Возвращение к «цивилизации»

Возвращение к «цивилизации»

Весной 1884 года жизнь У. С. Портера на ранчо Холлов закончилась, и он очутился в Остине — столице штата Техас.

Нашего современника столичный статус города может ввести в заблуждение. Его воображение того и гляди нарисует мегаполис с широкими магистралями, громадами многоэтажных домов и тротуарами, заполненными спешащими по делам горожанами. Даже отдаленно в облике Остина середины 1880-х ничего этого не было. В городе проживало едва ли больше десяти тысяч жителей. Единственным действительно крупным городским строением было здание Капитолия штата, да и оно тогда еще только строилось[72]. Большинство улиц даже не было замощено. Днем — из-за жары — город казался вымершим. Жизнь (всего на несколько часов) пробуждалась по утрам, затем замирала, чтобы по-настоящему начаться уже ближе к вечеру.

Хотя, даже в масштабах Техаса, Остин — не самый крупный населенный пункт (Сан-Антонио и Хьюстон и в те годы были куда населеннее), но в восприятии Портера — поначалу жителя провинциального Гринсборо, а затем обитателя уединенного ранчо, конечно, это был большой город, настоящий центр цивилизации.

В Остин будущего писателя привело стечение обстоятельств. «Скотоводческая лихорадка», «свирепствовавшая» в Техасе в 1870-е — начале 1880-х годов, стремительно подходила к концу. Стоимость аренды пастбищ росла, цены на скот падали, его разведение в графстве Jla Салль становилось делом все менее прибыльным, и Холлы решили перебраться подальше, в глушь, где производство мяса, шерсти и т. п. было еще рентабельным. Портера с собой они не взяли — даже не предложили поехать вместе с ними.

Что послужило тому причиной? Замкнутость молодого человека, его, по словам Бетти Холл, «неблагодарность» или — по ее же словам — отсутствие у него некоего «физического и морального мужества»? Едва ли это могли быть экономические причины — при простоте быта «лишний рот» едва ли мог подорвать финансовое положение семьи Холлов. Скорее всего, у Бетти Холл (и это легко читается между строк ее поздних суждений о Портере) накопилась определенная и вполне понятная психологическая усталость. Постоянно, в течение двух лет, ежедневно: утром, днем, вечером — видеть невозмутимую физиономию в общем-то совершенно постороннего тебе человека. В такой ситуации раздражение возникнет у любого и захочется перемен. Тем более что обязательства перед «старейшиной» семейства — доктором Дж. Холлом — выполнены: его пациент совершенно здоров, окреп и даже прибавил в весе. Но, подчеркнем, никакого взаимного раздражения, обид, тем более конфликта не было. По крайней мере между Портером и Ричардом Холлом. Об этом говорит хотя бы тот факт, что несколько лет спустя Ричард пригласил будущего писателя на работу и стал его работодателем, а Портер оказался его верным и исполнительным сотрудником. Да и нового «покровителя», предоставившего нашему герою кров и пищу, нашли все те же Холлы.

Так весной 1884 года свершился очередной поворот судьбы, и в очередной раз без участия У. С. Портера, — уже в марте он обосновался в доме Джо Харрелла, местного торговца.

В восприятии нашего современника и соотечественника подобные метаморфозы, возможно, удивительны. Ему трудно представить, как это в совершенно чужой семье, в чужом доме, вдруг появляется абсолютно посторонний человек, обосновывается и живет рядом — не день-два или неделю, а месяцы, даже (как в случае с нашим героем) годы. Что тут скажешь? Можно говорить об эпохе, которая отличалась от современной, о неких местных «девиациях» в «культурном коде», но ясно и то, что американцы все-таки немного другие, не такие, как мы. Впрочем, тут надо иметь в виду и вот что. Джо Харрелл был земляком Портера. Он тоже перебрался в Техас из Гринсборо, только давно. Да и с молодым человеком был знаком — несколько раз тот бывал в его доме, выполняя поручения Дика Холла. Последний и «сосватал» Уилла семейству Харрелл. Как это произошло, сейчас, конечно, уже не узнать. Но факт остается фактом — на три года дом Джо Харрелла превратился и в дом для будущего писателя.

По информации биографов О. Генри, земляк относился к нему очень радушно — почти как к сыну. А собственных сыновей у него было трое — все они были немного старше Портера, но не настолько, чтобы не могли подружиться с ним.

Особенно молодой человек сблизился с младшим Харреллом — Дэвидом. «Он был мне почти как брат», — вспоминал позднее писатель[73]. Они и жили в одной комнате — в мансарде. Сам Джо Харрелл был уже немолод — в 1884 году ему исполнилось 73 года. Вместе с холостыми сыновьями он жил в большом доме и держал табачную лавку. С самого начала Харрелл дал понять Портеру, что он не рассматривает его в качестве постояльца — ни за стол, ни за комнату платить не придется, и любые разговоры на этот счет будут неприятны. Так что период жизни необременительной и довольно-таки безответственной не завершился для Портера и с переездом в столицу Техаса.

Чем занимался наш герой в Остине? Что касается первых шести-семи месяцев, то сведения о них весьма отрывочны. Ясно, что постоянной работы у Портера в это время не было, и, судя по всему, он не стремился ее заполучить. Нередко он стоял за прилавком табачной лавки, но продавцом не был, а скорее всего, просто подменял хозяина или одного из его сыновей. Платили ему или нет? Подрабатывал ли он где-то еще? Сведения на этот счет отсутствуют. Но какой-то источник доходов (пусть небольшой) у него должен был быть. Иначе не объяснить тот образ жизни, который он вел в это время, — с вечерними (а нередко и с ночными) прогулками по городу, с пением под гитару и обязательным в компании приятелей посещением питейных заведений и танцев. А ведь нужно было еще и одеваться. А если судить по снимку, сделанному в первые месяцы жизни в Остине, уже тогда У. С. Портер не просто любил красивую одежду, но явно старался выглядеть элегантно.

Учитывая склад характера, психологические особенности личности, он, конечно, не стремился к тому, к чему стремились большинство его соотечественников — к карьере и преуспеянию. Его вполне устраивал тот необременительный образ жизни, который он вел в предыдущие годы: сначала в Гринсборо — «под крылом» тетушки и дядюшки, затем под покровительством Холлов — в Техасе на ранчо, а позднее — в Остине, в доме Харреллов. Но обстоятельства — прежде всего материальные — заставляли его укореняться, искать работу, налаживать быт. Так, прожив более полугола в Остине, Портер, наконец, предпринимает первую в своей жизни самостоятельную попытку найти постоянную работу и устраивается «по специальности» — в аптекарский магазин «Мотли Бразерз Драг Стор», находившийся недалеко от жилища Харреллов Ист Пекан-стрит[74] (по его просьбе рекомендации ему прислали из Каролины доктор У. Белл и доктор Дж. Холл).

Магазин этот, скорее всего, не очень отличался от заведения Кларка Портера в Гринсборо, и можно было ожидать, что лицензированный фармацевт надолго задержится в аптеке (на первый взгляд это вполне согласуется с характером будущего писателя). Однако, проработав два месяца, Портер оставил заведение. Ему было там скучно. За два года он отвык от монотонной аптечной рутины, и теперь это привычное занятие больше его не привлекало.

Следующим местом работы стала компания по продаже недвижимости, в ней он занял бухгалтерскую должность. Казалось бы, странная метаморфоза, вроде бы не очень согласующаяся с характером нашего героя. На самом деле совсем наоборот. Компания называлась «Братья Мэддокс и Андерсон» и принадлежала Джону Мэддоксу и его компаньону Чарлзу Андерсону. Упомянутый Мэддокс — тот самый, с подачи которого У. С. Портер оказался иллюстратором несостоявшейся книги колорадского золотоискателя Диксона. Следовательно, он опять очутился «под крылышком» — под покровительством пусть не родного, но весьма расположенного к нему человека.

Расположение Мэддокса к Портеру было настолько велико, что он даже предложил ему отправиться в Нью-Йорк — обучаться рисунку и живописи (Мэддокс, как мы помним, восхищался талантом карикатуриста). Все расходы меценат брал на себя. Но молодой человек отказался. Вполне вероятно, что отказ этот объяснялся неуверенностью в своих силах. Что ж, это не противоречит характеру нашего героя. И все же основная причина имела также психологический подтекст, но скорее всего иного свойства — «под крылом» Мэддокса и Андерсона Портер ощущал привычную «защищенность». Перспектива оказаться в большом городе, в одиночестве, без покровительства, похоже, пугала его. Амбиций же (по крайней мере тогда) он был лишен.

А в должности бухгалтера юноша чувствовал себя, видимо, вполне комфортно. Тем более что в процессе овладения новой специальностью у него обнаружилось еще одно, дотоле неизвестное и, надо сказать, не очень распространенное свойство: оказывается, Портер «дружил с цифрами». Чарлз Андерсон много лет спустя писал биографу О. Генри А. Смиту: «Бухгалтерии он обучался у меня, и я никогда до той поры не встречал человека, который с такой быстротой и легкостью схватывал суть дела»[75]. Впоследствии бухгалтерские навыки, отличная память, аккуратность и пунктуальность Портера (необходимые в этом деле) привели его (не без протекции тех же Мэддокса и Андерсона) на должность кассира в банке.

Впрочем, если знать, чем это обернется, было бы лучше, если б он совсем не «дружил с цифрами». Но это уже другая часть истории, и об этом позже.

В риелторской фирме Портер прослужил два года и никаких нареканий от своих работодателей-покровителей не имел. За три первых года в Остине он переменился. Переменился внешне. Это красноречиво демонстрируют две фотографии. Первая из них — 1884 года. На ней молодой человек — худенький, если не сказать хрупкий, — в шляпе-канотье, с раскрытым «китайским» зонтиком над головой, в элегантном светлом костюме, стоит в принужденной позе, опираясь на тросточку. На втором снимке, сделанном три года спустя, мы видим уже другого человека: в компании приятелей-сверстников он свободно позирует — пальто нараспашку, в перчатках, в руке держит шляпу. Он возмужал, взгляд его уверен.

Один из биографов писателя, подводя итог жизни Портера на ранчо, писал, что за два года с Холлами «из бледного, анемичного паренька весом едва ли больше сотни фунтов»[76] он превратился «в подлинный образец настоящего, крепкого техасца»[77]. Это не совсем так: разительные перемены в облике произошли в первые два-три года его «столичного» жительства — он повзрослел, раздался в плечах. Сравнивая две фотографии, можно прийти и еще к одному выводу — происходили и внутренние изменения: он стал увереннее, перестал «дичиться». Об этом же говорит тот факт, что у Портера появились и другие интересы, кроме чтения и рисования карикатур. Он увлекся музыкой: взялся совершенствоваться в игре на гитаре (играть он научился еще в Гринсборо) и начал петь. По воспоминаниям тех, кто знал юношу, голос у него был не сильный, но чистый и пел он с чувством. В Остине даже организовался ансамбль — «Хилл-сити квартет»[78]. Приятели играли в церквях, на свадьбах и вечеринках, по случаю — в тавернах. Но выступали не для денег (гонораров за концерты они не получали), а для удовольствия — из любви к искусству и общению.

Одной из тамошних традиций (в этом смысле Остин середины 1880-х мало отличался от Гринсборо конца 1870-х) было исполнение ночных серенад под окнами местных чаровниц, и Портер неизменно принимал в таких концертах участие. В одном из писем той поры (Дэвиду Харреллу, который нередко покидал город по делам) он описывает такое «мероприятие»: «Наша группа исполнителей серенад изобретает новые и внушающие тревогу виды пыток для своих беспомощных и спящих жертв. В прошлый четверг мы погрузили на извозчика небольшой орган и все прочие инструменты, после чего произвели такой набег на тихий полуночный воздух, что сама атмосфера вокруг покрылась смертельной бледноствю»[79]. Надо думать, что такие «набеги» случались регулярно.

Какое место в этот период его жизни занимала литература? Судя по всему, не очень большое. Он писал Д. Харреллу и в Гринсборо доктору Беллу. И, как обещал, «прилагал усилия» к тому, чтобы его приятель и почитатели из «Весперского читательского клуба» «имели правдивый и точный отчет» о том, что члену их сообщества «доведется увидеть и услышать в Техасе». Но его «отчеты» продолжали оставаться столь же витиеватыми и многословными, как и прежде. Они были забавны, искрометны, но той энергии, лаконичности, точности и выразительности деталей, сюжетности, что характерны для новелл О. Генри, в них не ощущалось.

Один из биографов О. Генри называл первые годы, проведенные будущим писателем в Остине, лучшими в его жизни. С этим суждением трудно не согласиться, — по крайней мере в том смысле, что никогда до той поры и никогда после жизнь У. С. Портера не была столь необременительной и в то же время насыщенной событиями — небольшими, но приятными. Это была жизнь молодого, здорового холостяка, не особо задумывающегося о будущем, не строящего карьеру, а получающего удовольствие от самого процесса каждодневного существования: от общения с приятелями, пирушек, прогулок по ночному городу, рисования карикатур, музыкальных выступлений и работы, которая не слишком интересна, но ладится и за которую он получает неплохие деньги.

Кстати, о деньгах. У Мэддокса и Андерсона бухгалтер получал 100 долларов в месяц. Даже при довольно высокой (по сравнению с другими южными штатами) стоимости жизни в Техасе этих денег молодому человеку должно было вполне хватать. Во всяком случае, в те годы семья (с неработающей женой и ребенком) с месячным доходом в 100 долларов бедной никак не считалась[80]. Что уж говорить об одиноком мужчине! К тому же он не платил за кров и стол. Правда, любил одеваться, был настоящим щеголем. По сравнению с нашими временами, одежда тогда стоила дорого, а Портер, как правило, шил костюмы на заказ, да еще были нужны головные уборы, обувь, трости, перчатки, сорочки, белье, галстуки и прочее! В общем, избытка денежных средств он не ощущал, накоплений не делал, но явно не бедствовал.

Жизнь доставляла удовольствие, и, судя по всему, ничего в ней менять Портер не собирался. Но, как нередко случается, вмешались обстоятельства, противостоять которым было не в характере этого человека, и он им подчинился. Однако по порядку.

В ноябре 1886 года состоялись очередные выборы губернатора штата. Губернатором стал Сал Росс[81], землевладелец, в прошлом генерал армии Юга, техасский рейнджер и т. д. Одним из важных пунктов его программы было наведение порядка в вопросах земельной собственности. В штате с весьма непростой историей, где права на земли раздавали сначала власти Мексики, затем независимой Республики Техас, а потом и власти штата в составе США[82], а границы наделов — до послевоенных лет никакой топографической съемки местности не производилось, и землеустроители, как таковые, отсутствовали — определялись весьма примерно, что называется, «на глазок» («от того холма на востоке до русла ручья на западе и на семь миль к северу»), эта проблема стояла очень остро. В условиях, когда население штата было невелико, а земля почти ничего не стоила (для выращивания сельскохозяйственных культур она малопригодна), никаких особенных сложностей не возникало. Но времена менялись. Просторы Техаса оказались «золотым дном» для скотоводства. Росли стада, увеличивались прибыли, штат активно заселялся, цены на землю стремились вверх, и вот тогда проблема собственности на землю встала «во весь рост». За границы пастбищ шла настоящая война, проливалась кровь, нередко гибли люди. Необходимо было внести ясность, разобраться и определить топографически и юридически — где чья земля и где проходят границы. Среди тех, кто поддерживал Росса, был и Ли Холл — фигура в восприятии техасцев весьма влиятельная, от мнения которого зависело многое. И когда его кандидат победил, то во главе ключевого учреждения в этом деле встал брат Ли, Ричард Холл — при поддержке губернатора он был избран комиссаром штата Техас по земельным вопросам.

Известна американская (да и не только американская) политическая традиция — когда к власти приходит новый политик, он приводит с собой новую «команду» и на ключевые посты назначает своих людей. Так сделал и губернатор Росс, и земельными вопросами стал заниматься Дик Холл. Но и он хотел иметь собственную команду — в таком щекотливом вопросе, как земельный, ему необходимы были люди, на которых он мог положиться. А Портер, ко всему прочему, был еще и замечательным рисовальщиком, что немаловажно. Так в числе сотрудников земельного комиссариата, сразу же по вступлении на пост нового губернатора в январе 1887 года, оказался и У. С. Портер.

Несколько лет спустя, будучи начинающим литератором (но уже владельцем собственной газеты!) в истории под названием «Бексарское дело № 2692», действие которой разворачивается в Земельном управлении штата, он описал место своей работы. Оно — примечательно и достойно того, чтобы привести его на страницах книги о жизни писателя:

«В случае, если вы посетите Остин, вам непременно следует осмотреть Главное земельное управление.

Пройдя вверх по главной улице, вы круто заворачиваете за угол дома, где находится суд, и перед вами на крутом холме предстанет средневековый замок.

Вы помните о Рейне, о Лорелее, о покрытых виноградниками горах Германии, потому что архитектура этого замка живо напоминает Германию.

План был составлен старым чертежником родом из “фатерланда”, в сердце которого глубоко были запечатлены картины его родной страны. Говорят, что он с замечательной верностью воспроизвел старинный замок, находившийся вблизи места его рождения.

Нынешняя администрация новой окраской испортила благородный стиль старинных стен. Современные изразцы заменили каменные плиты пола, истоптанного ходьбой тысячи ног. Старинная потертая мебель сменилась нарядным и изящным гарнитуром.

Но даже и теперь, при входе в здание, вы невольно понижаете голос, потому что весь окружающий вас воздух пропитан дыханием прошлых поколений.

Каменные стены здания необычайно толсты. Летом здесь прохладно, зимою тепло. Здание стоит поодаль от других государственных учреждений и имеет печальный, одинокий вид, как бы живя в прошлом».

Конечно, насчет «старинных стен» Портер изрядно преувеличил: к тому моменту, когда в одном из кабинетов водворился новоиспеченный чертежник, «средневековому замку» не сравнялось и двух десятков лет. Но его тевтонский дух, видимо, действительно производил впечатление на простодушных, лишенных традиций техасцев. И на У. С. Портера в том числе. Вот в таком месте он и трудился, — живя в настоящем, но постоянно ощущая связь с прошлым, — копаясь в делах «давно минувших дней».

Должность была невелика — он был не начальником, а рядовым сотрудником, чертежником, составителем земельных планов, человеком, который рисовал карты. В процессе их создания он работал в архиве, копировал старые чертежи, готовил необходимые справки, писал пояснительные записки, вносил необходимые изменения, уточнения и поправки в записи прежних лет. Казалось бы, ничего особенного (да и в зарплате не выиграл — получал все те же 100 долларов в месяц).

Но в руках у него была информация, которая могла стоить дорого: ведь на основании архивных документов, результатов топографической съемки он одним из первых узнавал о неточностях, излишках, истинных размерах участков, ошибках в оформлении, правах на собственность и т. п. И это в условиях разразившейся в Техасе «земельной лихорадки» — отчаянных спекуляций на фоне постоянно растущей цены на землю. Конечно, таких, как он, в земельном комиссариате было немало. Но именно ему нередко поручали дела особо деликатного свойства — ведь он был ставленником нового начальника.

Биографы обходят стороной вопрос, как будущий писатель оказался в стенах Земельного управления. Кому принадлежала инициатива — Портеру или Холлу? Учитывая вышесказанное (и не забывая о характере молодого человека), логично предположить, что инициатором выступил все-таки последний[83]. Холл знал бывшего подопечного как человека аккуратного, исполнительного и надежного, который не станет болтать, а тем более ввязываться в сомнительные предприятия. А возможностей для этого было множество: в коридорах комиссариата прочно обосновались так называемые «земельные акулы» — особая разновидность дельцов, порожденная «лихорадкой». Они собирали сведения об участках, в оформлении прав на которые вкрались ошибки, существовали неточности в определении границ, или акт о владении был сомнителен, но больше всего их интересовала «ничейная земля», которую фактически кто-то использовал, но неправомочно, поскольку она находилась в собственности штата, а информация отсутствовала. Земельное управление штата и было для них самым надежным источником. Сведения такого рода они скупали у сотрудников ведомства, чтобы затем перепродать их крупным земельным спекулянтам или воспользоваться в собственных интересах.

«Люди, живущие в других штатах, не могут себе представить, какая обширная и важная работа производилась в этих стенах, — писал позднее Портер, — и какое значение имеют миллионы описей и дел, составляющие архив этого учреждения. Здесь собраны все акты, свидетельства и документы, относящиеся к каждому футу земли штата Техас. Можно было бы заполнить целые тома отчетами о мошенничествах, ложных свидетельствах, подкупах, обманах, подчистках и исчезновении документов, обо всех тех разнообразных махинациях, которыми, ради всемогущего доллара, запятнаны дела Главной земельной конторы».

Есть ли смысл говорить о масштабах коррупции в заведении Холла? Хотя в том же «Бексарском деле» Портер утверждал, что служащие комиссариата — честные люди: «…трудно найти более верных, компетентных, исполнительных работников». Но когда речь идет о больших деньгах, кто сможет поручиться? В этом смысле Ричард Холл сделал правильный выбор — ни в чем подобном его протеже замечен не был. Во всяком случае, с «земельными акулами» не общался и в «отношения» с ними не вступал. Хотя однажды (об этом Портер вспоминал много лет спустя, уже прославленным писателем) воспользовался «служебным положением» в «целях личного обогащения»: составляя план некоего земельного владения, обнаружил изрядный кусок «ничейной земли», оформил на него заявку, купил у штата Техас землю за 50 долларов (благо что для совершения сделки ему не нужно было даже покидать здание, в котором трудился), а через несколько дней перепродал ее за 900 долларов. Был ли этот случай единичным, как утверждал писатель? Или были другие? Сейчас трудно судить об этом. Но скорее всего, он говорил правду. Ведь эта история относится к тому периоду, когда служба в Земельном управлении подходила к концу (и он знал об этом), у него была семья — жена и ребенок, а денег не хватало.

Таким образом, мы подошли к этапному событию в жизни нашего героя — изменению его матримониального статуса. Понятно, что в жизни любого мужчины создание семьи — важное событие, для многих — этапное. Но для У. С. Портера это был не просто этап, а поворотный пункт в его личной истории — человеческой и творческой. Если бы он не встретил Атоль Эстес, не влюбился в нее, не женился на ней — всё в его судьбе пошло бы по-другому. Не факт, что он не стал бы писателем, как заявляют иные биографы. Скорее всего, стал бы. Но то, что жизнь его, возможно, сложилась бы счастливее и писал бы он по-иному, несомненно. Но сложилось так, как сложилось.