Глава 11 ОБМАН ВСЕГО СВЕТА

Глава 11

ОБМАН ВСЕГО СВЕТА

Сохранять спокойствие и трезвую голову — это было самым главным для любого полярного путешественника в 1909 году, который внес большое замешательство в их ряды.

Летом 1909 года в имперскую столицу, Лондон, торжественно вступил Эрнест Шеклтон, побивший рекорд своего соперника Скотта. Английский морской офицер достиг 88°23? южной широты, после чего мог величать себя сэром Эрнестом[61]. Он не дошел до Южного полюса всего восемнадцать миль[62].

Представим себе Бунне-фьорд: в этой тихой заводи к югу от Христиании засели два брата и готовят экспедицию к Северному полюсу. Надо запасти все необходимое на семь лет для четырнадцати человек. Думать приходится сразу о тысяче вещей. Руал диктует, Леон записывает. До отплытия, намеченного на 1 января 1910 года, осталось всего четыре месяца.

— Ты не забыл корм для белых медведей?

1 сентября Руал раскрывает газету. Наконец-то есть новости про его доброго друга д-ра Кука, который направляется из Гренландии в Копенгаген — после зимовки в северной Канаде. До этого Кук побывал на Северном полюсе.

— Когда?

— В апреле 1908 года.

— Не в то ли самое время, когда он намечал встретиться с тобой в Нью-Йорке?

— Забавно.

— Ты должен телеграфировать ему.

— Пиши: «Сердечно поздравляю с блестящим достижением…» Что он там покорил?

Фредерик Кук хочет повидаться со старым другом в Копенгагене, но Амундсену некогда: он собирается на север… «Hope to see you in the States»[63] — так заканчивает свою поздравительную телеграмму Руал. Апрель — вполне подходящий месяц для встречи…

А какие мысли полярник держит при себе? Этим интересуются многие. 6 сентября Руал Амундсен диктует следующее послание в Пенсаколу, любимому двоюродному брату: «Вероятно, ты ожидал телеграфного ответа на свой вопрос, но я не могу сказать о путешествии Кука ничего определенного, а потому шлю свои рассуждения письмом. Кук — мой старый товарищ по экспедиции на "Бельгике", он во всех отношениях превосходный человек, и каждое его заявление следует рассматривать как абсолютно достоверное. Ученые будут пытаться проверить его наблюдения и, я надеюсь, подтвердят справедливость моих слов».

Вечером на втором этаже Ураниенборга, в глубине Бунне-фьорда, звонит телефон под номером 805.

— Г-н Амундсен, вы слышали, что капитан Пири побывал на Северном полюсе?

— Когда?

— В апреле 1909-го.

— Где-где?

— На Северном полюсе!

Четырнадцать человек. Поход, рассчитанный на семь лет. Дрейф во льдах. Руал оседает в кресле. Ты не забыл корм для белых медведей?

***

И все же 8 сентября, в среду, Руал Амундсен с утра едет в Копенгаген. В кабинете на втором этаже оставлена записка Леону. В ней перечислен экипаж «Фрама». Первым по списку идет капитан. «Напиши Турв. Нильсену […] и скажи, что эксп. откладывается на несколько месяцев. Он будет моим заместителем. Остальным следует сообщить то же самое. Отплытие состоится примерно в июле 1910 года». Итак, решение принято. Когда? 7 сентября… или в ночь на седьмое. Где? В голове у Амундсена. Подобное решение могло созреть только там.

9 сентября «Моргенбладет» помещает заметку об отъезде. «Вчера утром Руал Амундсен отбыл в Копенгаген, где намерен встретиться с д-ром Куком, а также обсудить с инспектором по Северной Гренландии поставки собак для похода на "Фраме". Домой капитан вернется в пятницу». О белых медведях — ни слова. Разумеется, собак экспедиция так или иначе собиралась брать с собой, но о том, чтобы везти их из Гренландии в Норвегию, речи никогда не шло. Четвероногих должны были захватить по дороге на север… как это ранее делал Нансен. Теперь, когда Амундсен заказал собак в Копенгагене, маршрут их следования изменился — очевидно, в соответствии с новым планом.

Какой же сдвиг произошел в голове у Руала Амундсена? Он вроде был поглощен подготовкой исследовательской экспедиции в северные полярные воды. Заказывалось оборудование со всех концов света, продолжался сбор денег, перестраивался корабль (на средства, выделенные согласно постановлению стортинга), была укомплектована команда, весьма далеко продвинулись научные приготовления… Впрочем, средств было еще недостаточно. А кто захочет вкладывать их в экспедицию к Северному полюсу, если полюс уже открыт? Что Амундсен просил Гаде внушить поставщику пеммикана? У того, дескать, будет уникальная возможность «увидеть свой товар на фотографиях с Северного полюса». Не об этом ли думал Руал? Об этом тоже, хотя не в первую очередь. Пока что к нему не поступило ни одного сообщения об отказе в помощи. Такие сообщения начнут приходить позже. И окажутся весьма кстати, дав ему обоснование решения.

Прежде всего Руал Амундсен думал о себе. «Чтобы поддержать мой престиж полярного исследователя, мне необходимо было как можно скорее достигнуть какого-либо другого сенсационного успеха, — напишет он впоследствии в своих воспоминаниях. — Я решился на рискованный шаг». У полярника был выбор из двух возможностей. Одна из них отпала в апреле… то ли 1908-го, то ли 1909 года.

А вторая… разве она тоже не перечеркнута Шеклтоном? Нет, до нее осталось восемнадцать миль[64]. На два дневных перехода… или на три, если будет встречный ветер. Восемнадцать миль до того, чтобы войти в историю, восемнадцать миль до бессмертия.

Всё готово: судно, провиант, экипаж… Но ведь один полярный путешественник тоже собирался на Южный полюс… Один? На Южный полюс собирались все! Там творится история. Чего же он ждет?

Бунне-фьорд — стоячее болото. Руалу Амундсену надо съездить в Копенгаген для беседы со своим бывшим наставником, д-ром Куком. Человеком, который побывал на Северном полюсе и хочет идти дальше, к Южному. В газетной заметке от 4 сентября сказано, что врач уже составил план покорения Южного полюса. Для того, кто на своих двоих добрался до Северного полюса, это будут детские игрушки. Надо подчинить д-ра Кука своему влиянию. Надо перебросить в Норвегию собак. В Антарктиде белые медведи не годятся. А может, Кук встретил на Северном полюсе ручных пингвинов? У Руала уже голова идет кругом от этих перескоков с севера на юг и с юга на север. Ну-ну, ничего страшного. Правда, спокойствие нарушено. Зато голова сохраняет привычную трезвость.

Нужно просто уехать из Бунне-фьорда, вытащить себя из северного полярного бассейна. До Восточного вокзала 18 километров, до Южного полюса — 18 миль! Остальное пускай улаживает Леон…

***

В столице датчан — шум, гам и ликование. Руал Амундсен снимает номер в той же гостинице, где живет покоритель Северного полюса. Впоследствии одна газета доложит читателям, что «Амундсена привели в Копенгаген в первую очередь нападки на его друга д-ра Кука. Руал Амундсен хотел продемонстрировать тому свое дружеское участие и доверие и таким образом морально поддержать его. Все это время они были неразлучны». Верно, но поехал норвежец за другим. Его визит в датскую столицу был намечен прежде, чем мир стал прислушиваться к утверждениям инженера Пири, будто доктора Кука никогда и близко не было у Северного полюса.

Между двумя полярниками-американцами развертывается нешуточная борьба. Затеял ее Пири, которому нечего терять. Второй на полюсе — это ведь не почетный титул, а напоминание о впустую растраченной жизни. Посему — смерть д-ру Куку!

Одновременно на родине норвежского короля оказывается «по служебной надобности» и опытный мореплаватель Отто Свердруп. В начале пути д-р Кук преодолевал как раз те районы, которые капитан Свердруп картировал во втором походе на «Фраме». В газете «Данеброг» Свердруп безоговорочно защищает «норвежский маршрут» и достижение д-ра Кука. «О Пири я знаю лишь одно, — сухо заметил капитан, — что он 26 лет напрасно искал Северный полюс»[65]. Коллега Амундсен тоже не боится обозначить свою позицию в этом противостоянии. «Поведение Пири вызывает у меня глубочайшее негодование, и я официально заявляю, что д-р Фредерик Кук — самый заслуживающий доверия из всех известных мне арктических путешественников, а потому сомневаться в нем и верить Пири бессмысленно»[66].

10 сентября д-р Кук покидает восторгающийся им город. Голубоглазый американский красавец прибывает в порт на автомобиле, где рядом с ним сидит крепко сбитый, немногословный капитан Свердруп. На борту теплохода «Мельхиор» к нему присоединяется другой норвежец, Руал Амундсен, который будет сопровождать судно до Кристиансанна. Он уже телеграфировал туда и предупредил власти о прибытии героя: «Считаю сведения о его походе к Северному полюсу абсолютно надежными». И Свердруп, и Амундсен поверили врачу на слово. Это объясняется, с одной стороны, их доверием к д-ру Куку, а с другой — неприязнью к Пири, которая вызывалась давней обидой за Эйвинна Аструпа, а также манерой американца объявлять о «праве владения» на территории, зачастую подробно нанесенные на карту до него.

В Кристиансанне д-ра Кука в последний раз чествуют как несомненного покорителя Северного полюса, затем он всходит на борт «Оскара II» и отбывает в Америку. Но прежде д-р Кук в благодарственной речи отмечает заслуги норвежских полярников и желает коллеге Амундсену счастья и удачи в его путешествии на север. Выиграть гонку к полюсу мог лишь один, однако в науке остается место для всех.

13 сентября Руал Амундсен возвращается к Леону, в кабинет на берегу Буннефьорда. В тот же день в имперской столице доводится до всеобщего сведения, что капитан Скотт намерен выступить в поход на юг.

— Куда?

— К Южному полюсу.

— Когда?

— В августе 1910 года.

Спокойствие, Руал. Сохраняем трезвую голову, Леон. «Всё нужно было подготовить втихомолку, — напишет потом Руал Амундсен в «Южном полюсе». — Единственный, с кем я поделился, был брат, на молчание которого я мог вполне положиться. И за то время, когда тайна была известна только нам двоим, он оказал мне много важных услуг». Как отреагировал Леон, когда брат поведал ему, что север превратился в юг?

Сам Леон ни за что не принял бы подобного решения. Будучи человеком практичным, совестливым, расчетливым во всех своих поступках, он не был способен на такие сюрпризы. В то же время Леон отнюдь не был просто мелким обывателем. Он пересекал на лыжах Хардангерское плоскогорье и ходил на корабле вокруг света. Бегло говорил на французском, английском и немецком языках. Обладал присущим дипломатам чувством такта и присущим бухгалтерам уважением к языку цифр. Кроме того, он кормил семью, а потому во всем исходил из опоры на буржуазную среду.

Полярный путешественник Трюгве Гран[67] оказался одним из немногих современников, кто описал роль державшегося в тени брата в организации экспедиции к Южному полюсу: «Леон был человеком хватким и ловким, так что, если возникало щекотливое положение (а они возникали постоянно), расхлебывать кашу приходилось ему. Для такой двойной игры нужна была светлая, быстро соображающая голова». Леон прекрасно подходил на роль секретаря и управделами Руала. Дополняя его, он позволял себе — на правах брата — давать советы, а то и возражать полярнику.

С предпринимательской точки зрения решение Амундсена было хотя и рискованным, но верным. Наука не относилась к компетенции Леона, тогда как Южный полюс представлял собой золотое дно. Кроме того, приказ уже был отдан, наступление отсрочено, войска передислоцированы, стратегия изменена. Полководец сказал свое слово.

«Слепо полагаясь» на Леона, Руал никому не раскрывался до конца. Он с удовольствием обсуждал тактику, однако мораль у него была собственная. Прямо какой-то Наполеон… Разве полководец не имеет права, планируя наступление на юге, утверждать, что готовится к атаке на севере?

У нового плана Руала Амундсена был всего один недостаток, зато весьма существенный и относившийся к области нравственности: на «Фраме» собирался в южные широты совсем другой человек. Одно дело вводить в заблуждение соперников и общественность. Другое — обманывать Фритьофа Нансена. Поступать так Руал права не имел. Ведь третий поход «Фрама» основывался на его плане, его авторитете, его научных приготовлениях. И еще на том, что сам Нансен отказался от намерения покорить Южный полюс.

Почему же Руал Амундсен не выложил новую стратегию перед затворником из люсакерской башни? Фритьоф Нансен лучше других понял бы сложное положение коллеги — утрата такого рекламного объекта, как Северный полюс, грозила финансовыми трудностями, могущими сорвать научные исследования. При поддержке Нансена к походу на Южный полюс, вероятно, можно было бы готовиться в открытую, объявив о нем раньше капитана Скотта.

А если бы Нансен отверг план? Или потребовал того, на что имел моральное право: возможности самому возглавить экспедицию? Строго говоря, Амундсен обязан был пойти на такой риск. Если же он предпочел молчать, значит, не воспринимал своего соотечественника прежде всего как партнера и коллегу. Напротив, в состязании за Южный полюс Фритьоф Нансен был его наиболее опасным конкурентом.

***

В октябре в Христианию приезжает сэр Эрнест Шеклтон, там его приветствуют восторженные толпы. Руал Амундсен произносит речь, в которой восхваляет героический пеший поход через антарктическое плато. Оставшиеся до полюса восемнадцать миль он приберегает для себя.

Тем временем конфликт между Куком и Пири продолжается, то затухая, то разгораясь с новой силой. У д-ра Кука сложности с представлением доказательств, тогда как на стороне его противника — все влиятельные круги Америки. Амундсен опять попадает в эпицентр событий, когда едет в Соединенные Штаты договариваться о поставках провианта для «Фрама». Херман Гаде предупреждает его о соблюдении осторожности (как перед отъездом из Норвегии, так и по прибытии на место).

В письме Руала к Леону, отправленном из Нью-Йорка 17 ноября, сказано: «На подходе к берегу я получил от него радиограмму, где он советовал мне остерегаться репортеров, которые будут толпами наседать на меня, дабы услышать мое мнение о конфликте между Куком и Пири. Корреспондент нью-йоркской "Геральд" добрался на яхте до карантинной станции, еще несколько дюжин газетчиков и фотографов привезло вместе с таможенниками досмотровое судно. К счастью, с ними прибыл и Гаде». На сей раз Амундсен понимает, что следует проявить дипломатичность. «Кук живет за городом, и я к нему при случае выберусь. Его акции упали до предела возможностей. Его более не поддерживает ни одна живая душа».

Спустя пятнадцать лет Гаде вспомнит, что Руал не всегда хорошо разбирался в людях и иногда ему требовалась защита от самого себя: «Тебе свойственно до последнего верить в тех, кого ты узнал с хорошей стороны. В этом я убедился, например, в отношении Кука, когда мне пришлось мчаться из Чикаго до самого Нью-Йорка, чтобы предупредить тебя по поводу твоего старого друга и товарища по экспедиции на "Бельгике"».

В номере нью-йоркской гостиницы Руал Амундсен поведал другу детства Херману Гаде, что вводит в заблуждение весь свет. Через некоторое время в тайну посвятили еще двоих: ученого Бьёрна Хелланн-Хансена, которому предстояло подготовить в Бергене океанографическую программу экспедиции, и капитана «Фрама» — Турвалла Нильсена. Обоих поставили перед необходимостью принять решение (уже принятое без них). Оба сделали выбор в пользу нового плана. Кроме того, весной 1910 года Амундсен — с глазу на глаз — рассказал об изменении курса своей самой верной опоре: Фрицу Г. Цапфе. (Предполагалось, что аптекарь из Тромсё и сам примет участие в экспедиции, однако позднее он вынужден был по семейным обстоятельствам отказаться.) Наедине Руал Амундсен мог кому угодно правдоподобно объяснить, почему север заменен югом.

В ту тягостную зиму 1910 года полярный путешественник старается держаться как можно незаметнее. Некоторые вещи утрачивают для него былое значение. Это касается не только белых медведей Хагенбека, но и экспериментов с воздушными змеями, проводившихся Сем-Якобсеном. В свое время Амундсен проявил интерес к созданию змея, который мог бы поднять в воздух человека, — для поисков в Ледовитом океане разводий и новых земель. Летом 1909 года эти эксперименты стоили жизни заместителю начальника экспедиции капитану Энгельстаду — в него попала молния. Лейтенант Сем-Якобсен продолжал работу и зимой, однако наш полярник почему-то охладел к змеям.

Вместо змеев Амундсен принялся строить дом — сборный дом, который можно будет возвести на южном материке. Еще ему крайне важно, чтобы в Христианию успели доставить к сроку гренландских собак с упряжью и прочим необходимым снаряжением: «90 кобелей по 12 крон штука и 10 сук по 10 крон штука». Кроме того, у Руала Амундсена есть дополнительная просьба, о которой он пишет датскому инспектору по Северной Гренландии: «Я понял, что для ухода за собаками мне весьма пригодились бы два гренландских эскимоса-погонщика в возрасте, который Вы считаете расцветом их сил».

Впрочем, прислать в Норвегию туземцев оказывается затруднительно по причинам, связанным с королевской бюрократией. Хотя и Кук, и Пири полагались в своих экспедициях как раз на эскимосов, «Фрам» отправляется на юг без гренландцев на борту. В конце концов, Антарктида была для эскимосов не роднее, чем страна пингвинов — для белых медведей.

В соответствии с новыми планами пришлось добирать экипаж. Последними в него взяли русского океанолога, которого собственноручно выбрал Хелланн-Хансен, и шведского механика, которого отрядили с завода Дизеля. В основном же Амундсену удалось набрать в экспедицию норвежцев: большинство участников было либо из столицы военно-морского флота Хортена, либо из города полярных зверобоев Тромсё. Амундсен заполучил и двух человек, ходивших с ним на «Йоа», — гения ледовых широт Линдстрёма и беспокойного отца семейства Хельмера Ханссена.

***

Для того, кто ищет уединения, Ураниенборг расположен превосходно: он зажат между фьордом и склоном лесистого холма. Гостю предстоит миновать собак и пройти по гравийной дорожке. Дверь открывает и закрывает прислуга. К телефону подходит Леон. Капитана нет дома.

На Пасху в Норвегию приезжает Роберт Скотт. Он собирается провести испытания нового чуда техники — моторных саней. Прежде чем вместе с сопровождающими отбыть в местную Антарктиду в окрестностях Фефора, капитан Скотт назначает встречу с Фритьофом Нансеном. Кроме того, он звонит в Свартскуг. Еще раньше он написал Амундсену письмо. Скотт хочет обсудить научное сотрудничество между норвежской экспедицией на Северный полюс и английской — на Южный. К сожалению, г-на Амундсена нет дома.

Капитан Скотт, однако, не сдается. Если он может второй раз плыть в Антарктику, то тем более может второй раз позвонить в Свартскуг. Перед отправкой моторных саней в островную империю англичанин снова пробует связаться с номером 805 в Свартскуге. Г-на Амундсена по-прежнему нет дома.

Где же он?

А где был д-р Кук?