«Враг не ведал, дурачина…»

«Враг не ведал, дурачина…»

Окрыленные обещаниями Демичева помочь в выпуске диска, Высоцкий и Влади 24 января 1975 года выехали на автомобиле «БМВ» из Москвы, направляясь в сторону западной границы. В дороге Высоцкий встретил свое 37-летие. Благополучно миновав Польшу и Западную Германию, они приехали в Париж, где их ждало пренеприятное известие. Влади сообщили, что ее старший сын Игорь в очередной раз угодил в наркологическую клинику — как мы помним, он употреблял наркотики; та же история случится и с племянником Влади. Супруги, естественно, сразу же навестили парня, но успокоения этот визит им не принес — дело у Игоря зашло слишком далеко; забегая вперед, отметим, что в итоге он сумеет «завязать» с пагубной привычкой.

В те же дни на студии «Шан дю Монд» Высоцкий записывает свой первый французский альбом (двойной), состоящий из 22 песен. Напомним, что эта студия содержалась на деньги ФКП, то есть на советские: как уже отмечалось, Москва делала значительные денежные вливания во Французскую компартию — от одного до нескольких миллионов франков в год — и имела тесные связи как с советским Минкультом, так и с «Мелодией». Учитывая, что Марина Влади была крупным функционером ФКП, можно быть уверенным, что идея с этим диском принадлежала именно ей. Впрочем, не только. По сути, это была одна из разновидностей оплаты трудов Высоцкого на международном поприще со стороны Старой площади и Минкульта, где как раз произошла ротация министров. Вкладываясь в этот диск, советская сторона ничем не рисковала. Пока Высоцкий был «гоним» в СССР, интерес к нему в среде русской эмиграции в Париже был достаточно высок. На этот интерес и рассчитывали те, кто выпускал этот диск.

Кстати, одним диском дело не ограничилось. Тогда же во Франции было выпущено 30 аудикассет с записями песен советских бардов, среди которых был и Высоцкий. Причем его песен на этих кассетах было большинство — целых 272. Все это, видимо, было не случайно, а могло прямо вытекать из заинтересованности советских верхов в достойной оплате своего агента влияния, а попутно и распространении славы о нем в парижских интеллектуальных кругах и среди европейских еврокоммунистов.

Вообще в середине 70-х советские еврокоммунисты присутствовали во всех слоях элиты: как в политических, так в экономических и культурных. Та же «Таганка» была выразителем именно подобных идей, о чем уже говорилось: не случайно Юрий Любимов был лично представлен одному из главных идеологов еврокоммунизма, лидеру Итальянской компартии Энрике Брелингуэру, который и явился автором этого термина — еврокоммунизм. К числу еврокоммунистов советского розлива можно было причислить и Владимира Высоцкого, который а) служил в «Таганке», почти полностью разделяя ее идеи, и б) был женат на еврокоммунистке французского розлива Марине Влади. Посредством своего творчества Высоцкий влиял на советский социум в том направлении, которое было выгодно еврокоммунистам, а в СССР — корпоратократам, то есть кремлевским глобалистам.

Кстати, именно в тот свой приезд, если мне не изменяет память, Высоцкий написал знаменитые строчки, адресованные его другу и коллеге по «Таганке» Ивану Бортнику:

Ах! Милый Ваня — мы с тобой в Париже

Нужны, как в бане пассатижи!..

Но давайте задумаемся вот о чем: почему это Высоцкий, считая себя в Париже столь ненужным, постоянно туда рвется? А скоро наступят такие времена, когда он будет ездить во Францию чуть ли не каждый месяц. С чего бы это? Да с того, что гнать его туда могла не только личная надобность, но и служебная — как агента влияния советских либералов. Поэтому на Западе он был вовсе не «пассатижами в бане», а «молотом в кузнице» — весьма даже нужным и незаменимым в свете того, за кого его там держали. Ведь никто и подумать не мог, что гонимый советскими властями Высоцкий на самом деле гоним только ради того, чтобы на Западе быть лучше «проданным».

В марте 1975 года Высоцкий и Влади съездили в Лондон, благо это недалеко от Парижа — надо только пересечь Ла-Манш. Эта поездка, как и все остальные, обставлена супругами как сугубо творческая: дескать, Высоцкому позарез надо набраться впечатлений, чтобы затем использовать их при работе над песнями к пластинке «Алиса в стране чудес», которую ему заказали на «Мелодии» и которую он выполнил лишь частично: часть песен была написана им некоторое время назад, другая часть — отложена.

В Лондоне супруги навестили давнего друга Высоцкого — сотрудника советского посольства Олега Халимонова. А тот вдруг уговорил Высоцкого дать концерт в советском посольстве. И хотя подобное выступление в планы нашего героя не входило, он с удовольствием согласился.

Концерт вызвал настоящий ажиотаж. Поскольку советская колония в Лондоне была довольно большая, а зал в посольстве мог вместить только несколько десятков человек, желающим попасть на концерт пришлось тянуть жребий. Начало представления было настороженное, но стоило Высоцкому спеть несколько песен, как публика раскрепостилась, и обстановка в зале стала по-домашнему теплой.

Потом был еще один концерт, который Высоцкий дал для тех, кто не смог попасть на его выступление в посольстве. Он прошел дома у Халимоновых. Там бард исполнил практически те же песни, что и в посольстве, но были и исключения. Например, им была спета песня «Купола» из нового фильма, в котором ему только предстояло сниматься. Речь идет о ленте Александра Митты «Арап Петра Великого»: в прокате он получит другое название — «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Это произведение он в посольстве исполнить не решился в виду его злободневности: под «сонной державой, опухшей от сна», он имел в виду брежневский СССР. По словам О. Халимонова, «Володя спел «Купола» и еще несколько новых вещей… Они меня просто поразили: «Володя! Ты — гений!». Он перебирал струны гитары — положил на них ладонь, поднял голову: «Ну вот, наконец, и ты это признал»».

Между тем в Париже Высоцкий и Влади жили в районе Латинского квартала на улице Руслей. Напротив дома — иранский ресторанчик, где они часто обедали. Там их иногда навешал Бабек Серуш — как мы помним, тоже, кстати, иранец. Судя по всему, Серуш проворачивал в Париже очередную операцию с электроникой и между делом встречался с Высоцким. Внешне все вроде бы нормально — встретились двое старых приятелей.

19 апреля звездная чета присутствует в Париже на дне рождения фотографа из влиятельного западного журнала «Тайм» Леонида Лубяницкого. Последний, как носитель ценной информации, вполне мог в приватных разговорах с «гонимым» Высоцким не только выложить перед ним конфиденциальную информацию, но и быть «толкачом» в каких-то пиар-акциях, в которых были заинтересованы советские «верхи». По словам Лубяницкого,

«В следующий раз мы встретились с Высоцким во время выступления Михаила Барышникова. После спектакля мы все вместе поехали домой к жене Высоцкого — Марине Влади, где провели всю ночь. Примерно до 5 часов утра Володя пел, а я его записывал на магнитофон и фотографировал; кстати, снимок, на котором бородатый Володя и Марина, я снял в ту ночь. В этот вечер он посвятил мне одну песню. Зная о том, что мои друзья называют меня Леонардо, Володя сказал: «А это для тебя, Леонардо, песня: «Про любовь в эпоху Возрождения».

Тогда же Высоцкий сообщил мне, что в Китае он объявлен персоной нон грата за цикл песен о Мао Цзэдуне и китайской культурной революции…».

Отметим, как легко было завладеть сердцем Лубяницкого — что называется, по дешевке: посвятить ему песню, которую Высоцкий, кстати, написал еще в конце 60-х по другому поводу. Видимо, это был не спонтанный порыв со стороны певца, а четко продуманная акция по расположению к себе фотографа «Тайм»; кстати, таких «посвящений нужным людям» в репертуаре Высоцкого огромное количество. За этот жест фотограф влиятельного журнала сфотографировал Высоцкого и Влади, чтобы чуть позже использовать эти фото в пиар-компании звездной четы на Западе.

Из этой же «оперы» и упоминание Высоцким своего положения персоны нон-грата в Китае за песни «китайского цикла». В этом явно читалось желание певца «набить себе цену»: дескать, смотрите, я у коммунистов везде гоним — даже в Китае. Ну, как тут не расчувствоваться. Как пел сам Высоцкий в своей «шпионской» песне про мистера Джона Ланкастера Пека:

Враг не ведал, дурачина:

Тот, кому все поручил он,

Был — чекист, майор разведки…

И вновь обратим внимание на то, о чем мы уже говорили ранее. Высоцкий присутствует на спектакле перебежчика на Запад Михаила Барышникова и даже встречается с ним. Для любого другого советского гражданина подобное поведение было чревато самыми суровыми санкциями, но только не для Высоцкого. Все это опять же ложится в русло нашей версии: советские верхи разрешают ему подобные знакомства, потому что это важнейшая часть его работы как агента влияния. Ведь тот же КГБ, как и любая спецслужба мира, был учреждением жестким, а порой и жестоким, и спускать Высоцкому подобные демарши на почве любви к его творчеству или его семейному положению как супругу французской коммунистки Марины Влади никогда бы не стал. Обязательно нашел бы пути к тому, чтобы сделать зарвавшегося артиста невыездным — ведь сидел он как миленький почти пять лет в Союзе, хотя и был мужем все той же коммунистки Влади. А тут такое попустительство, причем неоднократное! Только наивные высоцковеды до сих пор могут верить в подобные сказки. Впрочем, может быть, они не наивные, а наоборот, прожженные?

Прекрасно отдохнув во Франции, Высоцкий и Влади отправляются в Италию, где в Генуе садятся на теплоход (капитаном на нем был приятель Высоцкого Феликс Дашков) и совершают двухнедельный круиз по маршруту Генуя (Италия) — Кадис (Испания) — Касабланка (Марокко) — Канары (африканская территория Испании) — Мадейра (африканская территория Португалии) с заходом в Мексику. Эта поездка выглядит как феерическое туристическое турне двух безумно влюбленных друг в друга людей из мира артистической богемы.

Во время этого путешествия звездная чета едва не простилась с жизнью. Вот как об этом рассказывает Ф. Дашков:

«На пути от Кадиса в Севилью мы попали в автокатастрофу. Но, слава богу, у нас водитель-испанец был опытный. Получилось так, что навстречу шел автобус, и из-за него выскочил встречный лимузин. Его водитель, увидев нашу машину, растерялся — видимо, был малоопытным — и поставил машину поперек дороги. Наш водитель, заметив такую ситуацию, начал тормозить и ударил его только в бок… В общем, Марина слегка повредила ногу, потому что она спала в это время и не была готова к этому удару. А мы, так сказать, отделались легким испугом… Высоцкий на этот случай реагировал нормально. У меня с собой в багажнике была бутылка водки. Мы, значит, антистрессовую терапию и провели…».

4 мая Высоцкий и Влади вернулись в Париж, где наш герой пробыл еще десять дней перед отъездом на родину — отдыхал. А когда вернулся на родину, узнал приятную новость — здесь вышла его очередная пластинка-миньон. Правда, не обошлось без ложки дегтя.

Вспоминает В. Шехтман:

«1975 год… Вся Москва слушает и поет «Кони привередливые». Володя возвращается из Франции, я встречаю его в Шереметьево. Проезжаем Белорусский вокзал, а у лотка в лотерею разыгрывается синяя гибкая пластинка Высоцкого (стоила она тогда 60 копеек. — Авт.). Скрипит и хрипит на всю площадь: «Что-то кони мне попались привередливые…». (Эти гибкие пластинки — они же очень некачественные). Володю это просто взорвало: «Кто дал им право выпускать эту гадость?! Мы же договорились, что будет большой диск!». Все знают, что большая пластинка тогда так и не вышла…».

Обратим внимание на слова Высоцкого — «мы же договорились». Речь идет о его разговоре с министром культуры СССР П. Демичевым, который, как мы помним, в январе того же 75-го пообещал, что выпустит диск-гигант Высоцкого. Но вместо этого решил выпустить несколько миньонов (гибких и твердых), куда были включены 4 песни (из трех десятков записанных): «Кони привередливые», «Скалолазка», «Москва-Одесса», «Она была в Париже». Почему же власти не выпустили диск-гигант Высоцкого, как и было обещано?

Дело в том, что выпуск подобной пластинки символизировал бы начало его официального признания, причем гораздо раньше, чем других бардов. Например, на тот момент даже у Булата Окуджавы не было диска-гиганта — он выйдет только в конце 1976 года. Поэтому в случае с Высоцким, которого советские власти не хотели делать официальным певцом из стратегических соображений, был выбран иной вариант, должный обвести вокруг пальца доверчивую публику. К 1975 году «Мелодия» выпустила в свет 7 миньонов Высоцкого (1967 — один, 1972 — два, 1974 — два, 1975 — два), в которые вошло 24 песни. По сути, было выпущено целых два (!) полновесных диска-гиганта по 12 песен в каждом. Но поскольку эти диски были «разбиты» на миньоны (по 4 песни), у публики было создано впечатление, что Высоцкий обделен диском-гигантом в свете своего полудиссидентства.

Выпуская миньоны Высоцкого у него на родине, советские власти разрешили ему записывать диски-гиганты за рубежом — во Франции, на «Шан дю Монд». Советские власти прекрасно знали, что очень скоро все французские диски обязательно достигнут СССР на магнитофонных лентах, и тем самым будут убиты сразу несколько «зайцев»: во-первых, песни Высоцкого широко разлетятся по стране — интерес к его зарубежным записям был огромный, во-вторых, в народе по-прежнему будет в ходу версия о том, что родная власть гнобит Высоцкого, вынуждая его записывать диски у господ-капиталистов, хотя делались эти диски на деньги коммунистов, просто до советских граждан эта информация не доводилась, и, наконец, в-третьих, на Западе Высоцкий по-прежнему будет восприниматься как гонимый исполнитель, обделенный «лонг-плеями» и довольствующийся только миньонами.

Тем временем подоспел еще один «подарок» — трехкомнатная квартира на Малой Грузинской улице в Москве, на 8-м этаже в доме № 28. Это был кооперативный дом Союза художников СССР, к которому Высоцкий не имел никакого отношения, но зато имел отношение к советской творческой элите, причем обладающей значительными денежными средствами. У какого-нибудь рядового советского артиста не было возможности въехать в этот роскошным дом с консьержкой в подъезде, поскольку цена квартир там была внушительной — от 7 до 10 тысяч рублей. Высоцкий такими деньгами обладал, поэтому часть взноса выплатил в прошлом году, часть — в год заселения. Новоселье должно было состояться летом того же 75-го, но задержалось по причине недоделок: надо было заново перестилать пол, заделывать швы и т. д. Строители обещали устранить их к осени, а пока Высоцкий и Влади решили некоторое время пожить у Ивана Дыховичного, который, как мы помним, был женат на дочери члена Политбюро и министра сельского хозяйства Д. Полянского. О том житье-бытье у Влади остались самые благоприятные впечатления. По ее словам,

«…Строительные работы в нашем с тобой доме не двигаются. Зато у наших приятелей через короткое время все готово. Современная мебель привезена специально из Финляндии, расстелены великолепные ковры — свадебный подарок отца невесты, расставлены редкие книги — подарок семьи мужа. Если бы не купола старой церкви, которые видны из окна, можно было бы подумать, что мы где-нибудь на Западе…».

Если с членом Политбюро Д. Полянским у Высоцкого были прекрасные отношения, то вот с другим деятелем из высшего советского ареопага — главным идеологом партии Михаил Сусловым, наоборот, плохие. Суслов на дух не переносил ни самого Высоцкого, ни его песенного творчества. Однако в играх, которые вели с Высоцким советские верхи, Суслов вынужден был принимать участие, поскольку это касалось стратегических интересов страны. Хотя, была бы его воля, он бы с удовольствием отправил Высоцкого «за можай», как это едва не случилось в прошлом году после высылки Солженицына. Читаем у историка Р. Медведева:

«По свидетельству В. Чебрикова (будущий председатель КГБ. — Ф. Р.), вскоре после высылки Солженицына Андропов получил от высших партийных инстанций указание об аресте Владимира Высоцкого. Юрий Владимирович был крайне растерян: он хорошо помнил, какой отрицательный резонанс получило в 1966 году судебное дело писателей А. Синявского и Ю. Даниэля. А Высоцкий был гораздо более известным человеком и как бард, и как артист Театра на Таганке. Андропов вызвал к себе Чебрикова и долго совещался с ним, чтобы найти какой-то выход и избежать совершенно ненужной, по его мнению, репрессивной акции. В конечном счете им удалось переубедить Брежнева и Суслова. Думаю, что именно Суслов выступал инициатором гонений на Высоцкого, так как Брежнев иногда и сам слушал записи некоторых его песен…».

Высоцкий, судя по всему, знал о нелюбви к нему Суслова и платил ему той же монетой — ненавидел его и даже иногда вставлял в свои песни, правда, под другими именами — от греха подальше. Например, к фильму-сказке «Иван да Марья» Высоцкий написал 14 песен, где в одной из них вывел царского придворного лизоблюда Петю, который активно пиарит царя — что делал и Суслов по адресу Брежнева средствами своего пропагандистского аппарата:

Все мы знаем Евстигнея,

Петею воспетого, —

Правда, Петя — не умнее

Евстигнея этого.

Лизоблюд придворный наспех

Сочинил царю стихи —

Получилось курам на смех,

Мухи дохнут от тоски…

В периоды, когда Влади отсутствовала в Москве, Высоцкий не упускал возможности завести краткосрочный роман с кем-нибудь из своих коллег или поклонниц, а иногда «теребил» и свои прежние связи. Так, например, случилось в истории с Галиной Бирюковой. Как мы помним, с ней у Высоцкого случилась короткая интрижка в 1970 году, после чего наш герой сам ее оборвал. Но в 74-м вспомнил об этой женщине снова. Послушаем ее собственный рассказ:

«После развода я осталась одна с сыном на руках. Мы с Высоцким не виделись несколько лет. Они с Мариной переехали в другой район, снимали квартиру в Матвеевском. Я была уверена, что между нами все кончено навсегда. Вот только забыть Володю никак не могла, как ни старалась. И вдруг ко мне в Доме моделей подходит девочка: «Галя, тебя спрашивает Высоцкий!». У меня сердце из груди чуть не выпрыгнуло. Кое-как справилась с волнением. Выхожу к нему. Смотрю, Володя тоже нервничает. Говорит: «Здравствуй, Галя!». И от его голоса у меня все внутри задрожало, как в прежние времена. А он продолжает: «Ты сказала мужу, что я был твоим любовником… Ну так давай, оправдывай! Вечером к тебе приеду». Ничего себе, думаю. Столько времени от него ни слуху ни духу, а тут заявляется и даже не спрашивает, хочу ли я этого, а просто извещает: будет так — и точка. В этой его властности, напоре было что-то очень мужское. И я бы соврала, если бы сказала, что мне это не нравилось. И все же мне не хотелось вот так просто взять и подчиниться Володе. Думаю: ах так? Ну я тебе покажу… Ответив: «Раз сам так решил — приезжай», я вернулась за кулисы. А на меня все девчонки налетают: «Откуда ты знаешь Высоцкого?». Про наш с ним роман в Доме моделей никто, кроме Ани, не знал. Придумала отмазку, что просто живем рядом, вот и общаемся по-соседски. «А кто, — спрашиваю, — сегодня вечером хочет послушать Высоцкого?». Оказалось, что все хотят.

Девчонки пригласили своих мужей, любовников, и мы всей компанией отправились ко мне. Сидим, ждем, а его все нет и нет. Я уж было подумала, что у Володи изменились планы. Что ж! Включила его песни на магнитофоне, благо пленок с записями Высоцкого к тому времени у меня уже было предостаточно. Все развеселились, пьют вино, смеются. Далеко не сразу сквозь этот шум я расслышала, что кто-то упорно звонит в дверь, причем, видимо, довольно давно. Открываю — Высоцкий. Крайне недовольный, проходит к гостям: «Здравствуйте! Вы собрались по моему поводу, да? Извините, у меня большие неприятности, в прессе написали, что я даю «левые» концерты, так что спеть вам, к сожалению, не смогу». Берет меня за руку и уводит в прихожую. «Зачем ты их пригласила?» — «Тебе назло. А что, ты думал, меня только пальчиком поманить — и я к тебе в объятия кинусь?» — «Галя, пожалуйста, проводи их. Мне очень нужно с тобой увидеться. Я приду попозже».

Долго уговаривать меня не пришлось. Я ведь несколько лет только и мечтала, чтобы Высоцкий пришел и сказал: «Мне очень нужно с тобой увидеться…». Значит, гостей нужно выпроваживать. Но как? Всем хорошо, никто домой не собирается. Я схожу с ума, что сейчас Володя вернется, а у меня дом по-прежнему полон народу. И все же я успела всех выставить до того, как Высоцкий пришел. Говорит: «Хочешь, поехали ко мне, в Матвеевское!». Надо ли говорить, что я согласилась.

Помню, меня поразило, какая в его квартире чистота. Володя поджарил нам яичницу с беконом. Я хотела помыть посуду — не дал, сказал, что все сделает сам. А я тем временем стала бродить по квартире. В одну из комнат дверь была приоткрыта, смотрю, там на стене — портрет Марины. Ее сфотографировали в открытом черном платье, и я отметила, какая у нее длинная тонкая шея. Хотела рассмотреть поближе, но тут подошел Володя. Говорит: «Это комната Марины» — и прикрыл дверь. Не пускает туда. Меня словно ушатом холодной воды окатили. Думаю: «Ну и зачем я сюда приперлась? Здесь живет Марина, а я тут только пока она в Париж уехала». Какое уж тут романтическое свидание с таким настроением? Надо было тогда просто уехать, но я не решилась. Ведь столько надежд успело вспыхнуть у меня за несколько последних часов! Напрасных надежд…

Словом, ничего хорошего из моей поездки в Матвеевское не получилось. Мне хотелось только одного — остаться одной и поплакать. Володя не знал, как меня расшевелить. Утром он отвез меня домой. Всю дорогу мы молчали. Единственное, что он сказал: «Я недавно из Парижа, привез подарок твоему сыну», — и протянул мне набор импортных машинок. У Павлика точно такие уже были, но не говорить же мне об этом Володе…

Больше мы не виделись…».

Тем временем, минуло всего два месяца с момента приезда Высоцкого из Парижа, как он… снова полетел туда же сроком на месяц. Как там у него в известной песне: «Мы здесь в Париже нужны как в русской бане лыжи». Однако самого от этого города щипцами не оторвешь. А все почему? Видимо, работа в качестве агента влияния подразумевает частые поездки за рубеж, чтобы это влияние расширялось.

В Париже Высоцкий уже чувствовал себя как рыба в воде и даже стал гидом для сводного брата Андрея Миронова по отцовской линии — балетмейстера Кирилла Ласкари: он приехал туда вместе с ленинградским Малым театром оперы и балета. Послушаем его рассказ об этом:

«Володя обожал кино. Был день, когда мы посмотрели с ним подряд четыре кинофильма, причем он — по второму разу из-за меня: «Ночной таксист» с Де Ниро, «Полет над гнездом кукушки» с Николсоном, вестерн с Аль Пачино и «Эммануэль» на Елисейских полях, где этот «шедевр» шел несколько лет бессменно (этот французский эротический фильм был запрещен к выходу президентом Жоржем Помпиду, но едва он в апреле 74-го скончался, как его сменщик Валери Жискар д’Эстен тут же выпустил его в прокат, поскольку исполнительница главной роли Сильвия Кристель была… его любовницей. — Авт.). Всю картину Володя острил, смеялся и предвосхищал события на экране. В зале, кроме нас, сидели еще несколько иногородних. Когда включили свет, лица у многих были пунцового цвета. У меня, по-видимому, тоже. Володя — само спокойствие. Ходили на Пляс Пигаль, смотреть проституток.

— Хочешь прицепиться?

— Нет, — твердо сказал я. Он подошел к одной, самой вульгарной и не самой молодой…

— Нахалка, — сказал, вернувшись ко мне, — совести вот ни на столько, — показал ноготь мизинца. — Ее цена — три пары обуви. Я вот эти, — поднял ногу, — второй год ношу. — Обернулся в сторону проститутки и пригрозил ей пальцем. — Совсем сошла с ума, фулюганка, — прокричал. — Пойдем, перекусим…».

Отметим, что в доме Влади в Мезон-Лаффите Высоцкий чувствует себя не слишком уютно и при любом удобном случае старается там не засиживаться. Так, он знакомится с болгарским музыкантом Константином Казанским (вообще у Высоцкого было много друзей среди болгар), и они для записи очередного диска Высоцкого уезжают жить в квартиру дяди Казанского на небольшой улочке Руссле на левом берегу Сены в районе Латинских кварталов. Это была небольшая квартирка на втором этаже. Напротив дома — иранский ресторанчик, где Марина и Владимир часто обедали, причем не одни, а с «советским» иранцем… Бабеком Серушем, который, как мы помним, работал под крышей КГБ.

В середине августа 1975 года Высоцкий и Влади вернулись в СССР, причем не в Москву, а в латвийскую Юрмалу, где режиссер Александр Митта снимал натурные эпизоды фильма «Арап Петра Великого» (в прокате — «Сказ про то, как царь Петр арапа женил»). Как мы помним, у Высоцкого там главная роль — арап Ибрагим Ганнибал. Причем Госкино долгое время не хотело утверждать его на эту роль, но затем вдруг резко переменило свое мнение. Почему? Не потому ли, что за Высоцкого замолвил слово кто-то из сильных мира сего?

В начале сентября «Таганка», а с ней и Высоцкий, отправилась на свои первые гастроли за границу — в Болгарию. Организовала эти гастроли дочь тамошнего лидера Тодора Живкова Людмила, которая была министром культуры и слыла большой либералкой — поклонницей «Таганки». Тем более, что в международной политике СССР сделал очередной существенный шаг в сторону углубления разрядки: в начале августа 75-го Брежнев подписал в Хельсинки, на Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе, документы так называемой «третьей корзины» — о расширении культурного сотрудничества с Западом. После этого «Таганка» стала двигаться в сторону того, чтобы стать «выездной». Однако на Запад ее выпускать пока не торопились, решив предварительно «обкатать» в Восточном блоке с двумя благонадежными спектаклями («А зори здесь тихие…», «10 дней, которые потрясли мир») и двумя фрондерскими («Добрый человек из Сезуана», «Гамлет»). Высоцкий был занят в трех последних представлениях.

Вернувшись на родину, наш герой практически сразу ушел в алкогольное «пике». И это буквально за пару дней до приезда супруги. Но Высоцкого это уже не останавливает, а даже наоборот — подстегивает. Вот как об этом вспоминает Э. Володарский:

«Я уже выходил из запоя. Вдруг появляется Володя пьяный! И все начинается сначала. Мы сидим у меня дома, пьем. Володя смотрит на часы и говорит: «Через три дня Мариночка прилетает». Продолжаем гудеть. На следующий день Володя опять смотрит на часы: «Через два дня Марина прилетает. Надо ее встретить». На третий день: «Через два часа эта сука прилетит!». Естественно, мы ее не встретили. Фарида (жена Володарского. — Ф. Р.) отвезла Володю на Грузинскую, чтобы он был там, когда из аэропорта приедет Марина. Он вернулся к нам ночью в разорванной рубашке: «Вот, любимую рубашку порвала». Наутро появилась Марина, в леопардовой шубе, роскошная, волосы по плечам. И на пороге Фариде: «Дай мне денег, я улетаю». Фарида говорит: «Ну ты посиди, отдохни, потом полетишь». Она хотела их помирить. Марина зашла. Села на кухне. На столе стояла бутылка коньяка. Она тут же себе налила, выпила. А мы совещаемся в комнате. Володя говорит: «Я слышу, как она пьет! Она выпьет последний наш коньяк!». Он встал, пошел на кухню. Протянул руку к бутылке. Марина тоже хватает бутылку. Идет молчаливая борьба. Он все-таки вырвал, победоносно вернулся в комнату, и мы ее прикончили. Марина говорит Фариде: «Так нельзя. У Володи спектакли, фильм, его нужно выводить. Надо что-нибудь придумать».

Бутылка кончилась. Появляется Володя на пороге и говорит: «Где водка?». Фарида с Мариной молчат. Вдруг Марина говорит: «Володя, водка есть, но она не здесь». «А где?» — «Ну, там, в Склифе». Он приходит ко мне: «Эдька, они говорят, в Склифе нам водки дадут, поехали». А мы уже такие пьяные, что не соображаем, что в Склифе водку не дают, там совсем другое дают. Я даю Володьке свой пиджак, а он щупленький, рукава висят, как у сироты. Спускаемся в лифте, выходим из подъезда.

Едем. Какой-то полуподвал. Там все Володькины друзья, вся бригада реанимации, которая его всегда спасала. Они все, конечно, сразу поняли. Мы сидим, ждем, когда нам дадут водки. Володьку увели. Ну, думаю, уже дают. Вдруг его ведут. А ему уже какой-то укол сделали, и он так на меня посмотрел: «Беги отсюда, ничего здесь не дают». И его увели. А я вскочил на стол, размахивая ножом кухонным, который взял из дома, открыл окно и ушел на улицу. На следующий день пьянка уже кончилась, все тихо. Звонит Марина: «Володя уже вернулся из больницы, приезжайте, будем пить чай». Мы едем к ним. Действительно, на кухне накрыт чай. Володька сидит во-о-от с таким фингалом под глазом. Руки стерты в запястьях. Говорит: «Вот что со мной в больнице сделали, санитар мне в глаз дал».. Там жесточайшие способы. Они его раздевали догола, привязывали к цинковому столу и делали какие-то уколы. Он выворачивал руки, стер их в кровь и все время вопил, что он артист, что с ним так нельзя. И так надоел санитару, что тот дал ему в глаз. А он тогда снимался в «Арапе Петра Великого» у Митты. Вот так нас привели в чувство, и мы кроткие, аки голуби, сидели на кухне и пили чай…».

После посещения Склифа Высоцкому на какое-то время пришлось надеть на глаза темные очки, а запястья на руках перевязать бинтами. Всем любопытным (а в народе пошли слухи, что он пытался покончить с собой — резал вены) он объяснял, что поранился во время съемок в «Арапе»: дескать, скакал на лошади, та угодила копытом в яму от старого телеграфного столба, и он вылетел из седла. Из-за этих ран было под вопросом участие Высоцкого в гастролях «Таганки» в Ростове-на-Дону, которые должны были состояться в начале октября, но актер заверил всех, что вполне работоспособен.

Именно в те осенние дни в жизнь Высоцкого войдет врач-реаниматолог Анатолий Федотов — его будущий погубитель. По словам О. Афанасьевой, «Толю привел Вадим Иванович и как бы поддерживал его своим авторитетом».

А вот что расскажет о своем знакомстве с Высоцким сам Федотов:

«С Владимиром Высоцким я познакомился в 1975 году. Помню, что дело шло к осени — конец сентября или начало октября… У Высоцкого поднялась температура, и Вадим Иванович Туманов вызвал Олега Филатова. А Олег по специальности травматолог, поэтому и попросил меня… Филатов заехал за мной — вот тогда в первый раз я попал на Малую Грузинскую…

Высоцкий был с Иваном Бортником, у них резко подскочила температура — под сорок! Температуру мы сбили… Потом я заехал еще раз, стали видеться почти каждую неделю, а чуть позже — и каждый день… И так до самой смерти…».

Той же осенью Высоцкий и Влади наконец въехали в свою новую «трешку» по адресу Малая Грузинская улица, дом 28. Место весьма удобное с точки зрения передвижения: поблизости престижный Кутузовский проспект, где, кстати, живет не только Брежнев, но и Андропов, и центр совсем близко — пять-семь минут езды на автомобиле, и ты в сердце столицы, на Красной площади.

В те дни Высоцкий продолжал сниматься в павильонах «Мосфильма» в фильме А. Митты «Арап Петра Великого». Причем иногда приезжал туда не один, а с женой. А в пятницу, 14 ноября, звездная чета приехали на квартиру фотографа Валерия Плотникова, чтобы в очередной раз позировать ему для фотографий, которые предполагалось поместить на обложку диска-гиганта — он должен был выйти на фирме «Мелодия». Супруги были в прекрасном настроении, и Плотников легко нащелкал не один десяток снимков, на которых гости были изображены в самых различных ракурсах: Высоцкий и Влади сидят на кубе, Влади обнимает Высоцкого, Высоцкий с гитарой на кубе и т. д. и т. п. После удачно проделанной работы хозяин и гости уселись пить кофе.

Между тем на Западе интерес к творчеству Высоцкого не ослабевал. В декабре 75-го в Москву приехали австрийские телевизионщики, снимавшие фильм «Дети улицы театров». Одним из героев этого фильма был Высоцкий, которого было решено показать во всех его ипостасях — театрального актера, артиста кино (в фильм были включены отрывки из ленты «Арап Петра Великого») и автора-исполнителя своих песен. Интервью с Высоцким снималось в его квартире на Малой Грузинской улице.

12 декабря Высоцкий и Влади заехали в гости к поэтессе Бэлле Ахмадулиной. Вот как об этом вспоминает А. Макаров:

«Собралась компания близких друзей. Раздался телефонный звонок. Бэлла сказала, что сейчас приедут Володя и Марина. Вскоре они приехали. Володя спел только что написанную для ленфильмовской картины «Вторая попытка Виктора Крохина» песню «Баллада о детстве». Она произвела фурор. Потом еще что-то спел. Все сидели за столом — это было в мастерской Бориса Мессерера, мужа Ахмадулиной. Там был длинный стол, а дальше проем со ступеньками, ведущими выше, в мастерскую. Я увидел, что Бэлла сидит на этих ступеньках и что-то пишет. Володя пел, пел, пел, а когда отложил гитару, Бэлла без всякого предварения стала читать свои новые стихи. Получилось такое невольное вроде бы соревнование. Она так зажглась и в то же время так ревновала к этому вниманию, что даже не сумела дождаться, пока воцарится молчание, и своим небесным срывающимся голосом начала читать поразительные стихи…».

Тем временем на Таганке Юрий Любимов готовит замену Высоцкому в спектакле «Гамлет». На роль принца Датского режиссер первоначально хотел пригласить Ивана Бортника, но тот был близким приятелем Высоцкого и поэтому от заманчивого предложения отказался. Любимов назвал его трусом и обратил свой взор на Валерия Золотухина. Уговоры длились больше часа. По словам Золотухина, Любимов объяснял свое желание заменить Высоцкого так: «С этим господином я работать больше не могу. Он хамит походя и не замечает… Уезжает в марте во Францию. Ездит на дорогих машинах, зарабатывает бешеные деньги, — я не против… на здоровье… но не надо гадить в то гнездо, которое тебя сделало». Золотухин пытался возражать: «Мы потеряем его, когда будет найден другой исполнитель. Заменить его, может быть, и следует, но, думаю, не по-хозяйски было бы терять его совсем». Любимов: «Да он уже потерян для театра давно. Ведь в «Гамлете» я выстроил ему каждую фразу, сколько мне это мук и крови стоило, ведь артисты забывают… Нет, я тебя не тороплю. Ты подумай». Золотухин: «А чего мне думать? Отказываться? Для меня, для любого актера, попробовать Гамлета — великая честь и счастье. Но для того, чтобы я приступил к работе, мне нужен приказ, официальное назначение. Официальное, производственное назначение, а там уж видно будет…».

Приказ о назначении Золотухина на роль Гамлета был вывешен в театре 14 декабря. Как пишет сам актер, «Труппа не прореагировала. Косые видел взгляды, зависть. Никто не поздравил, не выразил благожелательства… так, чушь какая-то. А я нервничаю. Но засучим рукава, поплюем в ладошки и с Богом…».

25 декабря Высоцкий и Влади собрали у себя на квартире на Малой Грузинской улице, дом 28, два десятка гостей, чтобы отпраздновать новоселье. Собственно, в эту квартиру новоселы въехали более двух месяцев назад, однако долгое время никак не могли это событие отпраздновать: то Высоцкий был на гастролях, то его сваливала с ног болезнь, то еще что-нибудь мешало. В итоге собраться удалось только на католическое Рождество. Поздравить новоселов пришли их наиболее близкие друзья и родственники: мать, отец, Всеволод Абдулов с женой, Станислав Говорухин, Василий Аксенов и др. Вечер получился на удивление теплым. Новоселы выглядели по-настоящему счастливыми людьми, что вполне закономерно: за семь лет совместной жизни они умудрились сменить с десяток различных съемных квартир, пока наконец не обрели удобное трехкомнатное жилье в кооперативном доме. Было произнесено множество тостов, но суть каждого из них, в общем-то, сводилась к одному: чтобы дом этот всегда был как полная чаша, чтобы новоселы прожили в нем сто лет. Как покажет время, первая часть этих пожеланий подтвердится полностью, а вот вторая нет: судьба отпустит одному из новоселов — Высоцкому — всего лишь четыре с половиной года жизни в этих стенах.

Между тем год 75-й закончился под пение Владимира Высоцкого, которое на всю страну прозвучало с телевизионного экрана. В тот день, примерно около восьми часов вечера по московскому времени, царь Иван Грозный в исполнении Юрия Яковлева неосторожно сел на кассетный магнитофон в квартире изобретателя Шурика, и из динамика захрипел голос Высоцкого: «Поговори хоть ты со мной, гитара семиструнная…». Думаю, читатель уже догадался, о чем идет речь: о фильме Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию», премьера которого на ЦТ состоялась за четыре с половиной часа до наступления Нового года.