено обратиться в арбитражный суд.

«Время здесь течет в величайшем благонравии», — с легким сожалением сообщил полярник старому «поросенку» Гаде в одном из писем из Нью-Йорка. Тем не менее совершенно ясно, что пятидесятичетырехлетний «cocktailshaker»[172] отнюдь не отказывал себе в развлечениях. Правда, не в ущерб своей суровой программе. Энергия его по-прежнему поразительна. В конце марта ему оперируют опухоль бедра, и в апреле он снова у врача. «Д-р Сёйланн в Лос-Анджелесе облучает мою рану радием и истребил всю эту дрянь», — пишет он своей невестке Малфред.

9 июня 1927 года Руал Амундсен отплывает из Ванкувера на «Императрице Азии». Ему предстоит трехнедельный визит в Японию. В маленькой, густонаселенной, бурно развивающейся островной империи его принимают и чествуют как главу государства. В общей сложности полярник делает десять докладов, в том числе один — для императорской семьи. Будущий военный союзник Муссолини, молодой Хирохито[173], как раз в этом году, после нескольких лет регентства, принимает сан божественного императора. Богатырь-северянин, однако, ничуть не ослеплен богом-тенно и прочими обитателями дворца. «Они самые обыкновенные люди, и все прошло хорошо», — пишет он Гаде. Покоритель полюсов купается в ликовании, почестях и подарках. Пожалуй, только одно в этом официальном визите не вполне отвечает его ожиданиям. «Малышки японки совершенно не такие, какими я их себе представлял, — неуклюжие и малопривлекательные!»

15 июля полярник покидает пределы империи, направляясь во Владивосток, и не только увозит с собой множество ценных подарков, но оставляет в восхищении целый народ. «Где бы ни бывал, он всегда подчеркивал, что подвиги его совершались не ради личной славы и личных интересов, а во имя горячо любимой родины — Норвегии, — пишет после отъезда высокого гостя один из японских комментаторов. — Он неустанно повторял, что патриотизм уберегает людей от скверных поступков, и высокими словами подчеркивал ценность национального духа». Заканчивается сей дифирамб весьма многозначительным сравнением норвежского полярника с великим японским героем: «Любовь норвежцев к капитану Амундсену столь же велика, как наше благоговейное почтение к адмиралу Того[174]».

Руал Амундсен стал посланником национального патриотизма. И, наверно, сам не понимал, какую взрывчатку держит за пазухой. Со временем многим станет ясно, что национальный дух отнюдь не всегда уберегает людей от скверных поступков.

«В своей экспансионистской сущности национализм оборачивался империализмом», — пишет именно в это время наш соотечественник Сигурд Ибсен[175]. А Руал Амундсен как раз и был империалистом, на свой весьма практичный лад: он охотился за империями. Вне всякого сомнения, он обладал подлинным национальным чувством, это часть его духовного багажа, как и детская вера. Но подобно многим людям во многих странах Руал Амундсен умел и использовать национальную волну для достижения своих целей.

После дирижабельного перелета полярник стремится извлечь из национального момента все, что можно. Он не только назвал свой итальянский дирижабль «Норвегия» — так же как норвежская шхуна некогда получила имя «Бельгика», — но и посвятил последнюю экспедиционную книгу «норвежскому флагу». В конечном счете все это муссирование национального есть маркировка собственной территории. В борьбе против Италии Амундсен и Норвегия — понятия синонимичные. Для Руала Амундсена национализм был средством. Целью была империя, его собственная империя.

Не делая продолжительных остановок, полярник следует по железной дороге через Советский Союз. Однако в Москве, в посольстве, все же успевает побывать под любезной опекой нансеновского сотрудника Видкуна Квислинга[176] — будущего создателя партии норвежских националистов.

6 августа Руал Амундсен опять дома, в Свартскуге. Тотчас приходят приветственные телеграммы из Дворца и от супружеской пары из Ли-Корта. Нить, связывающая его с Кисс, не оборвана. Нет лишь точек соприкосновения. Полярник посещает Нью-Йорк, Токио, Москву, но все дороги обходят Лондон стороной.

«Моя жизнь» выходит в свет книгой 23 сентября 1927 года[177]. К тому времени она уже опубликована — выпусками с продолжением — в американском ежемесячнике «Уорлдз уорк». Этой книгой Руал Амундсен вторично объявляет себя банкротом. На сей раз он терпит нравственный крах. Книга окажется скорее самоубийством, чем автобиографией.

Очевидно, она удостоверила слухи, возникшие в самое черное для полярника время, когда он собирался на самолете лететь с Аляски через Ледовитый океан, — слухи о том, что он не вполне вменяем. Мемуары были сочтены полной неудачей, и потому их тактично не включали ни в одно из позднейших собраний амундсеновских сочинений. Между тем естественнее рассматривать их не как аномалию, а как заключительное звено определенного развития. Книга явно связана с его предыдущим литературным произведением, «Первым полетом над Северным Ледовитым океаном». В идеале ему следовало бы одновременно закончить и полярную, и писательскую карьеру. Но в таком случае он бы не свел счеты. Натура полярника имела теневую сторону, которая не могла не проявиться. Такова была логика его жизни. Цена триумфа.

Обычно книги Руала Амундсена были заведомо позитивны. Поскольку он никогда не раскрывал конфликтных сторон бытия, в нем накопилась масса агрессии, которая в автобиографии безудержно вырвалась наружу. Международный престиж автора по-прежнему был так высок, что газеты многих стран не раздумывая перепечатывали и принимали его обвинения и разоблачения. Но хватало и таких, у кого они вызывали прежде всего недоверие и разочарование.

Газета «Моргенбладет», прославлявшая полярника на всех перекрестках, подчеркивает, что к независимой личности вроде Руала Амундсена нельзя подходить «с той же меркой, с какой мы подходим к обычным людям. Без этой независимости он бы не совершил того, что совершил. Он из такого же теста, как многие великие исторические фигуры». Но, добавляет газета, «если подобный человек неосторожен в поступках, ему тем более необходимо соблюдать осторожность в выборе слов. Зная это, Амундсен изо всех сил старался нам угодить — пока тяготы последних лет не истощили его силы. Спутники полярника, ценившие героический дух выше мелочных соображений, с энтузиазмом шли за ним через ледяные просторы Арктики и Антарктики, но весь обывательский мир диву дается, что полярному исследователю недостает кой-каких наших добродетелей». Вывод «Моргенбладет» типичен и для позднейших оценок: «Пусть это мелкая книга — автор все равно велик». Иначе говоря, проводится четкая грань между мелочной полемикой и великими подвигами.

Если верить названию, то жизнь полярника наполовину состояла из разборок с Умберто Нобиле и предателями из Общества воздухоплавания. Но книга содержит и нападки на многих других именитых людей. И едва ли не больше всех достается его родному брату; человека, который на протяжении двух десятилетий был ему ближайшим доверенным партнером, он клеймит как предателя. Полярник вновь повторяет, что именно брат, а не он сам хотел хитростью извлечь недвижимость из конкурсной массы. И далее: «Он пытался испробовать самое низкое средство — клевету. К счастью, его собственному адвокату удалось вовремя помешать ему».

В конечном счете Леон примирился с тем, что ему не удастся использовать в судебной тяжбе личную жизнь брата, и как раз это оборачивается против него, причем в форме публичного обвинения. Полярник завершает свои нападки психологическим экскурсом: «Я часто раздумывал о том, что изменило характер этого человека». Важно было подчеркнуть, что это не «наследственное», не свойственное семье: «Мать и отец были лучшими и честнейшими на свете людьми».

В предшествующих главах «Моей жизни» Леон упоминается лишь косвенно — как «спутник» и «секретарь»; тем не менее мемуары яснее ясного говорят, как сильно Руал Амундсен зависел от своего брата Леона. Будь они написаны в то время, когда братья еще были друзьями, они бы скорее всего никогда не вышли в свет.

В 1925 году личным секретарем Руала Амундсена стал его племянник, тридцатиоднолетний лейтенант Густав С. Амундсен. Единственный сын Густава и Малфред Амундсен, Того, как и его родители, регулярно и подолгу пребывал в экономической зависимости от своего знаменитого дяди. Без поддержки полярника Густав-младший не смог бы получить офицерское образование. Восторг был пропорционален зависимости. Но в наследство лейтенанту досталась и немалая доля той горькой злости, какую его отец навлек на себя в семье за долгие годы своей горемычной, нескладной жизни.

Молодой Амундсен занимался текущей корреспонденцией, однако ж не приходилось ожидать, что он станет полярнику советчиком и помощником, каким добросовестно служил Леон. Там, где брат смягчал и нейтрализовал герояполярника в его общении с окружающими, племянник лишь со скрупулезной точностью воспроизводит указания Начальника.

Впрочем, перо у лейтенанта Амундсена было легкое; именно он зимой 1927 года получил от «Даблдей, Пейдж и К⁰» дядюшкину английскую рукопись, а затем, уже в норвежском переводе, отправил ее в издательство «Юллендал норшк форлаг».

Возразить на оскорбительные выпады Руала Амундсена было не так-то просто. Вдобавок он слишком далеко шагнул за рамки приличий. Тем не менее ущерб во многих отношениях оказался непоправимым. За свою долгую карьеру Руал Амундсен сам не раз бывал объектом и беспочвенных нападок, и беззастенчивой клеветы. Однако всегда находился человек, готовый стать на защиту первооткрывателя Южного полюса. Лишь в 1981 году Одд Дал, последний живой соратник Начальника, берет под защиту забытого брата. Дал сотрудничал с ними обоими: «Из работы с Леоном Амундсеном я вынес впечатление, что он был человеком недюжинного ума и, управляя делами экспедиций брата, вдобавок весьма успешно руководил собственным агентством по торговле винами и шелком. И мне представляется, что в данном случае Руал Амундсен зашел слишком далеко, забыл о всех приличиях».

«Моя жизнь» — единственная книга Руала Амундсена, не имеющая посвящения. Он уже перебрал всех и вся — наставников, товарищей, женщин, отечество. Осталось только одно имя. Оно сияло золотыми буквами на книжном корешке, написанное в небесах над звездами, луной и земным шаром.