6

6

Он занял предложенную ему профессорскую кафедру в цюрихском политехникуме, в том самом, где он сидел когда-то за студенческой партой. Через два года, сдавшись на уговоры Планка, покинул навсегда Швейцарию.

Он ехал один — Милева Марич с детьми осталась в Цюрихе.

Шаг был тяжел. Впереди был Берлин, город прусских казарм и беспощадной, не останавливающейся ни перед какими преступлениями военной машины. Воспоминания Мюнхена заставляли сжиматься сердце. Но в том же Берлине жил Планк, была теория квант, были библиотеки, театры и музеи, где бродили некогда Лессинг и Шиллер. И было еще нечто, что делало берега Шпрее не такими уж далекими и чужими. Эльза, прилежная слушательница его скрипичных детских забав, — он встречал ее несколько раз за эти годы, — развелась с мужем и поселилась вместе со своим отцом и двумя дочерьми в столице Германии.

Макс Планк лелеял мечту видеть Эйнштейна живущим и работающим в Берлине.

Прусская Академия наук (Планк был ее непременным секретарем) выразила готовность избрать доктора Альберта Эйнштейна своим действительным членом. Научно-исследовательский центр, созданный под эгидой академии в Берлине — «Общество кайзера Вильгельма», предлагал Эйнштейну возглавить физический институт с освобождением притом от всех административных обязанностей. Императорский университет в Берлине извещал, что он будет счастлив видеть профессора Эйнштейна в своих рядах: ему предоставляется право читать лекции тогда и столько, сколько он сочтет для себя удобным…

Все это было исподволь подготовлено и выношено Планком.

Делегация Прусской Академии — в нее вошли Планк и Нернст — прибыла из Берлина в Цюрих.

Планк был взволнован, и голос его звучал торжественно и глухо:

— Страна, в которой вы родились и которая дала вам ваш родной язык, ждет вас…

— Да, — ответил Эйнштейн, — я люблю Германию, я люблю ее язык, ее народ. Но я не люблю войну, я люблю мир. Я пацифист. Не будет ли в тягость для Германии еще один пацифист, некто господин Эйнштейн?..

— Мы думаем о физике Эйнштейне, об авторе теории относительности…

— Но только двенадцать человек на всем свете, как «сообщил мне недавно Ланжевен, знают, что такое теория относительности! — смеясь, сказал Эйнштейн.

— Согласен! — вставил Нернст. — Но из этих двенадцати восемь как раз живут в Берлине!

Поезд шел это эстакаде, последней эстакаде перед вокзалом Фридрихштрассебанхоф. Заглянувший в вагон газетчик прокричал о новых осложнениях на Балканах. Он не слышал этих возгласов. Он думал о новой задаче, «по следам которой шел с тех лор, как была завершена работа по теплоемкости летом 1907 года. Размеры трудностей оказались большими, чем он мог предполагать. Мысль продвигалась вперед извилистыми трудными ходами. Так бьется среди нагромождения скал Дунай. Но вот Ульм, и, приняв в себя воды Иллера и Блау, поток выходит на простор равнины.