ИВАН III ВЕЛИКИЙ Создатель России

ИВАН III ВЕЛИКИЙ

Создатель России

Важнейшее событие в истории России — ее рождение. А рождение нашего государства произошло при Иване III.

Страна, созданная его усилиями, унаследовала православие, христианскую культуру и долгую историческую биографию от нескольких княжеств Северо-Восточной Руси. Но это уже совсем не та рыхлая масса суверенных княжений, полунезависимых уделов и вечевых республик, стремившаяся к полному распаду.

Что представляло собой княжество Московское в 60-х годах XV века? С запада и юго-запада мало не к самой его столице подступали владения великих князей литовских, в том числе Дорогобуж и Вязьма — нынешнее дальнее Подмосковье, два часа на электричке из Москвы. На востоке простирались земли враждебного Казанского ханства. С юга угрожала вторжением Большая Орда — воинственный наследник Золотой Орды. Тверь, Новгород Великий, Псков, Полоцк, Вятка, Смоленск, Чернигов, Новгород-Северский, Рязань, Брянск, Стародуб и, конечно, Киев были территорией иных, независимых государств. Все земли Московской Руси в конце правления Василия II равнялись нынешней Московской области да трем-четырем соседним областям.

На протяжении нескольких десятилетий, примерно с 70-х годов XV столетия до 1503 года, происходило преобразование пестрой Руси в единое Московское государство или, иначе говоря, Россию. До этого ее не существовало. За 30 лет территория, подвластная московским государям, увеличилась в несколько раз. Произошел величайший перелом во всей русской истории.

В течение сорока трех лет в Москве правил великий князь Иван Васильевич, или Иван III. В историю отечества он вошел с почетным прозвищем Великий. На всех отраслях политического и общественного устройства России лежит отпечаток его характера, его повелений и его таланта. В главных поражениях и триумфах Московского государства за все 200 лет его существования видны следы деятельности государя Ивана Васильевича.

Он родился в январе 1440 года. Едва достигнув восьмилетнего возраста, оказался соправителем отца, Василия II. А в 12 лет Иван уже возглавил военный поход. Бразды правления во многом перешли к нему еще при жизни родителя, ослепленного политическими противниками.

Отрочество и юность Ивана Васильевича дали ему самый негативный политический опыт. С детства он знал и дворцовые интриги, и беспощадную вооруженную борьбу за престол. Мальчик оказался в гуще гражданской войны. Полной чашей досталось княжичу горя, лишений, смертельных опасностей. Наблюдая за вельможами слепого отца, сызмальства он узнал, кто из них чего стоит. Видя, как Русь истекает кровью от жестоких междоусобий, сын правителя учился ценить мир, единство, согласие.

Из этой ледяной купели он вынес большую политическую мудрость. В 1462 году, после кончины родителя, Иван взошел на великокняжеский престол. С тех пор вся его деятельность подчинялась одной глобальной идее: созданию единой державы из лоскутного одеяла русских земель.

Иван III не принадлежал к числу монархов, правивших с шумом, блеском, в окружении сладкоречивых риторов. Да и сам он никогда не произносил речей. Очень «закрытый» человек, он мало кому доверял свои помыслы и не искал способа сопроводить очередное большое дело «идеологической кампанией». Используя современные понятия, этот государь искал эффективности, а не эффектности.

Ивана III безо всякого преувеличения можно назвать политическим гением.

Он обладал холодным прагматичным умом и твердой волей. Человек действия, Иван Великий оставил в исторических памятниках следы неброского «государственного почерка». Иногда чрезвычайно трудно понять, на какие «рычаги» он нажимал, переворачивая жизнь страны. Всё как будто происходило «само по себе». Впрочем, хороший государь, как и хороший разведчик, редко становится известным, он лишь способствует прославлению своей страны… Ну а тот, кто «засветился», «засыпался», может раздавать интервью безбоязненно — провала уже не исправить. Таким «хорошим разведчиком» и был Иван III, создатель России. Иван Васильевич умел для всякого действия найти подходящее время. Годами высчитывая и готовя благоприятную ситуацию, великий князь не медлил, когда нужное стечение обстоятельств наконец появлялось. Время и способ решительных действий определялись им интуитивно. В жизнь они проводились с необыкновенной жесткостью и прагматизмом. По отзывам современников, этот государь с приближенными бывал «ласков», любил разговоры «встречь себя», то есть выслушивал собеседника, не согласного с его собственным мнением. Но не терпел противоречий, когда приходило время действовать. И за это мог наказать и политического фаворита, и члена собственной семьи. Иногда государь поступал жестоко и врагов своих либо приводил к покорству, либо уничтожал. Однако не было случая, чтобы Иван Васильевич проявил беспричинную суровость, наказал невинного человека.

Войны он не любил и выводил полки в двух случаях: либо когда не сомневался в их полном превосходстве над неприятелем, либо когда не было другого выбора. В целом же лавры великого полководца не интересовали московского государя, и военную работу он предпочитал передоверять воеводам. Иван III в большей степени являлся «строителем дома», хозяином, стратегом, дипломатом, но только не князем-удальцом, ищущим боевой славы.

Некоторые историки предполагают, что Иван Васильевич с детства был горбат и это увечье хотя и не стесняло его движений, но служило препятствием для удальства. Однако по свидетельствам иностранцев, великий князь был высок, строен, обладал красивой наружностью. До наших дней не дошло таких изображений Ивана III, которые точно и достоверно передавали бы его внешний облик.

Великий князь умел окружить себя талантливыми исполнителями — воеводами, администраторами, дипломатами. Среди ярчайших имен той поры — полководцы князь Даниил Холмский, князь Даниил Щеня, Юрий Захарьич Кошкин, князь Иван Оболенский-Стрига, посольский дьяк Федор Курицын и многие другие.

При Иване III на Руси, особенно в Москве, много строили. В частности, поднялись новые стены Кремля, новые храмы. К инженерной и другим службам широко привлекались европейцы, прежде всего итальянцы.

Иван Великий, при всех его достоинствах, — далеко не святой. Дикие, по-другому не скажешь, разговоры о канонизации Ивана Грозного вызывают разного рода инициативы по причислению к лику святых иных политических деятелей России. Но, вероятно, эти разговоры нескоро коснутся Ивана Великого, поскольку его отношения с Церковью ни прямотой, ни простотой не отличались.

По отношению к Церкви Иван III вел себя независимо. В конечном итоге великий князь неизменно находил взаимопонимание с высшим духовенством, однако процесс этот мог принимать болезненные формы. Например, митрополит Геронтий, ведя полемику по вопросам веры с государем и некоторыми представителями духовенства, покинул митрополичью кафедру, вынудив тем самым Ивана Васильевича покориться. В других спорных случаях уступал сам митрополит.

Собственно, Русская церковь, ставшая автокефальной в середине XV столетия, при митрополите Ионе, обрела этим актом независимость внешнюю — прежде всего от Константинополя, однако начала утрачивать независимость внутреннюю. Великие князья вмешивались во все главные события церковной жизни, с вожделением поглядывали на обширные церковные земли. Духовная иерархия, как могла, давала отпор давлению светских властей. Симфония, то есть гармоничное содействие Церкви и государства, в подобных условиях получалась далеко не всегда. Так вот, времена Ивана III при всей крутости его характера надо признать довольно благополучными в этом отношении. По инициативе московского государя строились великие храмы. Сердце России — Успенский собор в Московском Кремле появился именно тогда. Великий князь никогда не позволял себе в церковных делах дикого самоуправства, присущего тому же Ивану IV или Петру I. В те годы цвела «северная Фиваида», звучали прекрасные голоса преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского.

Лично благочестивый человек, Иван III, к сожалению, покровительствовал еретическим движениям, если видел в них государственную пользу, например, возможность отобрать церковные земли для раздачи служилым людям. Так, под его влиянием в митрополиты московские после Геронтия был поставлен Зосима, склонный к ереси жидовствующих. Суть ереси состояла в уклонении от православия в иудейское учение каббалистики и тайную науку чернокнижия (впрочем, суть еретического учения трактуется разными историками в широких пределах). Несколько лет спустя религиозные пристрастия митрополита, а также его пьянство вызвали всеобщее возмущение в Церкви, и Зосиму свели с кафедры. Возведение на Московскую кафедру его преемника Симона было совершено с большой торжественностью. По словам церковного историка E. Е. Голубинского, «Иван Васильевич хотел придать чину поставления митрополитов тот вид, как в Константинополе совершалось поставление патриархов». В 1504 году церковный собор осудил и сурово наказал жидовствующих, и Церковь действовала тогда в полном согласии с Иваном III.

В Европе обретение радом радикальных бюргерских ересей общей платформы, получившей впоследствии название протестантизма, привело к долгим десятилетиям Религиозных войн. Россия была от них избавлена. В немалой степени этому способствовало симфоническое действие государя Ивана III и нашей Церкви в первые годы XVI столетия.

За время правления Ивана III Москве покорилось множество русских земель и княжеств, которые прежде были независимыми или почти независимыми государствами.

В 1463 году под власть великого князя перешел Ярославль. На протяжении 70—80-х годов XV века власть Москвы распространилась также на Пермскую и Вятскую земли, еще очень слабо заселенные русскими.

В 1471 году началось последнее противоборство Новгорода Великого и Москвы.

Еще при отце Ивана, великом князе Василии II, новгородцы потерпели поражение в войне, признали старшинство Москвы, обязались выплачивать значительные пошлины и отдали победителям значительные области. В начале 70-х годов XV века они вновь вышли из московской воли и захватили старые свои владения. Новгородское боярство пыталось заключить союз с Великим княжеством Литовским. Это был худший из возможных вариантов: между Москвой и Литвой шла борьба за господство на Руси, и рождение единого Русского государства никогда бы не произошло, если бы продолжалось соперничество этих двух центров. Соответственно, государь Иван Васильевич давал отпор любому проявлению литовского влияния в русских землях.

Объединенное войско многих земель вошло в пределы Новгородской республики. Нескольких сражений хватило московским воеводам, чтобы полностью сокрушить военную мощь неприятеля. Решающее столкновение произошло на реке Шелони. Лучшие полки Новгорода Великого были наголову разгромлены. После столь очевидного поражения новгородцам оставалось только признать власть Ивана III и отдать спорные земли. Великий князь Московский получил контроль над внешней политикой Новгорода и высшую судебную власть. Сторонники Литвы были казнены.

Однако в 1477 году вольный город сделал последнюю попытку сохранить независимость. В ходе волнений погибло несколько сторонников Ивана III. Тогда великий князь вновь собрал армию и привел ее под самые стены Новгорода. Голод заставил горожан согласиться на гораздо более жесткие условия, чем в 1471 году. Новгород становился рядовой землей в составе Московского государства. Он сохранил незначительные остатки самоуправления, но все важнейшие дела решал теперь именем великого князя его наместник. Вечевой колокол — главный символ политической независимости Новгорода Великого — сняли и увезли в Москву. А чтобы уничтожить даже призрачную возможность нового мятежа, Иван III велел «вывести» новгородское боярство с земель, издревле ему принадлежавших, и поселить в иных областях державы. На их место пришли небогатые дворяне, составлявшие главную силу московского войска.

Присоединение Новгорода Великого к Москве вызвало долгую дискуссию в среде историков. Сопротивление новгородцев великий князь Московский подавил с большой суровостью. У Новгорода осталась лишь тень былой политической независимости. Исчезло вече, исчезли выборные должности новгородской администрации, исчезли собственное войско, печати и монеты. Иными словами, бывшая вечевая республика, «северная Венеция», она же «боярская Швейцария» стала всего-навсего одним из драгоценных камней в державном венце московских государей.

Как оценить эту драму? Однозначно ответить невозможно. Немало сказано о том, как могла бы пойти история аристократического Новгорода, помоги на Шелони Бог северянам… Возможно, современная политическая карта украсилась бы еще одним крупным самостоятельным государством. Возможно, на Новгородчине быстрыми темпами прижился бы европеизм, бурно расцвели бы демократические начала и нынче эта земля играла бы роль метрополии Евросоюза. Возможно, там сформировалась бы новая, доселе невиданная цивилизация. Возможно, официальная резиденция президента Российской Федерации находилась бы сейчас не в Московском Кремле, а в новгородском Детинце.

Однако контрфактическое моделирование (научный термин для бытового понятия «если бы да кабы») предлагает и другие варианты «альтернативной истории» Новгорода Великого. Колоссальный экономический ресурс независимого Севера был жизненно необходим поднимающейся Руси для борьбы с ордынской угрозой. И в свою пору новгородское серебро и новгородские ратники пригодились для борьбы с ханом Ахматом, о чем речь пойдет ниже. Если бы Москва, жестко и порой жестоко «собиравшая земли», не подчинила себе новгородскую вольницу, как знать, куда повернула бы судьба всей Руси. Могло произойти худшее: новая утрата независимости, раздробление на мелкие улусы, падение православия. Не объединившись с «низовской» Русью, Новгород тем не менее имел все шансы разделить ее горькую судьбу. И тогда, быть может, в наши дни на месте старинной твердыни и множества храмов стояла бы рыбацкая деревенька, туристы время от времени заглядывали бы туда посмотреть на сохранившиеся кое-где башни и стены Детинца, а главная магистраль между столицами каганата и халифата пролегла бы намного южнее. Рыбаки платили бы ясак местному тудуну, а по дороге к ближайшему большому базару предъявляли бы пайзцу отважным нукерам. Ну а тот, у кого не сыскалось бы в нужный момент пайзцы, все равно мог избежать зиндана в Торжке, дав нукерам приличествующий бахшиш…

Да, Иван III разрушил в Новгороде вечевую демократию. Но как знать, не стала ли утрата старинной вольности меньшим злом в судьбе Новгородчины?

В 1485 году большая московская рать отправилась к Твери. Древний, богатый город когда-то соперничал с Москвой за первенство на Руси. Тверской княжеский дом породил множество ярких политиков, смелых борцов с ордынским игом. Однако во второй половине XV столетия Тверь уже не имела возможности противопоставить Москве равную силу. И тверской князь Михаил Борисович попытался договориться с литовцами, надеясь на их вооруженную поддержку против восточного соседа. Его надежды были тщетны: в разразившейся войне тверичи не получили помощи от Литвы. Напротив, политика Михаила Борисовича вызвала решительные ответные действия Ивана III: Тверь подверглась осаде. Михаил Борисович бежал, а горожане, видя безнадежность своего положения, присягнули на верность Ивану III. Независимое Тверское княжество исчезло с карты Руси.

В конце XV столетия под властью Москвы пребывала половина русских земель. В разных областях действовали разные своды законов, судебные правила и обычаи. Привести их к полному единству в ближайшие годы и даже десятилетия не представлялось возможным. Однако столица, где сосредоточивалась высшая власть над всей страной, должна была высылать управителей-наместников в города, отправлять судебных чиновников, организовывать следствие и суд на местах. И, кроме того, заботиться о том, чтобы должностные лица, уехавшие в дальние края, обеспечивались там всем необходимым, но не смели брать лишнее.

Так появился Судебник 1497 года — свод законов, изложенных в 68 статьях[105]. Там совсем немного говорится о наказаниях, назначенных за определенные преступления. Ясно, что эти нормы давно установлены законами каждой земли, каждого города. Большинство статей Судебника посвящено процедуре судопроизводства. Решаются вопросы: кто имеет право присутствовать, какие пошлины взимаются в пользу великого князя, судей и судебных исполнителей, в чем состоит работа приставов и каково их вознаграждение, какие условия следует соблюдать, если тяжущиеся стороны решились на судебный поединок… Этот свод законов больше всего напоминает современный уголовно-процессуальный кодекс. Заодно Судебник Ивана III решал несколько иных важных вопросов: там, например, устанавливался единый для всей России календарный промежуток, когда крестьяне могли покинуть свой участок земли, — Юрьев день (поздней осенью), а также по неделе до и после него. Уходя, они платили единый тариф — «пожилое».

С XIII столетия к западу от русских земель и княжеств, объединенных сначала под властью тверских князей, а потом — московских, выросла Литовская Русь. Это были города и области, подчинявшиеся великим князьям литовским и не знавшие зависимости от ордынцев: Киев, Чернигов, Полоцк, Витебск, Мстиславль, Смоленск, Владимир-Волынский, Новгород-Северский. По обе стороны «литовского рубежа» жили единоплеменники и единоверцы. В XIII — начале XV столетия Великое княжество Литовское занимало огромную территорию и было одним из самых могущественных государств Европы. Однако при всей своей мощи княжество имело крайне уязвимую политическую природу. Литовские государи порой оказывались слабее собственных подданных: богатых и самовластных магнатов (богатейших аристократов), князей, шляхты (дворян). Кроме того, если северо-западные земли княжества тяготели к католицизму, то восточные и южные (как раз Литовская Русь) хранили верность православию. В конце XIV века великий князь Литовский Ягайло одновременно занял польский престол и принял католичество. В течение нескольких последующих десятилетий предпринимались настойчивые попытки обратить население Литовской Руси в католицизм. С 1413 года Великое княжество Литовское и Польша состояли в так называемой Городельской унии: у них был один государь, но Литва получала широкую автономию. По законам того времени русское православное дворянство имело меньше прав и привилегий, чем шляхта, принявшая католичество. Это не раз приводило к восстаниям. В 1430-х годах по территории Великого княжества Литовского прокатилась страшная гражданская война, кровь лилась рекой… Смоленск, помня старинную независимость свою, время от времени отделялся от Литвы.

В 1449 году Москва и Литва заключили мирный договор. В нем четко определялась восточная граница земель, на которые распространяется власть великих князей литовских. Дальше этой границы Литве не суждено было продвинуться никогда. Наступательная энергия державы, в течение полутора веков наводившей ужас на монархов Восточной Европы, исчерпалась. Теперь ей с трудом хватало сил, чтобы обеспечить безопасность собственных границ.

Можайск играл тогда роль западного форпоста Москвы против Литвы.

Через полвека Московское государство сделалось намного сильнее Великого княжества Литовского. К Москве тяготели православные князья и города Литвы. К тому же неумение литовских государей оборонять южные рубежи от набегов татар заставляло их подданных во множестве склоняться мыслями к переходу под власть великих князей московских. По подсчетам современных историков, три из пяти набегов крымских татар на земли Литовской Руси оказывались успешными.

От натиска татар страдали прежде всего Подолия, Волынь, Киевская земля. Реже, но все же многократно подвергались опустошительным нападениям земли Белой Руси. В начале XVI века набеги крымцев в ряде случаев достигали и северобелорусских городов, притом разорения татары производили чудовищные. В 1505–1506 годах сначала сам крымский хан Менгли-Гирей, а потом «царевичи» Махмет-Гирей с Бати-Ги-реем и Бурносом «великую шкоду сделали». В частности, спалили минский посад и отправили «загоны» по всей Северной Белоруссии. Осаждены были Новогрудок, Слуцк; Полоцкая, Витебская и Друцкая земли преданы огню и мечу. Разорив громадную территорию, татары безнаказанно вернулись восвояси. За один только поход в мае 1506 года перекопские татары увели 100 тысяч пленников. Вообще, 1505–1506 годы — трагическое время для Белой Руси. В 1509 году огромное войско вновь вторглось вглубь территории Великого княжества, и отдельные отряды доходили даже до Вильно. Это лишь наиболее заметные события. Но хроника титанической борьбы на юге Литовской Руси пестрит бесконечными схватками с татарскими отрядами и целыми армиями. Москва давала более стабильную защиту. Здесь привыкли отражать Орду, когда нельзя с ней договориться.

К большой войне требовался только повод. Литовско-польские монархи с тревогой смотрели на подчинение Москве Новгорода Великого и Твери, где в последние десятилетия литовское влияние было весьма сильным. В свою очередь, Иван III не видел оснований оставлять под властью западного соседа старинные русские земли и претендовал на возврат всей Литовской Руси. Чувствуя его силу, русские князья, подданные польско-литовского государя Казимира IV, начали один за другим переходить с семьями и войсками на сторону Москвы. Масштабные боевые действия пришлись на 1492 год. С них началась долгая эра московско-литовских войн. Жесточайшая борьба Москвы и Литвы — один из главных политических процессов в истории всей Восточной Европы. Уже и Великое княжество Литовское влилось в Речь Посполитую (Польско-Литовское государство), уже и Московское государство превратилось в Российскую империю, а борьба всё продолжалась, и ожесточение не стихало. Отголоски этого вооруженного противостояния звучали даже в XX веке, и нет гарантий, что в XXI столетии оно не возобновится.

Первая московско-литовская война закончилась оглушительным поражением Литвы. Множество городов было занято московскими воеводами, притом в ряде случаев население само открывало им ворота, не оказывая ни малейшего сопротивления. По договору 1494 года Иван III получил Вязьму, иные земли, а его дочь, княжна Елена Ивановна, вышла замуж за нового великого князя Литовского Александра Ягеллона. Однако родственные связи, протянувшиеся между Москвой и Вильно (столицей Литвы), не предотвратили новой войны. Она обернулась для зятя Ивана III настоящей военной катастрофой.

В 1499 году на территории Литовской Руси начался очередной конфликт между православными и католиками. Предположительно, конфликт этот был связан с передачей католическому духовенству православных храмов. Несколько русских князей перешли на сторону Московской державы. В 1500 году войска Ивана III разгромили литовцев на реке Ведроше, а в 1501 году вновь нанесли поражение под Мстиславлем. Пока Александр Ягеллон метался по своей стране, пытаясь наладить оборону, московские воеводы занимали города. В результате Москва поставила под контроль огромную территорию. По перемирию 1503 года Великое княжество Литовское отдало Торопец, Путивль, Брянск, Дорогобуж, Мосальск, Мценск, Новгород-Северский, Гомель, Стародуб и множество других городов. Это был самый крупный военный успех за всю жизнь Ивана III, наполненную громкими победами. Новорожденная Россия приобрела земли, превосходившие по площади огромную Новгородчину.

По традиции государи московские передавали из поколения в поколение две большие внешнеполитические проблемы: литовскую и татарскую. Со второй из них Ивану Васильевичу удалось справиться не хуже, чем с первой.

В 1469 году московские воеводы принудили к покорности Казань и добились выдачи всех русских пленников.

На протяжении следующего десятилетия отношения с Большой Ордой грозили вылиться в большую войну. Ордынцы стремились вернуть полное подчинение Руси — как в старые времена, совершали набеги на русские земли и грозили масштабным вторжением. Великий князь колебался: мир на условиях дани мог уберечь страну от кровопролитного и разорительного столкновения. Иван III лучше, чем кто-либо иной, понимал, какой катастрофой может стать поражение от ордынцев: вся проделанная к тому времени большая государственная работа пойдет насмарку, вернутся времена «черного бора» и ярлыков на власть над Русью, за которыми нужно будет ездить к ордынским ханам. К тому же ордынский хан, по средневековым представлениям, являлся монархом, имевшим право диктовать Москве свою волю. Но супруга, мать, бояре, митрополит Геронтий и архиепископ Ростовский Вассиан склоняли Ивана III к решительной борьбе против «басурманской» власти. Вассиан даже писал великому князю: «Дай мне, старику, войско в руки, увидишь, уклоню ли я лицо свое перед татарами». К тому же в союзниках Москвы тогда оказался могущественный крымский хан.

В 1472 году дело чуть не дошло до решительной битвы под городком Алексином. Тогда хан Ахмат, владыка Большой Орды, не решился дать бой объединенной русской армии.

В 1480 году он пришел на Русь с огромным войском и попытался перейти Оку. Между тем положение Ивана III ухудшалось мятежом, который подняли против него родные братья — князья Борис Волоцкий и Андрей Углицкий.

Благополучному росту державы давно угрожали нападениями агрессивные наследники золотоордынских ханов, но в большинстве случаев Москва умело маневрировала, то борясь со слабейшими частями Орды, то заводя среди Сингизидов союзников, налаживая оборону юга, постепенно усиливаясь. В данном случае искусству малых войн и дипломатических ухищрений пришлось отойти в тень. Ахмат, владыка Большой Орды, требовал покорности и угрожал масштабным вторжением. Оставалось одно из двух: либо выйти с объединенной русской армией, либо склониться перед волей Ахмата. Великий князь решился дать отпор.

Московское воинство выступило на защиту переправ через Оку. Ордынцы повернули к реке Угре, притоку Оки. Но и там они встретили мощный заслон. Татары пытались форсировать Угру, их успешно отбивали. Обстрел с русского берега причинял ордынцам тяжкие потери. Ахмат затеял переговоры, но все его требования покорности разбивались о твердость Ивана III. Ценой серьезных уступок ему удалось примириться с мятежными братьями, они двинули свои полки к югу[106].

Неделя уходила за неделей, войска по-прежнему стояли на противоположных берегах Угры без движения. В тылу Ахмата действовали мобильные отряды русских и крымцев. Наступили зимние холода, и река замерзла. Государь Иван Васильевич принял решение отвести армию на более выгодную позицию у Боровска: атака татарской конной массы по идеально ровному ледяному мосту могла создать серьезные проблемы. Однако и Ахмат не рассчитывал на столь долгое «стояние», его войска были измотаны, потеряли боевой дух. Маневр Ивана III татарские военные вожди, напротив, истолковали как предложение беспрепятственно перейти на русский берег и там сразиться. Эта инициатива встревожила ордынских стратегов. Вместо решительного наступления хан скомандовал отход. Его полчища откатывались в голодную зимнюю степь, а легкие отряды русских воевод наносили удары по тылам.

Вскоре потерпевший поражение Ахмат был убит в Орде. Московские полки, «перестоявшие» врага, защитившие свою землю, с победой вернулись в столицу. Ордынское иго, продлившееся без малого два с половиной столетия, завершилось. Московскому государству, да и Российской империи еще долго предстояло отражать татарские набеги. До середины XVIII столетия Россия много сил тратила на оборону южных земель, если надо — откупалась, а время от времени оплакивала сожженные города… Но наша страна более никогда не подчинялась Орде.

Великий князь Иван III дважды вступал в брак. Его первая жена, тверская княжна Мария Борисовна, скончалась в 1467 году. Она родила ему достойного наследника, способного полководца и политика Ивана Молодого. Он станет впоследствии соправителем государя, но умрет прежде отца.

Сын Ивана Молодого от валашской принцессы Елены Стефановны, Дмитрий, некоторое время являлся претендентом на престол и даже венчался как великий князь. Он, как и отец, получил статус соправителя при Иване Васильевиче. Но в борьбе за власть Дмитрий Внук уступил другому претенденту, сыну Ивана III от второй жены Василию, а потому окончил жизнь под стражей, в кандалах.

Будущий государь Василий III был сыном Софьи Палеолог. Эта властная, гордая женщина принадлежала к Византийскому императорскому дому и была племянницей последнего монарха Империи. После взятия Константинополя турками в 1453 году она переехала с родней в Италию. Там все семейство поселилось в Риме. Папа Римский, мечтая использовать Софью для утверждения католичества на Руси, оказал ей покровительство. В 1472 году она приехала на Русь и стала женой великого князя Московского. Однако ее замужество привело к совершенно другим результатам. Иван III получил право на византийское наследие во всех смыслах: культурном, религиозном и территориальном. В XV столетии у Москвы не было ни планов, ни возможностей воевать с могущественной Турецкой державой за города и земли Византии. Но через два столетия столкновение произойдет… По словам современного историка, «отблеск тысячелетней славы некогда могучей Империи озарил молодую Москву». Кроме того, Софья желала видеть в своем новом отечестве могучее православное царство, а не лесные задворки Европы. Поэтому она подталкивала Ивана III к освобождению от ордынского ига, к монументальному строительству, решительной политике в отношении соседей. Планы папы Римского не осуществились ни в малейшей мере.

Итоги правления лучше всего видны по завещанию правителя. Стоит сравнить «духовные грамоты» Василия II и Ивана Великого, чтобы увидеть, сколь сильно различались результаты их государственной деятельности.

Василий Васильевич в 1461 году завещал старшему сыну треть Москвы, свой наследственный удел — Коломну и великое княжение: Владимир, Переяславль-Залесский, Кострому, а также Галич, Устюг, Вятку, Суздаль, Нижний, Муром, Юрьев, Боровск, Калугу, Алексин, Суходол, множество сел с деревнями. Всего полтора десятка больших и малых городов с окрестностями. Никто из московских государей не мог передать кому-либо из отпрысков по наследству столь большую территорию. Итог страшного, кровавого, тяжелого правления — впечатляющий. Дорого он дался…

Четырем другим сыновьям — Юрию, Андрею, Борису да Андрею Меньшому Василий Васильевич дал примерно столько же, сколько давали младшим сыновьям его отец, дед и прадед. Может, чуть побогаче, но незначительно. Они получили соответственно Дмитров, Можайск, Медынь, Серпухов да Хотунь; Углич с Устюжной, Бежецкий Верх и Звенигород; Ржев, Волок Ламский и Рузу; Вологду. Каждому досталось по части Москвы или доходов с нее, а также подмосковные села. Вдове дарованы были Ростов и Нерехта, да ей же принадлежал Романов.

Много… но сравнимо с тем, что могли раздать наследникам Дмитрий Донской и Василий I. И в совокупности примерно столько же, сколько держал старший сын.

А вот «духовная грамота» Ивана III.

Его старший сын и престолонаследник Василий получает, помимо Москвы с ближними селами, Коломны и земель великого княжения (которое буквально потонуло в недавно присоединенных землях), такую громаду городов, городков и областей, что количество их уходит к сотне! В их числе — Новгород, Тверь, Суздаль, Ярославль, Нижний, Вязьма, Ростов и другие крупнейшие и богатейшие городские центры. Москву уже не делят на «трети» между детьми и братьями великого князя — старший обретает в городе абсолютное преобладание.

Младших сыновей, между которыми распределяется остаток наследственных земель, у Ивана III оказалось столько же, сколько было их у Василия Темного, — четверо: Юрий, Дмитрий, Семен, Андрей. Государь помнил, как много хлопот доставили ему норовистые братья. И он решительно отказывается давать младшим детям сколько-нибудь значительные владения. Даже если сложить воедино все области, доставшиеся им в уделы, превосходство старшего, Василия, всё равно останется подавляющим. Итак, Юрий был наделен Дмитровом, Звенигородом, Кашином, Рузой, Брянском, Серпейском. Дмитрий — Угличем с Устюжной и Мологой, Хлепнем с Рогачевом, Зубцовом, Опоками, Мещовском, Опаковом и половиной Ржева. Семен — Бежецким Верхом, Калугой и Козельском. А Андрей — Вереей, Вышгородом, Алексином, Любутском да Старицей.

В совокупности уделы младших сыновей Ивана Великого занимают четверть (или даже меньше того!) территории, поставленной под контроль Василия Ивановича. Великий князь создал идеальные условия для скорого отмирания той системы общесемейного владения Московским княжеством, которая существовала со времен Ивана Калиты. Реальность родовой вотчины Даниловичей уходила в прошлое. Наступала блистательная эра Московского государства — совсем другой страны. То, с чего начинали когда-то первые Даниловичи, выглядело по сравнению со всей Русью как богатый двор в огромном городе, а Иван Великий передавал своим преемникам почти весь город…

До сих пор нет памятника Ивану Великому в Москве. Массовая историческая память не возвела его на пьедестал должной высоты.

Величественную фигуру деда в какой-то степени заслонила от потомков нервная, артистичная фигура внука — Ивана Грозного. Ему приписываются многие достижения предка. Писательский талант выделяет его из череды «безгласных» государей. Но как политик внук явно уступал деду.

Ивану Грозному многие ставят в заслугу то, что он привлек на русскую службу иностранцев, искусных в военном, инженерном и медицинском деле. Однако этим занимались и отец его, и дед. Ведь не кто иной, как итальянец Аристотель Фиораванти, занимался при Иване III строительством, делал порох и чеканил московскую монету.

Ивану Грозному ставят в заслугу многочисленные победоносные войны, значительное приращение российской территории. Но он проиграл главную войну своей жизни — Ливонскую. А Иван III не потерпел поражения ни в одном крупном военном предприятии. Будучи политиком по призванию, он тем не менее часто воевал. Умея подбирать талантливых полководцев для командования полевой армией, государь полагался на их искусство, и они его не подводили.

Ивану Грозному ставят в заслугу упорядочение русских законов. Но его Судебник 1550 года представляет собой улучшенную или, как сейчас говорят, «модернизированную» версию Судебника 1497 года, принятого Иваном Великим. А этот последний содержит в себе поистине масштабную идею — распространение единых норм суда на огромном пространстве только что созданного государства…

Историки очень хорошо понимают роль Ивана Васильевича в судьбе нашей страны. Однако сознание миллионов еще не восприняло его в качестве одного из главных героев в истории России.

Пора бы.

На этом можно было бы поставить точку в биографическом очерке об Иване Великом. Завоевания, реформы, строительство, сложные стратегические игры… всё то же самое, что и при его венценосных предках, только масштабнее и с полным триумфом в итоге. Однако время рождения России явилось переломным не только в политическом, то есть сугубо материальном смысле. Именно тогда появилось очень серьезное духовное отличие от удельной эпохи, именно тогда началась громадная интеллектуальная работа, возвращающая русскую реку в русло, которое она покинула после распада единой Киевской «империи Рюриковичей».

В ту давнюю пору, когда митрополит Иларион создавал «Слово о законе и благодати», Русь умела мыслить себя как значимую часть безбрежной Христианской цивилизации. С раздроблением Древнекиевского государства генерализующая сила русской исторической мысли ослабела. Самая черная эра в судьбах Руси — от Батыевой рати до поля Куликова — была не только годами разорения, унижения, распада, но еще и веком великой немоты. Дар возвышать мысль над обыденностью отнялся, как живое слово отбирается у насмерть испуганного человека его страхом. Творческая способность осознавать общерусское единство и встраивать его интеллектуально в симфонию мирового христианства как будто погрузилась в дрему и не покидала царства снов ни при Михаиле Тверском, ни при Иване Калите, ни при Иване Красном.

Время от времени, вспышками, она пробуждалась. Так, память о великой победе на поле Куликовом родила эпическую поэму «Задонщина». По словам академика Д. С. Лихачева, «во второй половине XIV и в начале XV века Москва неустанно занята возрождением всего политического и церковного наследия древнего Владимира. В Москву перевозятся владимирские святыни, становящиеся отныне главными святынями Москвы. В Москву же переходят и те политические идеи, которыми в свое время руководствовалась великокняжеская власть во Владимире. И эта преемственность политической мысли оказалась и действенной, и значительной, подчинив политику московских князей единой идее и поставив ей дальновидные цели, осуществить которые в полной мере удалось Москве только во второй половине XVII века. Идеей этой была идея киевского наследства». После Тохтамышева разгрома и особенно в годы осторожного правления Василия I величественная концепция «киевского наследства», вероятно, имела над умами московских книжников и московских политиков лишь призрачную власть мечты, оживляющей руинированный ландшафт.

Но поэт мог согреть ею измученные сердца русских людей. Как это сделал автор «Задонщины»[107], протянувший нить исторической памяти между Москвой и Киевом, между исходом XIV века и домонгольскими временами, между Северо-Восточной Русью и ветхозаветным делением земли на «жребии» сынов Ноевых. Из его повествования можно вынести твердую уверенность: заканчивается эпоха, когда книжные люди Руси не могли оторвать взгляда от земли, воспарить мыслью высоко над странами и народами и увидеть себя, свой город, свою державу в общем узоре ойкумены.

Русь понемногу начинает вновь мыслить себя как нечто, способное претендовать на серьезную роль во всемирно-христианской мистерии. Ей возвращается способность увидеть и оценить себя со стороны, с высоты птичьего полета. Эта способность набирает силу и концентрируется в Москве времен Ивана Великого.

Москва, прежняя лесная золушка, впервые получает силу создать собственный миф — устойчивый образ, через призму коего ближние и дальние соседи будут воспринимать Великий город.

Когда Москва оказалась столицей объединенной Руси, ее государи стали смотреть и на сердце своей державы, и на самих себя совершенно иначе. Иван III величал себя «государем всея Руси», чего прежде не водилось на раздробленных русских землях. При нем введены были в дворцовый обиход пышные византийские ритуалы: вместе с Софьей Палеолог в Московское государство приехали знатные люди, помнившие византийское великолепие и научившие ему подданных Ивана III. Великий князь завел печать с коронованным двуглавым орлом и всадником, поражающим змея.

Идея царства, царской власти медленно, но верно пускала корни в русской почве. Москва начала примерять венец царственного города задолго до того, как сделалась «Порфироносной» в действительности.

На рубеже XV–XVI столетий появилось «Сказание о князьях Владимирских». Оно подкрепляло единовластное правление великих князей московских историческими аргументами. Предположительно, его создал широкообразованный дипломат Дмитрий Герасимов. «Сказание» вошло в русские летописи и получило в Московском государстве большую популярность. В нем история Московского княжеского дома связана с римским императором Августом: некий легендарный родственник Августа, Прус, был послан править северными землями империи — на берега Вислы. Позднее потомок Пруса, Рюрик, был приглашен новгородцами на княжение, а от него уже пошел правящий род князей земли Русской. Следовательно, московские Рюриковичи, те же Иван III и его сын Василий III, являются отдаленными потомками римских императоров, и власть их освящена древней традицией престолонаследия. Далее, как утверждает «Сказание», в XII столетии византийский император подтвердил особые царские права русских князей и отправил им крест, венец и чашу самого Августа. Следовательно, современным государям России можно принять царский титул — так и произойдет в 1547 году.

Историки нашего времени отрицают достоверность многих пунктов «Сказания». Но в XVI столетии его воспринимали серьезно. Это была не просто литература, а идеология и политика.

Стремительное превращение Московского княжества в единое общерусское государство выглядело почти как чудо. И чудо это вызвало у «книжных» людей того времени желание задуматься не только о корнях и особой миссии Московского княжеского дома, но и относительно генерального смысла существования новой державы. Их размышления породили несколько оригинальных идей. Притом великокняжеские игры с генеалогией оказались намного бледнее и бесхитростнее того, что высказали церковные интеллектуалы.

Московская Русь начала понимать, что она уже не задворки христианского мира. Эта мысль родилась в церковной среде, впервые ее сформулировали ученые монахи-иосифляне в начале XVI века.

Незадолго перед тем произошли события, ошеломительные и для Русской церкви, и для всех образованных людей нашего отечества, и для политической элиты Руси. Во-первых, благочестивые греки «оскоромились», договорившись с папским престолом об унии в обмен на военную помощь против турок. Митрополит Исидор — пришедший на Московскую кафедру грек, активный сторонник унии — попытался переменить религиозную жизнь Руси и очутился под арестом, а потом едва унес ноги из страны. Во-вторых, Русская церковь стала автокефальной, то есть независимой от Византии. В-третьих, в 1453 году пал Константинополь, казавшийся незыблемым центром Православной цивилизации. И всё это — на протяжении каких-то полутора десятилетий. А затем государь Иван III превратил крошево удельной Руси в Московское государство — огромное, сильное, небывалое по своему устройству.

Тогда и появилась книга «Русский Хронограф», составитель которой обозначил место Руси в Православной цивилизации.

В исторической литературе Древней Руси было два основных жанра. Во-первых, всем известная летопись, содержавшая сведения о прошлом Руси. Во-вторых, хронограф — едва ли не более популярный у современников жанр, рассказывающий о прошлом всего мира.

Древнейшие русские хронографические памятники — «Хронограф по великому изложению» и другие — включали известия по ветхозаветной истории, евангельский сюжет, кое-какие сведения об античных державах, а также биографию мировой христианской общины. Последняя представлялась в виде череды правлений православных монархов, но далеко не всех. В центре внимания была Византийская империя, затем Болгария и Сербия. Западные державы, в религиозном отношении подчиненные Риму, существовали там лишь в «фоновом режиме», на задворках повествования. Что же касается Руси, то она вообще не фигурировала в ранних хронографах. Причина проста: информацию по всемирной истории наши книжники брали из византийских и сербских источников. А для Византии и Сербии Русь была на периферии интересов, в исторических сочинениях о ней писали мало. Между тем в отечественной исторической мысли на протяжении многих столетий не возникало идеи вписать свою землю и свой народ в судьбу мирового христианства. Отчасти это можно объяснить относительной молодостью Руси как христианской страны. Отчасти же наших книжников завораживал прекрасный мираж Царьграда, который долгое время воспринимался как величайший культурный центр мира. Было очень трудно осознать себя чем-то самостоятельным, пребывая в тени величественной Византии. В период же ордынского ига и удельной раздробленности требовалось незаурядное умственное усилие, чтобы вообще помыслить страну как единое целое. Осознание того, что Русь и в творческом, и в культурном, и, конечно, в политическом отношении достойна находиться в компании великих православных царств, пришло нескоро.

В более поздних хронографах, составленных русскими книжниками, известия, взятые из русских источников, например, из летописей, уже использовались, но крайне редко, да и то в основном как материал по истории Византии. Вот древние русы идут на Царьград, и наш историк с печалью повествует о их беззаконной жестокости… Русь в хронографах выглядела далеким северным отблеском великой Православной цивилизации. Не более того.

В свою очередь, летописцев очень мало интересовало всё, находящееся за пределами Руси. Поэтому летопись до начала XVI века нередко несла отпечаток своего рода культурной провинциальности. История Руси была представлена в ней с необыкновенной тщательностью, но сама мысль соединить летописание и хронографию, вписать Русь как активно действующий субъект в историю Православного мира созревала крайне медленно.

Буря событий, произошедших в середине — второй половине XV века, послужила катализатором.

«Русский Хронограф» составлялся, скорее всего, в Иосифо-Волоцком монастыре, между 1516 и 1522 годами. Предположительно его творец — Досифей Топорков, племянник и ученик преподобного Иосифа Волоцкого. Он являлся убежденным и весьма деятельным иосифлянином, прославился как крупный церковный писатель, великий знаток книжного слова.

Чтобы получить представление о «Русском Хронографе», надо переплести пальцы правой и левой руки, а потом крепко сжать их. Именно так перемежаются в нем известия мировой и древнерусской истории. Собственно русские известия начинаются со времен Рюрика и первых Рюриковичей — ближе к концу памятника. Но в дальнейшем они присутствуют постоянно и в значительном объеме.