2

2

Русская артиллерия… Глубоко в прошлое нашей Родины уходят ее корни. Создателем русской артиллерии историки считают великого князя Дмитрия Донского.

Наши первые огнестрельные орудия были очень примитивны. Они представляли собой железные трубы, жестко укрепленные на деревянных станках-лафетах. В качестве метательных снарядов использовали камни и куски железа.

Открытие и освоение в XV веке литья позволило изготавливать стволы пушек вместе с цапфами (осями, на которых ствол может подниматься или опускаться) из меди и бронзы. Пушки стали легче. Упростилось их изготовление. Появились чугунные и свинцовые ядра. Увеличилась дальность и точность стрельбы.

Образцы русских литых пушек, искусно отделанных, украшенных затейливым орнаментом, можно и сейчас увидеть в Московском Кремле. Царь-пушка, отлитая известным русским пушкарем Андреем Чеховым, представляет собой самое большое литое орудие в мире. И хотя из нее не было сделано ни одного выстрела, она свидетельство высокого мастерства русских оружейников.

Техническая мысль русских пушкарей намного опережала не только достижения зарубежных артиллеристов, но и свою историческую эпоху. Так, еще в начале XVII века в России было изготовлено первое в мире нарезное орудие — трехдюймовая бронзовая пищаль с нарезным стволом и заряжанием с казенной (тыльной) части ствола.

В царствование Ивана Грозного артиллерия уже широко применялась при осаде крепостей. В то время впервые появились полковые пушки.

Дальнейшее техническое и организационное развитие русская артиллерия получила в эпоху Петра I. Потерпев поражение под Нарвой, Петр I прежде всего решил воссоздать артиллерию, но уже в новом качестве. Для этого он не пожалел даже церковных колоколов.

Для улучшения тактико-технических характеристик орудий Петр I всю организацию вооружения и подготовки артиллеристов поставил на научную основу. Он сократил число образцов орудий, упорядочил калибры, обращал большое внимание на точную отливку снарядов и их калибровку. Для повышения роли артиллерии на поле боя им были впервые введены конные упряжки.

Усилия Петра I дали ощутимые результаты. Артиллеристы стали самой передовой частью русской армии. При взятии прибалтийских крепостей и в знаменитом Полтавском сражений 1709 года именно артиллерия обеспечила нашим войскам решающую победу.

В послепетровскую эпоху продолжалось дальнейшее развитие и совершенствование гладкоствольной артиллерии. Блестяще проявила она себя в Отечественной войне 1812 года. В Бородинском сражении, как и во всех остальных боях этой войны, русские пушки одерживали верх над французскими. Но в это время гладкоствольная артиллерия подошла уже к пределу своих возможностей. Дальнобойность ее не превышала полутора-двух километров, заряжание происходило медленно, точность стрельбы (кучность боя) была невысокой.

Подлинным переворотом в артиллерии было широкое внедрение орудий с нарезным каналом ствола. Дальность стрельбы сразу возросла до 3,5–4 километров, значительно повысилась кучность боя, заряжание орудия с казенной части обеспечило повышение скорострельности. Стрельба удлиненным цилиндрическим снарядом резко усилила эффективность артиллерийского огня. Успехи металлургии и технологии обработки стали позволили перейти к изготовлению орудий из этого более дешевого и прочного материала. Орудия стали надежнее, мощнее и легче бронзовых.

Развитие и совершенствование русской артиллерии было бы невозможно без соответствующей научно-технической базы. Такой базой стала русская артиллерийская наука. Каждый инженер-артиллерист знает выдающиеся работы русских баллистиков Н. В. Майевского и Н. А. Забудского, основоположника теории расчета на прочность многослойных скрепленных орудийных стволов профессора Артиллерийской академии А. В. Годолина и многих других.

Артиллерийская академия за время своего существования подготовила много широкообразованных офицеров и военных инженеров. Ее воспитанники работали в военной промышленности не только в качестве так называемых военпредов, то есть по приемке продукции, но были и директорами заводов, главными инженерами, главными конструкторами, начальниками цехов, занимали ответственные посты в наркоматах. Много артиллерийских инженеров вело научно-педагогическую деятельность в высших и средних учебных заведениях.

Давно уже нет на свете моих учителей — профессоров и преподавателей академии, но я до сих пор храню в памяти их живые своеобразные черты, благодарный за все то доброе, что каждый из них вложил в меня.

Красиво, можно сказать артистически, читал нам лекции по сопротивлению материалов профессор Стажаров. Его предмет мы всегда знали хорошо. Он излагал материал так доходчиво, что ни у кого не возникало никаких вопросов. Однажды был случай, когда один из слушателей, большой любитель задавать вопросы, посредине лекции поднял руку. Профессор прервался и удивленно спросил:

— Как это у вас мог возникнуть вопрос, если я еще продолжаю лекцию? Нет, этого не может быть. Подождите, я закончу и тогда спросите. После лекции он обратился к нетерпеливому слушателю:

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Мне уже все ясно, — ответил тот.

— Ну вот видите! — заметил Стажаров и добавил: — Преподаватель должен так читать, чтобы у слушателей не возникали вопросы. Если же они возникнут, значит, преподаватель не подготовился.

Другой профессор, Сергей Георгиевич Петрович, человек пожилой, степенный, высокоэрудированный, являлся на занятия очень пунктуально и со звонком сразу же начинал лекцию: брал мел, подходил к доске, а их было три, поднимал руку с мелом к левому верхнему углу доски и, объявив тему, тотчас же записывал ее на доске. Почерк у него был каллиграфический, писал он крупно. Если что не расслышишь — можешь переписать с доски, но мы редко к этому прибегали, так как Сергей Георгиевич читал громко, дикция у него была отличная, а если требовалось изобразить схему, изображал ее аккуратно, красиво, точно.

В течение академического часа профессор Петрович целиком исписывал доску с верхнего левого угла и до нижнего правого. В тот момент, когда он ставил точку, обычно раздавался звонок на перерыв. В течение второго часа Петрович исписывал вторую доску. И так за три часа — три доски, не сбиваясь с ритма.

Человек серьезный, он не позволял себе никаких вольностей. Ни одного лишнего слова. На экзамене Сергей Георгиевич — олицетворение внимательности и чуткости. Если слушатель не мог сразу ответить на вопрос, Сергей Георгиевич предлагал подумать, не торопиться.

— Ведь вы же знаете. Подумайте, потом отвечайте… И еще он любил внушать нам:

— Если слушатель пришел на экзамен, следовательно, он подготовился. Слушатель не может прийти, не будучи подготовлен. Он может растеряться, но не знать не может, так как он учится для себя.

Это был очень своеобразный педагог. Между собой мы его называли отцом.

Совершенно иной тип преподавателя — Петр Августович Гельвих. Подвижный, любивший остро пошутить (это у него всегда получалось удачно), он в обращении с людьми был так же вежлив и корректен, как С. Г. Петрович, но вспыльчив.

В аудиторию приходил аккуратно, всегда весело приветствовал слушателей, начинал и кончал точно со звонком, но его лекции были многословные и по большей своей части непонятные. Мы сказали ему об этом после первых же двух-трех занятий. Сказали осторожно, чтобы не обидеть. Вопреки нашим опасениям Петр Августович весело рассмеялся.

— Не вы первые мне это говорите Ваши предшественники говорили то же самое. Я был бы поражен, если бы вы сказали, что понимаете мои лекции.

Готовиться к его экзамену по конспектам мы не могли Готовились по его книгам. В них материал был изложен довольно легко, будто не он писал, а кто-то другой. Да и сам Петр Августович рекомендовал заниматься не по записям его лекций, а по книгам. Кстати сказать, его труд "Теория стрельбы" был капитальным и единственным в то время.

Петр Августович всегда сам руководил практическими занятиями на полигонах, на морских фортах, при стрельбе по самолетам. На этих занятиях он показал себя превосходно знающим свое дело. Благодаря Петру Августовичу мы хорошо поняли теорию стрельбы и научились применять ее на практике.

Хочется отметить еще один маленький штришок. Однажды нам предстояло выехать для практических занятий на зенитный полигон. Всем были выданы проездные документы, слушателям — в жесткий вагон, П. А. Гельвиху — в мягкий. Но он категорически отказался от положенной ему привилегии и попросил билет в один вагон со слушателями. Не стану говорить, как нам это было приятно. К тому же он всю дорогу рассказывал всякие интересные истории. Купе, в котором находился Петр Августович, постоянно было набито людьми.

Многие из наших учителей были не просто преподавателями, а крупными учеными, создавшими свои школы и ценные капитальные труды. К числу таких ученых относился В. И. Рдултовский — талантливый конструктор взрывателей и дистанционных трубок. Пожалуй, ни один взрыватель не был изготовлен, отработан и принят на вооружение Красной Армии без его участия и его коллектива.

Самое сложное и опасное — проверка взрывателя, не сработавшего при выстреле. Если снаряд при встрече с преградой не взорвется, а уйдет в землю, его со всеми предосторожностями откапывают, вывертывают взрыватель и передают на проверку. А чтобы проверить взрыватель, надо его разобрать.

Как правило, разбирал сам Рдултовский. В особом помещении, один. Рассказывали, что, попросив всех удалиться, он прежде всего истово осенял себя крестным знамением и только после этого приступал к делу Действовал неторопливо и с чрезвычайной осторожностью, а когда благополучно заканчивал свою рискованнейшую операцию, с облегчением изрекал: "Ну вот, слава богу, мы и разобрались". Он не просто разбирал взрыватель, а тщательно изучал его и устанавливал причину отказа. После устранения недостатков и доработки взрывателя испытания повторялись.

Владимир Иосифович не признавал торопливости ни в чем. В академии был широко известен такой случай. Командование прикрепило для обслуживания Рдултовского легковую машину. При первой же поездке, когда машина шла с большой скоростью, Рдултовский, похлопав по плечу шофера, сказал:

— Голубчик, остановите, пожалуйста, автомобиль.

Шофер остановил.

— Вы, голубчик, видимо, торопитесь, поэтому поезжайте один, а я пойду пешком, так как не тороплюсь.

И с этими словами он вышел и пошагал своей дорогой, а шофер поехал один.

Была известна и такая его странность. Обладавший большой смелостью и мужеством, он тем не менее чрезвычайно боялся начальства, в кабинет входил буквально на цыпочках, с бесконечными извинениями. Как-то на полигоне, после благополучной разборки снарядного взрывателя, один из нас спросил:

— Владимир Иосифович, почему вы не боитесь взрывателя, ежесекундно угрожающего вашей жизни, а перед начальством робеете?

— Когда я разбираю взрыватель, который не сработал при выстреле, — ответил он, — то знаю, что он может со мною сделать, и знаю, как с ним обращаться, чтобы не случилось беды. Я сам всем управляю, и погубить меня может только моя оплошность; сам буду виноват, если ошибусь. А начальство… оно мной управляет, и что оно хочет сделать со мной, я не знаю.

О суеверности этого человека большого ума и знаний ходили легенды. Однажды его вызвали в Москву. Чтобы прибыть вовремя, он должен был выехать тринадцатого числа. Уже одно это произвело на него удручающее впечатление. Да к тому же и билет для него взяли в вагон номер тринадцать, и место оказалось тринадцатое. Такое совпадение привело его в ужасное состояние. Он лишился покоя, стал забывчив, невнимателен и в результате, идя в академию, забыл дома что-то очень нужное. Это окончательно его потрясло. Ведь для суеверного человека возвращаться — значит навлечь на себя еще какую-то неприятность. Но возвратиться было нужно. Тогда он пошел к дому, не поворачиваясь, спиной вперед. Поднялся по лестнице до своей квартиры, постучал ногой. На стук вышли, он попросил принести ему забытую вещь. Принесли. Все так же, не оборачиваясь, он взял ее, положил в портфель и пошел в академию. Увы, читать лекцию он в этот день уже не смог — настолько был расстроен. Все перед этой поездкой предвещало ему неприятности. Несмотря на такое сочетание дурных примет, поездка прошла благополучно, но это не излечило его от суеверий.

Причуды и странности профессора Рдултовского не мешали нам глубоко уважать его как ученого, неутомимого новатора.

Еще один талантливый артиллерийский конструктор и педагог — Франц Францевич Лендер. Он читал курс теории лафетов. С его именем связано создание 76-миллиметровой полуавтоматической зенитной пушки, которую приняли на вооружение русской армии в 1914–1915 годах.

Когда в начале XX века стало совершенно реальным применение в будущей войне аэропланов и дирижаблей, перед артиллеристами возникла проблема борьбы с воздушными подвижными целями. Не буду описывать всю историю вопроса — это тема специальная. Скажу лишь, что в 1902 году начальник Обуховского завода представил морскому министру Бринку проект первой 57-миллиметровой зенитной пушки. Этим проектом было положено начало новому типу артиллерии. Автор проекта, молодой военный инженер Михаил Федорович Розенберг, проявил подлинно научное предвидение будущего военного использования авиации и средств борьбы с ней.

Без интереса выслушав начальника завода, министр пристыдил его и присутствовавшего при докладе автора проекта за "фантазии", не имеющие никаких перспектив. "Ведь это фарс!" — сказал он в заключение.

Несмотря на косность чиновников военного и военно-морского ведомств, творческая мысль продолжала работать. К 1907 году сложились два ответа на вопрос, какое орудие нужно для борьбы с авиацией: ответ прогрессивный русских военных специалистов и консервативный — германских. Русские утверждали, что успешно бороться с воздушным противником можно только с помощью специальных орудий, а германские полагались на обычную полевую артиллерию. Это было результатом недооценки особенностей новой цели (главным образом ее движения), неумения предвидеть дальнейшее совершенствование авиации. В итоге — отрицание необходимости специальных зенитных орудий. Первые пять-шесть лет существования проблемы борьбы с воздушными целями Россия была единственной страной, где не только правильно ответили на вопрос о типе орудия, но и своевременно разработали ряд других важнейших аспектов этой проблемы.

Официальные документы русского Артиллерийского комитета Главного артиллерийского управления, в которых были изложены эти идеи, подтолкнули немецкие фирмы на активную работу в этой области, которую они и начали в 1907 году. Подчеркиваю: идеи русского Арткома, а не научно-технического артиллерийского органа какой-либо другой страны, в том числе Германии.

У нас же лишь в июле 1913 года конструктор артиллерийского отдела Путиловского завода Лендер приступил к проектированию специальной зенитной пушки. Законченный проект был рассмотрен и одобрен Арткомом в начале 1914 года. Прежде чем приступить к проектированию, Лендер провел серьезные теоретические исследования. Ряд удачных конструктивных решений, счастливых находок выгодно отличали русскую зенитную пушку от заграничных. Первая зенитная батарея была отправлена в действующую армию в марте 1915 года. К сожалению, промышленность царской России была настолько слаба, что до конца войны сумела дать лишь семьдесят — восемьдесят 76-миллиметровых зенитных пушек. Ничтожно мало! Но созданная русским конструктором Францем Францевичем Лендером зенитная пушка образца 1914/15 годов являлась лучшей в мире.

До появления в России зенитной артиллерии борьба с вражеской авиацией велась преимущественно с помощью трехдюймовых полевых пушек образца 1902 года, снабженных полукустарными приспособлениями для кругового обстрела Но трехдюймовки не могли справиться с новой задачей, и германские самолеты, вооруженные бомбами и пулеметами, практически были неуязвимы. Они причиняли большой урон нашим войскам. С появлением пушки Лендера борьба с авиацией пошла гораздо успешнее. Германские самолеты вынуждены были подниматься выше зоны досягаемости зенитного огня, благодаря этому эффективность ударов вражеской авиации резко снижалась.

Вообще русские конструкторы-артиллеристы не раз опережали иностранных. Многие, вероятно, слышали о тяжелой гаубице под названием "Толстая Берта", которая появилась у немцев во время первой мировой войны и долго служила предметом их гордости. Калибр гаубицы был 420 миллиметров, снаряд весил 800 килограммов. Это было орудие сильного разрушительного действия, перед которым не могли устоять самые прочные полевые и крепостные сооружения. Но немногие знают о таком факте. В 1912 году на острове Березань в Черном море происходили испытания новой 280-миллиметровой гаубицы Шнейдера. Стрельбы показали, что гаубица не может разрушать укреплений из железобетона. Русские артиллеристы пришли к выводу: необходимо орудие более крупного калибра. В начале 1913 года такую гаубицу спроектировал Р. А. Дурляхов вместе с группой конструкторов Металлического завода в Петербурге. Это было мощное 420-миллиметровое орудие. Все расчеты подтверждали, что перед ним не устоят даже самые капитальные железобетонные сооружения. Однако в царской России не нашлось завода, который смог бы изготовить такую гаубицу. Военное министерство не очень-то спешило. Оно передало заказ на изготовление опытного образца все тому же французскому заводу Шнейдера. Здесь тоже не слишком торопились. Опытный образец 420-миллиметровой гаубицы изготовили только во время войны, но русская армия так его и не получила.

Между тем в Германии стало известно об опытах на Березани и о проектировании русскими артиллеристами мощной гаубицы. И есть все основания полагать, что немцы сделали из этого соответствующие выводы. Словом, не может быть и речи об оригинальности изобретения германской "Толстой Берты". Только слабость дореволюционной русской промышленности и подозрительная неторопливость военного министерства, которое возглавлял тогда небезызвестный друг Распутина Сухомлинов, помешали русским артиллеристам выставить на поле сражения осадную 420-миллиметровую гаубицу.

Р. А Дурляхов также был одним из профессоров нашей Артиллерийской академии. Нам повезло — в числе наших учителей оказались два крупнейших ученых того времени: Дурляхов и Лендер…