Глава 17. Москва. Прощай, оружие?

Глава 17. Москва. Прощай, оружие?

Имя русского человека держать честно и грозно!

Комондор Ивлев, «Россия Молодая»

Здравствуй, Москва-матушка! Позади остался грозный, непокорённый Донбасс. «Край степей и терриконов». Символ человеческого трудолюбия, стойкости, упорства и воли к победе. Синеющие здесь повсюду глыбы терриконов — это памятники трудам многих поколений шахтёров, которые ценой невиданных усилий, из века в век вырывают из чрева матери-земли «чёрное золото» — уголь, дарящий свет, тепло, жизнь. И цена этой жизни, как всегда — тоже жизнь, жизнь шахтёрская. На каждую тысячу тонн угля приходится одна смерть — мученическая смерть шахтёра, задыхающегося под многотонным спудом сошедшей лавы, или сгорающего в пламени метанового взрыва. И когда подойдёшь к террикону поближе, ты увидишь, что на самом деле он не синий, а буро-красный — капли крови проступают сквозь его толстую шкуру.

Под тяжёлыми тушами терриконов, на огромных глубинах, невидимые сверху, тянутся многокилометровые пустоты — штольни и шурфы, забои и паттерны. В извращённой фантазии содомитов — литераторов из проклятого туманного Альбиона, такие могут вырыть только сверхъестественные существа — гномы, наделённые сверхспособностями, но и живущие в них же, глубоко под землёй. Изнеженные и чувствительные, англосаксонские литературные извращенцы интуитивно чувствуют всю тяжёлую мощь почвы, её неподатливое могущественное величие и таящуюся грозную силу. Подсознательно они просто не могут представить себе, что обычные люди из плоти и крови способны в неимоверной духоте, чудовищном перепаде температур — то жаре, то холоде, с беспрерывным изнуряющим риском для жизни, годами созидать величественные пространства этих подземных галерей, перед которыми блекнут самые яркие, но «виртуальные», нарисованные на их компьютерах «шахты Мории».

И это беспрерывное созидание — тоже часть национального донбасского характера, неяркого, но стойкого шахтёрского величия.

В последний вечер перед Углегорской наступательной операцией, когда всё было намечено, но ещё ничего не решено и висело на волоске, военный лидер нашего народа, Александр Владимирович Захарченко, перед высшими офицерами держал краткую речь.

— Ребята, эта операция очень важна. Если всё получится, удастся сберечь множество человеческих жизней.

Бригада была только что сформирована, и ей сразу же предстояла ответственная задача — наступление в глубину, с далеко идущими целями. Обычно новосформированные части такие задачи решать не могут в принципе. Но короткое слово «надо» нигде так не жестоко, как на войне.

— Если вы не сможете взять город, я с собой возьму двух министров, свою охрану и пойду в атаку. Пусть вам будет стыдно.

В пальцах его правой руки, в такт словам, блестел и крутился охотничий нож с простой деревянной рукояткой, короткими тычковыми и рубящими взмахами отделявший запятые и точки в речи. Мастерство и решимость этих коротких, отточенных движений были неслучайны. Я знал, что наш премьер ходит в атаку вместе с нашей пехотой — вплоть до рукопашной, когда противника нужно опрокинуть высочайшей решимостью и запредельным мужеством. В приёмной, перед совещанием, я обнимался с его охранниками — мы с этими достойными воинами хорошо и очень давно знаем друг друга. И ещё там я услышал, как один из них, более опытный, негромко напутствовал новичка: «В атаке не забегай вперёд бати: он тогда сильно сердится и может ногу прострелить». Это знакомая ситуация: когда ты идёшь со своими бойцами, и они, дорожа своим командиром, неосознанно стремятся прикрыть тебя своим телом. Но такой знак немудрёной солдатской заботы — готовности умереть за командира — это высший признак того, что Командир — с большой буквы. Как и Человек. Сколько дал Бог воевать — ни разу не видел в таком качестве ни труса, ни подлеца…

Так что то, что первое лицо нашего молодого государства, премьер-министр, лично идёт вперёд, чтобы лично, лицом к лицу, клинком решить спор с фашистскими этномутантами — это тоже наш национальный донбасский характер. На свете есть очень мало наций, которые могут гордиться тем, что во главе их стоит настоящий воин — даже не генерал, а тот, кто сам ведёт вперёд рядовых бойцов, идёт вперёд, туда, где «смерть и горе каждый день, каждый час», чтобы своим хрупким смертным телом заслонить от смерти женщин, детей, стариков, всё, что именуется простыми словами «Родина» и «народ». Европеоиды и пиндосы любят пословицу «у каждого народа такое правительство, которого он заслуживает». Это верно — пусть они, растленные, поклоняющиеся сатане, живущие ради резаной бумаги, а теперь уже — ради кучки виртуальных электронных ноликов на карточке банковского счёта, выбирают себе «президентов» из содомитов, зоофилов и негров, предавших свою расу. Наш народ сумел воспитать и воздвигнуть на пост главы государства настоящего мужчину, который знает, как жить и за что не жаль умереть. В капле воды отражается океан. В лидере нашего народа отражена вся веская мудрость чеканной формулы: «Донбасс не гонит порожняк!»…

Москва кишит народом и машинами. Непривычно после пустынных улиц Донбасса, после руин Углегорска и Дебальцево видеть переполненные людом улицы. Детишки радуют глаз своим обилием и весёлым детским нравом. У нас там их очень мало — родители повывозили их, чаще всего в Россию, спасая их от ужасов войны. Те же, которые остались, быстро повзрослели, часто серьёзны и степенны не по возрасту, и это царапает сердца состраданием. Половодье дорогих лимузинов переполняет улицы — но, как пошутил один из ополченцев, «в Ростове машин всё равно больше, ведь туда выехали весь Донецк и Луганск». Может быть, пошутил, а быть может — точно отметил, как знать… Вообще после почти года войны ТАМ здесь много непривычного. Непривычны круглый день работающие магазины, обилие общественного транспорта, отсутствие следов артобстрелов и разрушений, многолюдье гражданских при полном отсутствии знакомых подтянутых фигур в «горках» и «флоре». Привычны только флаги России везде. И в этом — главный символ, главный смысл происходящего. Руины мы отстроим. Уехавшие вернутся и наполнят гомоном голосов и звуками честного труда улицы наших городов. Те, кто остался и защитил Родину, снимут униформу и превратятся в скромных, незаметных «гражданских». Но Россия останется здесь навсегда: мы и есть Россия, мы и есть часть великого русского народа, которая вернулась в лоно Руси-матушки…

Великолепие иномарок и дамских нарядов, чистота древних улиц и площадей, в которых под глянцем ультрасовременной отделки и новых технологий застыла величественная красота древней истории — вплоть до пожара при Наполеоне. Москва, как красавица, приобретшая опыт зрелости, но сохранившая юношеское очарование и радость жизни, как птица-феникс, воспрянувшая из морока разрушения государственности и распада страны в девяностые, вновь сияет великолепием и силой, радует глаз и наполняет сердце щемящим чувством сопричастности к славе предков и величию дел наших современников, единству великого народа, равного которому нет более на Земле. Раскинувшего свои владения на одиннадцать часовых поясов. Через мракобесные потуги заокеанских кукловодов и слепое бешенство их здешних марионеток, вновь собирающего воедино свои земли — не столько войной, сколько примером иной, правильной жизни. Подающего всему прочему миру, знойной Латинской Америке и загадочному Востоку, пылким пустыням Востока Ближнего и истомлённой междоусобными распрями Африке пример этой самой жизни. Когда деньги не мерило всего, и есть ценности гораздо выше их. Когда нация трудится как один человек не для того, чтобы общими усилиями, экономической войной, диверсиями и политическими подлостями ввергнуть другие нации в пучину разора и взаимного истребления, а для того, чтобы у других наций были атомные реакторы и орбитальные станции. Когда оружие не убивает женщин, детей и стариков в других странах, а защищает их. Стальные кровожадные стервятники, палубные истребители US NAVY напрасно исходят жаждой крови и разрушения на громоздких палубах авианосных группировок — небо слабых и беззащитных стран закрыто от слепой безумной ярости их, сатанистов, твердью русских ракет и твердью молитв русских святых подвижников.

Красная площадь, сердце и твердыня русского духа. Как хотелось пройти по её брусчатке — после столь долгой разлуки! К сожалению, вход на неё закрыт и обнесён передвижными ограждениями. Строгая и потрясающе желанная в своей удобной форме, рядом высится девушка-полицейская: со спортивной фигурой, налитой силой, однако не на жилисто-юношеский манер, а напротив — сияющая зрелой, чувственной красотой, манящая женственными округлостями тяжёлых форм. Жаль, что на площадь нельзя пройти. Но жаль чуть-чуть. По-настоящему жаль в бою, когда, например, патроны заканчиваются. Вот это — ЖАЛЬ так ЖАЛЬ! После таких впечатлений мелкие происшествия типа закрытой к просмотру площади не могут даже заметно удивить. Воистину «кто в армии служил, тот в цирке не смеётся».

Знаменитый мост возле Красной площади. Тут отправили на Божий Суд, в иное измерение Немцова. Большие охапки цветов, как маленькие неряшливые стога сена, лежат долгим рядом на перилах моста. Увиденное неприятно кольнуло в сердце. Когда на Донбассе твари-каратели закошмарят с артиллерии очередной дом, и на асфальте яркими маками расцветают капли крови гражданских, в том числе детей, вся эта прекраснодушная интеллигентщина не спешит принести цветы и соболезнования, тем более — средствами, лекарствами, гуманитаркой, делом помочь пострадавшим. Невинные дети и немощные старики, инвалиды и беременные женщины — для них это не люди, не те, кто заслуживает сострадания. Для них достоин памяти и сочувствия лишь тот, кто всю свою жизнь посвятил разрушению своей страны, работе против своего народа, на его заокеанских врагов. У нас на Украине вовремя, вот так же, не грохнули своих собственных уродов — медузу-горгону Тимошенко, кролика-переростка Яценюка и целую кучу других. И теперь кровь невинного населения льётся потоком, и целые города исчезают с карт под ураганным огнём артиллерии.

Рядом с цветами, на листах бумаги, везде — отпечатанные мудрые надписи: «Борись». Видимо за то, чтобы Красная площадь стала Майданом, чтобы толпы обкумаренных наркотическим «чайком» гормональных придурков могли вдоволь поскакать, а главное — сковырнуть свою законную власть, обвалить в пропасть своё государство на радость умному и жестокому врагу.

О погибших — хорошо, либо ничего, потому никаких слов, посвящённых «виновнику торжества», «сакральной жертве» мировой закулисы. А вот всем, кто положил туда хоть один цветочек, от всей души хочется сказать: пусть отсохнет твоя рука! Раньше, чем она бросит бутылку с бензином в русских, так же, как бросали твои единомышленники в Одессе.

Золото куполов, строгие очертания Кремля, великолепие ГУМа с заоблачными ценами, везде строгие патрули. Может и хорошо, что сейчас настало перемирие? Ведь действительно, очень многим непонятно, за что же сражались и умирали, иногда прямо у нас на руках, лучшие сыны нашего народа? За интересы «московских олигархов»? За «чью-то бензоколонку», как сейчас модно говорить?

Что защищать? Заржавленные пушки?

Две улицы, то в лужах, то в пыли,

Косые гарнизонные избушки,

Клочок не нужной никому земли?

Но всё-таки ведь есть что-то такое,

Что жаль отдать британцу с корабля.

Он горсточку земли растёр рукою:

Забытая, а всё-таки земля.

Пробитые, истрёпанные флаги

Трепещут на флагштоках вдоль ветвей…

«Нет! Я не подпишу твоей бумаги!

Так и скажи Виктории своей!»

Всегда, и во времена Карла XII и битвы под Полтавой, и во времена Бородина, и во всякие другие находились в нашем народе отщепенцы, которые умели окружающим, а главное — самим себе, грамотно и убедительно объяснить, почему Родину защищать не стоит. Иногда их число было очень значительным. Однако это не имело никакого значения. Современники забыли тех из них, кого не успели покарать, раньше, чем они умерли. И в благодарной памяти народа остались только те, кто в лихую годину грудью встал на его защиту, кто честно и до конца исполнил свой воинский долг перед Родиной. Их не интересовало, какая там карета или машина, какой надел или бензоколонка у их современника — боярина или депутата Думы. Их заботило только то, чтобы родная земля была спасена — а какой ценой, это уж дело второе, а иногда, если очень надо — и десятое…

За что сражаются наши противники, за что они нас ненавидят? В отношении множества всяких тварей-наёмников, приехавших сюда со всего мира, ответ прост: как всегда, кроме длинного доллара их ничего не интересует. А что же движет теми этномутантами, которые имеют наглость называть себя «украинцами»?

Львиная доля их говорит и думает по-русски. Во всяком случае, среди пленных не припомню ни одного, который бы не то что «спилкувався на мове» с нами, а хотя бы говорил по-русски с акцентом. Кто хоть чуть владеет английским — всячески спешит продемонстрировать это, от надписей на бронетехнике до надписей в быту. Так же много веков назад, в Америке, индейцы, воевавшие за тварей-англичан против своих братьев, наивно надеялись, что несколько коряво вызубренных слов на языке хозяев позволят преодолеть разделяющую их пропасть. Нелепое заблуждение… Просмотрите бегло историю: англичане (а теперь американцы) всегда после победоносной войны уничтожали своих союзников — пока те не успели оправиться от понесённых потерь.

В религии — шизофреническая смесь православных молитв с ошибками в тексте, которые мы находим написанными на истрёпанных листочках в пробитой нашими пулями, бурой от крови их форме, с ненавистью к «московскому патриархату», преклонением перед униатами и католиками, дремучим, агрессивным, косноязычным суеверием, которого постыдились бы древние язычники.

В идеологии — такая же двойственная, от расщеплённого сознания, мучительная путаница. Прославление «древних укров», выкопавших Чёрное море и основавших Трою — и ненависть к истинно украинским, вполне себе реальным героям: Богдану Хмельницкому и Олесю Гончару, Ивану Кожедубу и Николаю Васильевичу Гоголю. Своя реальная, живая история объявлена неправильной, и в мучительных судорогах заменяется на вымороченный чудовищный гротеск, словно сошедший с полотен Гойи. Гимн, более всего похожий на поминальное отпевание и начинающийся многообещающим «ще не вмерла…». Да любой психолог скажет, что в этой фразе заложен мощнейший посыл: пока не умерла, но уже скоро, вопрос времени!

В целеполагании — страшная своими последствиями помесь чудовищной инфантильности и первобытной жестокости, пренебрежения здравым смыслом и отсутствия памяти не то что исторической, но текущей, о своих же собственных словах и делах. Ещё вчера весь Киев (а с ним — и значительная часть Украины) рукоплескал напичканным наркотой этномутантам (онижедети!), заживо сжигавшим людей на Майдане и в Одессе «чтобы немедленно войти в Европу», а сейчас уже и не замечает, что та же Европа чётко сказала: может быть потом, через десяток лет. Ещё вчера они дружно скакали «проти злочиннои влади», а сегодня, когда поставленная ими же власть развязала бойню и посылает их на смерть, весь их «вольный козацкий дух» куда-то делся, и они, не смея протестовать, безропотно едут, как скот, на Юго-Восток, чтобы удобрить собой гордую землю свободного Донбасса. Видимо, этот ихний «козацкий дух» — такая интересная субстанция, которая функционирует только при технической поддержке американских долларов, американского «чайка» — боевых наркотиков и инструкторов из американских спецслужб.

За что же на самом деле они ратуют, за что ненавидят нас? Мы боремся за то, чтобы у наших детей была великая страна, космодромы и институты ядерной физики, своя Олимпиада и великие стройки. Они — за то, чтобы их дети «получили безвизовый въезд» в Европу и пополнили там ряды дешёвых сантехников и проституток. Мы боремся за величие русского имени и православной веры, за возможность наших наследников расти такими же, как и мы сами — русскими, православными, хозяевами своей земли. Они надрываются ради того, чтобы их дети «на правах третьего сорта» «интегрировались в Европу» — то есть выезжали куда придётся, мутировали под местных, забывали свои язык и культуру, меняли веру предков на содомитские «европейские ценности». Они продали своё право первородства за прогорклый и скудный гамбургер, подсознательно осознают, как чудовищно продешевили, но нелепая гордыня мешает им сказать «мы сглупили, надо исправляться» — и они компенсируют свою тупость нелепого предательства бешеной ненавистью к нам. В нас они видят отражения себя самих — какими они могли бы быть, если бы поклонялись Всевышнему, а не своему тотемному животному — свинье. Свинья — единственное животное, у которого шея устроена так, что она никогда не может увидеть небо.

На Родине вроде затишье по-прежнему. Мои собеседники — высокопоставленные, прекрасно информированные, один за другим говорили мне ещё там одно и то же: «Война закончилась. Езжайте встраивайтесь в мирную жизнь, книгу пишите, у вас получается неплохо». Не слышал их, буквально не мог поверить своим ушам. Был уверен, что махач — это вопрос нескольких ближайших дней. Но теперь, здесь, среди величия и красоты нашей столицы, средоточия русской военной мысли, я слышу то же самое. Из ТВ и Интернета вижу, что перемирие худо-бедно, а продолжает тянуться. Так что же, прощай, оружие? «Худой мир лучше доброй ссоры»? Подождём, пока эти этномутанты зверски замучат в своих застенках ещё тысячи людей — тех на своей территории, кто сочувствует нам. Закончат очередную мобилизацию, перевооружатся на иностранное современнейшее вооружение. Выучат войска с учётом полученного боевого опыта, усовершенствуют логистику. Зазомбируют мозги населения на оккупированных территориях до полной утраты крупиц здравого смысла. И опять обрушатся на наши мирные города — убивать мирное население и сносить целые кварталы.

Бесчисленные поколения наших предков умерли за то, чтобы эта земля принадлежала нам и нашим потомкам. Помутившиеся рассудком хохлотвари наплевали на память своих прадедов и решили за резаную бумагу продать эту святую, кровью предков политую землю заокеанским и европейским педофилам и педерастам. Так что же, мы будем равнодушно смотреть на это надругательство над памятью всего нашего народа?

Далеко на запад, за склонами Карпатских гор, среди величественных столбов сосен струит свои быстрые воды речка Уж, и красуется величием древних готических стен маленький город Ужгород. Этот небольшой суровый край много раз переходил из одних рук в другие — венгры, чехи, поляки, австрийцы поочерёдно оккупировали его, зверствовали, стремясь искоренить русский язык и православную веру. Однако гордые и могучие русины — отнюдь не ровня галицийским холопам. Они раз за разом сбрасывали чужеземное иго и до сих пор сохранили верность своим корням, родному языку, памяти предков. Сейчас они борются за то, чтоб выйти из состава взбесившегося гетто рабов под названием «Украина».

И ещё это — историческая родина моего покойного прадеда, героя Великой Отечественной войны. Он столько раз и с такой любовью рассказывал мне о ней, что даже сейчас, увидев её лишь один раз в жизни, я переполнен к ней трепетной нежностью. Смею ли я говорить, что чту память предков, пока их дело не окончено, пока их родину смеет попирать грязное копыто таких же фашистов, как те, против которых они сражались?

Господни жернова мелют медленно, но верно. Я обязательно пройду узкими древними улочками Ужгорода — в своей протёртой на швах разгрузке, с привычной тяжестью надёжного «акаэма» на сгибе локтя. Смою в прозрачной воде Ужа копоть порохового нагара с усталых от спускового крючка пальцев. И тихо скажу, обращаясь к дедушке: «Спи спокойно, любимый дедушка, мы здесь закончили твоё дело». И в ответ услышу, как дуновение ветра: «Здесь — закончили, но ещё я брал Будапешт!»