Глава 4 Бой у Бедзекка 21 июля 1866 г.

Глава 4

Бой у Бедзекка

21 июля 1866 г.

Враг, упоенный своими первоначальными успехами, продвигался все вперед с бесстрашием, которого мы за ним не знали ранее, и постепенно прогнал наших из всей долины Концеи. Напрасно была установлена перед Бедзекка батарея восьмимиллиметровых пушек, обстреливавшая некоторое время неприятеля, напрасно наши командиры и офицеры во главе волонтеров бросались, не щадя своей жизни, вперед, чтобы остановить натиск врага. Все было напрасно. Все наши позиции вплоть до Бедзекка были захвачены врагом и он не только овладел этой деревней, но продвинулся еще дальше и перебросил одно свое подразделение на наш правый фланг в южной части долины Ледро, с целью атаковать этот фланг.

На рассвете я выехал из Сторо в коляске, так как рана, полученная мною 3 июня[372], еще не зажила; из полученных мною сообщений я никак не ожидал, что мои люди ввязались в такой ожесточенный бой. Однако, покидая Сторо, я приказал седьмому и первому полкам берсальеров выступить в 3 часа дня по тому же направлению, по которому ехал я. Прибыв в окрестности Бедзекка, где гром орудий и оружейной стрельбы известил меня, что разгорелась битва, я вызвал к себе генерала Хауга, чтобы отчитать его, однако из его пояснений мне стало ясно, что дело приняло серьезный оборот. Мы совместно решили занять высоты слева подходившими батальонами девятого полка. Это решение основательно нам помогло, ибо первое, что нас в этот день спасло, — был захват позиций, совершенный храбрецами этого полка, которым командовал — я это говорю с истинной гордостью — мой сын Менотти. Этими двумя батальонами девятого полка командовали Коссович и Виго Пелиццари, оба из числа «Тысячи», люди вполне достойные и заслуживающие того, чтобы принадлежать к ней. В центре и на правом фланге волонтеры отступили, равно как и вышеуказанная батарея, стрелявшая на ходу при отступлении; поведение волонтеров было мужественным. У одной пушки из этой батареи все лошади были убиты, а весь артиллерийский расчет был перебит или ранен. В живых остался лишь один. Этот храбрец, выпустив последний выстрел по врагу, взобрался на лошадь, впряженную в его пушку, с таким хладнокровием, словно это все происходило во время маневров. Тем временем майор Дольотти уведомил меня, что у него в запасе есть свежая батарея, не участвовавшая еще в бою. «Вперед!» — крикнул я, и через несколько минут эти храбрые бойцы примчались галопом, свернули вправо, расставили на небольшой возвышенности свои шесть орудий и открыли такой огонь по врагу, который по частоте и быстроте был скорее похож на ружейный, чем на артиллерийский обстрел.

К этой батарее вскоре присоединились еще три из шести пушек отступавшей артиллерийской батареи, так что образовалось уже солидное число пушек, извергавших ужасающий огонь. Всем офицерам моего Главного штаба и всем тем, кто мог услышать мой голос, я приказал по возможности собрать всех и отправить вперед. Канцио, Риччотти, Кариолатти, Дамиани, Равини и другие офицеры ринулись вперед во главе небольшого отряда смельчаков и, поддержанные слева бесстрашным девятым полком, отбросили уже дрогнувшего под обстрелом нашей артиллерии врага за Бедзекка и окрестные деревни.

Враг не выдержал такого натиска, началось полное и повсеместное отступление; он покинул все занятые им позиции вплоть до расположенных далеко в долине Концеи и восточнее в горах.

Это сражение 21 августа[373] — самое крупное и кровопролитное за весь поход, стоило нам большого числа убитых и раненых. Одним из первых пал герой полковник Кьясси, шедший всегда впереди своего полка. Были ранены доблестные майоры: Пессина, Танара, Мартинелли; капитаны: Бецци, Пасторе, Антонджина и много других из числа лучших.

Враг тоже понес тяжелые потери; с этого дня он отказался от мысли защищать итальянский Тироль и принял решение отступить в немецкий Тироль. 22-го[374] я в карете совершил прогулку до Пиеве ди Ледро, где встретил полковника Спинацци с частью его второго полка. Следует отметить, что Пиеве находился на расстоянии ружейного выстрела от Бедзекка. На заданный мною полковнику вопрос — сколько времени он уже находится здесь — он ответил, что уже три дня. Я был ошеломлен и когда спросил его, почему он не участвовал в битве, происшедшей накануне, он ответил, что у него не было боеприпасов. Я оставил полковника и приказал генералу Хаугу арестовать его сразу же после того, как будет собран его полк. Кажется, в поведении полковника Спинацци были обнаружены некоторые симптомы слабоумия, поскольку его предыдущее поведение, насколько мне известно, не было трусливым или подлым. Впрочем, сколь бы трусливым ни был человек, этот (с частью полка, отдельные роты которого доблестно сражались) не мог оставаться равнодушным в тот момент, когда на расстоянии всего одного километра от Бедзекка шел бой, длившийся от зари до двух часов пополудни; на протяжении девяти часов там гремела пушечная стрельба и 12 000 человек с обеих сторон участвовали в битве.

Однако во время процесса над полковником Спинацци выяснилось, что 21-го он не находился в Пиеве ди Ледро, а был на Монте Нота, позиции, господствующей над южной частью местности (это подтверждает мое предположение относительно слабоумия этого несчастного офицера), где он собрал Совет своих офицеров, на котором было решено идти в направлении поля боя, куда они, наконец, прибыли, но уже поздно, ибо следовали слишком медленно. Будь во главе второго полка деятельный командир, полк смог бы сыграть весьма славную роль в событиях этого дня. Он находился как раз в тылу противника, когда тот удерживал Бедзекка, и захвати полк восточные высоты, господствовавшие над этой деревней, он бы завершил победу, которая весьма дорого обошлась бы Австрии: потерей всей артиллерии и многих пленных.

Стоит ознакомиться с местностью, чтобы убедиться в правильности моих утверждений. Получилось же наоборот. Этот прекрасный полк, за спасение которого сражались в Бедзекка, проливая столько крови, бездействовал и ничем нам не помог.

Пусть этот случай послужит уроком молодым офицерам. Там где гремят пушки, там где идет бой с участием товарищей по оружию, туда надо спешить, — для твоего опоздания никаких не может быть оправданий.

Нет боеприпасов? Пусть. Но ведь их можно взять у раненых и убитых. Повторяю, надо спешить туда, если только вы не получили других указаний или явно противоположных приказов.

Я не стану рассказывать об отдельных, происходивших в горах, сражениях, а там было немало очень славных, в которых я, конечно, не мог принимать участие. Скажу только, что 21-го враг, чтобы замаскировать серьезное наступление на Бедзекка, начал двигаться с солидными силами и на Кондино, где доблестный генерал Фабрици, начальник Генерального штаба, отбросил его при участии бригад Никотера и Корте и с помощью нескольких пушек. Две стычки произошли также при различных обстоятельствах у Молина около озера Гарда, во время которых отдельные роты второго полка мужественно сражались. После 21-го враг больше не появлялся, и я, отправив полковника Миссори с его проводниками за Кондино на рекогносцировку, узнал от него, что враг покинул всю долину до фортов Лардаро.

Целью проведенной маскировочной операции в направлении нашего левого фланга через долину Джудикариа было помешать нашему соединению с колонной Кадолини, которая, оставив долину Камоника, двигалась через долины Фумо и Даоне в нашу сторону.

Одновременно с битвами в Бедзекка и Кондино произошел бой на нашем левом фланге, в горах, где майор Эрба, кажется, с отрядом первого полка удерживал позиции от наступающего с превосходящими силами противника. Это доказывает, что количество австрийских полков, противостоявших нам, было очень велико.

После того как враг очистил долину Джудикариа, соединение с Кадолини стало делом нетрудным, и, зная каковы форты Лардаро, я решил предпринять наступление в правом направлении на Рива и Арко; уже начали принимать меры для усиления войск под командованием генерала Хауга, на которого было возложено командование этим флангом и проведение этой операции. Но приказ от 25 августа[375] — приостановить военные действия — застал нас в момент, когда мы начинали это наступление.

Поход 1866 г. так изобилует всякими злополучными событиями, что не знаешь — проклинать ли судьбу, или злонамеренность тех, кто руководил им. Дело в том, что после того, как было преодолено столько трудностей и пролито столько драгоценной крови, чтобы овладеть долинами Тироля, как раз в момент, когда мы начали пожинать плоды своих трудов, наше победоносное наступление было приостановлено. Такое утверждение не будут считать преувеличенным, когда узнают, что 25 августа[376] — в день, когда нам было приказано прекратить военные действия вплоть до Тренто, — нельзя было обнаружить ни одного неприятельского солдата, что, уходя из Рива, бросили в озеро крепостные пушки; что в течение двух дней нельзя было найти австрийского генерала, чтобы сообщить ему о прекращении военных действий; что наш девятый полк уже спускался с гор в тылу фортов Лардаро, не встречая, конечно, никакого сопротивления, поскольку весь гарнизон этих фортов состоял из одной только роты, и, наконец, что генерал Кюн, главнокомандующий всеми австрийскими силами в Тироле, объявил в своем приказе, что, не будучи в силах удержать итальянский Тироль, он решил отступить в немецкую часть Тироля и защищать ее.

В этот день генерал Медичи, после блестящих побед в долине Сугана, находился на расстоянии всего нескольких километров от Тренто. Генерал Козенц со своей дивизией следовал за ним, и нет сомнения, что в два дня мы могли соединиться и вступить в столицу Тироля с 50 000 войском.

Возгордившись нашими успехами, численно возросшими, благодаря образованию многочисленных отрядов в Кадоре, Фриули и других местах, мы могли дерзнуть на все. Вместо этого я сижу здесь и пачкаю бумагу для того, чтобы будущие поколения узнали о наших бедах. Приказ верховного командования требовал нашего отступления и очистки Тироля. Я ответил: «Повинуюсь» — это слово дало потом повод мадзинистам обрушиться на меня; они, как всегда, желали, чтобы я провозгласил республику и двинулся на Вену или Флоренцию.

Во время всего похода 1866 г. большой помощью мне были мои высшие офицеры, поскольку я не мог в должной мере наблюдать за передвижением войск, следить за ходом боевых действий, так как был прикован к карете. Кьясси, Ломбарди, Кастеллини и столько других храбрецов, павших в этом походе, своей благородной кровью освободили наших братьев-рабов. Отныне Италия никогда больше не отдаст их в неволю чужеземцам, даже если этого захочет сам дьявол!

И на сей раз мы получили, уже после окончания военных действий, небольшое количество отличных карабинов. Ну, хватит об этом! Из Тироля мы отступили к Брешии, где волонтеров распустили, и таким образом я вернулся на Капреру.

P. S. Здесь я должен напомнить о признательности моих сограждан полковнику Чемберсу, англичанину, который на протяжении всего похода 1866 г. был моим полевым адъютантом.

При сражении у Бедзекка он был рядом со мной в течение всего боя, проявляя исключительное бесстрашие; он, конечно, принес бы еще больше пользы, знай итальянский язык, ибо все мои адъютанты находились все время в разъездах, выполняя различные поручения.

Его супруга также оказала нам неоценимые услуги, лично заботясь о наших раненых и делая постоянные великодушные пожертвования. Перемежающаяся ужасающая лихорадка лишила меня на некоторое время дорогого мне общества полковника Чемберса.