Глава 22 Боевые действия на суше Победа и поражение

Глава 22

Боевые действия на суше

Победа и поражение

Среди бесчисленных превратностей моей бурной жизни случались у меня и приятные часы. Одним из них (хотя, казалось, ему следовало быть, напротив, печальным) был тот час, когда во главе горстки людей, которые уцелели во многих боях и которые с полным основанием заслужили называться храбрецами, я ехал на коне рядом с подругой моего сердца, достойной всеобщего восхищения. Передо мной открывалось поле деятельности, еще более заманчивой, чем морская служба.

Разве имело значение, что у меня не было другой одежды, кроме той, что была на мне? Что я служил бедной республике, которая не могла уплатить никому ни гроша? У меня были сабля и карабин, лежавший поперек седельной луки. Рядом со мной было мое сокровище, моя Анита, как и я горячо преданная священному делу народов и любившая жизнь, полную приключений. Сражения были для нее развлечением, а лагерная жизнь с ее тяготами — приятным времяпровождением. Чтобы то ни было, мне улыбалось счастливое будущее, и чем более дикими становились бескрайние американские степи, тем прекраснее и пленительнее казались они мне. К тому же я полагал, что, участвуя во многих опасных сражениях, я выполнил свой долг и заслужил уважение воинственных сынов провинции Континенте (Риу-Гранди). Итак, мы продолжали отступление до Лас-Торрес, границы двух провинций, где разбили лагерь. Неприятель удовольствовался тем, что овладел Лагуной и не стал преследовать нас. Однако дивизия Акунья, пришедшая из провинции Сан-Паолу, чтобы отрезать нам путь к отступлению, соединившись с отрядом Андреа в районе Серры, представлявшем собой покрытые лесом горы, двинулась затем в Сима-да-Серру — горную область в провинции Риу-Гранди.

Жители этой горной местности, подвергшиеся нападению превосходящих сил неприятеля, попросили помощи у генерала Канабарро, который направил к ним отряд под командованием полковника Тейксейра. Мы приняли участие в этой экспедиции. Соединившись с горцами Серры, которыми командовал полковник Аранья, мы наголову разбили при Санта-Витория дивизию Акуньи. Сам Акунья утонул в реке Пелотас, а большая часть его войск сдалась в плен.

Благодаря этой победе республиканский порядок был восстановлен в трех департаментах — Лажис, Вакариа и Сима-да-Серра. Спустя несколько дней мы с триумфом вошли в Лажис (январь 1840 г.).

Между тем вторжение имперских войск ободрило приверженцев Бразильской империи в провинции Мисьонес, и имперский полковник Мелло пополнил свой отряд почти пятьюстами всадников.

Генерал Бенто Мануэль, который должен был вступить с ним в сражение, решил послать туда полковника Портиньоса. Последний, не имея достаточных сил, ограничился только наблюдением за Мелло, который направился к Сан-Паолу. Занимаемые нами позиции и имевшиеся у нас силы позволяли не только воспрепятствовать походу Мелло, но и разбить его. Однако судьба не пожелала этого.

Полковник Тейксейра, не зная, пойдет ли противник через Вакарию или другим путем на Куритибанус, разделил свой отряд на две части: лучшую кавалерию, набранную из жителей Серры, он направил с полковником Аранья в Вакарию, сам же с пехотой и частью кавалерии, состоящей в основном из пленных, захваченных у Санта-Витории, двинулся к Куритибанусу.

Но именно сюда и шел неприятель. Это разделение сил оказалось гибельным для нас. Недавняя наша победа, пылкий характер нашего предводителя, как и вообще всех республиканцев, а также полученные нами сведения о неприятеле, преуменьшавшие его силы и представлявшие в неправильном свете его моральный дух, — все это побудило нас отнестись к противнику с полным пренебрежением.

Через три дня мы достигли Куритибануса и расположились лагерем на некотором расстоянии от перевала Маромба, через который, по нашим предположениям, должен был пройти неприятель. У перевала и в других местах, где сочли это необходимым, были поставлены часовые.

Около полуночи пост у перевала был с такой яростью атакован противником, что часовые едва успели отойти, произведя несколько выстрелов. С этого момента и до рассвета мы простояли со всеми нашими силами, готовые вступить в бой. Противник не заставил себя ждать: переправив через реку свои войска, он остановился недалеко от нас, готовясь к сражению. Всякий другой, кроме Тейксейры, видя превосходство сил противника, немедленно отправил бы гонца к Аранья с просьбой двигаться к нам и постарался бы задержать противника до подхода главных сил. Но этот отважный республиканец боялся, чтобы противник не отступил и не лишил его возможности встретиться с ним в бою. Поэтому — в атаку, какое бы выгодное положение ни занимал неприятель!

Используя неровности местности, Мелло устроил свои позиции на очень высоком холме, перед которым находилась глубокая долина, изрезанная множеством оврагов. На флангах Мелло расположил в засаде несколько взводов кавалерии, которые были скрыты от нас.

Тейксейра отдал приказ атаковать противника пехотной цепью, используя имевшиеся в долине укрытия. Атака началась, и противник сделал вид, что отступает. Но когда наша цепь, преодолев долину, стала преследовать противника, ведя по нему ружейный огонь, она сама была атакована с фланга вражеским кавалерийским эскадроном, находившимся в засаде; это вынудило ее в беспорядке отступить и соединиться с главными силами В этом бою погиб один из самых храбрых наших офицеров, Мануэль Н., которого очень любил наш командующий.

Получив подкрепление, наша цепь с большей решимостью снова двинулась вперед, и неприятель наконец, не выдержав, стал отступать, оставив на поле боя одного убитого. Раненых с обеих сторон было мало, потому что в бою участвовало и с той и с другой стороны немного сил.

Между тем, противник продолжал поспешно отступать, и мы непрерывно преследовали его. Между обоими кавалерийскими отрядами — нашим, двигавшимся в авангарде, и неприятельским, составлявшим арьергард, происходили стычки, но так как преследование продолжалось около девяти миль, то наша пехота осталась далеко позади, ибо она, несмотря на все усилия, не могла, естественно, поспеть за кавалерией. Этим обстоятельством воспользовался неприятель, а, возможно, он сам постарался вызвать такое положение.

Когда наш авангард достиг вершины перевала Маромба, начальник авангарда, майор Джачинто, послал гонца к полковнику с уведомлением, что противник переходит реку вброд и что ganado[82] и cavallados[83] уже находятся на другом берегу, — свидетельство того, что неприятель продолжает отступать. Доблестный Тейксейра, не медля ни минуты, приказал нескольким взводам нашей кавалерии двинуться галопом, чтобы успеть атаковать противника во время переправы и обратить его в бегство. Мне он также приказал, чтобы пехота, не жалея сил, преследовала противника.

Однако коварный Мелло, чтобы ввести нас в заблуждение, прибегнул к хитрому маневру. Он приказал своим отрядам двигаться как можно быстрее с тем, чтобы мы потеряли их из виду; подойдя к реке Куритибану, он даже начал переправлять на другой берег быков и лошадей, войска же его, расположившись за холмами, которые находились слева от нас, оказались совершенно скрытыми от наших глаз.

Приняв эти меры и оставив взвод для прикрытия цепи своих стрелков, неприятель, догадавшись, что наша пехота находится далеко, отступил под прикрытие высоких холмов, а затем, совершив этот фланговый марш, он внезапно появился и атаковал слева один за другим наши взводы и полностью рассеял их.

Наш кавалерийский взвод, который поддерживал стрелковую цепь и который преследовал с пиками наперевес неприятеля среди песчаных холмов, первый заметил ловушку, но у него не было времени избежать ее, поэтому его постигла участь других взводов, несмотря на храбрость и решительность Тейксейра и некоторых отважных риу-грандийских офицеров. Спустя несколько минут наша кавалерия являла собой позорное зрелище, уподобившись бегущему стаду овец.

Я был очень недоволен тем, что наша пехота осталась далеко позади, учитывая, что кавалерия состояла из ненадежных людей, в большинстве своем взятых в плен при Санта-Витория. Поэтому я заставлял моих пехотинцев двигаться как можно быстрей, чтобы вступить в бой, но все оказалось тщетным.

С высоты холма я увидел, что сражение проиграно и что уже поздно* думать о победе; следовало позаботиться о том, чтобы не дать всем погибнуть. Я громко позвал к себе человек двенадцать самых ловких и смелых моих товарищей-моряков (они немедленно явились на мой зов, хотя очень устали от долгого и быстрого марша), и приказал им занять выгодную для пехоты позицию, которая, господствуя над местностью, была к тому же защищена зарослями и скалами. Отсюда мы открыли огонь по неприятелю, заставив его почувствовать, что его победа не была еще окончательной.

К нам примкнул полковник с несколькими адъютантами после того, как он, презирая всякую опасность, сделал все возможное, чтобы остановить бегущих. Пехотинцы из моего отряда под командованием майора Пейксотто присоединились к нам на той же позиции; завязался ожесточенный бой, во время которого противнику был нанесен немалый урон.

Мы потеряли многих из тех пехотинцев, которые, оставшись позади, были затем увлечены бегущими кавалеристами и почти все перебиты.

Тем временем, закрепившись на выгодной позиции, мы, в количестве семидесяти трех человек, успешно дрались с неприятелем, который не имел пехоты и не привык с ней сражаться.

Однако, несмотря на успех, мы оставались на невыгодной позиции. Нужно было поискать более надежное укрытие, которое можно бы покинуть, не ставя себя под удар противника, а главное нужно было отступить, пока побеждавший противник не успел собрать все свои силы и пока у наших людей не остыл боевой пыл.

Примерно в миле от нас виднелась густая роща (capon), к которой мы и начали отступать. Противник старался разгромить нас во время движения и атаковал нас эшелонами, всякий раз, когда это позволяла местность.

В этих обстоятельствах для нас было настоящим счастьем, что офицеры имели карабины; будучи закалены в боях, они стойко, с непоколебимым спокойствием отбивали атаки противника. Благодаря этому, нам удалось укрыться в роще, где неприятель уже не мог причинить нам вред.

Углубившись немного в лес, мы вышли на поляну; здесь, держась все вместе, имея оружие наготове, мы остановились на отдых и стали ожидать наступления ночи.

Противник не раз кричал нам издали, предлагая сдаться, но мы отвечали ему молчанием.