Глава тринадцатая УХОД ЕДИНОМЫШЛЕННИКА

Глава тринадцатая

УХОД ЕДИНОМЫШЛЕННИКА

В январе 1974 года бывшего «первого замминистра без портфеля» Сергея Михайловича Крылова назначили начальником Академии МВД СССР. Это — почетная ссылка с сохранением лица (его оставили в составе коллегии МВД). Казалось, Крылов больше не будет играть сколько-нибудь заметной роли в ведомстве.

Однако вышло иначе.

В 1974-м академия только-только создается на базе Высшей школы милиции. Получится ли из нее первый по значению вуз МВД? Неизвестно. А Сергей Михайлович замахивается на гораздо большее. Он мечтает создать высшее учебное заведение по подготовке управленческих кадров нового типа. Лучшее — если не в стране, то в системе силовых ведомств — точно.

Время благоприятное: Москва готовится принять в 1980 году летние Олимпийские игры. Это означает, что в рамках подготовки к Олимпиаде академия может значительно расширить свою базу, построить новые и реконструировать старые сооружения и корпуса. В помощь Крылову из Калининграда переводят Валерия Михайловича Соболева. Вообще-то Валерий Михайлович ехал занять более высокую, чем заместитель начальника академии, должность, но его буквально в аэропорту перехватывает Крылов (как тут не вспомнить соответствующие кадры из «Семнадцати мгновений весны»). Соболев давно знаком с заместителем председателя правительства Игнатием Трофимовичем Новиковым — руководителем оргкомитета Олимпиады, он может очень многое сделать для академии. Министр по-прежнему идет навстречу пожеланиям Крылова. Но Щёлоков и в полной мере сочувствует тому, что тот задумал. Благодаря поддержке министра его старый соратник имеет возможность приглашать нужных ему преподавателей, специалистов. У начальника академии есть для приглашаемого сильные аргументы: квартира, очередное звание, перспектива защитить диссертацию, издать книги… Но главное, конечно, в этом проекте — неуемная энергия и талант самого Сергея Михайловича Крылова. Пройдет совсем немного времени, и место своей «ссылки» он превратит в передовую, где сойдутся в схватке как творческие, научно-педагогические, так и аппаратные силы МВД.

О том, насколько широкий круг дисциплин изучали слушатели академии, какие научные проблемы решались в ее стенах, читатель уже имеет некоторое представление. Соратники Крылова напишут об этом так (в предисловии к сборнику избранных трудов учителя, изданных через много лет после его смерти): «С трибуны научных конференций… выступали академики, ученые самых разных отраслей научного знания: философии и кибернетики, экономики и социологии, психологии и права, педагогики и этики, наконец, собственно управления. Рядом с учеными делились своим опытом выдающиеся руководители различных отраслей народного хозяйства, культуры, правоохранительной системы. Вниманием, которым была окружена Академия, она была обязана в первую очередь личности начальника, его интеллекту, эрудиции, вдохновенности, творческому дерзанию». С. М. Крылов перестанет быть фигурой умолчания раньше, чем Н. А. Щёлоков, поэтому возникнет тенденция именно Крылову приписывать наиболее важные новации, которые вводились в те годы в МВД. Это, конечно, далеко не так. Но в только что процитированных словах нет преувеличения.

Известный тележурналист Лев Вознесенский (племянник репрессированного в рамках «ленинградского дела» члена сталинского Политбюро Николая Вознесенского) делится своими впечатлениями от посещений академии: «Идешь по ее коридорам и слышишь: за этой дверью идет лекция по уголовно-правовой психологии, а за другой — по прикладной математике, за следующей — по организации профилактики правонарушений, а еще за одной — по русскому языку и литературе… Огромную роль в расширении кругозора слушателей Академии играл организованный в ней народный университет культуры во главе с всемирно известным и всенародно любимым композитором Арамом Ильичом Хачатуряном. Кафедры университета возглавляли крупнейшие мастера искусства».

Вознесенский спросил у своего друга Крылова: почему тот так заботится о том, чтобы слушатели академии регулярно посещали театры, концерты, музеи?

И вот что тот ему отвечает:

«Я хочу создать такой корпус высших офицеров органов охраны общественного порядка, для которых преступить закон, поднять руку на человека было бы внутренне невозможно, поскольку сама личность, ее жизнь, права и достоинство всегда оставались бы в их сознании и душе безусловной нравственной ценностью».

Офицер милиции, для которого внутренне невозможно преступить закон, поднять руку на человека… Блестяще сформулировано.

Кто же должен заниматься образованием и воспитанием будущего сверхмилиционера? Перед глазами автора книги — стенографическая запись выступления начальника академии на совещании кафедры управления горрайорганами внутренних дел. Совещание проходило 3 января 1977 года. Крылов напутствует вновь назначенных руководителей кафедры Веселого, Майдыкова и Кутушева. Вот каким требованиям, по мнению оратора, должен удовлетворять руководитель кафедры академии[28]:

«Руководитель кафедры — это самый квалифицированный, широко образованный человек. Это специалист, богатый в духовном отношении, глубоко знающий свою отрасль знаний, ее теорию и практику. Это генератор идей, человек с аналитическим, творческим складом ума, способный создавать духовные ценности, прокладывать новые пути в науке; это смелый новатор, умеющий в кажущемся хаосе фактов и событий находить типичное, закономерное и на основе этого конструировать новые теории, адекватно отражающие практику и освещающие ей путь. Руководитель кафедры вместе со своим коллективом и во главе его не только создает науку, но и несет полнейшую ответственность за те рекомендации, которые дает кафедра. Поэтому, когда мы сегодня поздравляем товарищей Веселого, Майдыкова и Кутушева с назначением на эти высокие должности, мы подчеркиваем в первую очередь исключительно большую ответственность за работу, которая им поручается. Хотелось бы еще раз напомнить слова Ленина о том, что руководитель утверждает свой авторитет не силой власти, а силой большей компетентности, большей энергии, большей талантливости, работоспособности, большей опытности».

Иными словами, те, кто будет готовить будущих сверхмилиционеров, должны еще и сами постоянно совершенствоваться! Им предстоит напряженно трудиться по 12–15 часов в сутки, чтобы за два-три года пробежать путь, преодолеваемый их коллегами из других вузов за семь — десять лет. И, конечно, что это за руководители кафедры, что за педагоги, если они не проштудируют «Опыты» Монтеня и труд Бернала «Наука в истории общества»? «Нельзя быть управленцем, — продолжает наставлять Крылов, — не читая „Двенадцати принципов“ Эмерсона, „Общее и промышленное управление“ Файоля, „Как надо работать“ Гастева, „Принципы организации“ Керженцова и „Учиться управлять“ Парамонова. Надо читать книги, написанные прежде всего людьми, которые сами управляли, ибо наука управления родилась в большей мере, чем другие науки, из опыта. Нужно в список книг включить труды выдающихся педагогов — Яна Амоса Коменского, Песталоцци, Ушинского, Макаренко, Сухомлинского».

Достаточно для преподавателя кафедры горрайорганов? Нет, он должен воспитывать своих слушателей также личным примером, обликом и поведением, для чего ему предстоит изучить еще немалое количество литературы. «Было бы хорошо, если бы на кафедре был создан постоянно действующий семинар, на котором вы обсуждали бы актуальные вопросы вашего духовного, научного самообразования. Это расширит фронт вашего духовного поиска. Вы должны непременно иметь в виду, что дорога к высокому званию преподавателя лежит через титанический труд».

Поистине титанический труд предстоял участникам совещания. В довершение ко всему Сергей Михайлович ставит присутствующим цель: через два года защитить кандидатские диссертации, а товарищам Веселому и Кутушеву — докторские. Диссертация для каждого должна стать книгой жизни…

Наверное, стать хорошим управленцем на уровне горрайоргана внутренних дел можно, не читая «Двенадцати принципов производительности» Эмерсона. Но примечательна убежденность начальника академии в обратном. Ведь этот неисправимый максималист создает лучший управленческий вуз страны. В 1977 году ему кажется, что цель уже достигнута. Он мечтает о том, чтобы на демонстрации в честь 7 ноября на Красной площади колонну вузов открывали представители Академии МВД, и предпринимает практические шаги в этом направлении. Преподаватель академии — престижнейшая из профессий, по его убеждению. Генерал и профессор Оскиан Галустьян («Воскан» — для друзей) хранит в своем архиве шутливую записку, которую Крылов передал ему на заседании коллегии МВД в 1978 году. На обратной стороне визитной карточки Сергей Михайлович пишет Галустьяну (тогда — главному инспектору штаба, вынужденному постоянно выезжать в регионы с проверками): «Воскан! Плюнь на эти командировки! Иди в Академию — будешь профессором, нач. кафедры! Это лучше, чем министр Армении». (О. А. Галустьян, принадлежавший к первому выпуску «генеральского факультета» академии, впоследствии станет первым заместителем министра внутренних дел Армении.)

Впрочем, максимализм Крылова одобряли далеко не все. Оппозиция ему зрела и в научно-преподавательских кругах, не только в аппаратных. Некоторые авторитетные специалисты не горели желанием работать под началом Сергея Михайловича, имея в виду особенности его характера. Например, отклонил предложение Крылова стать его первым заместителем Владимир Филиппович Некрасов, впоследствии — доктор наук, профессор, автор ценнейших исследований по истории МВД. В. Ф. Некрасов вспоминает: «Это был своеобразно глубокий человек с примечательными качествами ума, широким, философским взглядом на многие вещи. Крупная, демоническая личность. В известной мере находка, бриллиант, но очень своеобразный. Голова у него была устроена удивительно, идей — великое множество, но его иногда надо было одергивать. Для МВД он сделал очень много». Несмотря на такие оценки, в первые замы к начальнику академии Владимир Филиппович не пошел, был уверен — не сработаются.

Крупный ученый-криминолог Анатолий Иванович Алексеев в 1990–1994 годах сам возглавлял Академию МВД. При Алексееве впервые издали сборник научных работ Крылова. «Хотя, — говорит профессор Алексеев, — научных трудов у него, по сути, не было, в основном — доклады. Сергей Михайлович, при всех его огромных достоинствах, был человеком несколько авантюрного склада. Но чувство меры при этом не всегда соблюдалось. Возьмем для примера аналогичное учебное заведение — Высшую академию полиции в Германии. Слушатели там занимаются год в аудиториях, потом возвращаются к практике. Все экономично, продуманно. Наши же выпускники основного — „генеральского“ факультета после двух лет очного обучения имели большие проблемы с распределением. Пока будущий генерал два года учится, кто ему будет должность держать? А менять регион не каждый захочет. Мы иногда распределяли выпускников на должности ниже, чем они занимали до поступления в академию. Поэтому я вносил предложение: ограничить аудиторные занятия годом, после чего отправлять слушателя на стажировку в „полевых условиях“ под руководством преподавателя».

Несмотря на критику, во многом основательную, деятельности Сергея Михайловича Крылова на посту начальника Академии МВД, не подлежит сомнению факт: он создал этот вуз, заложил лучшие его традиции, под его руководством академия переживала пору расцвета. Свидетельство тому — памятник Сергею Михайловичу, который был открыт на территории его детища в сентябре 2009 года. Через 30 лет после его ухода из жизни.

Примерно к 1978 году в целом ряде инстанций стало зреть убеждение, что в Академии МВД «надо наводить порядок». Курировал «наведение порядка» заместитель министра внутренних дел Ю. М. Чурбанов. Именно Чурбанову чаще всего предъявляли обвинения в том, что произошло в дальнейшем. Сам он с ними не согласен. Свою версию событий и свои оценки личности Крылова Юрий Михайлович излагает в воспоминаниях, которые писались в конце 1980-х годов, когда их автор отбывал наказание в колонии под Нижним Тагилом. Ему слово:

«Одно из самых серьезных обвинений, предъявляемых мне сегодня прессой, — самоубийство члена коллегии МВД СССР генерала Крылова. Есть, говорят, даже документальный фильм на эту тему. Вот теперь, пожалуй, я и расскажу, как же всё было на самом деле.

Кто такой Крылов? Как он оказался в министерстве? Крылов пришел в органы внутренних дел из Высшей школы КГБ, кто-то из руководства комитета порекомендовал его Щёлокову как работоспособного, энергичного и пишущего человека. Был ли он работоспособен — это что понимать под работоспособностью. Если человек приезжает по ночам в министерство, поднимает по тревоге своих подчиненных, включая стенографистку и машинистку, и отрабатывает свои идеи, мотивируя тем, что эти идеи нужны министерству именно утром, а потом эти идеи оказываются никуда не годными и летят в корзину, то я бы не называл это работоспособностью. Это, если хотите, унижение человека».

Отметим: начальник академии для его куратора — чуждый, опасный человек с никуда не годными идеями. Можно представить, каково приходилось Сергею Михайловичу в последние месяцы его жизни.

«Крылов постоянно находился в плену каких-то несбыточных (для органов внутренних дел) идей. В аппарате его не любили. Но он полностью очаровал Щёлокова; какие-то его идеи Щёлоков потом выдавал за свои, я и мои товарищи (члены коллегии) считали их не только сомнительными, но и вредными. Крылов „получил генерала“ и считал себя в министерстве чуть ли не первым лицом. И вот когда его деятельность стала уже совершенно невыносимой, все члены коллегии в один голос потребовали от министра, чтобы Крылов оставил свой пост. Нас поддержал и отдел административных органов ЦК КПСС (кто бы сомневался, что в этом конфликте отдел ЦК будет не на стороне Крылова. — С. К.). К этому моменту Щёлоков и сам был уже готов отмежеваться от Крылова, но Крылов, бесспорно, умел гипнотизировать и хорошо чувствовать болевые точки Щёлокова. (Позже выяснилось, что он страдал и эпилепсией.) Принимается компромиссное решение: назначить Крылова начальником Академии МВД и оставить его членом коллегии; он был кандидатом наук, каких — не помню, скорее всего, военных, хотя что нового он внес в строительство и укрепление Вооруженных сил, — сказать не могу. Вот так Крылов появился в стенах академии».

Эта часть воспоминаний характеризует прежде всего самого их автора. Кстати, эпилепсией Сергей Михайлович не страдал. Теперь о главном — что же произошло в стенах академии.

«Там начался полный хаос. Ко мне стали поступать серьезные сигналы о самоуправстве Крылова, о его неуважительном отношении к людям, о кадровой чехарде и т. д. Но один визит Крылова к министру — и всё закрывалось. У него свет в окошке был только министр: ни Чурбанова, ни Богатырева или Заботина, ни других „замов“ для него не существовало. Тогда я написал министру докладную записку: считаю целесообразным проинспектировать Академию в полном объеме. Сначала министр мне отказал, но не в лоб, а аккуратно написал резолюцию: не отказать, а временно воздержаться. Сигналы из Академии продолжали поступать. Я пишу второй рапорт, но он тоже хоронится. Тогда я сказал Щёлокову: „Товарищ министр, если вы не дадите санкцию на проверку Академии, я доложу в отдел административных органов, и пусть там нас рассудят“. Тут, видимо, он ничего сделать уже не мог, тем более, что в отделе ЦК я заручился поддержкой. Мы сформировали авторитетную комиссию, в нее вошли начальники ряда управлений: была задача объективно проверить Академию по всем позициям. И чем глубже мы копали, тем больше находили негатива (как-то иначе бывает? — С. К.). Смена кадров, протекционизм, но в самые большие дебри мы влезли, когда знакомились с вопросами финансово-хозяйственной деятельности Академии. Мебельные гарнитуры, которые покупались для Академии, перекочевали на квартиру Крылова, там же оказались два цветных телевизора, принадлежавших учебным классам, — вот, если взять только один аспект хозяйственной деятельности, против Крылова можно было возбудить уголовное дело».

Финансово-хозяйственная деятельность, спору нет, слабое место в любой организации. Это не «идеи», с которыми (и в которых) еще надо уметь разобраться, тут чем глубже копаешь, тем больше находишь негатива, иначе просто не бывает. Придет время, и Николая Анисимовича Щёлокова притянут за финансово-хозяйственную деятельность, и самого Чурбанова в определенном смысле — тоже. И не оправдаешься. В условиях тотального советского дефицита руководитель практически неизбежно оказывался во власти ловкого хозяйственника. После смерти Крылова мебельный гарнитур и цветные телевизоры обнаружат на служебной квартире академии (по свидетельству бывшего начальника Главного управления кадров МВД И. Я. Дроздецкого). Накоплений в семье генерал-лейтенанта Крылова, по рассказу его дочери Ирины Сергеевны, могло бы хватить на приобретение «жигулей».

Сергей Михайлович мог бы оправдаться, но он посчитал это ниже своего достоинства. Перед кем?! Чурбанова он ни в грош не ставил. Из воспоминаний Юрия Михайловича по крайней мере ясно, что министр к тому времени исчерпал возможности защитить начальника академии. Тот опять оказался практически один против всех. Такая выпала ему судьба.

«Министр ушел в отпуск и отдыхал в Подмосковье, Крылов пытался к нему прорваться, но министр его не принял, как бы давая понять: решайте без меня. Я вызвал Крылова к себе, спрашиваю: „Что будем делать, Сергей Михайлович?“ Кроме меня в кабинете находился начальник кадров генерал Дроздецкий. Надо отметить, что Крылов вел себя очень нервно. Мне он сказал, что готов расстаться с этой должностью, но просил оставить его в академии преподавателем; я говорю: „Хорошо, вернется министр, решит все вопросы“. Крылов вышел из моего кабинета… Я думаю, самоубийство — продуманный шаг со стороны Крылова, тем более что после его смерти вскрылись еще и амурные дела».

Юрий Михайлович не точен в деталях. Описанный им разговор с Крыловым проходил, по-видимому, в кабинете начальника академии примерно за неделю до того, как прогремел роковой выстрел (уточняет генерал Дроздецкий). Но дело не в деталях. Главное, что судьбу Сергея Михайловича решал человек, который мало что понимал в его деятельности. Сколько бы ошибок ни допустил в своей жизни Крылов, его доле не позавидуешь.

Оскиан Аршакович Галустьян, на тот момент уже заместитель начальника Главного управления кадров, стал свидетелем первого столкновения Крылова с курирующим его заместителем министра.

«Мы с Крыловым сидели в приемной министра, беседовали. Появляется в приемной Чурбанов. Говорит: „Сергей Михайлович, а вы почему идете к министру, минуя меня?“ А Крылов принципиально игнорировал Чурбанова, того это раздражало, он пытался Сергея Михайловича сломать. У меня тоже на этой почве возникали недоразумения с Чурбановым. Министр хорошо относится, может вызвать, дать поручение. Не всегда удобно об этом сообщать непосредственному начальнику. Тот узнает, начинает дуться — действую за его спиной. Некоторое время не звонит. Но я пытался сглаживать эти противоречия. Чурбанов пообижается — и отойдет. А Крылов не собирался ничего сглаживать, он по жизни шел напролом».

Воспользовавшись тем, что на Крылова идут жалобы, в том числе из самой академии, Чурбанов начинает комплексную проверку учебного заведения.

Что такое министерская проверка, Сергей Михайлович знает лучше кого бы то ни было, когда-то он сам был «главным проверяющим» министерства. В тенденциозных проверках обвиняли Крылова начальники главков. И вот этот инструмент обращен против него самого. Наступила крайне тяжелая полоса в жизни Сергея Михайловича. В «Избранных трудах» С. М. Крылова приводится текст его записки на имя министра (которая до адресата не дошла). Крылов пишет:

«Проверка идет под флагами вернуть Академию к Высшей школе, сделать из Академии ординарный милицейский вуз. Всё, что необычно, всё, что ново, не только берется под сомнение, а высмеивается. Скажем, зачем нам нужны математические методы управления? Зачем нужна кафедра литературы и искусства? Зачем нужна общая теория управления? И т. д. и т. п. Я нахожусь в положении человека, обвиняемого в каких-то отступлениях, в каких-то грехах, потому что иду не по тому пути, по которому до этого времени шла Высшая школа. Но этот путь сформулирован не мною, этот путь сформулирован временем, властным требованием жизни… В обстановке травли, подозрений я нахожусь уже 12 лет. Чего только про меня не говорили! Когда мы строили систему управления, строили штабы, создавали дежурные части, организовывали аналитическую работу и т. д., эти ничтожные, малограмотные люди, злобные и завистливые, говорили, что я сошел с ума, что ничего, что делается, не приживется. Всё прижилось, всё оказалось правильным… С какой же старательностью они атакуют Академию, потому что это новое, необычное, смелое. Пройдет 5–8 лет, и всё это станет привычным, все поймут, что это нужно. Ну, а каково мне? Я ведь человек. Я глубоко убежден, что мы построили великолепную Академию, которой можно гордиться. В эту Академию я вложил ум, свою страсть души, бессонные дни и ночи. И вот теперь эти менялы бесчинствуют в этом нашем храме… Я не забочусь о себе и никогда этого не делал. Но что касается дела, то я должен сказать следующее: комиссия, если она руководствуется только интересами дела, должна дать самую высокую оценку тому, что сделала Академия, повторяю: самую высокую…»

Но исход борьбы предрешен. Против Крылова не только чинуши и «ничтожные, малограмотные люди». От этого кипящего котла страстей в МВД просто устали. Сергей Михайлович опять оказывается в одиночестве. После заседания коллегии в министерстве он подошел к старому другу В. М. Соболеву: «Все меня бросили, и ты меня бросил…» Валерий Михайлович, который его «не бросал», оправдывается: «Не звоню, потому что своих дел по горло». Тяжелое состояние Крылова замечает и Галустьян: «Он зашел ко мне в очень плохом настроении. Я ему: „Не обращайте внимания“. До сих пор казню себя, что не нашел каких-то других слов. Иной раз одно слово может спасти человека».

…Перед развязкой задержимся. А пока — несколько штрихов к портрету Сергея Михайловича Крылова.

Родился Сергей Крылов 31 декабря 1919 года. Отец — пастух, мать — неграмотная. С детства обожал читать — ходил в библиотеку за десять километров. Впоследствии он будет утверждать, что образованный человек обязан прочитать за жизнь шесть тысяч книг, и сам в среднем прочитывал по книге в день, говорит его дочь Ирина Сергеевна. И пограничное училище, и Академию имени М. В. Фрунзе Сергей Михайлович окончил с золотой медалью.

Несмотря на дефект зрения, Крылов обладал снайперскими способностями. Воевать в Великую Отечественную он начинал в подразделении снайперов, потом его перевели в кремлевский полк, в охрану маршала К. Е. Ворошилова. Способности к меткой стрельбе передались и его внуку. Это наследственное.

Ирина Крылова: «Мы часто гуляли с отцом по Москве. Он говорил мне: знаешь, что это за особняк? Построен архитектором таким-то для купца такого-то. Он блестяще знал старую Москву и вообще историю России. И отцом он был изумительным. На мой день рождения, в январе, дарил мне корзину самых необычных цветов. Гладиолусы зимой и сейчас непросто достать, но он где-то их доставал. Он по жизни был художником…»

Фотографии Крылова, вспоминают знавшие его люди, не передают живых особенностей его внешности. Глубоко посаженные близорукие глаза, лыс… А в жизни он обладал магнетизмом, способностью гипнотически воздействовать на людей. Нравился женщинам. Он имел очень красивую фигуру, был атлетического сложения. По возможности каждый день, вспоминает его дочь, бегал кроссы до десяти километров, утром или вечером, смотря по обстоятельствам. Обязательно минут сорок — гимнастика. Хорошо играл в большой теннис. Сергей Михайлович обладал отменным здоровьем и очень за ним следил. Генерал Галустьян вспоминает: Крылов имел обыкновение после работы, то есть, как правило, глубокой ночью, пробежаться от академии до станции метро «Войковская» (это метров пятьсот), где его поджидал водитель служебной машины. Можно предположить, как удивлялись редкие прохожие, навстречу которым ночью бежал трусцой человек в форме генерал-лейтенанта милиции… Сергея Михайловича многие считали человеком с очень большими странностями, это мягко сказать. Он об этом знал, но меняться не собирался[29].

«Отец не имел намерения уходить из жизни, я это точно знаю. Он строил планы и даже советовался со мной, четырнадцатилетней девочкой. Выйдя в отставку, намеревался писать книги. При его способностях и связях отец не остался бы без дела», — говорит Ирина Сергеевна.

Тем не менее произошло то, что произошло.

Еще накануне, вечером 18 апреля 1979 года, общавшиеся с Сергеем Михайловичем коллеги не замечали в его поведении чего-то особенного. На тот момент лишь узкий круг лиц знает, что решение об отставке Крылова принято, но пока не озвучено (ждут возвращения из отпуска министра). Официальные проводы начальника устраивать преждевременно. 19 апреля, в пятницу, в академии намечено торжественное собрание, посвященное очередной годовщине со дня рождения В. И. Ленина. Его проводит первый заместитель начальника академии К. И. Варламов. Неожиданно в зале появляется Крылов — в парадной форме и (шепнули организаторам) при оружии. Передает в президиум записку, в которой просит слова и возможности проститься со знаменем академии. Почувствовав недоброе, Варламов быстро сворачивает мероприятие. Сергей Михайлович проходит в свой кабинет. Через некоторое время раздается выстрел. Крылова обнаруживают в комнате отдыха, он стрелял в сердце. На столике — записка, адресованная Николаю Анисимовичу Щёлокову. В последние минуты он думал о нем. И думал так: «Будь проклят, ты отнял у меня Академию».

А если бы Сергею Михайловичу дали возможность выступить на собрании? Впоследствии некоторые полагали, что его самоубийство было вызвано последним унижением — отказом дать ему слово. Нет, решение к тому моменту было принято. Написаны прощальные письма: по дороге на работу шофер по просьбе начальника опустил в почтовый ящик два конверта. Известно, кому адресовано, по крайней мере одно из посланий — тележурналисту Льву Вознесенскому. Вот оно:

«20.04.79.[30]

Дорогой друг, Лев Александрович!

Это мое посмертное письмо я адресую тебе. Среди многих людей, которые меня окружали, я выбрал тебя, так как ты, на мой взгляд, воплощаешь идеалы, к которым стремится всё светлое, всё честное, всё настоящее.

Ты светел и истинен, как настоящий коммунист. Ты вдохновлял меня до последней минуты.

Скажу тебе в свой предсмертный час: я верил в идеалы, но они растоптаны; я верил в справедливость, но она распята; я верил в то, что только труд и честь определяют ценность человеческой личности, но это оказалось глубоким заблуждением. Я, идеалист и романтик, оказался в этом мире банкротом.

Нет сил жить. Если у человека убита вера и надежда, он труп.

Господи! Как я работал! Как горел, как боролся! И чем благороднее была цель, чем вдохновеннее труд, тем больше ненависть власть имущих.

Я оплодотворил своим талантом и фантастическим трудом интеллектуальную пустыню органов внутренних дел. Я сделал общественной величиной это ничтожество, имя которому Щёлоков, — и за всё это я плачу жизнью. Этот мир не достоин лучшей доли. Это мир рабов, холуев и карьеристов.

Прощай! Жизнь — это торжество истины. Если она убита, наступает маразм, а значит и смерть.

Не забывай моей семьи.

Счастья тебе и успехов.

Любящий тебя

С. Крылов.

Р. S. Смерть — это ведь тоже борьба за жизнь».

Не хочется спорить с автором предсмертной записки. Но вполне очевидно: прежде чем «отнять» академию, нужно ее «дать»… Проявить свои дарования Сергей Михайлович Крылов смог именно в МВД при министре Николае Анисимовиче Щёлокове. «На министра Крылову, по большому счету, грех было жаловаться, — говорит Игорь Яковлевич Дроздецкий. — Щёлоков сделал Крылова генерал-лейтенантом, доверял ответственные посты. В высшей школе КГБ Сергей Михайлович в лучшем случае дорос бы до полковника».

Так полагает и генерал Галустьян, уважающий обоих: «Не было бы Щёлокова, не было бы и Крылова. Николай Анисимович искал именно такого человека, поэтому пригласил его в МВД и быстро продвигал его по службе».

Пожалуй, следует отметить и такой факт. По свидетельству очень осведомленного источника, еще в бытность начальником штаба Сергей Михайлович в узком кругу мог позволить себе пренебрежительно отозваться о министре, которого, дескать, именно он, Крылов, «оплодотворяет идеями». Слухи об этом доходили до министра. Легко представить его реакцию. Однако, к чести Николая Анисимовича, он умел встать выше личных обид и, как мы видели, до последней возможности поддерживал своего единомышленника. Когда в здание на Огарева, 6, приходила вдова Сергея Михайловича, Вера Тихоновна, она без задержек получала аудиенцию у министра. Придет время, и уже Вера Тихоновна приедет утешать Щёлокова в трудный для того момент…

В сентябре 2009 года Сергей Михайлович Крылов — извините за красивость — вернулся в созданную им академию (которая теперь называется Академией управления МВД России). Это справедливо. Вспомним еще раз его идеал: милиционер, внутренне не способный преступить закон, поднять руку на человека. Идеал недостижимый, но тот, кто об этом мечтал, заслуживает памятника.