I.

I.

Минувшая недавно 50-я годовщина советской власти в России была поводом для новой волны пропаганды сверху и новой волны размышлений снизу.

В области пропаганды, впрочем, отличие от предыдущих лет было только количественным. Никаких позитивных новинок в этой области не придумано: то же «торжество идей коммунизма», те же космические корабли как доказательство «расцвета советской науки и техники под водительством партии», тот же «неслыханный рост многонациональной советской культуры». Затем та же обтекаемая формула о «постоянной заботе партии о благосостоянии советских людей», упоминание о «размахе жилищного строительства», о численности врачей, учителей и инженеров в стране. Наконец, хорошо подобранные и отредактированные цифры, сравнивающие Россию 1913 года с Советским Союзом 1967-го.

Что касается размышлений советских граждан, то в них появилась одна новая тема. Люди теперь подолгу и с некоторым удивлением обсуждают между собой такой вопрос: почему этот режим держится в стране уже полвека, сколько он еще продержится и каким образом переменится? Споры на подобные «кощунственные» темы идут вовсю, и теперь уже не только в среде интеллигенции, не только в студенческих общежитиях, но и между рабочими. Впрочем, вопрос о том, что надо делать для изменения режима, обычно не поднимается и, поговорив всласть, отведя душу, люди расходятся по домам, чтобы жить по-прежнему. Единственным исключением была для меня беседа с учеными в Сибири, описанная в главе IV.

Я много раз участвовал в таких спорах, принявших более или менее широкий характер после падения Хрущева. На разных уровнях – среди рабочих, студентов, инженеров, журналистов, писателей, юристов – говорилось примерно одно и то же. Мнения людей, если отбросить разнообразие формы их выражения, можно свести к нескольким пунктам:

1. Идеологическая основа режима – движение к грядущему коммунизму. Но в наступление коммунизма, этого земного рая, не верит больше никто. Даже в хрущевское время, когда в программу партии вписали слова «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», верующие еще были. Теперь эти слова запрещено воспроизводить в пропаганде – не потому, что новые руководители честнее, а потому, что напоминать о них с течением времени все более смешно.

2. Но, если коммунизма не предвидится, то это значит, что прошедшие мучительные 50 лет были просто ни к чему. Десятки миллионов жертв во имя коммунизма – это страшно, однако хоть как-то объяснимо. Десятки миллионов жертв без цели – это катастрофа, и строй, допустивший это, должен распасться, как карточный домик.

3. Между тем, принесение жертв продолжается. Народные массы живут в нищете, движение людей – даже внутри страны, не говоря о поездках за границу – ограничено жесткими полицейскими мерами, законы свирепы, печать и литература за малыми исключениями скучны, развлечения скудны, работа тяжела, жилища тесны и примитивны. Между жизнью советского рабочего или крестьянина и жизнью рабочего или фермера любой западной страны – гигантская пропасть. Почему же все это держится год за годом?

4. Первая причина продолжающегося существования режима – насилие. В руках партийных руководителей мощная армия, многочисленная полиция и грандиозный секретный аппарат Комитета государственной безопасности, чьи агенты работают во всех без исключения советских учреждениях и предприятиях – от сапожных мастерских до Академии наук или посольств за границей.

Малейшее поползновение к организованному протесту обнаруживается и подавляется в зародыше. Еретики отсылаются на долгие годы в «исправительно-трудовые» лагеря, где по-прежнему процветают все сталинские ужасы. А сами агенты, хоть они тоже не верят ни в какой коммунизм, продолжают делать свое дело, ибо это их профессия, хлеб, образ жизни.

5. Затем – пропаганда. Головы людей постоянно забиваются марксистскими и псевдомарксистскими теориями о неизбежности данного, сегодняшнего исторического этапа, об обреченности капитализма и т.п. Простой анализ, сопоставление тезисов, опубликованных год назад и сегодня, достаточны, как правило, для опровержения всех этих теоретических построений, но такой анализ – тоже ересь. Надо повторять, не раздумывая, и это бесконечное повторение отнимает у людей способность мыслить самостоятельно. Что и является главной целью пропаганды.

Еще одна сторона пропаганды – невыполнимые обещания, впоследствии замалчиваемые, забываемые и заменяемые новыми, – тоже еще действует, хотя и слабее, чем прежде. Люди начинают вспоминать: в 1957 году было обещано «решить жилищную проблему и дать каждой семье отдельную квартиру в течение 10-12 лет», а теперь ясно, что этого и через 50 лет не будет. Или: в 1958 году газеты кричали, что с выполнением семилетнего плана, к 1965 году, уровень жизни советского гражданина превзойдет средний западноевропейский уровень. Семилетний план официально считается выполненным и перевыполненным, а разрыв в уровнях жизни не только не сократился, но увеличился, потому что в 1962 году, в ходе выполнения этого плана, цены были резко подняты без повышения зарплаты. То же самое произошло с обещанной отменой налогов. Поэтому нынешнему более умеренному обещанию – поднять за пятилетие уровень зарплаты на 20 процентов – тоже не очень-то верят, но все-таки есть люди, думающие, что так оно и будет.

6. Следующая причина того, что режим в России все держится, – невозможность прямых сравнений. Житель страны отрезан от мира пресловутым «железным занавесом» – он не ездит за границу (на Запад пускают только «проверенных» и «отобранных»), не получает западных газет (только коммунистические), не разговаривает откровенно с приезжими иностранцами (это опасно), не смотрит лучших западных фильмов (за исключением пессимистических). С 1963 года он имеет возможность слушать по радио русские передачи «Би-Би-Си», «Голоса Америки» и «Немецкой волны», но эти станции осторожны и не без оснований боятся, что их опять начнут глушить: в ЦК партии многие по сей день считают снятие глушения этих станций «ошибкой Хрущева», который якобы поддался уговорам Эйзенхауэра в 1959 году в Кэмп Дэвиде. А более откровенные передачи радио «Свобода» или «Свободная Россия» тщательно заглушаются по сей день[13].

7. Режим держится и потому, что люди в России не знают, чем его можно заменить. Демократический строй по любому западному образцу ассоциируется с понятием «капитализм», а против этого понятия в умах советских граждан существует сильный психологический барьер, выработанный 50-летним антикапиталистическим воспитанием. Подчас самые резкие критики советской системы не принимают капитализма в качестве альтернативы.

Они спрашивают: как же так – отдать землю, фабрики, заводы и прочее снова в частные руки? Дать иностранному капиталу закабалить страну? Некоторые задают и такой грустный вопрос: зачем же мы 50 лет подряд пытались построить какое-то новое, не капиталистическое общество?

8. Наконец, в России – если говорить о широких народных массах – нет четкой тяги к политическим свободам. Демократических институтов, основанных на свободном выражении и обсуждении различных взглядов, в России никогда не было. Они начали было развиваться в 900-х годах и быстро дали демократическую революцию в феврале 1917 года. Но последующий октябрьский переворот и затем разгон парламента – Учредительного собрания – были концом коротенького периода свободы, так что средний русский человек так и не почувствовал ее вкуса. А если вы никогда не видели, скажем, сыра и не знаете его вкуса, то вряд ли вы будете упорно стремиться его попробовать. И если вы слепы от рождения, то никто не сможет вам объяснить, как прекрасна голубизна неба. Испокон веку на Руси правили князья, потом цари; теперь не цари, так партийные секретари – какая разница!

Эта причина – отсутствие тяги к свободе, политическая пассивность и внутреннее убеждение, что у нас на Руси иначе и быть не может – выглядит несколько отвлеченной и умозрительной. Но она, быть может, самая важная из всех.