Глава 21 СОДРУЖЕСТВО ТАЛАНТОВ

Глава 21

СОДРУЖЕСТВО ТАЛАНТОВ

Однажды Семенова спросили:

— Откуда вы черпали силы для огромной и сложной работы в Редакционных комиссиях? Ведь вы же трудились по восемнадцати часов в сутки?

— Я черпал силы в оптимизме и уверенности в том, что делаю нужное дело, — ответил Петр Петрович.

Он называл в шутку свою многогранную деятельность аппетитом к работе.

И действительно, работая в Главном комитете и Редакционных комиссиях, он с неослабевающим энтузиазмом занимался научными проблемами. Годы, израсходованные Семеновым на подготовку к крестьянской реформе, были и годами его плодотворной научной деятельности.

В 1858 году он закончил перевод второго тома Риттерова «Землеведения Азии». Его «Предисловие переводчика» ко второму тому стало самостоятельной научной работой, посвященной Тянь-Шаню. Подробно, обстоятельно обсуждал он три очень важных для землеведения Азии вопроса. Это были вопросы о высоте снежной линии Небесного хребта, о существовании альпийских ледников, о вулканизме. Он определил высоту снежной линии Тянь-Шаня до трех с половиной тысяч метров.

Александр Гумбольдт усомнился в этом определении. Между прославленным немецким географом и Семеновым завязалась научная полемика. С глубоким знанием дела, пользуясь сравнительным методом в географии, Петр Петрович доказал свою правоту. Он также окончательно опроверг гипотезу Гумбольдта о вулканическом происхождении Тянь-Шаня.

Петр Петрович решительно исправлял ошибки Гумбольдта, хотя в то время немецкий географ был непререкаемым авторитетом для науки. Семенов говорил: «Наука есть вечное стремление человечества к истине, а истина достигается только долгим путем посреди неизбежных ошибок и заблуждений… Каждому свое дело, но и на самом скромном деятеле лежит святая обязанность указать и исправить ошибку гениального зодчего…»

Петр Петрович пристально следил за всеми новыми исследованиями во Внутренней Азии. Особенно волновала его судьба Кашгарской экспедиции Чокана Валиханова. Об отважном путешественнике в Петербурге все еще не было никаких сведений.

Валиханов появился в столице осенью 1859 года. Молодой ученый блестяще выполнил программу работ, составленную Семеновым.

Путешествие Чокана в Кашгарию было настоящим научным подвигом. Он привез драгоценные сведения о Восточном Туркестане. В своей книге «О состоянии Алтышара или шести восточных городов китайской провинции Нан-Лу (Малой Бухарин)» Чокан открыл для науки неизвестную страну.

Петр Петрович радостно встретил Чокана. По его представлению Валиханова избрали членом Географического общества.

От Чокана он узнал подробности трагической гибели Адольфа Шлагинтвейта. Сведения, сообщенные Валихановым, были ужасны.

Кашгаром правил ходжа Валихан. Курильщик опиума, деспот, садист, он расправлялся со всеми неугодными ему кашгарцами. Каждый день в городе происходили казни. На площади Кашгара из голов казненных складывали пирамиду.

Вот к этому-то «правителю» и явился Адольф Шлагинтвейт из Британской Индии. У Шлагинтвейта были с собой письма, адресованные к кокандскому хану Худеяру. Валихан-ходжа потребовал эти письма. Шлагинтвейт отказался. Взбешенный ходжа приказал немедленно казнить путешественника.

Адольф Шлагинтвейт был казнен. Голову его положили на чудовищную пирамиду, «сотворенную» кашгарским деспотом.

Петр Петрович слушал рассказ о гибели Шлагинтвейта и думал о том, сколько ума, выдержки, ловкости, смелости потребовалось Валиханову, чтобы благополучно совершить свое путешествие по Кашгарии.

Он гордился своим молодым талантливым учеником. Он перезнакомил его со всеми выдающимися учеными и общественными деятелями Петербурга. Хлопотал в Географическом обществе об издании его книги, добился, чтобы Чокана наградили орденом, повысили в чине, оставили в столице для научных занятий.

Семенов не забыл увековечить и память Адольфа Шлагинтвейта. Значительно позже по его настоянию в Кашгаре воздвигли памятник мученику науки.

Усталый, но довольный, возвращался он в свою большую холостяцкую квартиру: дома ждали его любимые писатели да картины голландских живописцев.

Коллекционирование картин уже давно стало страстью Семенова. Страсть эта гоняла его по антикварным лавкам и петербургским базарам. Он покупал, не торгуясь, любую картину так называемых «маленьких голландцев». У него уже появились великолепные картины Рейсдаля и Ван Гойена, Стэна и Гельста. Он дорожил картинами Питера Артзена, Абрама Ван Темпеля, Гольста-младшего, Иона ван Клеве, но мечтал заполучить великого Рембрандта. Тайная мечта пока не сбывалась.

В свободные часы он любил рассматривать своих «голландцев». В раскрытые окна вливался неосязаемый, неуловимый свет. Над городом сходились вечерняя и утренняя зори. Нева и каменные плиты ее набережных отсвечивали бронзой.

Петр Петрович останавливался перед картинами Соломона ван Рейсдаля. Пейзажи «маленького голландца» дышали радостями патриархальной жизни, крестьянского мирного труда, бледными красками северной природы. Скромные, тихие — река с лодкой, ивы над водой, сеть, закинутая рыбаками, — они напоминали пейзажи Волги. Безлунное сияние петербургской ночи заливало старые полотна.

Он долго глядел на «портрет молодой девушки» кисти Гаспара Натшера, фламандца, художника XVI века. Портрет прежде мало привлекал его, но теперь, что-то вспомнив, он опустился в кресло…

Молоденькая девушка с щенком на коленях облокотилась на круглый столик. У нее еще детская головка с пепельными волосами, забранными в узел. Припухшие губы тронула лукавая улыбка, глаза доверчиво смотрят в пространство. Правое плечо обнажено, грудь прикрывает тяжелое бархатное платье, на шее коралловое ожерелье. Девушка как бы пробудилась, но еще во власти сновидений встречает утро.

«Портрет молодой девушки» имеет сходство с Лизой Заблоцкой-Десятовской. Та же лукавая улыбка, те же глаза. И такие же пепельные волосы, стянутые узлом на затылке.

А тени белой ночи, блуждающие по комнатам, продолжали манить и тревожить. Петр Петрович надел плащ, вышел на улицу. Был одиннадцатый час, но все вокруг смутно сияло. Темные воды Невы, Медный всадник, шпиль Петропавловской крепости, громады Зимнего дворца и Адмиралтейства.

Над Петербургом плыла белая ночь. В белые ночи влюбляются, создают поэмы, страдают от неисполнимых желаний.

Сам не замечая того, он очутился у подъезда старинного дома. Дверь открыла Лиза.

Он извинился за поздний визит. Андрея Парфеновича дома не оказалось. Лиза предложила Петру Петровичу чашку кофе. Он пил мелкими глотками и любовался девушкой — ее незащищенными от человеческой боли глазами, добрым голосом, волосами, стянутыми в узел. Он рассказывал о Тянь-Шане, Хан-Тенгри, Киргизской степи, о рязанских привольных рощах.

На его расспросы она отвечала живо и весело. Да, она любит живопись, только у нее нет лишних денег, чтобы приобретать картины. Да, она переписывает сочинения отца, только страницы, испещренные бесконечными цифрами, скучны. Сочинение «О финансах Австрии», например.

Смеясь, она призналась, что боится молнии и прячется в темной комнате от грома. Ей, опять призналась она, больше по душе размеренная домашняя жизнь, звон посуды на кухне, крик ребятишек в доме.

Он ушел от нее очарованный и влюбленный. Томящее одиночество исчезло, усталости как не бывало.

Теперь с утра он садился за работу, днем спешил в Главный комитет, вечером на свидание с Лизой. Они бродили по набережным Невы, посещали картинные галереи, антикварные лавки. Говорили о литературе, музыке, живописи.

Он был убежден, что ненависть не породила ни одного крупного художественного произведения. Ненависть бесплодна, как тень. Художник, ищущий вдохновения в ненависти или в презрении к человеку, тоже бесплоден. Искусство должно любить человека, служить человеческой правде.

В жизнь Петра Петровича снова вошла любовь. И снова он ощущал в себе прилив творческих сил и опять был уверен, что его хватит на тысячу дел.

Весной 1861 года он женился на Лизе Заблоцкой-Десятовской, переехал на квартиру к тестю и навсегда поселился в доме по Восьмой линии.

Елизавета Андреевна оказалась нежной, доброй, заботливой женой. Она была отзывчивой на людские беды, избегала шумных сборищ, светского общества. По ее просьбе Петр Петрович вызвал из деревни восьмилетнего Митю. Елизавета Андреевна полюбила и воспитывала мальчика, как своего сына.

Семенов полностью отдался научной деятельности. В шестидесятые годы он перевел третий том «Землеведения Азии» с новыми дополнениями об Алтайско-Саянской горной системе.

Теперь, когда он посвятил себя науке, он все больше задумывается над ее назначением. Еще недавно в своем предисловии к первому тому Риттеровой книги он писал: «Национальность же науки заключается именно в том, чтобы она проникала в жизнь народную, делалась для него не мертвым символом, а пластическим началом. Это необходимо потому, что наука в наш реальный век уже не есть туманное отвлечение схоластических умов; она есть самопознание, познание окружающих предметов и сил природы, умение подчинить их своей власти, употребить их для нужд своих и потребностей…

Поэтому стремлением каждого ученого, если он не желает оставаться холодным космополитом, а хочет жить одной жизнью со своими соотечественниками, должно быть, кроме старания подвинуть абсолютно вперед человеческое знание, еще и желание ввести его сокровища в жизнь народную».

Пришло время, когда он должен оправдать свои же собственные слова о назначении науки. По поручению Географического общества он выезжал в Англию, Францию, Бельгию для знакомства с работой и достижениями научных учреждений. Эти поездки помогли изучить систему податей и акцизных сборов, вопросы статистики, новые проблемы географической науки.

Семенова избирают председателем отделения физической географии Географического общества. Здесь чаще всего возникают идеи новых исследований по географии, этнографии, истории России, Центральной Азии, сопредельных стран. Петр Петрович становится как бы аккумулятором этих идей и организатором экспедиций. Он добивается, чтобы Большая Сибирская экспедиция продолжала свои незаконченные работы. Возбуждает вопрос об исследовании Верхнего или Черного Иртыша, совершенно неизвестного науке. В записке Географическому обществу он рекомендует для иртышских исследований Григория Потанина.

Занятый с утра до вечера неотложными и увлекательными делами в Географическом обществе, он все же с грустью вспоминает о своей третьей, несостоявшейся экспедиции на Тянь-Шань. Особенно грустно ему при встречах с вице-председателем общества адмиралом Литке. Он не может забыть слов адмирала об его проекте: «Такая грандиозная экспедиция неосуществима в ближайшем будущем».

Может быть, это действительно так? У Географического общества нет средств, а у него — времени. Кроме этих важных причин, есть еще одна, самая значительная. Взгляды его на исследование Азии необычно расширились.

Для изучения Азиатского материка нужны не две, не пять, а десятки комплексных экспедиций. Киргизские степи, монгольские пустыни, сибирские чащи, тундровые просторы, побережье Ледовитого океана все еще остаются «белыми пятнами» на географических картах.

Русские должны открыть для себя Россию!

«Открыть Россию для себя» — это исследовать, узнать, понять и поставить на службу народу все бескрайные ее просторы и безграничные богатства ее природы. Во имя этой цели не обязательно путешествовать самому — можно организовывать путешествия других. Поддерживать идеи и замыслы новых экспедиций. Помогать молодым ученым — и делом и хорошим советом.

Кому, как не ему, Семенову, заниматься сейчас всеми этими научными замыслами и начинаниями? Он стоит у колыбели многих экспедиций, к нему обращаются за помощью и поддержкой географы и геологи, ботаники и энтомологи, историки и этнографы.

Их интересы стали его судьбой, его интересами. С удивляющим всех рвением и страстью Семенов работает в Географическом обществе, сосредоточиваясь на самых разных проблемах.

Его день распределен и расписан. Он встает с зарею, тихо, чтобы не разбудить домашних, умывается. Мельком оглядывает себя в зеркало: продолговатое лицо с круглыми бакенбардами, под глазами — мелкие морщины, в курчавых волосах — преждевременные седые нити.

За окном — веселая зеленая зыбь берез, небо словно отлито из ясного голубого стекла, над крышами соседних домов розовеют скошенные стволы дымов. У Петра Петровича сразу же появилось желание работать.

На столе его желтые и синие папки. В каждой хранятся статьи, рецензии, статистические таблицы, проекты географических, геологических, климатологических экспедиций, записки и дневники путешественников, письма любителей природы, документы по новым исследованиям стран и народов.

Он читал каждое письмо с глубокой заинтересованностью. Видный геолог — князь Кропоткин — пишет о своих исследованиях на Амуре, Уссури, в Северной Маньчжурии. Письмо Кропоткина сменяется проектом Федченко об экспедициях в Ферганскую и Зеравшанскую долины. Еще записка — географ Ханыков излагает цели своего будущего путешествия в Хорасан. А это проект Ивашенкова об изучении Каспийского моря. А вот сообщение Воейкова о климате в Европейской России и на Урале и письмо Струве об астрономических наблюдениях в горах Алтая.

Он снова перечитывает материалы, правит их своим бисерным почерком. Рука затекает, он откладывает перо.

Дверь приоткрылась. В кабинет вошла Елизавета Андреевна.

— Завтракать пора. Почему ты встаешь так рано? Ты же изматываешь себя с утра.

— Усталость — дурная привычка, которую я не имею.

После завтрака Петр Петрович уходит в здание у Чернышева моста. В Географическом обществе уже полно народу. Географы, статистики, этнографы. Студенты, какая-то пышно одетая дама, заплаканная старушка ожидают Семенова. Имя его приобрело большую популярность в Петербурге. К нему идут с просьбами, жалобами, за советом, за денежной помощью.

Сперва он выслушивает просителей. Заплаканная старушка рассказывает о своем сыне. Был студентом геологического института. Участвовал в каких-то запрещенных сходках. Выгнали из института.

Петр Петрович понимает горе старухи. Пусть она пришлет к нему сына. Он постарается помочь.

Роскошная дама — член благотворительного общества. Он терпеливо спрашивает какого. Дама просит о помощи сиротскому дому. Сиротам он отказать не может.

Юноша в обтрепанном пальтишке, в стоптанных ботинках. Изможденное худое лицо, голодный блеск в глазах. Молодой человек учится в технологическом институте, живет на одном хлебе.

— Принесите мне письмо от декана вашего института. Пусть напишет, как учитесь. Тогда я смогу выдавать вам ежемесячную стипендию, ну, хотя бы до окончания курса.

После частных посетителей начинаются дела, связанные с Географическим обществом. Надо помочь экспедиции Северцева в Туркестане. Николай Алексеевич не может продолжать свои исследования Туркестанского края — нет средств. А исследовательские работы Северцева имеют важное значение. Северцев — большой и отважный талант. Во имя науки готов на страдания, на смерть. На Сыр-Дарье его захватили в плен кокандцы. Издевались над ним, искалечили его. Только вмешательство русских военных властей спасло Северцева от гибели. А через три месяца он уже снова исследовал Сыр-Дарью…

Увлеченный работой, он не заметил, как приоткрылась дверь и в кабинет вошел человек в казачьей фуражке. Проскользнул за его спину, вытянулся по-солдатски.

— Разрешите представиться! Потанин, Григорий сын Николаев…

Петр Петрович вскакивает, обнимает своего друга.

— Когда приехал?

— Сегодня ночью.

Потанин садится напротив Петра Петровича, любуется им. Петр Петрович для него — непререкаемый авторитет как в научной деятельности, так и в жизни. Все хорошее, и яркое, и чистое в судьбе Потанина неразрывно с Семеновым. По его совету и протекции Потанину удалось поступить в Петербургский университет. Полураздетый, добирался он в столицу с обозом. Солдаты и возчики кормили Потанина, делясь своими скудными запасами. Полуголодные люди эти везли в петербургскую казну десятки пудов сибирского золота.

Потанина вскоре исключили из университета за участие в студенческих волнениях. Семенову удалось вырвать его из рук жандармов. Спасая студента от ссылки, Петр Петрович отправил его с астрономом Струве в экспедицию на Черный Иртыш и озеро Зайсан.

Струве произвел астрономические, магнитные, метеорологические наблюдения. Потанин собрал богатые коллекции алтайской флоры и фауны. Он также выяснил, что область Черного Иртыша и Озера Зайсан является этнографической границей между киргизским и калмыцким народами.

Петр Петрович тайно восхищался Потаниным, соединившим в себе качества редкие, но счастливые и необходимые каждому путешественнику. Он знает азиатские языки, умеет ладить с местными жителями. У него обширные познания в естественных науках и географии Азиатского континента. У Потанина есть еще одно чудесное качество — беззаветное служение науке.

А Потанин платил Петру Петровичу сыновней любовью. Он писал Семенову: «Извлеченный вами из духовного небытия и направленный к деятельности на пользу науке, я более чем многие другие могу ценить ваши невидимые и не сознаваемые современниками заслуги перед русским обществом».

Потанин только что вернулся из Омска, еще не остыл от дорожных впечатлений, от него еще пахло дымом таежных костров и смолой алтайских кедров.

— Ну, рассказывай, рассказывай, — Петр Петрович похлопал друга по плечу. — И можешь дымить своим табачищем.

Потанин умел рассказывать ярко, образно, поэтично. Он говорил, и Петр Петрович видел Бухтарминскую долину. По сторонам горной тропинки пламенели дикие тюльпаны, розовели сережки бересклета, нежно зеленели алтайские березы.

— Ночевали мы на берегу Бухтармы, — говорил Потанин. — На рассвете выпал глубокий снег. Трава исчезла, только тюльпаны пылали на снежной белизне. Да еще виднелись медвежьи следы, большие, как лапти.

Петр Петрович слушал Потанина и опять видел сопки, заросшие гигантскими кедрами, медведей с мордами, красными от малины, и маралов, увенчанных целебными пантами. Слышал, как из кустов вырываются тетерева, как жалобно вскрикивает куропатка в когтях соболя. Он воспринимал тайгу в цветах, звуках, запахах. Многоцветные алтайские земли излучали запахи, из запахов рождались звуки. Рассказ Потанина возвращал Петру Петровичу свежесть его собственных странствий и неясную надежду, что, может, еще придется попутешествовать.

— На Зайсане такое буйство камышей — не проломишься. Настоящие камышовые джунгли, где и кабаны и фазаны. Киргизы говорят: там водятся и тигры. Я вел путевые дневники. Материал собран солидный. Думаю написать «Очерки северо-западной Монголии», — закончил Потанин свой рассказ.

Они минутку помолчали. Потом Петр Петрович спросил:

— Что нового в Омске?

— Чокан Валиханов умер от скоротечной чахотки.

— Меня уже известили о его смерти. Это очень большая потеря для науки.

— Я познакомился в Омске с одним ссыльным. Он сослан за участие в Польском восстании. Увлекается географией, мечтает стать исследователем Сибири, хорошо бы его использовать для Географического общества, — продолжал Потанин.

— Кто он?

— Иван Дементьевич Черский.

Петр Петрович записал фамилию ссыльного в свою тетрадь.

— Обществу надо постоянно искать молодых способных исследователей. Мы должны полностью открыть для себя Россию…

Вся деятельность Географического общества со дня его создания и была посвящена открытию России. Еще много имелось неисследованных областей, «белых пятен» на русских географических картах.

Тринадцать лет пробыл Семенов на посту председателя Отделения физической географии, где подготовлялись и оформлялись научные экспедиции. Наравне с вице-председателем Географического общества Петр Петрович являлся вдохновителем и практическим организатором всех новых исследований.

Петр Петрович составлял инструкции и программы физико-географических исследований. Беседовал с участниками экспедиций, консультировался с учеными, хлопотал о снаряжении, получал всевозможные разрешения. Многочисленные встречи и переписка отнимали у него уйму времени. А когда путешественники возвращались, он помогал им в издании научных трудов.

По инициативе Семенова Географическое общество решило исследовать древнее русло Сыр-Дарьи, разработало план изучения северных морей.

В то же время он работал над переводом четвертого тома Карла Риттера, писал исследование о девонских пластах Средней России, редактировал два тома «Записок по общей географии». Он опубликовал статьи по географии в Энциклопедическом словаре, представлял русскую науку на международных конгрессах.

Однажды в Географическое общество вошел высокий полный, круглолицый, с черными густыми усами человек. Четко, по-военному представился Семенову:

— Офицер Генерального штаба Николай Пржевальский…

Петр Петрович усадил гостя в кресло. Вежливо осведомился о цели визита. Пржевальский подал ему большое, на плотной бумаге письмо.