5 Вилла Бретоньер

5

Вилла Бретоньер

После Роменвиля вилла Бретоньер казалась раем. Это трехэтажное здание было построено в 1830-х годах, тогда же, когда и парижская тюрьма, однако невозможно было представить себе более разительного контраста. Это был, как говорят французы, «maison de m?itre» — настоящий господский дом, гораздо больше обычного жилого здания, но меньше замка. Он мог похвастаться всем, что скрашивает уединенную жизнь богача: дубовые полы, огромные мраморные камины, хрустальные люстры, двойные двери, открывающиеся в огромный, заботливо ухоженный сад. Раньше дом принадлежал состоятельному еврею, владельцу кинотеатра в Нанте, однако жилище было реквизировано, а его владелец «перемещен». Вилла, окруженная высоким забором и скрытая за купами деревьев, как нельзя лучше подходила для целей германской секретной службы.

Вечером Чапмену, крайне довольному как бренди, так и встречей, которую оказал ему Грауманн, показали его комнату на верхнем этаже. Впервые за четыре года дверь за ним никто не запер. Он спал на хрустящих льняных простынях и проснулся от петушиного крика. Эдди решил, что никогда не видел места более прекрасного. К западу тянулись леса и поля, полого спускаясь к руслу Эрдра. В декоративном прудике журчала вода, а на газоне возилась пара щенков эльзасской овчарки.

Обер-лейтенант Томас проводил Чапмена на завтрак. В столовой во главе стола сидел Грауманн, ел вареное яйцо и читал The Times. Он молча кивнул Эдди. (Аристократы, как вскоре выяснил тот, не поддерживают беседу во время завтрака.) За столом полдюжины мужчин поедали тосты, яйца и масло, запивая эту восхитительную пищу свежим кофе. Завтрак был подан на лучшем китайском фарфоре из коллекции бывшего владельца. Чапмен узнал Лео, шофера с перебитым носом, который ухмыльнулся ему, обнажив сломанные зубы.

Слуга-француз унес завтрак, присутствующих обнесли сигаретами, и Томас представил обитателей виллы. Хотя Чапмен и не знал об этом, все его новые соседи носили фальшивые имена. Краснолицый плотный парень с жемчужной булавкой в галстуке был представлен как Германн Войх, следующим был Роберт Келлер — худощавый светловолосый парень чуть старше двадцати, рядом с ним сидел Альберт — лысеющий мужчина средних лет с жизнерадостным выражением лица. К изумлению Чапмена, следующий из сидевших за столом, в брюках гольф и с золотыми часами на запястье, поприветствовал его на английском с заметным акцентом кокни. Он представился как Франц Шмидт.

Позднее, наверху, в кабинете, приняв излюбленную позу с пальцем за отворотом жилета, Грауманн объявил: теперь Чапмен служит в абвере — германской секретной службе, занимающейся шпионажем за границами Рейха, — и принадлежит к ее нантскому подразделению, проходя обучение в «одном из наиболее значительных центров подготовки диверсантов для германской секретной службы в Европе».

В течение следующих трех месяцев, продолжал Грауманн, Чапмену предстоит пройти серьезный курс подготовки. Келлер будет обучать его работе с рацией, Войх и Шмидт — технике диверсионных операций и шпионажа, Лео — прыжкам с парашютом. Если после обучения он успешно пройдет тестирование, то будет направлен в Великобританию со специальной миссией и, в случае успеха, получит достойное вознаграждение. О том, что будет, если Чапмену не удастся пройти тесты, не было сказано ни слова.

В процессе обучения Чапмену разрешалось исследовать территорию виллы Бретоньер, но лишь в сопровождении Томаса. Ему следует избегать неформального общения с местными жителями, и ни при каких обстоятельствах он не должен приводить в дом женщин. В присутствии французов ему положено было говорить исключительно по-немецки, если же его начнет расспрашивать кто-нибудь из немцев, он должен объяснить, что является немцем по рождению, однако большую часть жизни прожил в Америке. Официально он теперь был служащим строительных войск — военно-инженерного подразделения, занимавшегося ремонтом дорог и зданий в оккупированной Франции.

Чапмену придется взять псевдоним, объявил Грауманн, чтобы скрыть свою личность. Как англичане обычно называют немцев? Фрицами? Это, хихикнул он, и будет кодовое имя нового агента абвера номер V-6523.

Тщательно пытаясь разобраться в происходящем вокруг, Чапмен решил, что доктор Грауманн в своем полосатом костюме больше походил на «уважаемого бизнесмена», нежели на главу шпионской организации. Он разговаривал отрывисто, но благожелательно, глаза, прикрытые тяжелыми веками, все время моргали. Всякий раз, когда Грауманн говорил, голова его слегка подергивалась. Голос его показался Чапмену «удивительно мягким для немца», однако в нем появились жесткие нотки, когда Грауманн обмолвился: «Разумеется, вы увидите здесь много нового для себя, однако вам следует понимать, что в организациях вроде нашей секретность ставят превыше всего. Не стоит проявлять слишком много любопытства».

Многие месяцы абвер искал англичанина, которого можно было бы, выучив на шпиона и диверсанта, забросить в Великобританию. Таким агентом мог стать лишь человек, не ведающий сомнений, умеющий скрываться, умный, жестокий и корыстный. Появление Чапмена на вилле Бретоньер не было случайностью. Оно должно было нанести последний, самый сильный удар в войне секретных служб Германии и Великобритании — войне невидимой, безостановочной, тянувшейся вот уже два года.

До начала Второй мировой войны абвер (что дословно означает «оборона») считался наиболее эффективной разведывательной службой в Европе. Первоначально МИ-5, служба, занимавшаяся контрразведкой в Великобритании и других странах империи, оценивала абвер как «первоклассную организацию как в части кадров, так и в части их подготовки». Эта оценка, однако же, была чересчур лестной. Одним из наиболее поразительных аспектов деятельности разведывательных служб двух стран было то, сколь мало они знали друг о друге. В 1939 году английская разведка СИС, также известная как МИ-6, действующая во всех странах мира, помимо британских территорий, не знала ни как называется германское разведывательное ведомство, ни кто им руководит. Честно оценивая свою деятельность по окончании Второй мировой войны, МИ-5 признавалась, что «к моменту падения Франции деятельность наших секретных служб в целом могла быть описана… как хаотические попытки выявить германских агентов без какого-нибудь общего представления о германской разведке».

Абвер был столь же мало готов к войне с англичанами. Гитлер не планировал и не хотел воевать с Британией, и большинство разведывательных операций немцев были ориентированы на Восток. У абвера практически не существовало собственной разведывательной сети в Соединенном Королевстве.

Как только Германия и Великобритания изготовились к войне, соперничающие разведслужбы двух стран начали странную тайную игру: каждая изо всех сил старалась почти с нуля создать собственную шпионскую сеть, чтобы немедленно развернуть борьбу друг против друга. При этом каждая считала, что другая сторона превосходит ее по степени эффективности и готовности, — и каждая ошибалась.

Первое серьезное столкновение было связано с незаметным, весьма нерешительным и неприятным уэльским электриком по имени Аргур Оуэнс. Производитель аккумуляторных батарей, в 1930-х годах Оуэнс часто ездил по делам в Германию, возвращаясь оттуда с кое-какими техническими и военными данными, которые он передавал в Адмиралтейство. В 1936 году он был официально зачислен в британскую разведку под псевдонимом агент Сноу — частичной анаграммой фамилии Оуэнса. Однако в то же время Оуэнс наладил тайные контакты с абвером. МИ-6 перехватила его переписку, однако, будучи обвиненным в двойной игре, Оуэнс настаивал, что действует в интересах Британии. МИ-6 приняла его объяснения — до поры до времени. Следуя инструкциям немцев, Оуэнс забрал радиопередатчик из камеры хранения на вокзале Виктория, тем самым снабдив британцев ценной технической информацией об устройстве немецких передатчиков. После этого Оуэнс скрылся в Гамбурге, оставив британцев в убеждении, что он «переметнулся».

На следующий день после того, как Британия объявила войну Германии, Оуэнс вновь появился, позвонив в политическую полицию и объявив, что хочет встречи. В Уондсвортской тюрьме Оуэнса поставили перед выбором: либо казнь, либо работа в качестве двойного агента. Тот вновь заявил о своей преданности Британии. В сентябре 1939 года он отправился в Голландию, на сей раз в сопровождении отставного полицейского Гвилима Уилльямса, представляясь валлийским националистом, мечтающим сбросить со своей родины британское ярмо. Они встретились с офицером абвера Николасом Риттером и вернулись в Лондон с ценной информацией, в том числе различными радиокодами абвера.

Агент Сноу все еще был у британцев на подозрении, которое усилилось после следующего события в Северном море. Риттер приказал Оуэнсу найти еще одного агента для прохождения подготовки в Германии и согласился прислать подводную лодку, которая должна была забрать обоих к югу от Доджерской отмели. МИ-6, мечтавшая обзавестись двойным агентом в абвере, тут же определила на эту роль раскаявшегося вора и мошенника Сэма Маккарти, согласившегося участвовать в игре. На траулере, по пути на встречу с германским агентом, каждый из них — и Маккарти, и Оуэнс — был уверен, что его спутник — германский шпион. За два дня до назначенного срока Маккарти, заперев Оуэнса в каюте, на всех парах двинул корабль обратно к дому. В ходе обыска у Оуэнса обнаружили доклад об операциях британской разведки. След этого документа привел к менеджеру одного из ресторанов на Пикадилли Уилльяму Рольфу, когда-то поставлявшему информацию для МИ-5. Прижатый к стенке, Рольф признался, что Оуэнс завербовал его, чтобы шпионить в пользу Германии. Лишь только допрашивавшие его люди ушли, Рольф покончил с собой, сунув голову в газовую духовку.

Оставшиеся годы войны Оуэнс провел в тюрьме. До сих пор до конца неизвестно, был ли он патриотом, предателем или и тем и другим одновременно. Тем не менее история с Оуэнсом продемонстрировала все значение двойных агентов, а также помогла британцам получить кое-какую жизненно важную техническую и криптологическую информацию. Фарс в Северном море показал, что немцы активно ищут недовольных среди британцев, даже преступников, чтобы использовать в качестве своих агентов.

Тем временем из-за растущего страха перед германским вторжением шпиономания в Британии приобрела характер эпидемии. Успех нацистского блицкрига, молниеносные поражения, которые европейские страны терпели одна за другой, могли иметь лишь одно объяснение: в каждой из стран, должно быть, действовала тайная сеть германских агентов, помогавшая продвижению немцев. Такая же сеть, по всеобщему мнению, скорее всего, существовала в Британии; должно быть, шпионы уже плели заговоры, роя подкоп под государство. Миф о германской «пятой колонне» родился на волне обычно нехарактерной для англичан массовой истерии, которую подстегивали как пресса, так и политики. «К шпиономании склонна легко опознаваемая часть общества, — писал Черчилль, сам не совсем чуждый шпионской лихорадке. — Это состоятельные люди, для которых война — счастливое и давно ожидаемое событие».

Германских шпионов обнаруживали везде — и нигде. Полиция была завалена донесениями граждан о каких-то странных людях, явно старавшихся изменить свою внешность, о световых сигналах в ночи и подожженных стогах сена. Параноики-соседи слышали за стенами странные звуки. Один заядлый любитель охоты за шпионами докладывал, что видел на улице мужчину с «типично прусской шеей»: не зря Баден-Пауэлл, создатель скаутского движения, утверждал, что немецкого шпиона можно узнать по походке. Шпионом мог оказаться кто угодно. Ивлин Во в одном из памфлетов едко издевался над всеобщей истерией: «Подозревайте всех — викария, деревенского бакалейщка, фермера, чья семья живет здесь уже сотню лет. Подозревайте любого, кто менее всего похож на шпиона». Говорили, что шпионы разбрасывают по земле газеты, подавая таким образом сигналы немецким парашютистам, добавляют отраву в шоколад, просачиваются в полицию, вербуют сумасшедших в психиатрических лечебницах для службы в отрядах смертников, а также засылают своих кровожадных агентов в английскую сельскую глубинку под видом дамочек, путешествующих автостопом.

На то, чтобы рассмотреть все эти донесения, уходило много энергии и ресурсов, — при полном отсутствии каких бы то ни было успехов. Наиболее печальным результатом паники стало интернирование 27 тысяч немцев, итальянцев и других «враждебных иностранцев», большинство из которых не только не были немецкими шпионами, но и горячо ненавидели нацизм. Невозможность вычислить заговорщиков лишь усиливала уверенность в том, что они были агентами высочайшего класса. Секретная служба, писал осведомленный источник, «пребывала в неприятном ощущении, что в стране, по-видимому, действуют агенты, которых она не в состоянии раскрыть».

Правда, однако, заключалась в том, что, не считая Артура Оуэнса и его воображаемой организации валлийских экстремистов, абвер до начала войны так и не сумел справиться с задачей создания в Великобритании эффективной шпионской организации. Однако с началом операции «Морской лев» — плана германского вторжения в Великобританию — немецкая секретная служба начала активно мстить британцам за свой провал. С конца 1940 года, когда усилилась воздушная дуэль между Британскими королевскими ВВС и люфтваффе, абвер начал забрасывать агентов на территорию Великобритании — на резиновых лодках, субмаринах, гидросамолетах, с парашютами. Большинство из них по легенде были беженцами или моряками. Некоторые имели с собой радиопередатчики новейшей конструкции и поддельные документы высочайшего класса, другие прибывали в страну, не имея ничего, кроме одежды на себе. По некоторым оценкам, в сентябре-ноябре 1940 года в Великобританию был заброшен как минимум 21 агент абвера с задачами докладывать о передвижении войск, выискивать и уничтожать цели, жизненно важные для британской обороны, и быть готовыми в ходе грядущего вторжения смешаться с отступающей британской армией. Уже был составлен список известных британцев, которых в первую очередь должно было арестовать гестапо, и в берлинской штаб-квартире абвера мало кто сомневался, что скоро гитлеровские штурмовые части ворвутся в Уайтхолл.

Среди шпионов абвера были люди самого разного пошиба. Некоторых привлекала нацистская идеология, однако в основном это был обычный человеческий мусор, который во множестве вращается в мире шпионажа: оппортунисты, преступники и небольшая горстка фантазеров. Большинство «агентов вторжения» объединяло лишь одно: они были непрофессионалами. Некоторые из них плохо говорили по-английски, другие вообще не знали языка. По большей части, их подготовка ограничивалась кратким инструктажем. Им не рассказывали о стране, где им предстояло действовать, поэтому они совершенно не разбирались в жизни Британии. Так, один подобный агент был арестован, когда попытался заплатить 10 фунтов и 6 шиллингов за билет на поезд, который стоит «десять ноль шесть» (то есть 10 шиллингов и 6 пенсов).

Руководители абвера так никогда и не узнали, что вся их шпионская программа была разобрана по косточкам, подробнейшим образом изучена и повернута против них самих. Многих своих агентов абвер полагал бесследно исчезнувшими, но это были лишь предположения. Кое-кто начал посылать радиограммы и письма, написанные симпатическими чернилами, а некоторые, казалось, прекрасно устроились под своей легендой. По крайней мере, именно так докладывали Гитлеру. Однако более опытные и профессиональные разведчики понимали, что качество агентов, засланных в Великобританию, крайне низко. По большей части, поступающая от них информация была малозначащей ерундой. Ни одной диверсионной операции так и не удалось провести.

Руководство абвера решило: чтобы переиграть британскую контрразведку, нужно использовать разведчиков куда лучше качеством, чем засылавшиеся ранее непрофессионалы. Необходимы были шпионы высшего сорта: тщательно отобранные и надлежащим образом подготовленные профессионалами для осуществления опасных операций. Они должны быть преданы делу, безжалостны и к тому же, по возможности, быть урожденными британцами. Для подготовки таких агентов в марте 1942 года было учреждено подразделение (по-немецки — Dientstelle) абвера в Нанте: это был элитный центр подготовки агентов. Во главе его встал ротмистр абвера, восходящая звезда этой разведывательной службы. Ему предоставили необходимые средства, инструкторов, персонал и просторное здание недалеко от города, в деревушке Сент-Жозеф. Новое подразделение формально подчинялось штаб-квартире абвера в Париже, однако де-факто было практически независимым.

Молодому офицеру абвера Вальтеру Преториусу, знающему английский, было поручено найти изменника-англичанина, из которого можно было бы подготовить первоклассного агента. Преториус по своим взглядам был убежденным нацистом, однако по вкусам и привычкам — истинным англофилом. Его прадед по материнской линии Генри Томас, шотландский купец, торговавший льном, в свое время эмигрировал из Данди в Ригу, где женился на немке. Преториус чрезвычайно гордился своей британской кровью и не упускал случая напомнить каждому, кто подвернется под руку, что он — потомок «главной ветви клана Мактомасов».

Молодой Преториус закончил Берлинский университет. В 1933 году, в возрасте двадцати двух лет, он провел год в Университете Саутхемптона, совершенствуя свой английский по немецко-британской программе студенческого обмена. Он собирался стать учителем. Будучи в Англии, Преториус играл на флейте, занимался греблей в университетской команде и кичился костюмами и привычками английского джентльмена. Кроме того, он занимался танцами. Наиболее значимым из всего приобретенного им за год в Великобритании стала необычная и сильная страсть к английским народным танцам. Он научился танцу с вращениями и танцу с мечами, любимому его шотландскими предками, однако более всего его покорил танец моррис. Сами англичане подсмеиваются над этой пляской, однако Преториуса по-настоящему пленяли танцоры в их странных шляпах, будто исполняющие необычный ритуал. Во время каникул он путешествовал на велосипеде по Англии, фотографируя народные пляски и анализируя танцевальные па. После нескольких месяцев тщательного изучения Преториус объявил, что моррис — предок всех танцев на Земле, а стало быть, он — основа мировой культуры (эта замечательная теория ни до, ни после Преториуса более никем не выдвигалась).

В Саутхемптоне Преториуса любили. За красноватый оттенок своих редеющих волос он получил от товарищей прозвище Рыжий. О нем говорили как о «человеке добродушном и вежливом». Однако в то же время он был сторонником крайних взглядов, чрезвычайно впечатлительным и подверженным вспышкам чрезмерного беспричинного энтузиазма. После возвращения в Германию в 1936 году его страсть к народным танцам очень скоро сменилась не менее сильной страстью к фашизму. Если верить полицейским досье, его мать к тому времени уже была «фанатичной нацисткой», и он воспринял новую веру с характерной для него горячностью и наивностью, быстро пройдя через все ступени отличия в гитлерюгенде. «Превосходство германской и англосаксонской рас над всеми остальными» стало его символом веры, а начало войны открыло перед ним великолепную возможность продемонстрировать всем силу Германии, служа в рядах СС. Гибель единственного брата Ганса в Польше в самом начале войны лишь распалила его страсть. Бывший Рыжий, учтивый флейтист и любитель народных танцев, превратился в идейного, нерассуждающего нациста.

Обер-лейтенант СС Вальтер Преториус, взявший себе псевдоним Уолтер Томас в память о своих шотландских предках, прилежно изучал документы и тщательно прочесывал тюрьмы, лагеря беженцев и военнопленных в поисках кандидатов в идеальные шпионы. Приехав в поисках предателей на Джерси, он остановился в отеле «Альмаду». Он беседовал с преступниками и дезертирами, британцами, оставшимися на оккупированных территориях, и даже сторонниками Ирландской республиканской армии — ирландцами, которых можно было завербовать для борьбы против Британии. Но никто не казался ему подходящим. Однако в конце марта 1942 года Преториус отправил взволнованное письмо руководителю подразделения абвера в Нанте, сообщавшее, что в парижской тюрьме он нашел вора, которого «можно подготовить для диверсионной работы», и собирается встретиться с ним немедленно.

Обер-лейтенант Вальтер Преториус (он же Томас), один из охранников Чапмена, — нацистский фанатик со страстью к английским народным танцам.