ШКОЛЬНЫЕ ДНИ

ШКОЛЬНЫЕ ДНИ

На протяжении недели наш распорядок дня не менялся никогда. Нас будили рано, перед тем, как подавать завтрак, в кабинете отца читались утренние молитвы. Отец требовал, чтобы мы заучивали тексты из Библии и потом произносили их наизусть. Каждый из нас по очереди читал затем псалм или другой пассаж из Библии. В заключение была молитва. Отец строго, но спокойно объяснял нам смысл того, что мы читали. Шутить или переговариваться не полагалось под страхом наказания. Молитвы продолжались 10 или 15 минут. На них не присутствовали ни мать, ни моя сестра Бэбс.

За исключением Джона, мы все учились в школе Линкольна на углу 123-й улицы и проезда Морнингсайд-драйв около Гарлема. Отец считал, что для мальчиков важны упражнения, поэтому каждым утром в вестибюле нашего дома мы надевали роликовые коньки и отправлялись в школу по Пятой авеню вдоль Центрального парка. В более юном возрасте Уинтроп и я добирались только до 72-й улицы, а Нельсон и Лоране часто катились до 96-й улицы. За нами следовала машина - седан марки «Нэш», чтобы везти нас дальше после того, как наша энергия истощалась. В ней сидел один из трех братьев-ирландцев из семьи Конканнон, которые раньше были кучерами, а потом научились, хотя и с разной степенью успеха, водить автомобиль. Им было трудно привыкнуть к автомобильному рулю и больше всего нравилось водить один из наших электрических автомобилей, которые были популярными до появления модели Т Генри Форда, поскольку в электрическом автомобиле, как и в двухколесном экипаже, водитель сидел наверху, как кучер.

Линкольн не был типичной частной школой, подобной школе Браунинг или Сен-Бернар для мальчиков или школ Шапен или Брирли для девочек, где учились дети из большинства богатых семей. Стоимость обучения в школе Линкольн была низкой, с тем чтобы школа была доступной на конкурентной основе детям из любых семей. Линкольн был школой совместного обучения, и контингент учащихся отражал разнообразное население города. В моем классе были несколько детей из семей богатых бизнесменов и банкиров, однако большинство моих одноклассников происходили из относящихся к среднему классу семей ученых или художников. Один из них, Тессим Зорак, был сыном хорошо известного скульптора Уильяма Зорака, жена которого Маргарита была художницей и ткала гобелены. Были несколько детей недавних иммигрантов, один был даже белоэмигрантом из России. Мои соученики отличались высоким интеллектуальным уровнем и, подобно мне, больше интересовались не спортом, а другими видами деятельности.

От всех других школ Нью-Йорка того периода школу Линкольн отличала экспериментальная программа и метод преподавания. Отец был страстным и щедрым сторонником методов преподавания Джона Дьюи6 и поддерживал усилия по реформе школы. Отец и другие основатели школы Линкольн считали, что современные учебные заведения должны быть чем-то большим, чем просто места, где запоминаются факты и формулы и что-то заучивается наизусть; школы должны были быть тем местом, где людей учили думать и самостоятельно решать задачи. Школой Линкольн управлял Педагогический колледж Колумбийского университета при значительной финансовой поддержке на протяжении первых лет существования школы со стороны Генерального совета по образованию. Это была экспериментальная школа, предназначенная для претворения в практику философского подхода Джона Дьюи.

В Линкольне делали упор на свободу детей учиться и играть активную роль в собственном образовании. По большинству предметов мы не получали подробных заданий по учебнику: нас учили отправляться в библиотеку и самим находить информацию. По существу, нас учили тому, как следует учиться, а не заставляли просто повторять факты, которые должны были остаться у нас в голове. Однако были и определенные недостатки. Что касается меня, то у меня были трудности с чтением и правописанием, которые мои учителя, ориентируясь на «прогрессивную» теорию образования, не считали достаточно серьезными. Они полагали, что я просто медленно читаю и буду развиваться в своем собственном темпе. На самом деле у меня была дислексия7, которая никогда не была диагностирована, и на это никто не обратил особого внимания. В результате моя способность к чтению, как и грамотность улучшились с возрастом лишь незначительно. Все мои братья, за исключением Джона, а также сестра Бэбс в какой-то степени страдали тем же самым.

С другой стороны, в школе Линкольн у меня были очень хорошие учителя. Я объясняю продолжавшийся всю мою жизнь интерес к истории влиянием Элмины Луке, учительницы шестого класса, которая делала прошлое необычайно живым. Хотя школа Линкольн, наверное, в чем-то оставила меня и неподготовленным, в возрасте 17 лет я смог поступить в Гарвардский университет и далее завершить обучение в нем с умеренными успехами.