Глава 9 КОРАБЛЬ ВО СЛАВУ КОРОЛЯ

Глава 9

КОРАБЛЬ ВО СЛАВУ КОРОЛЯ

«Следующей задачей, которую я задумал разрешить, было открытие Северного полюса» — так начинается глава о Южном полюсе в амундсеновских воспоминаниях 1927 года. И далее: «Мне очень хотелось самому проделать попытку, предпринятую несколько лет тому назад доктором Нансеном, а именно — продрейфовать с полярными льдами через Северный полюс поперек Северного Ледовитого океана».

Готовясь к третьему походу «Фрама», Руал Амундсен постоянно подчеркивал, что видит своей главной задачей вовсе не достижение Северного полюса, а проведение научных наблюдений «в северных полярных широтах». В период приготовлений и изыскания финансовых средств требуется некоторая маскировка, когда же предприятие остается позади и речь идет о расстановке исторических вех, от приукрашивания можно и отказаться. Тогда имеют значение не благородные помыслы, а твердые факты. Кто первым проник сквозь игольное ушко? Кто первым добрался до кончика булавки? Амундсен не считал нужным лгать до бесконечности. Даже если эта ложь была белая и пушистая.

Чтобы понять события, развернувшиеся вокруг обоих полюсов, следует забыть пролегающее между ними расстояние. Остальное — дело тактики. События происходят в течение четырех лет, с 1908 по 1912 год. Участвуют в них четыре человека. Американцам Куку и Пири никакого научного прикрытия не требуется: на их континенте рекорд — достаточное основание для экспедиции. Европейцы Скотт и Амундсен зависят от исследовательского камуфляжа. За ними возвышается фигура пятого участника, Фритьофа Нансена, которому пришлось отказаться от полюсов и удовлетвориться заточением в башне из слоновой кости и занятиями чистой наукой[51].

Руал Амундсен — профессиональный полярный путешественник, с разных сторон готовивший себя именно к этому поприщу. На протяжении веков основной целью всех полярных первопроходцев был Северный полюс, так что намеченная «следующая задача» актуальна и не нуждается в дополнительном обосновании. Однако она крайне сложна, а потому ей необходима дополнительная движущая сила.

По сути дела борьба за покорение полюсов шла не столько между странами, сколько между личностями. В битве за Северный полюс суждено было сойтись американцам. Долгое время казалось, что за Южный полюс предстоит состязаться военно-морским офицерам из Великобритании: Роберту Скотту и Эрнесту Шеклтону. Будучи четырьмя годами младше Скотта, Шеклтон участвовал в его первом походе к Южному полюсу, предпринятом в 1901–1904 годах, — точно так же, как Фредерик А. Кук участвовал в первой гренландской экспедиции Пири. На обеих аренах — северной и южной — использовались сходные пути и методы. Младшие бросали вызов старшим: да победит сильнейший.

У Руала Амундсена положение было иным. По крайней мере на первый взгляд. Ему не довелось ходить в поход с Нансеном, хотя в детстве это было его самой заветной мечтой. Амундсен был скорее последователем своего учителя, чем его соперником. Но так не могло длиться вечно — у Руала Амундсена был не тот характер.

В послужном списке Фритьофа Нансена было одно слабое звено: он не достиг Северного полюса. Если не считать этого, дрейф через Ледовитый океан был несомненным триумфом. У Амундсена хватало воображения строить собственные планы, однако ничего лучше покорения Северного полюса выдумать было нельзя, тем более что именно на этом маршруте открывалась возможность со всей очевидностью превзойти Нансена. Амундсен мог сколько угодно восторгаться наставником в качестве ученика, но если он водрузит флаг на полюсе, Фритьоф Нансен будет побежден, и побежден в соревновании на его собственной дистанции.

Нансен был пятью годами моложе фанатика Северного полюса Пири и все же слишком стар, чтобы пуститься в новый дрейф через Ледовитый океан. Его последний шанс достичь какого-либо полюса — предпринять молниеносное наступление на Южный, типа лыжного перехода через Гренландию. Планы уже составлены. К сожалению, этому спортсмену мешают его интеллектуальные способности. Ни один полярник не испытывал такого раздвоения между честолюбивыми помыслами и серьезными занятиями наукой, как Фритьоф Нансен[52].

Руалу Амундсену по-прежнему нужна была помощь соотечественника. Он понимал, что для достижения цели нельзя ни словом обмолвиться о Северном полюсе, а следует делать упор на чисто научных задачах. Если Амундсен хочет воплотить в жизнь собственные планы Нансена, это будет отвечать и честолюбию учителя, и его научным интересам. Никто лучше Нансена не знал океанографических и метеорологических задач, ожидавших своего решения в полярном бассейне.

Предполагается, что Амундсен впервые заговорил с Нансеном о планах на будущее в феврале 1907 года, во время их встречи в Лондоне. Там они не только оба присутствовали на банкетах, устроенных Норвежским клубом и КГО, но и сам Фритьоф Нансен как норвежский посланник дал обед в честь своего компатриота. Разговор то и дело возвращался к «Фраму».

Полюсов было два, полярный же корабль в Норвегии имелся один[53]. Если Амундсен предпримет дрейф через Северный Ледовитый океан, он займет судно на несколько лет. И тогда, увы, о путешествии профессора к Южному полюсу придется забыть. Увы?

Наставник обладал приоритетным правом на «Фрам». Ученику оставалось лишь смиренно дожидаться ответа. Пока Нансен размышлял, Амундсен мог спокойно решить, что будет делать в том или ином случае. Запасной вариант у него был: судно, пришвартованное в стратегически удобном месте — в Сан-Франциско. Никто не знал планов Руала Амундсена в отношении «Йоа», не понимал, почему он не возвратился домой на ней, а теперь не пытается ее продать.

В мае 1907 года ему приходит письмо из Тромсё, от Хельмера Ханссена[54], у которого «всё в полном порядке, только уж больно тихая и скучная жизнь, рановато мне уходить на покой». В виде средства от скуки в кругу женщин и детей Ханссен предлагает провести «Йоа» обратно Северо-Восточным проходом. «Не потому, что на этом пути возможны какие-либо открытия и прочие неожиданности, а исключительно потому, что плавание вдоль северного побережья Сибири дало бы возможность запастись дорогими мехами по приемлемой цене».

Со временем Хельмер Ханссентаки проплывет Северо-Восточным проходом, но не на «Йоа». У Начальника были свои соображения, почему шхуне лучше оставаться в Америке, однако он держал их в тайне и от Нансена, и от Ханссена. Его планы не были целиком и полностью связаны с «Фрамом». «Йоа» доказала, что она тоже может сослужить неплохую службу. Амундсен даже не был уверен, какому судну отдать предпочтение. Это зависело от многого, не только от исхода профессорских раздумий.

***

В августе 1907 года Руал Амундсен завершает свое европейское турне в Гамбурге, проводит несколько дней там и возвращается на родину через Данию, ненадолго задержавшись в ютландском поместье барона Ведель-Ярлсберга. По прибытии домой оказывается, что просочились кое-какие сенсационные слухи о его планах. Говорят, что капитан намерен в следующей экспедиции использовать в качестве тягловой силы белых медеведей! Еще большую сенсацию вызвало подтверждение слухов самим Амундсеном. 3 сентября в газете «Афтенпостен» появляется следующее его высказывание: «Меня давно занимала мысль о том, что из белого медведя должно получиться замечательное ездовое животное, но никто не верил в ее осуществление. И вот в Гамбурге я попал в потрясающее зоологическое заведение Хагенбека и увидел, какие чудеса он творит с помощью дрессировки. Хагенбек — подлинный ученый в своей области». Карл Хагенбек подкрепил веру Амундсена в возможность использования диких зверей на службе человека: «В дрессированном виде белый медведь — самое ручное и преданное создание из всех четвероногих. Гораздо покладистее собак».

Руал Амундсен не спешит разглашать своих планов (как в отношении медведей, так и в отношении других вещей), однако признается, что затеян научный эксперимент: «За зиму Хагенбек попытается в виде опыта приучить парочку медведей к саням и упряжи».

Неужели на царя Ледовитого океана можно надеть узду цивилизации, впрячь его в сани и заставить тянуть их лучше собак, оленей или пони? Идея напрашивалась сама собой и была отнюдь не новой. Например, Юлиус фон Пайер, в начале 70-х годов XIX века открывший Землю Франца-Иосифа, рассказывает в отчете об экспедиции, что его люди поймали двух белых медведей: «Команда всерьез намеревалась заставить их на обратном пути в Европу тащить нарты».

Но действительно ли можно было отыскать достойное XX века решение таких проблем в мире животных? Сразу после интервью в «Афтенпостен» к Амундсену обратился инженер из Христиании Д. Г. Мартенc и, прося сохранить его визит в строжайшей тайне, захотел познакомить полярника с секретными планами Отто Свердрупа для второго похода на «Фраме».

«Месяца за два до отплытия Свердрупа я изобрел моторные сани, которые движутся с помощью колеса и перемещаются по льду вроде белого медведя или, если угодно, слона… скорее даже слона. Мотор у них работает на керосине. Хотя экспедиция была уже полностью экипирована, а отпущенные на нее деньги истрачены до последнего эре, Свердруп со товарищи настолько увлеклись моей идеей, что изыскали средства для постройки саней и я стремглав кинулся в Англию наблюдать за их изготовлением». Как объяснил Мартене, при том, что выход экспедиции в море задержался, построить сани вовремя все же не успели. Решено было дослать их на север позже, однако после отбытия «Фрама» дело застопорилось — по финансовым причинам.

Изобретение инженера Мартенса было не менее сенсационно, чем метода Хагенбека. Кроме того, из его сообщения выяснились такие подробности о благоразумном капитане Свердрупе, которые никому не приходили в голову: «Официальный план похода Вам известен, но на самом деле капитан собирался вморозить "Фрам" в лед, а потом взять сани и двигаться прямо к полюсу».

Хотя Руал Амундсен сам всю жизнь охотился за разнообразными техническими новинками, едва ли он согласился на предложение Мартенса «закончить изготовление саней». Кстати, всего за два месяца до его собственного похода на «Фраме» Амундсену предложили еще одни сани: их приводил в движение «довольно мощный дизельный мотор с усовершенствованной мною системой зажигания». Изобретатель, требовавший от Амундсена «твердого обещания не разглашать тайну», подписался: Халвор Т. Нурбё из прихода Бё в Телемарке.

Христианийский инженер рассчитывал, что его моторные сани будут делать по десять миль в час. Технический гений из Бё тоже был настроен оптимистично: «Вероятно, сани можно разогнать до такой степени, что они будут поддерживать скорость почти вдвое — или более чем вдвое — выше той, с которой, насколько нам известно, двигались Скотт и Пири. А ветронепроницаемое парусиновое укрытие и небольшая печка создадут в санях дополнительные удобства, сделав их прямо-таки уютными». К сожалению, Амундсену пришлось отказаться и от этого моторизованного чуда. Весной 1910 года менять планы не стоило. Теперь полярный путешественник, видимо, рассчитывал лишь на одну замену для «собак с вечно израненными лапами» — выдрессированных Карлом Хагенбеком «белых медведей в упряжке».

***

На решение судьбы «Фрама» у Фритьофа Нансена было полгода. Руал Амундсен поднял отнюдь не простой вопрос. Нельзя было ожидать от него скорого, невзвешенного ответа.

Если какой-то норвежский корабль и заслуживал наименование «королевского», это был «Фрам». В него вложила свои надежды и чаяния (не говоря уже о деньгах) вся страна. На постройку судна бедная зависимая нация истратила 250 тысяч крон. «Фрам» воплощал честолюбивые замыслы маленького народа, стремившегося мгновенно превратить свое несамостоятельное государство в великую державу. Корабль викингского короля воплощал собой силу, мужество, жажду деятельности и тягу к экспансии. Но викингский корабль ассоциировался не только с благородством и славой: от него веяло также страхом и разрушением. Это был военный корабль, который опустошал земли и умерщвлял людей.

У «Фрама» тоже было две стороны: светлая и темная. Плавание по Ледовитому океану принесло Норвегии блеск славы, укрепило самосознание народа, послужило его сплочению. Благодаря этому походу Фритьоф Нансен возвысился до положения символа и предводителя нации. Но три года, проведенные в ледовой пустыне, стоили ему недешево: они омрачили его душу и прихватили морозом его недавно заключенный брак. У Евы Нансен, которая сама когда-то нарекла корабль «Фрамом», он стал вызывать грустные мысли. Самым страшным было не долгое расставание, а годы лихорадочных приготовлений к экспедиции и особенно то, что за ней последовало: совместная жизнь с человеком, на котором крайне плохо отразилось трехлетнее арктическое заточение.

Фритьоф Нансен побеждал приступы депрессии работой. Его разносторонняя одаренность позволяла ему решать всё новые проблемы — сначала научные, а вскоре и политические. Третьим походом Фритьофа Нансена стала борьба, которую он вел в 1905 году за независимость Норвегии. Его деятельность как стратега и вдохновителя общественного мнения логически продолжала две предшествующие экспедиции. С самого первого шага на лыжах по льду Гренландии Фритьоф Нансен считал свои успехи полярного путешественника трудом на благо родины.

Должность посланника в Лондоне, которую взял на себя Нансен, стала своеобразной зимовкой в его третьей — политической — экспедиции. Представляя Норвежское королевство в туманном Альбионе, Фритьоф Нансен должен был добиться договора с Великобританией и тем самым укрепить независимость своей страны. Осенью 1907 года эта работа приблизилась к завершению. Наконец-то он будет свободен — свободен для покорения Южного полюса.

Если достижение Норвегией независимости увенчало бы политические усилия Нансена, то покорение Южного полюса стало бы его вкладом в национальное дело как лыжника и полярного путешественника. Для человека, преодолевавшего на собаках и лыжах северные торосы, поход через неподвижный ледяной покров Антарктиды был бы не труднее пересечения Гренландии или пасхальной прогулки по Хардангерскому плоскогорью. У норвежца стояли наготове и лыжи, и корабль. Нужно было лишь вырваться из-под тирании дипломатического поприща — и от жены и матери его детей, целиком посвятившей жизнь мужу.

Нет, Фритьоф Нансен отнюдь не ощущал себя на пороге свободы, он, можно сказать, переживал глубокий нравственный кризис — конфликт между интересами Евы и своими собственными. Ева с Фритьофом поженились 9 сентября 1889 года, вскоре после возвращения Нансена из Гренландии. К тому времени уже был задуман дрейф «Фрама» через Северный Ледовитый океан — викингский поход, отнявший у супругов годы, которые должны были стать основополагающими для их брака. Затем пошли неустанные труды иного рода: лекционные турне, книги, общественная деятельность (борьба за свободу, зимовки в Лондоне и проч. и проч.). За все это время Нансен ни разу не изменил себе и своим идеалам. Изменял только Еве. Другие женщины увлекали его в походы, не требовавшие ни мужества, ни выносливости, — для них достаточно было крохотного изъяна в характере великого человека.

У Фритьофа Нансена не было политических или научных мотивов покорять Южный полюс. У него был план, обреченный на успех, было положение в обществе, позволявшее воплотить замысел в жизнь, и была свойственная всем полярникам изрядная доля тщеславия. Достичь Северного полюса Нансену не удалось, но у него оставался шанс расписаться на другой странице в хронике человечества. Этой пустой страницей был Южный полюс.

И тут в усадьбе Пульхёгда зазвенел колокольчик.

Дом Нансенов в Люсакере представляет собой сооружение в ибсеновском духе — замок с башней, где живут пятеро детей, мать семейства (бывшая певица, давно забросившая певческую карьеру), а также физический и духовный великан, постоянно борющийся с самим собой — второй Бранд, доктор Сгокман, строитель Сольнес, Йун Габриель Боркман[55]. Фритьоф Нансен уже признался: Хенрик Ибсен был «человеком, который наложил отпечаток на всю мою юность, определил мое развитие, указал на возвышающее значение воли и необходимость следовать своему призванию». С учетом этих слов не будет преувеличением назвать следующий эпизод сценой из ибсеновской драмы, хотя Ибсен год как покоится на кладбище Христа Спасителя.

Дело происходит в конце сентября — начале октября. Отпуск, который норвежский посол проводил на родине, закончился. Уже собраны чемоданы для возвращения в Лондон. И тут в просторный мрачный холл Пульхёгды вступает Руал Амундсен. Он никогда не искал параллелей между собой и персонажами Ибсена. И все же его роль словно вышла из-под пера драматурга. Молодой герой без предупреждения является к старшему, и это вторжение дает толчок к развитию событий, вызывает обмен репликами в роковой драме, недоступной его пониманию.

В кабинете посла звенит колокольчик. Эту сцену описала в книге о родителях старшая дочь Нансенов, Лив[56], которая (единственная из детей) появилась на свет еще до первой экспедиции «Фрама». Рассказал ли ей о посещении кто-то из родителей, или четырнадцатилетняя девочка стояла у перил бельэтажа и сама видела, как отец нехотя спускается из своей башни?

Он заходит в спальню к жене. Тут звучит первая из двух реплик, ее: «Я знаю, чем это кончится». Его раскусили. На миг он застывает, расплюснутый между ее взглядом и собственной совестью.

Посол уже спустился на два пролета — из кабинета в башне на второй этаж, а оттуда в бельэтаж. Впереди еще один лестничный пролет. У Нансена пока есть возможность искупить вину и отвести объявленный приговор, возможность не потерять достоинство, возможность доказать свою верность. В самом низу звучит вторая реплика: «Вы получите "Фрам"».

Драма достигла кульминации, причем без единой реплики со стороны Руала Амундсена. Он покинул Пульхёгду с безмерным облегчением. Впоследствии он почувствует на своих плечах бремя целого континента.