БУДЬТЕ МОИМ МУЖЕМ

БУДЬТЕ МОИМ МУЖЕМ

Названием фильма я пользовалась в свое удовольствие. Эту фразу я обыгрывала и в личных беседах, и в официальных письмах. Например, генеральному директору «Мосфильма» Сизову: «Уважаемый Николай Трофимович! БУДЬТЕ МОИМ МУЖЕМ. Под таким названием в настоящее время готовится к производству моя новая комедия…» Дальше шла просьба.

Ну разве можно было мне отказать?!

Тем более что к этому времени у меня уже распался очередной романтический союз.

А я глаголу изменила…

Взамен ЛЮБЛЮ теперь ЛЮБИЛА,

Взамен МОЛЮСЬ теперь МОЛИЛАСЬ,

Взамен ДОБЬЮСЬ — всего ДОБИЛАСЬ…

И вот живет в пределах нормы

Во мне глагол безличной формы:

Мечталось, думалось, ждалось…

Не состоялось… УМЕРЛОСЬ…

Выбор

Когда встал вопрос о выборе «мужа», я воспользовалась советом моего любимого редактора Любы Гориной (жены Григория Горина) и бесстрашно направилась к Андрею Александровичу Миронову «просить его руки».

Знакомы мы не были. В первый раз увидела его в Харькове на съемках фильма «Умеете ли вы жить?», где работала ассистентом.

Там Андрей Миронов и Марк Захаров снялись в массовке! Это отдельный сюжет!

Андрей и Марк провожали своего друга Шуру Ширвиндта на съемки в город Харьков. Шура, несмотря на молодые лета, уже тогда практически ничему не удивлялся. Конечно, провожанию предшествовало легкое застолье.

Когда поезд отошел, жена Марка Нина пошутила:

— А слабо вам встретить его на вокзале в Харькове, чтоб увидеть удивленные Шурины глаза?..

Андрей и Марк, не долго думая, взяли билеты на самолет и улетели в Харьков. Они встретили Ширвиндта на перроне и поняли, что ради этого стоило лететь.

А режиссер фильма «Умеете ли вы жить?» Саша Муратов, воспользовавшись приездом таких знаменитостей, уговорил их оставить автограф в картине — сняться в крошечных эпизодиках (заодно появилась законная возможность оплатить им проезд).

Там я и увидела Андрея.

Во второй раз мы встретились в буфете «Мосфильма». Миронов, в форме офицера Белой армии, сверкая погонами, стоял в очереди за сосисками. Мундир сидел на нем как-то особенно благородно. Ни очередь, ни сосиски не могли испортить этого впечатления.

Теперь мне предстояло с ним познакомиться воочию. Когда я предложила Андрею «быть моим мужем», он, надо сказать, не выразил особого восторга. Но и не отказался. Так что надежда на взаимность оставалась. Свой полуотказ-полусогласие он сформулировал так: «Я понимаю, что годы уходят. А предложения «руки и сердца» — то есть сыграть лирического героя — поступают все-таки не каждый день, так что… надо подумать…» И добавил: «Вот если бы разнообразить сценарий событиями, если бы дополнить музыкальными номерами, если бы более полно использовать южные фактуры, если бы переделать финал и перекроить начало… и…»

Целых полгода, с ноября по май, я честно хранила верность своему избраннику. А автор сценария, мой сокурсник и друг Эдик Акопов, кроил сюжет под Андрея с прилежанием отличника.

И наконец Андрей дал свое согласие, пошутив при этом: «Просто вы умели ждать, как никто другой».

Позже, когда Андрей получит солидный гонорар за наш «полюбовный союз», он посмотрит на меня округлившимися глазами: «Таких денег я ни на одной картине не зарабатывал». И тут же добавит: «Таких денег мне ни одна женщина никогда не платила»…

Но Андрей Александрович был очень занят: он оставался ведущим артистом Театра Сатиры и нам пришлось под него подстраиваться. Это несколько оттянуло начало съемок. Дождавшись гастролей театра в Сочи, наша группа поехала следом.

Наставник

Работали мы весело, увлеченно. Андрей Александрович мгновенно влюбил в себя всю съемочную группу и стал центром ее жизни. Как он выкладывался в любом, самом малом эпизоде! Он стал для меня не просто другом, он стал наставником, советчиком… Я училась у него. Самоиронии. Свободе импровизации. Обязательности. Он учил мягко, ненавязчиво, весело.

Была у меня привычка показывать двумя пальцами, указательным и средним, направление съемки:

— Будем снимать в эту сторону (пальцы вперед). Потом в эту (пальцы влево). Потом повернем камеру сюда (пальцы к себе).

Сама же этого не замечала.

Снимали эпизод, в котором герой Миронова на пляже спрашивал у кого-то, где его место.

— Мотор!

Андрей Александрович идет. Навстречу ему человек из массовки.

— Понимаете, — говорит Миронов. — Я лежал (и «моими» пальцами — вниз). Рядом лежала женщина (пальцы в сторону). Я встал (пальцы вверх)…

Группа упала от хохота, а я — прозрела.

Однажды мы с дочкой Кирой, которая тогда только что приехала из Киева, шли по «Мосфильму». Навстречу — Миронов:

— Знаете, Алла Ильинична, звонил сегодня вам домой. Спрашиваю у дочери: «Где мама?» А она отвечает: «Шо? Мама? Та мама на роботе. А шо такое?»

Кире было уже лет четырнадцать. Она покраснела, распереживалась. И с тех пор стала следить за своей речью. Причем настолько, что свободно заговорила по-английски и по-французски. Не говоря уже о том, что толстые глянцевые журналы с большим удовольствием печатают ее рассказы на русском…

На курорте хорошо отдыхать. А вот работать!.. Море. Солнце. Пляж. По пляжу идет Андрей Миронов, любимец всей страны. Конечно, поклонники, а особенно поклонницы, облепляют съемочную площадку. Кричу: «Посторонние, отойдите от камеры! Уберите женщин от камеры!»

Андрей — в мою сторону: «Всех не перевешаете!»

Один из дней был довольно холодным. Андрей все равно вынужден был войти в воду и делать вид, что ему жарко. Я болела и сидела на берегу в куртке и шапке. Андрей плавал около берега и кричал весело:

— Наденьте на постановщика дубленку!

Особенно сложно работать на пляже…

За гулом моря не слышно, что говорят артисты, за головами любопытствующих не видно самих актеров. А в кадре Андрей Миронов и Владимир Басов! И мне очень хочется понять, про что там они играют… Тогда я пошла на режиссерский подвиг: сняла с себя все до купальника и улеглась рядом с ними. Заодно пришлось и сняться — правда, в кадре только мои ноги. Остальное я как требовательный художник выкинула при монтаже.

Был такой администратор Сергей Сергеевич Каграманов. Невысокого роста, горбатенький. Миронов очень смешно изображал его. Он набрасывал на голову пиджак, скрючивался. Подходил ко мне:

— Я Каграманов. Спросите у меня, где Беленький.

— Где Беленький?

— А х… его знает! А теперь спросите, где Жаворонкова?

— Где Жаворонкова?

— А х… ее знает! А теперь спросите: где взять водки?

— Где взять водки?

— Я знаю!

И Миронов — Каграманов, крутанувшись вокруг горба, мгновенно исчезал за бутылкой.

Однажды среди ночи меня разбудил звонок Ларисы Голубкиной:

— Алла, я звоню Андрею, а его в номере нет. Куда подевался мой муж?

Спросонья (а засыпала я тяжело, мучительно… Потом проваливалась, и выдернуть меня из сна было еще тяжелей) я ответила:

— Андрей? А он, наверно, на съемке…

То есть как бы режиссер спит, а съемка идет…

Встревоженная Лариса прилетела к нам на следующий день.

На самом деле Андрей вместе с оператором Гришей Беленьким всю ночь просидел в баре. Ради Миронова обслуга оставалась там до утра.

Без кожи

Поскольку вся картина вертелась вокруг Андрея Миронова, я предложила ему самому выбрать партнершу. Показала Андрею пробы разных актрис. Он выбрал Лену Проклову.

Забегая вперед, скажу, что между этими двумя актерами возникло на съемках некое чувственное притяжение, доверие, интерес, даже, можно сказать, атмосфера «теоретического секса»… Так что зрители, я думаю, ощущали всю достоверность любви героев.

Меня предостерегали: с Прокловой тяжело работать. Характер!

…Я этого не заметила. У меня с этой актрисой проблем не было. Мы хорошо работали и потом, после картины, довольно долго тесно общались, почти дружили.

Талантливая рукодельница, чрезвычайно одаренный человек, Лена была невероятно чувствительна и чувственна.

— Она без кожи, — сказал как-то о Лене один из ее поклонников.

Я сама была свидетелем, как у Лены на нервной почве температура мгновенно подскакивала чуть ли не до сорока и тело покрывалось какой-то сыпью. Но стоило ей успокоиться — все так же быстро приходило в норму.

На съемки Лена приехала не одна; своего спутника представила: «Костя. Мой муж. Врач-экстрасенс».

В разгар съемок Костя вдруг поехал на заработки и исчез. Лена горевала. Я горевала рядом. Мы думали, с ним что-то случилось. Что-то непоправимое. И я даже отпустила Лену на несколько дней на поиски. Но оказалось, он жив-здоров. Из Пятигорска пришла от него телеграмма: «Умыкнул Лену на пару дней».

Нам ничего не оставалось, как ждать, когда вернут «похищенное».

Дурные примеры, как известно, заразительны. И вот еще одна актриса собралась отдохнуть с дочерью, бросив нам на прощание: «Проклову ждали — и меня подождете». Вся группа принялась отговаривать ее от этого необдуманного шага: ассистенты, администрация, хозяин дачи — она была, как говорит героиня Ани Варпаховской в нашей же картине, НЕПОКОБЕЛИМА. И тогда в дело вступил оператор. Гриша что-то пошептал актрисе на ухо — и вернулся с ней на съемочную площадку. Потом он открыл мне свою «шепотливую» тайну. Но я, к сожалению, не могу процитировать ее в книге.

Так я открыла для себя нестандартный способ воздействия на актрис: когда все человеческие слова исчерпаны, вложи в уста оператора нужную тебе идею, и вперед! Только пользоваться этим приемом часто нельзя. Один-два раза за картину. Иначе может произойти нечто необратимое.

…Что же касается Лены, то она вскоре оставила своего «похитителя». А в нее смертельно влюбился Саша А., художник, отец мальчика Филиппа, игравшего в нашей картине роль ее сына… Саша заехал на пару дней в экспедицию и… оставил из-за Лены свою жену-француженку с двумя детьми. Они прожили вместе года два… Мне кажется, что Саша так и не оправился от этой Любви. Он вернулся потом в семью. Но ненадолго… Он умер — может быть, от Любви.

«Я ненавижу кино»

Большую часть эпизодов, связанных с прозябанием героев на частной даче, мы снимали под Сочи, в красивом местечке под названием Лоо.

В саду у хозяина дачи росли прекрасные груши и инжир. Только дозреть они не успевали — съемочная группа им этого не позволяла. Хозяин, милый добродушный человек, шутил:

— Я понимаю теперь, почему люди, работающие в кино, называются «съемочной» группой. Они же весь урожай снимают! Притом всей группой!

«Под занавес» хозяин дачи устроил нам прощальный банкет. Водрузил на стол огромную бутыль молодого виноградного вина собственного производства. Лена Проклова подняла бокал.

— Я ненавижу кино, — сказала она серьезно. И, оглядев наши ошарашенные лица, повторила упрямо: — Да, ненавижу!

Потом выдержала довольно длинную паузу и добавила грустно:

— Кино соединяет людей на короткое время. Люди становятся друг для друга родней родных. Но только на фильм… На один фильм. А потом расстаются навсегда. Бежишь потом по студии, мелькнет знакомое лицо, крикнешь впопыхах: как дела? Но ответа уже не слышишь, да и не ждешь — ведь ты бежишь в другую Киножизнь…

Все взгрустнули — понимали справедливость слов актрисы…

Да… это правда… Редкая дружба долетит до середины… следующего фильма.

И все же, все же…

Каждый Новый год мне звонят Армен Борисович Джигарханян, Оля Кабо, Николай Петрович Караченцов, Софико Чиаурели, Аня Варпаховская (издалека, из Канады), Ирочка Селезнева (раньше из Израиля, теперь из Англии), Алла Клюка (из США)… Тепла их голосов мне хватает до года следующего.

Алла минус Алла

Вторая картина — это все еще начинающий режиссер. К нему пока нет полного доверия: как знать, быть может, первая работа была лишь случайной удачей. Поэтому считают, что режиссера надо «подпереть» опытным, маститым директором.

Так меня «подперли» Аллой Ж.

«Две Аллы на одной картине — это хорошая примета, — сказал мне Сизов. — Я уверен, что вы подружитесь».

Но он ошибся: двум Аллам места было малло.

Наша нестыковка обнаружилась с первых же шагов. Любое мое предложение наталкивалось на сопротивление директора: «А вот этого как раз не будет! А на это я денег не дам!!»

Скажем, снимается эпизод: лодка, а над ней вертолет. Чтобы совместить их в кадре, нужны рации. Но, увы, раций нет — экономия! Я кричу вертолету в мегафон — он, конечно, не слышит и уходит налево. Лодка не слышит — и уходит направо. Две копейки сэкономлены… Но эпизод из картины вылетает — не получилось…

В результате картина была снята с небольшой экономией в деньгах и с большими нервными затратами.

Когда директор картины сердилась, она не выбирала выражений. От ее размашистого хамства люди отлетали безвозвратно. Она выжила с картины моего ассистента по реквизиту, помощника звукооператора, актера Ронинсона…

Я пыталась протестовать. Но силы были неравными. На нервной почве у меня даже открылись разные болезни: то бессонница замучит, то фурункулез… (Выручала Лена Проклова: поила чудесным чаем из целебных трав.) Когда вся группа отправлялась обедать, я уезжала в поликлинику, где мне чего-нибудь взрезали или вскрывали, и я снова возвращалась на съемочную площадку Но однажды, когда у меня так заплыл глаз, что я почти ничего не видела, я сообщила Алле, что вынуждена отменить съемку.

— Ничего! — ответила Алла. — Незаменимых режиссеров нет. Шепитько заменили, и вас заменят. (Режиссер Лариса Шепитько незадолго до этого погибла в автомобильной катастрофе.)

Пощады Ж. не давала никому, даже собственному мужу. Его все хорошо знали: он работал на «Мосфильме». Милый, деликатный человек.

Однажды Алла собралась из экспедиции на пару дней в Москву, сославшись на ремонт в квартире.

— Но там же ваш муж, — резонно заметила я.

— Да разве этот советский п… может что-нибудь сам сделать?!

Потом я не раз встречала на студии ее мужа и, здороваясь, никак не могла отделаться от мысли, что он Тот самый, советский…

И, тем не менее, справедливости ради надо сказать, что иногда Алла совершала директорские подвиги, проявляла чуткость и тонкость, чем повергала окружающих ее людей в полную депрессию. С хамством все ясно — надо ощетиниваться. Но что делать, когда тот же человек проявляет чуткость, мягкость, понимание? Жди какой-нибудь провокации — не иначе…

Финальные кадры картины мы должны были снимать уже зимой; снег выпал рано; пока он не растаял, надо было срочно организовать съемку.

Представляя, какой шквал брани посыплется на мою бедную голову, я решила эту брань записать на диктофон. Некогда было выслушивать — надо было срочно бороться.

Но не успела я и рта раскрыть, как Ж. пропела безмятежно: «Алла Ильинична, не волнуйтесь, все будет сделано».

Так я и ушла со своим дурацким диктофоном.

…Да, не царское это дело — записывать «матовую симфонию»…

Забродило

Грустные истории сменялись веселыми. Веселые — грустными… А некоторые вообще смахивали на анекдоты.

Снимали сцену, когда герой Андрея вступается за героиню Лены Прокловой. Кавказские мужчины вызывают его на разборки. Но все заканчивается примирительной попойкой и красивым дружным пением. Для съемок выбрали настоящий красивый ресторан под открытым небом «Кавказский аул».

В моей памяти еще были живы воспоминания о том, как из-за шампанского была сорвана съемка на «Суете сует». Поэтому роль шампанского отвели лимонаду. В этом решении мы полностью совпали с директором картины: она экономила на настоящем шампанском, а я была уверена, что съемки не сорвутся.

Разлили лимонад по бутылкам из-под шампанского (для возможных дублей при открывании напитка) и поставили на солнце, чтобы забродил.

Людей для массовки мои ассистенты набирали из местного населения. Одного, чрезвычайно колоритного, я прямо за руку привела на площадку. Звали его Гиви. Он должен был войти в кадр, открыть бутылку с шампанским и разлить по бокалам.

Гиви вошел в кадр: открывает — стреляет — пенится!

Снимаем несколько дублей. И все время открывает — стреляет — пенится!

Смотрю и радуюсь: какой хороший лимонад, играет роль шампанского, как настоящий артист. Вот забродил!

После третьего дубля на душе стало как-то неспокойно: уж очень радостно артисты в кадре пьют этот забродивший лимонад! Решила попробовать. Оказалось, шампанское — самое что ни на есть настоящее! Я набросилась на невозмутимого Гиви:

— Это ваших рук дело? Вы вознамерились сорвать съемку?!

Он спокойно ответил:

— Алла Ильинична, вы сами пригласили на съемку меня, директора ресторана «Кавказский аул» (а я и не подозревала! — А. С.), и неужели вы могли подумать, что я, снимаясь с самим Андреем Мироновым, предложу ему в кадре вместо шампанского лимонад?!

Однако на этом провокации не кончились. В перерыве хозяева куда-то уволокли Андрея. По наводке автора, Эдика Акопова, я отыскала его в баре за щедро накрытым столом. От злости у меня пропал дар речи. На мои сбивчивые упреки Андрей улыбчиво прошептал: «Теперь я делаю наоборот: пью вместо шампанского лимонад; так что все в ажуре».

Андрей Александрович мог и любил выпить — но только чтоб поддержать компанию. Напиваться — никогда.

Однажды после съемок «Человека с бульвара Капуцинов» Андрей пригласил нас с Гришей Беленьким в ресторан Дома кино. Это было время суровой борьбы с алкоголем. В ресторанах не наливали.

Из особой симпатии к Андрею официант принес нам коньяк — в бутылке из-под «пепси». Еще задолго до того, как созрели закуски. Мы выпили — мир стал легче, веселей, доступней….

У Гриши был с собой баллончик со слезоточивым газом в виде зажигалки — вещь в те поры очень даже редкая. Тут же захотелось ее опробовать. Пшикнули разок-другой — никакого эффекта. Потом еще пару раз… Потом мы с Гришей спустились вниз на улицу — взять в машине сигареты. Вернувшись, увидели встревоженное лицо дежурной. И услышали, как она говорила по телефону: «Кого задержать? Гостей Миронова? Хорошо…»

Мы проскользнули мимо дежурной абсолютно чужими для Андрея людьми, но в ресторан подниматься не спешили. Пересидели где-то между этажами.

А в ресторане меж тем шел «шмон». Столы были передвинуты, стулья скособочены. Народ чихал, кашлял и «перхал». Андрея официант спрятал от возмездия на кухне.

Когда все улеглось и мы снова сели за стол, к нам подошел серьезный человек в черном костюме: «Сдайте ваше слезоточивое оружие».

Гриша не растерялся, вытащил из кармана зажигалку — правда, уже настоящую — и протянул гебисту. Тот пощупал, понюхал, пощелкал, но не найдя ничего слезоточивого, недоверчиво удалился.

Мы облегченно вздохнули. Допили коньяк, и Андрей предложил отметить благополучное завершение нашей террористической вылазки у него дома.

А дома Лариса и Андрей устроили настоящий концерт. Как замечательно они пели и танцевали! Жаль, не было камеры — запечатлеть это представление. Когда же за полночь стали расходиться, обнаружилось, что дверь в подъезде не открывается. Мы с Гришей ее и били, и пинали — безрезультатно.

Пришлось подняться в квартиру за хозяином. Андрей сорвал со стены антикварную саблю и отправился сражаться с дверью.

Но едва замахнулся, дверь отворилась. Как в сказке! Оказалось, что это запозднившийся сосед открыл ее снаружи. Каково же было его удивление, когда он увидел на пороге Андрея Миронова, размахивающего перед его носом саблей. Естественно, он стал пятиться. А мы закричали дружным хором: «Только, ради Бога, не захлопывайте дверь!»

— Не то зарэжу! — добавил Миронов.

Вот такие несерьезные истории случались иногда в нашей серьезной жизни.

За Конституцию

В этом же ресторане «Кавказский аул» был еще один забавный случай — но уже не на съемках.

К нам в экспедицию на выходные дни прилетела Лариса Голубкина, и мы основной творческой группой — человек восемь — отправились в наш любимый ресторан тихо пообедать. Это было 7 октября.

В ресторане было пусто. Только недалеко, за столом наискосок, сидели пятеро крепких мужиков. Сейчас бы они назывались «крутыми».

Едва мы сели за стол, как они, признав Андрея, тут же прислали нам ящик водки. Мы с Ларисой, чтоб не обидеть «мальчиков», ненадолго присели за их стол — как бы «от нашего стола вашему». В меру пококетничали и вернулись. Тут же вслед нам подоспел от них ящик шампанского.

Дальше наше застолье пошло по своему сценарию, и мы о них на некоторое время забыли.

Вдруг посреди веселья к нашему столу подходит один из них, не самый хилый, и негромко, но очень твердо произносит:

— Я попрошу всех мужчин встать.

Наши мужчины притихли, опасливо переглянулись и — нечего делать (никто не хотел умирать) — начали медленно подниматься…

— Я прошу выпить за нашу советскую Конституцию!

Позже мы узнали, что это была сходка «воров в законе». Она проходила в этом ресторане каждый год осенью — на День Конституции. Видимо, это была ИХ конституция.

Камни в огород

И вот фильм вышел на экраны.

Хотя ленту «Будьте моим мужем» посмотрели сорок миллионов зрителей, критики здорово потоптались на ней. Я тогда не знала, что критик не должен любить комедию (смотреть — да, а так — нет), что, вступая на стезю КОМЕДИИ, я обрекаю себя на нелюбовь критикеКсов.

Я была тогда наивна и честно читала все подряд. Это мне и помогло.

В «Правде» вышла статья критика А.З. «Очень скромные комедии», где он набросал в мой огород кучу камней, которые накопил за пазухой.

В это же время в журнале «Спутник кинозрителя» вышла хвалебная рецензия на этот же фильм. И что самое удивительное — того же автора.

Потом мы как-то встретились на отдыхе в некогда замечательной киношной Пицунде.

— Я дам тебе в следующий раз сама тридцать сребреников, — пообещала я беззлобно критику. — Только ты себя так не унижай. Ты ведь человек талантливый.

Когда критики топчут, а коллеги замалчивают, мне вспоминаются слова Оскара Уайльда: «Можно посочувствовать другу в несчастье, но нужна большая душевная тонкость, чтобы радоваться его успеху». Это о друзьях. Что же тогда говорить о знакомых?!

Кирпичом — в подарок

Кончились будни, начались праздники. Картина получила приз зрителей и прокатчиков. Мы много поездили с ней по стране. Добрались даже до Уренгоя. Дома-вагончики газодобытчиков меня сильно удручили. Но принимали нас тепло.

Тогда с нами ездил и Николай Рыбников, звезда советского кино.

На одной из встреч ему сделали подарок. Вынесли на сцену кирпич. Николай Николаевич даже опешил. Оказывается, для жителей Уренгоя кирпич — что золото. Конечно, Рыбников не отважился везти домой этот сувенир, а передарил его детскому саду.

Случается, во всяких таких поездках местные принимающие очень хотят «принять» вместе со знаменитым артистом. Как-то сидим обедаем с Николаем Николаевичем. Вдруг ему приносят записку: «Срочно позвоните в Москву». Рыбников побледнел, схватился с места, даже не одевшись, побежал звонить… Минут через десять возвращается и буквально матерится:

— У меня чуть инфаркта не случилось: я оставил дома больную жену! А этим, которые записку писали, оказывается, выпить со мной надо! Нашли способ выманить!

Каждая поездка — новые люди, новые встречи…

Горе пополам

Получала я и письма от зрителей. На многих конвертах было написано: «“Мосфильм”. Режиссеру Суриковой». И доходили. Эти отклики вознаграждали за все — за неудобство жизни вне дома, за трения с актерами, за статьи А.З.

Появились и постоянные корреспонденты.

Еще в Сочи я заприметила одного человека. Только выйдем на натуру — он тут как тут. И все норовит попасть в кадр. Познакомились. Володя работал в пункте приема стеклотары. Я про себя окрестила его «Володя Бутылочное горлышко».

Простая душа, он говорил: «Линишна, врать не буду, кино уважаю, особенно где артисты играют…»

Володя попросил номер моего телефона. Я не смогла ему отказать.

С тех пор он мне и пишет, и звонит. Поздравляет с праздниками, с днем рождения… Мне любопытны его замечания: «Вот посмотрел твое новое кино. Здорово! Только чего ж ты такую хреновую пленку купила? Краски такие, как будто ты целое лето сушила ее на солнце у нас в Сочи».

Стали писать и широкие слои населения. Тогда писали много и охотно.

Поступали предложения руки и сердца: «…Если вы еще не замужем, тогда давайте поженимся! Прошу вас приехать ко мне домой. С вокзала ходит автобус Львов — Купновичи. Каса № 5. Доедете до с. Пыпсне. Там спросите, где живет Степан. Мине все знают…»

Писали из армии. Писали из тюрем. Однажды получила занятное письмо от актера Тобольского театра драмы Владимира Пермякова: предлагал свои киносценарии. Письмо было не шибко грамотное, но самоуверенное:

«В моих комедиях которые я пишу есть все требующие для комедий качества. Это прежде всего простата и легкость а главное юмор. Поверте это не моя точька зрения, а спецыалистов…»

К письму прилагалась фотография.

Через несколько лет я узнала это лицо на экране телевизора: Владимир Пермяков стал небезызвестным Леней Голубковым из рекламы «МММ».

А вот другое — почти с таким же предложением:

«Если вам понадобятся помощники в создании комедий — пишите в Уренгой. Здесь не только богатые залежи газа, но и неисчерпаемый запас фактуры и натуры для будущих комедий. Коллектив самого молодого треста “Уренгойгазстрой”».

Как-то получила письмо с тщательно выписанной каждой буковкой и написанное в почти изысканной манере:

«Здравствуйте Алла! Приношу Вам массу извинений за нетактичность. Но я не знаю Вашего отчества и лишь только поэтому обращаюсь к Вам подобным образом». Дальше шла благодарность «за все то что своим сердцем, умом и руками вы делаете для людей…» И т. д.

Письмо пришло из тюрьмы. Человек был осужден на длительный срок. Некоторое время я даже ему отвечала. До тех пор, пока он не заговорил своим языком…

Из тюрем мне пишут часто до сих пор. И если я могу, обязательно отвечаю или высылаю лекарства, которые просят…

Но самое дорогое письмо пришло из Надыма:

«Дорогая тетя Алла. Мы всем классом 3 «а» ходили в кино «Будьте моим мужем». Нам оно очень понравилось. Наша учительница Марина Андреевна говорит что кино критики (сохранено правописание ребят. — А.С.) раскритиковали ваш фильм в газетах. Но вы не переживайте. Мы берем ваше горе пополам с вами. А кино критики раз много пишут за ваш фильм значит он им тоже нравится. Только они свою радость совмещают с работой. Писать им что-то надо».

Это письмо я храню.